ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Пролог
Я умру на этой планете.
Я не могу сказать, откуда пришла эта мысль. Как она родилась — это тайна для меня, и всё же она есть, она, словно вирус, проникает в мой мозг. Она почти реальна, настолько, что пытается распространиться по всему моему телу, словно болезнь.
Это случится скоро, в ближайшую из ночей крови и огня. Я испущу дух, и когда братья вернутся к звёздам, мой прах будет рассеян по никчёмной земле этого проклятого мира.
Даже само его имя превращает кровь в пылающее масло в моих венах. Теперь я чувствую гнев, горячий и мрачный, он течёт через моё сердце и проникает в мои конечности, как кипящий яд.
Когда это ощущение — и его физическая составляющая — достигают кончиков моих пальцев, мои руки сжимаются в кулаки. Это не я их сжимаю — всё происходит само собой. Ярость становится столь же естественной, как и дыхание. Но я не боюсь и не возмущаюсь её влиянием на меня.
Я — сила, рождённая убивать во имя Императора и Империума. Я — чистота, моё облачение чернее чёрного, я обучен быть и духовником, и командующим, ведущим за собой воинов. Я — воплощённый гнев, живущий только для того, чтобы убивать, пока сам не буду убит.
Я оружие в Вечном крестовом походе за господство человечества среди звёзд.
И всё же силы, чистоты и гнева недостаточно. Я умру на этом мире. Я умру на Армагеддоне.
Скоро мои братья попросят, чтобы я благословил войну, которая принесёт мне гибель.
Мысль гложет меня, но не потому что я боюсь смерти, а потому что бесполезная смерть — проклятье для меня.
Но ещё не ночь, чтобы думать об этом. Мои повелители, мастера и братья собрались, дабы почтить меня.
Я не уверен, что достоин этого, но как и своё предчувствие, я держу свои мысли при себе. Я облачён в чёрное и смотрю на мир через череполикую маску бессмертного Императора. Для подобного мне недопустимо показывать сомнения, слабость и тем более богохульный шёпот в голове.
В самом священном зале нашего флагмана я становлюсь на колени и преклоняю голову, потому что это предопределено для меня. После полутора столетий время пришло, но я не желал, чтобы это случилось так.
Мой наставник — воин, что был мне братом, отцом, учителем и господином — мёртв. После ста шестидесяти шести лет его обучения я должен унаследовать его мантию.
Вот те мысли, с которыми я становлюсь на колени перед своими командующими: смесь скорби по моему наставнику и собственный страх. Эта невысказанная тьма таится во мне.
Наконец не ведающий о моих внутренних терзаниях Высший маршал произносит моё имя.
— Гримальд, — говорит нараспев Высший маршал Хелбрехт. Его голос грохочет, он резок и пронзителен после приказов и боевых кличей в сотне войн на сотне миров.
Гримальд не поднял голову. Рыцарь закрыл свои тревожные благородные глаза, словно их могли увидеть за шлемом и прочитать в них сомнение.
— Да, мой сеньор.
— Мы прибыли сюда, чтобы почтить тебя, как ты почитал нас в течение многих лет.
Гримальд промолчал, чувствуя, что не пришло ещё время говорить. Он знал, почему ему оказали эту честь именно сейчас, и знание это было горьким. Мордред — наставник Гримальда и реклюзиарх Вечного крестового похода — был мёртв.
После ритуала Гримальд займёт его место.
Это была награда, которую он ждал сто шестьдесят шесть лет.
Полтора столетия гнева, храбрости и боли, начиная с Битвы Огня и Крови, когда он удостоился внимания почтенного Мордреда, уже тогда умудрённого годами, но не побеждённого, который разглядел потенциал в молодом Гримальде.
Полтора столетия минуло с тех пор, как его приняли в Братство капелланов в самом низком звании, всё это время он поднимался вверх, в тени своего господина, зная, что тот готовит из Гримальда своего наследника.
В течение полутора столетий он считал, что не заслуживает этого титула, а он всё равно обрушился на его плечи.
Время пришло, а его отношение ничуть не изменилось.
— Мы призвали тебя, — продолжил Хелбрехт. — Чтобы судить.
— Я ответил на призыв, — молвил Гримальд в тишине реклюзиама. — Я подчинюсь вашему суду, мой сеньор.
Хелбрехт был без брони, но его фигура от этого почти не уменьшилась. Одетый в многослойную, белую, как кость мантию, с изображениями его личных чёрных геральдических символов; Высший маршал стоял в Храме Дорна, а его руки, со всё возможным почтением, сжимали украшенный шлем.
— Мордред мёртв, — с горечью произнёс Хелбрехт. — Убит вечным врагом. Ты, Гримальд, потерял учителя. Мы потеряли брата.
Храм Дорна, музей и реклюзиам, заполненный тысячами знамён за десять тысяч лет крестового похода, постепенно оживал — то рыцари, стоящие в тенях, выражали своё согласие со словами их сеньора.
Затем воцарилась тишина, и Гримальд по-прежнему не поднимал пристальный взгляд с пола.
— Мы оплакиваем эту потерю, — продолжил Высший маршал — Но его мудрость сохранится, благодаря его последнему приказу.
— Гримальд, воин-жрец Вечного крестового похода. Реклюзиарх Мордред был уверен, что после его смерти ты окажешься самым достойным из всех наших братьев-капелланов, чтобы занять его место. Его последней волей перед возвращением генного семени в орден было повысить именно тебя в ранг реклюзиарха.
Гримальд открыл глаза и облизал внезапно ставшие сухими губы. Он медленно поднял голову, встретившись взглядом с Высшим маршалом и шлемом Мордреда — ухмыляющимся стальным черепом — в покрытых шрамами руках командующего.
— Гримальд, — повторил Хелбрехт, ни одной эмоции не было слышно в его голосе. — Ты ветеран по праву, и когда-то ты стал самым молодым Братом меча за всю историю Чёрных Храмовников. Как капеллан ты не ведал, что такое трусость или позор, твоей свирепости и вере нет равных. Это моя личная убеждённость, а не только воля твоего павшего повелителя — ты должен принять честь, которую тебе предлагают.
Гримальд кивнул, но не произнёс ни слова. Его глаза, обманчиво добрые, не дрогнули под пристальным взглядом. Глазные линзы шлема были насыщенного тёмно-красного цвета, подобно артериальной крови. Посмертная маска была знакома ему — её надевал его повелитель, когда рыцари шли на войну, по сути, она была на Мордреде большую часть жизни.
И череп улыбался.
— Встань, если ты отказываешься от этой чести, — завершал Хелбрехт. — Встань и выйди из священного зала, если не желаешь состоять в иерархии нашего благороднейшего ордена.
Он сказал мне подняться, если я отвергаю великую честь, предлагаемую мне. Удалиться, если я отказываюсь от места среди командующих Вечного крестового похода.
Я не сдвинулся с места. Несмотря на сомнения, мои мускулы не шелохнулись. Стальная усмешка маски, её тёмный хитрый взгляд — было что-то успокаивающее в этой жестокой фамильярности. Словно сам Мордред из могилы усмехнулся мне.
Он полагал, что я достоин этого. И это единственное, что имеет значение. Он никогда не ошибался.
Я почувствовал улыбку, появившуюся на моих губах. Она не исчезает, независимо от моих усилий подавить её. Я стою на коленях в этом священном месте и улыбаюсь, не смотря на десятки воинов, наблюдающих за мной с украшенных флагами стен.
Возможно, они принимают мою улыбку за уверенность?
Я никогда не спрошу об этом, потому что мне всё равно.
Хелбрехт, наконец, приблизился, и с мягким скрежетом стали о сталь он протягивает ко мне самый священный в Империуме Человека клинок.
Меч был настолько древним, насколько вообще могла быть реликвия человечества, ему даровали форму и волю в кузницах Терры после великой Ереси. В те ночи саг и легенд его нёс в битвах Сигизмунд, первый Чемпион Императора, любимый сын примарха Рогала Дорна.
Клинок был выше обычного человека, его создали из обломков меча самого лорда Дорна. В этом храме в стазисных полях, предотвращавших влияние времени, хранились величайшие артефакты ордена. А Высший маршал держал в руках самоё священное сокровище из оружейной Чёрных Храмовников.
— Ты еще пройдёшь ритуалы в Братстве капелланов, — торжественно произнёс Хелбрехт. — А сейчас я признаю тебя наследником мантии твоего господина.
Серебряный наконечник меча опустился, остановившись точно напротив горла Гримальда. — Ты воевал на моей стороне в течение двухсот лет, Гримальд. Будешь ли ты на моей стороне в ранге реклюзиарха Вечного крестового похода?
— Да, мой сеньор.
Хелбрехт кивнул, убирая меч в ножны. Гримальд напрягся снова, повернул голову и подставил щёку.
С силой молота, тыльная сторона ладони Хелбрехта врезалась в челюсть капеллана. Гримальд заворчал — дегустируя живительный медный привкус своей крови, крови своего примарха — и он усмехнулся, крови своего главнокомандующего, оставшейся на его зубах. Хелбрехт заговорил снова.
— Я посвящаю тебя в реклюзиархи Вечного крестового похода. Теперь ты лидер нашего благословенного ордена. — Высший маршал поднял руку, демонстрируя пятна крови Гримальда на своих изломанных пальцах. — Как рыцарь Внутреннего круга, сделай так, чтобы это был последний удар, который ты оставил без ответа.
Гримальд кивнул, разжал челюсти, успокоил сердце и подавил внезапно возникший смертоносный порыв. Даже ожидая ритуальный удар, все инстинкты вопили о воздаянии.
— Так… и будет, мой сеньор.
— Поскольку так и должно быть, — ответил Хелбрехт. — Встань, Гримальд, реклюзиарх Вечного крестового похода.
Глава первая
Спустя несколько часов после ритуала посвящения в высший эшелон командования ордена, Гримальд стоял в одиночестве в Храме Дорна.
Без ветра, способного вдохнуть жизнь в аскетичный зал, величественные флаги висели не шелохнувшись, некоторые выцвели с годами, другие ещё нет, а на иных до сих пор виднелись засохшие пятна крови. Гримальд рассматривал геральдические изображения крестовых походов своих братьев.
А вот и более поздние войны, в которых уже участвовал Гримальд —
Десятки других знамён спускались с украшенного свода, повествуя предания о славных победах и жизнях отданных в Вечном крестовом походе.
Единственным звуком, кроме дыхания самого капеллана, был потрескивающий гул стазисных полей, которые охраняли реликвии Храмовников. Гримальд приблизился к одной из них, за расплывчатым синим силовым полем, лежал молочно-белый болтер, принадлежавший две тысячи лет назад кастеляну Дюрону. Крошечные надписи на готике, отмечавшие количество убитых, покрывали всю поверхность оружия.
Гримальд некоторое время простоял рядом с реликвией, его пальцы зудели от желания набрать код на панели доступа рядом с защитным полем. Это было вполне законно для братства капелланов, хранящего эту святыню, и даже до своего повышения, Гримальд участвовал в чествованиях духа-машины, посредством благословлений и рукоположений.
Ритуалы даровали значительную силу оружию чемпионов, даже если это были простые молитвы искупления и очищения после варп-прыжка.
Но только один из этих пьедесталов — а их в Храме Дорна было более ста — по-настоящему волновал Гримальда. Он остановился перед невысокой колонной, читая покрытую серебром памятную доску, под стазисным щитом.
Мордред
Реклюзиарх
Ниже таблички располагалась клавиатура, каждый готический символ на ней был покрыт золотом. Гримальд ввёл девятнадцатизначный код доступа к постаменту, и древние механизмы каменной колонны отключили стазисное поле.
На ровной поверхности белого постамента покоилось выключенное и безмолвное оружие, освобождённое от синего освещения, охранявшего его.
Без лишних церемоний Гримальд взял булаву за рукоять и уверенно поднял. Ударную часть молота создали из священного золота и благословенного адамантия, отлитых в форме орлиных крыльев и стилизованных крестом Храмовников. Рукоять была из тёмного металла и превосходила по длине руку рыцаря.
На украшенную верхнюю часть оружия упал тусклый свет установленных на стенах люминесцентных ламп, и молот ярко поблёскивал, пока Гримальд поворачивал его в руках.
Воин-жрец простоял так некоторое время.
Брат, — раздался голос сзади. Гримальд повернулся, инстинктивно приготовив оружие к бою.
Несмотря на то, что он никогда прежде не держал эту реликвию в руках, его покрытые шрамами пальцы нашли руну активации на рукояти быстрее, чем сердце совершило единственный удар. Навершие молота в виде расправившего крылья орла угрожающе вспыхнуло, электрические разряды зазамеились по золотому и серебряному металлу.