Вертикаль

— Ну а чего тогда Му-Му насилуешь? «Крыша» есть?

— Что? — переспросил Владимир Викторович, по инерции глянув на потолок своей малогабаритки.

— Прикрывает тебя кто, чепушила?

— Ни-никто.

— Теперь будем мы. — Колобок щелкнул авторучкой и сделал отметку в списке. — Короче, хочешь барыжить спокойно, каждого двадцатого по пятнадцать процентов прибыли.

— Иначе в офис граната влетит. Нечаянно, — мрачно пообещал второй, ножиком, которому обзавидовался бы и Рэмбо, обрабатывая ноготь большого пальца руки, словно девушка пилкой.

— Подождите… Это какая-то ошибка, — попытался объяснить Владимир Викторович, до которого наконец дошло, о какой «крыше» шла речь, — я не занимаюсь спекуляцией. Я пишу книги. И никакого офиса у меня нет. Я работаю прямо здесь.

— Ну, значит, сюда влетит, — невозмутимо ответил любитель маникюра.

— Пиши хоть книги, хоть письма предсмертные — нам по барабану. Мы за «Копыто пегаса» базарим. Короче. Каждого двадцатого по пятнадцать процентов прибыли. И не вздумай продинамить. Отмониторим. У нас все под контролем.

«Это уж точно», — подумал несчастный предприниматель, прикидывая, каким образом так быстро в организованные преступные круги просочилась информация о «Копыте пегаса». Ладно бы, это был нефтяной терминал или страховая компания. Сделал дедуктивный вывод, что не иначе как из налоговой. А значит, и данные с банковского счета рано или поздно попадут в преступные лапы мафии. Если уже не попали.

Догадка блестяще подтвердилась.

— Не сойдутся проценты, пеняй на себя. Утаишь копейку, проблем будет на рубль. И не вздумай левый счет открыть. Все равно найдем, — пообещал Железный Колобок, убирая список обратно в кобуру. — Хочешь, будем присылать квитанции.

— Погодите, погодите, — Владимир Викторович решил не сдаваться сразу, — писать книги это не бензином торговать. Сегодня, к примеру, я напишу двадцать страниц, а потом целый месяц ни строчки. Вы знаете, что такое творческий кризис?

Визитеры опять удивленно переглянулись.

— Мы знаем, что такое тяжкие телесные повреждения, — ответил прокаженный.

Писатель понял, что объяснять господам про творческий кризис все равно что читать коту Библию.

— Нет, вы мне объясните… Я написал книгу, получил гонорар, заплатил налоги. Не совершил ничего криминального… Вы-то тут при чем?

— Мужик, ты начинаешь нам совсем надоедать. Назвался барыгой — плати за «крышу». Это закон. Все платят. Усекаешь? — Железный Колобок метко метнул огрызок в чешскую вазу, подаренную писателем жене на 8 Марта. Ножи, по всей видимости, он метал не хуже.

— А если ко мне завтра снова придут и потребуют платить?

— Это уже деловой базар, — пояснил прокаженный. — Скажешь, что ты ходишь под Витей Большим. Запомнишь или записать?

— Я запишу, — окончательно растерявшийся писатель черканул название «крыши» на полях криминальной газеты. — Большой — это вы?

— Большой — это Большой. Для тебя много чести, чтоб Витя лично приезжал… Бабосы будешь приносить к «Розе ветров». Кабак такой здесь недалеко. Вызовешь администратора и отдашь ему. Скажешь, что ты «Копыто пегаса». Не сможешь сам принести, попроси секретаршу, нам без разницы.

— У меня нет секретарши…

— Ну так заведи, — посоветовал Колобок, — не помешает. Ни тебе, ни остальным… Кстати, отметить бы это дело. Для закрепления договора. Как считаешь?

Владимир Викторович неуверенно пожал плечами.

— Тогда давай неси. Чего там у тебя есть?

Бывший учитель литературы вспомнил, что в холодильнике замерзает половина бутылки клюквенной настойки ручной работы тестя, о чем и сообщил гостям.

— Ну, настойка так настойка. Валяй, — махнул ножом прокаженный, второй послал окурок в ту же вазу.

Хозяин сходил на кухню, вернулся с клюквянкой, двумя рюмками и блюдцем с кругляшками просроченного колбасного сыра.

— А себе? — кивнув на рюмки, уточнил Железный Колобок. — Обижаешь.

Пришлось сходить за третьей рюмкой.

— Ну, давай за дружбу, — поднял рюмку толстяк, — чтоб без обмана.

Чокнулись, выпили. Закуску проигнорировали.

— А ничего штучка, — оценил самопал прокаженный, — на финскую похожа, только лучше.

Владимир Викторович не стал раскрывать секрет изготовления — полкило клюквы на литр купленного на рынке спирта плюс пол-литра родниковой воды.

— Можно линию открыть, — предложил Колобок, — мы бы вложились… Викторыч, поверь, мы не звери. Тебя понимаем, но и ты нас пойми. Время нынче такое… Кстати, какие будут проблемы — обращайся, не стесняйся. Решим влет. Главное, сам не кидай. Не любим мы этого.

Он дружески похлопал писателя по плечу, словно старшина десантника-новобранца перед тем, как вытолкнуть того из самолета. Затем оба гостя поднялись.

— Пора нам, а то б еще посидели. Мужик, чувствуется, ты правильный, — подытожил Колобок, — понимающий. Но в ментовку не ходи, не по-товарищески будет. А насчет водочной линии прикинь, мы не шутим. Тема реальная… Все, сочиняй с богом. Про двадцатое только не забывай.

— А то напомним, — добавил прокаженный, положив на стол бумажку с номером телефона.

После чего оба удалились, прихватив еще по яблоку.

Владимир Викторович бросился к окну. Господа неспешно погрузились в небольшой джип, похожий на танк времен Первой мировой, и прямо через газон укатили в арку. Окучивать грядку, согласно имеющемуся списку.

Писатель тут же позвонил директору издательства и объяснил ситуацию.

— Володя, — без энтузиазма в голосе ответил шеф, — никто не заставлял тебя регистрировать ЧИП. Тебе чего, денег мало? Ну, сказал бы — решили б вопрос. А теперь сам разбирайся… Как книга, кстати? Пишется?

— Не очень, — дерзко отозвался литератор и положил трубку.

Он понесся в налоговую, чтобы отказаться от индивидуального предпринимательства. Однако ликвидировать «Копыто пегаса» оказалось раз в десять сложнее и, главное, дороже, нежели зарегистрировать.

В назначенный срок денег он ни в какую «Розу ветров» не принес. Решил оказать криминалу пассивное сопротивление. Демократия демократией, но надо и пределы знать. Поголовная крышелизация какая-то.

Сопротивление, однако, быстро сломили. Залетевший в окно камень попал точно в чешскую вазу, разбив ее вдребезги. Радовало, что это не граната. Возмущенный автор «Лифта» позвонил по оставленному телефону. Отозвалась девушка с ангельским голосом, представившаяся диспетчером. Выслушала и в крайне вежливой форме пообещала, что Владимиру Викторовичу перезвонят. Действительно, минут через десять на связь вышел Железный Колобок:

— Викторыч, чего хотел?

— Мне разбили камнем стекло и вазу!

— Ой, беда-то какая… Ты уж держись. Кстати, вчера двадцатое было. Про «Розу ветров» позабыл, что ли? Или не успел?

— Но я пока не получил гонорар. Книга не закончена.

— А аванс? Чего ты скромничаешь?

Аванс действительно был переведен на банковский счет. Вернее, его белая часть. С которой требовалось уплатить не только государству, но и тем, от кого государство было обязано защищать.

— Аванс… Но это на жизнь.

— Понятно, что не на смерть… Давай не затягивай…

Рисковать второй вазой литератор не стал. Сходил в «Розу ветров», разыскал администратора, умевшего пересчитывать деньги со скоростью машинки. Вернулся и сел за работу. Ибо господам рэкетирам про творческий кризис объяснять все равно что уличной проститутке читать лекцию по научному коммунизму.

К слову, положительные моменты в подобной ситуации все же имелись. Если раньше Владимир Викторович позволял себе расслабиться, ссылаясь на отсутствие музы, полежать на диване, выпить пивка на рабочем месте, то теперь вкалывал без отрыва от машинки. Лишь бы успеть сдать рукопись в срок. Как говорится, свой скальп ближе к телу. Качество написанного в силу этого пошло на убыль, первое время тиражи по инерции еще держались, но на «Лифте в никуда-9» рухнули. Что и неудивительно, выдавать по качественной книге в месяц не смог бы и старший Дюма со всеми своими подмастерьями. А может, потому, что автор наконец раскрыл секрет — никакого маньяка не существовало, лифты просто-напросто срывались от ветхости, ибо следить за ними у соответствующих служб не было никакой финансовой возможности.

Через полгода героического труда и не очень героических выплат какому-то Вите Большому он превратился в высохший кусок колбасного сыра. Такой же желтый, сморщенный и хрупкий. Конечно, материальная составляющая немного скрашивала положение, но не все можно измерить деньгами. Когда издатель озвучил тираж новой книги, автор девятилогии о лифте понял, что как писатель он закончился. Особенно учитывая новую налоговую политику — никакого черного нала. Государство включило пресс.

Двадцатого числа очередного месяца Владимир Викторович отнес в «Розу ветров» последнюю порцию благотворительных денег и, махнув артритной рукой, решил больше не платить. Будь что будет. Лучше мгновенная смерть от гранаты, чем мучительная от переутомления.

Удивительное дело, но очередной предупредительный камень в окошко не залетел. И даже никто не позвонил. А спустя пару месяцев на литературной тусовке хозяин «Копыта пегаса» случайно узнал, что Витя Большой эмигрировал в Испанию, после чего прокуратурой ему заочно было предъявлено обвинение в укрывательстве от налогов и выбрана басманная мера пресечения. Поэтому в ближайшие годы путь авторитету на родину заказан. Если только в кандалах.

На всякий случай литератор сходил к «Розе ветров». Как оказалось, кафе погрязло в капитальном ремонте, связанном с обустройством здесь нового отдела милиции. Железный Колобок с прокаженным другом тоже больше не наведывались и яблок не воровали.

С одной стороны, это радовало — удалось скинуть бандитское ярмо, но с другой — «Копыто пегаса» загибалось в муках. Пристрелить беднягу «Пегаса» рука не поднималась, но и оставлять его в живых было бы негуманно. Криминальное чтиво ушло с прилавков, гонорара за книгу хватило бы на два похода в супермаркет. И Владимир Викторович решил завязать с литературой. Менять тему не имело смысла, он по полной замарался, как детективный автор, а пахать негром на какую-нибудь многотиражную бабенку не позволяла гордость. Сначала устроился в рекламную фирму. Рекламировать то, что долго лежит. На прилавках. Но тоже надолго не задержался — не хватило наглости беспардонно обманывать клиента.

Пробовал сам издавать книги, вложив в дело остатки гонораров от «Лифтов». И даже нашел молодого талантливого автора, умело косившего под Пелевина и Дэна Брауна одновременно. Но, увы, талант после первого гонорара ушел в глухой запой, а тираж еле-еле удалось пристроить оптовикам, которые через месяц вернули его обратно в квартиру издателя в связи с неликвидностью. А тот в итоге бесплатно раздал все соседям и знакомым.

Оставалось тосковать и пить клюквянку, благо тесть успешно ездил на рынок за спиртом и собирал клюкву. Жена грозилась уйти к первому попавшемуся олигарху, но пока не уходила. Подросшие детки требовали инвестиций в свое будущее, отказ от которых мог привести к тургеневщине, а то и поножовщине.

Хорошо, жизнь снова свела с университетским приятелем-филологом, подрабатывавшим теперь в крупном медиахолдинге завхозом. Брутальному журналу «Мужская работа» или сокращенно «Мура» требовался помощник редактора. Владимир Викторович ухватился за предложение. Тематика мужского рукоделия, как выяснилось, была востребована, сверхусилий и гениальности не требовала, а кормила гораздо лучше, чем дачный участок.

Верещагин принес рекомендации от авторитетных людей, выпил лимонада с редактором в ближайшем кабачке, и его зачислили в штат. «Копыто пегаса» все-таки удалось ликвидировать, отдав фирме-посреднику половину первой зарплаты. Теперь он жил относительно спокойно и благополучно, стряпая материалы про починку табуреток, приготовление клюквянки и составляя кроссворды для читателей с интеллектом колорадского жука.

Но нет… Ни на минуту нельзя расслабляться. О чем и напоминала спина бегущего с ружьем наперевес Эдуардыча.

— Не отставай, Викторыч! Вилы не потеряй!

— Бегу, бегу, — прошептал автор «Ублюдка», дыша, словно олимпийский чемпион, только что пересекший финишную черту.

А мимо проплывали похожие на детские кубики разноцветные домики и засыпанные снегом парники. Огромная коммуналка, только вместо комнат — сотки. И почему выбрали именно его комнату-сотку? Не самая вроде богатая. Кстати, в ближайшем же номере «Муры» надо поместить материал о проблемах защиты участков от беспредела. Сам и напишет. Печальный опыт получен.

На перекрестке линий сосед на мгновение притормозил. По следам, как по навигатору, определил направление и, выплевывая пар изо рта, помчался дальше, словно ковбой без лошади. К слову, у Владимира Викторовича действительно имелся GPS-навигатор. Подарок коллег на день рождения. Сначала именинник обрадовался — классная штука, модная. Но спустя неделю понял, что абсолютно бесполезная. На авто он не путешествовал, в городе ориентировался и так. Отвез игрушку на дачу. И теперь, прежде чем сходить в сортир, выносил навигатор на крыльцо и сверялся через спутник — на месте ли будка? Определял кратчайшее расстояние и шел строго по проложенному на экране маршруту. А иначе бы, блин, заблудился. Хорошая все-таки штука — научно-технический прогресс. Жаль, нельзя по навигатору вычислить, куда вещички уехали. Но ничего, на этот случай есть сосед Эдуардыч с ружьишком. Без всякого спутника дорогу видит.

Санный след, как и предполагалось, вывел к металлическим воротам садоводства и стенду объявлений, где висел единственный листок с просьбой заплатить в правление ежегодные взносы на прокладывание водопровода. По слухам, взносы собирались последние лет десять, но радостей водопровода так никто и не ощутил.

— Как пить дать, местные обнесли, — сделал очередной дедуктивный вывод человек с ружьем, окинув перспективу пламенным взглядом баррикадного демократа.

Под «местными» подразумевались жители небольшого областного городка, затерявшегося в трех верстах от садоводства. Градообразующий цементный завод погряз в долговых расписках, жители сидели на хлебе и воде без всяких перспектив. Наиболее оголодавшие совершали набеги на дачные участки сытых городских сограждан. Судя по прихваченным у Верещагина маринованным грибам, в городке цементников начинался голодомор.

Санно-шелуховый след тянулся вдоль жидкой лесополосы, ограждающей канаву, по которой якобы и собирались тянуть водопровод. Дальним концом канава упиралась в гигантский металлический бак, распространявший в радиусе ста метров аммиачное зловоние. Кому принадлежит бак, никто не знал и особо не интересовался, ибо в дачном хозяйстве был бы абсолютно невостребованной вещью.

— Я так чувствую, картошечку мою тоже они, суки, покопали, — предположил следопыт, — а я на кабанчиков грешил.

Эдуардыч занимался тем, что в ближайшем к садоводству леске незаконно разрабатывал земельные угодья и засаживал картошкой элитных сортов. А по осени собирал наживу. Но в прошлом году, буквально за неделю до сбора урожая, некто прошелся по плантации и картошечку приговорил. Причем грубо, по-звериному. Кто-то из дачников сказал, что видел в лесу кабаниху с кабанятами. Сосед два дня бегал по лесу с ружьем, чтобы утолить жажду мести, но, кроме заблудившейся дворняги, никого не нашел. Горе его не знало границ, и только верещагинская клюквянка немного заглушала боль утраты. Но спал Эдуардыч первое время с ружьишком.

Они устремились дальше, обогнув аммиачный бак. След оставлял надежду на торжество справедливости.

— А что делать будем, если поймаем? — задал резонный вопрос потерпевший, бросив взгляд на соседское ружьишко.

— Как — что? Поставим сволочей к ближайшей стенке и, как говорится, по законам военного времени. Без суда и следствия. Чтоб остальным урок впрок. А вещички заберем. Не ментовку же вызывать?

Сказано было без малейшего намека на иронию, словно судьей из «Часа суда». Замредактора «Муры» немного растерялся. Эдуардыча он, конечно, знал, но как доброго соседа, а вот как человека?.. Кто его разберет, вдруг и правда прикончит. А отдуваться обоим.

Через полчаса интенсивных движений нижними конечностями преследователи уперлись в чисто символический забор, ограждающий какую-то строительную площадку. Стройка была заморожена во всех смыслах этого слова. И заморозил ее совсем не Дедушка Мороз. Возможно, дедушка Кризис. Ударил волшебным посохом-дефолтом по кредитам, и все застыло. Теперь уж даже старожилы не помнили, что здесь хотели соорудить. Да и какая разница?

Забор, походивший на челюсть профессионального хоккеиста, с редкими штакетинами, не мог стать серьезным препятствием на пути гончих. На территории — присыпанный снежной шубой бетонный фундамент, окаменевший, словно мамонт, экскаватор и несколько унылых вагончиков-бытовок с забитыми фанерками окошками. Но один подавал признаки жизни — из окошка вверх тянулась труба буржуйки, из которой вился мутный дымок надежды.

И именно к этому вагончику вел санный след.

— Во, и крематорий работает, — кивнул на дымок Эдуардыч, — сразу и сожжем.

— Ты серьезно?

— Я за свою картошку две деревни сжечь готов, — голосом бойца заградительного отряда ответил сосед, взводя курки на двустволке.

Под бытовкой опытные глаза Холмса и Ватсона заметили и санки, вернее, приспособление, на которых вывозилось краденое. Две трубы, сцепленные досками наподобие катамарана.

Эдуардыч приложил палец к губам и, прячась за сугробами, побежал к бытовке, словно игрок в пейнтбол. Владимир Викторович, подражая соседу, тоже согнулся в поясе. Меньше чем через полминуты оба прижимались к холодной металлической стенке вагончика.

— Я зайду в дверь, а ты, Викторыч, стереги окошко. Чтоб не выскочили. Полезут — подставляй вилы, — дал указание стратег.

— Погоди… Может, все-таки милицию вызовем? — предложил потерпевший.

— Зачем? Сейчас спокойно спустимся с горы и оттрахаем все стадо, — улыбнулся Эдуардыч. — Не волнуйся. С нами Венгер.

Сосед скрылся за углом бытовки, автор «Ублюдка» подошел поближе к единственному окошку, из которого мог выскочить потенциальный злоумышленник. Сердце гнало кровь по сосудам, словно тренер проигрывающую команду к воротам соперника. Никогда еще замредактору «Муры» не доводилось направлять на человека вилы. А вилы у Эдуардыча хороши — с одного удара голову пробьют. Особенно если в глазки попасть.

Ничего, за правое дело можно и в глазки… А уж за «Ублюдка на Марсе» во все имеющиеся отверстия, и неоднократно.

Долго волноваться не пришлось, сосед был человеком дела. Его вычурное сквернословие, которым не побрезговали бы и обитатели «Дома-2», означало, что следы привели куда надо. И интуиция болельщика «Арсенала» не подвела — один из гадов действительно попытался улизнуть через окошко, но, увидев направленное на него сельскохозяйственное орудие, вернулся на исходную позицию.

А спустя еще пару минут Эдуардыч вывел на свет божий двух красавцев, походивших на героев старинной фрески из учебника истории «Неандертальцы у костра». Только облачены оба были не в шкуры убитых животных, а в засаленные фуфайки военного образца, с торчащей из многочисленных дыр ватой. На ногах кирзачи, на башке нечесаные заросли из не ведавших шампуня волос. Типичные гастарбайтеры, отбившиеся от рода-племени.

Красавцы не сопротивлялись, жалобно просили не убивать их и отпустить восвояси. Взамен обещая все вернуть. Однако сосед не поддавался на уговоры и не опускал ружья.

— Ну-ка, к стенке оба. И руки за голову… Викторыч, ну все, отбегались. У них картошка моя. Сорт синеглазка. Я ее на ощупь определил. Сбегай, погляди, может, из своего что найдешь…

Верещагин, не опуская вил (вдруг третий в засаде?), поднялся по обледеневшим металлическим ступенькам в вагончик. Чуть не потерял сознание от ударившего в нос зловония. Газовая камера по сравнению с этим — парфюмерный салон. Но на ногах устоял. Шагнул из тамбура в жилой отсек.

Обычная для подобных мест обстановка — шелковые обои, люстра от Сваровски, бюро красного дерева конца позапрошлого века, персидский ковер ручной работы, кровать с балдахином, кальян, ну и прочие «Филипсы» на стенках… Хороший, однако, запашок, торкает не хуже травки…