— Тогда приходи завтра. — Он снова взял её за руку, заставляя подняться вслед за собой. — В субботу вечером в пабе Галлахеров будет музыка.
— У вас и прошлым вечером была музыка.
— Ее будет еще больше, — сказал он. — И она будет более систематизированной, полагаю, ты бы так сказала. Несколько музыкантов из Вотерфорда, традиционная музыка. Тебе понравится, и ты ведь не можешь писать об Ирландских легендах, не зная их музыку, не так ли? Так что приходи в паб завтра вечером, а я приду к тебе в воскресенье.
— Придешь ко мне?
Он снова улыбнулся — медленно, неторопливо, восхитительно.
— Чтобы рассказать тебе историю для твоего исследования. После обеда в воскресенье тебе подойдет?
— О, да, это будет нормально. Здорово.
— Ну, тогда хорошего тебе дня, Джуд Франциска. — Он дошел до калитки, а затем обернулся. Его глаза казались еще более синими, более глубокими, когда встретили её взгляд, удержали его. — Приходи в субботу. Мне нравится смотреть на тебя.
Она и бровью не повела, ни когда он повернулся, чтобы открыть калитку, ни когда он прошел через нее и спустился к дороге. Ни даже когда он был уже довольно далеко за высокой изгородью.
Смотреть на нее? Что он имел в виду? То-то и оно!
Был ли это своего рода легкомысленный флирт? Его глаза не выглядели легкомысленными, подумала она, начав прохаживаться взад и вперед по дорожке. Конечно, ну как она может знать наверняка, если видела его всего лишь во второй раз!
Так оно и есть. Просто экспромт, автоматический флирт со стороны мужчины, который привык флиртовать с женщинами. Более того, если учитывать ситуацию, скорее всего, это было просто дружеское замечание.
— Я бы хотел увидеть тебя в пабе в субботу, приходи, — пробормотала она. — Вот и все, что он имел в виду. И путь все катится ко всем чертям, почему я должна ко всему придираться?
Злая на саму себя, она зашла обратно в дом, плотно закрыв дверь. Любая здравомыслящая женщина улыбнулась бы ему, когда он это сказал, и немного пофлиртовала бы в ответ. Это было бы безобидно и даже оправданно. Если только вы — не закомплексованная невротичка.
— Которой, Джуд Ф. Мюррей, ты как раз и являешься. Закомплексованная невротичка. Ты не могла просто открыть свой идиотский рот и сказать что-то вроде: «Посмотрим, что я смогу сделать. Мне тоже нравится на тебя смотреть». О, нет, ты просто стояла на месте, словно он выстрелил тебе промеж глаз.
Джуд остановилась, выставив обе руки и закрыв глаза. Сейчас она не просто говорила сама с собой. Она ругалась сама с собой, словно была двумя разными людьми. Глубоко дыша, она успокоилась и решила, что уже хочет еще одно маленькое глазированное пирожное, просто чтобы заморить червячка.
Она прошла в кухню, игнорируя ехидный тоненький голосок в её голове, который говорил ей, что она удовлетворяется едой. Да, и что с того? Когда прекрасный мужчина, которого она едва знает, заставляет её гормоны играть, черта с два она не может утешиться с помощью сладостей.
Она схватила пирожное с бледно-розовой глазировкой, а затем обернулась на громкий удар о заднюю дверь. При виде волосатой морды и длинных клыков, она с криком подскочила, пирожное подпрыгнуло вверх, отскочило от потолка, а затем с негромким шлепком упало к её ногам — глазировкой вниз.
Еще до того, как пирожное упало на пол, она поняла, что у задней двери был не монстр, а собака.
— Господи! Господи Боже, да что с этой страной такое? Каждые две минуты кто-нибудь появляется у двери. — Она провела рукой по волосам, высвобождая кудряшки, а затем они с собакой пристально посмотрели друг на друга через стекло.
У неё были большие карие глаза, и Джуд решила, что они выглядят скорее выжидающими, чем агрессивными. Она показывала зубы, это правда, но её язык свешивался из пасти, поэтому, какой у них был выбор? Большие лапы уже запачкали стекло грязью, но когда собака дружелюбно загавкала, Джуд сдалась.
Когда она двинулась к двери, собака исчезла. Но стоило Джуд открыть её, и она была тут как тут — благовоспитанно сидела на заднем крыльце, стуча хвостом и пристально глядя на неё снизу вверх.
— Ты собака О’Тулов, не так ли?
Казалось, они приняла это за приглашение, потому что пролезла внутрь, протопав по кухне, раскидывая грязь. Затем она сделала Джуд одолжение и подчистила упавшее пирожное, прежде чем пройти к камину и снова сесть на задние лапы.
— Сегодня я не собираюсь разжигать камин. — Она подошла ближе, выставив руку вперед, чтобы посмотреть, как собака на это отреагирует. Когда та осторожно её обнюхала, а затем ткнулась в неё носом так, что рука легла ей на голову, Джуд рассмеялась.
— А ты умная, да? — Осторожно, она почесала её между ушами. У неё никогда не было собаки, хотя её мать держала двух сиамских котов с плохим характером, которых баловали словно королевских особ.
Она представила себе, как собака постоянно приходила к Старой Мод, сворачивалась у кухонного камина и время от времени составляла компанию старой женщине. Чувствуют ли собаки скорбь, когда умирает их друг? — заинтересовалась она, а затем вспомнила, что ей нужно сдержать свое обещание и отнести цветы на могилу Мод.
Прошлой ночью она порасспрашивала в деревне о том, где она находится. Мод была похоронена к востоку от деревни, над морем, вдали от дороги, которая проходила рядом с отелем, позади руин, часовни и колодца Святого Деклана.
Долгая и живописная прогулка, подумала она.
Повинуясь порыву, Джуд вытащила цветы из банки, которую поставила на кухонную столешницу, затем повернулась к собаке.
— Хочешь навестить Старую Мод?
Собака снова загавкала, поднялась и, когда они вместе выходили из задней двери, Джуд задумалась над тем, кто же кого ведет.
Все кругом казалось очень простым и деревенским. Идя через холмы с этой рыжей собакой и с цветами, которые положит на могилу предка, в одной руке, Джуд представила себе, как делает это каждую неделю. Женщина из ирландской деревушки со своей верной гончей, выражающая уважение дальней родственнице.
Это могло бы стать привычкой — ну, если бы у неё на самом деле была бы собака, и она действительно жила бы здесь.
Это было умиротворяюще: гулять на свежем воздухе при легком ветерке, наблюдать за тем, как собака бегает и нюхает Бог знает что, видеть признаки весны в цветущих изгородях, быстрых перелетах и трелях птиц.
Шумело море. Над ним задумчиво нависали утесы.
Когда она добралась до часовни с крутой остроконечной крышей, солнце пробилось через облака и осветило траву и камни. Тут, отбрасывая тени, стояли три каменных креста, а под ними располагался колодец со святой водой. Здесь омывались пилигримы, вспомнила она из своего путеводителя. И сколько их, задумалась она, тайком выливали немного воды на землю для богов, тем самым, обеспечивая себе победу в пари?
«Зачем рисковать?» — подумала она, кивая. Она бы и сама сделала то же самое. Какое тихое место. И очень волнующее, словно оно понимает жизнь, смерть и связь между ними.
Воздух казался теплее, словно летом, несмотря на ветер, наполненный сильным и сладким ароматом цветов, проглядывавших сквозь траву и лежащих на могиле. Она слышала жужжание пчел и пение птиц, звук был чистый, мелодичный и звонкий.
Трава здесь была высокой и зеленой и немного разрослась на неровной земле. Она заметила, что несколько небольших, грубых камней, обозначавших древние могилы, расположенные здесь, впечатались в землю. А рядом с ними — одна новая. Старая Мод пожелала, чтобы её похоронили здесь, практически в одиночестве, на холме, который смотрел на деревенское поле для выпаса скота, синий край моря и поросшую зеленью тропинку, уводящую в горы.
На каменном выступе руин стояла длинная пластиковая банка с темно-красными цветами. Их вид тронул сердце Джуд.
«Люди так часто забывают, — подумала она. — Но не здесь. Здесь все всё помнили и чтили свои воспоминания, принося цветы мертвым».
«Мод Элис Фитцжеральд» — гласила простая надпись.
«Мудрая женщина» — было выгравировано под её именем, а ниже указаны годы её долгой, долгой жизни.
Странная надпись для надгробия, размышляла Джуд, опускаясь на колени рядом с пологим холмиком. Здесь уже были цветы — маленький букет ранних фиалок, которые только начинали вянуть. Она положила свои цветы рядом с ними и села на пятки.
— Я — Джуд, — начала она, — внучка вашей кузины Агнессы. Той, что в Америке. Я некоторое время поживу в вашем доме. Он, правда, очень милый. Мне жаль, что я никогда с вами не встречалась, но бабушка часто говорила о том времени, которое вы провели вместе в вашем доме. И как вы были рады за неё, когда она вышла замуж и уехала в Америку. А вы остались здесь, дома.
— Она была замечательной женщиной.
С бьющимся в горле сердцем Джуд резко вскинула голову и заглянула в темно-синие глаза. Это было красивое лицо, молодое и гладкое. У него были длинные — почти до плеч — черные волосы. Уголки рта слегка приподнялись в улыбке, когда он подошел поближе и встал у могилы напротив Джуд.
— Я не слышала вас. Я не знала, что вы здесь.
— В святом месте ходят тихо. Я не хотел напугать вас.
— Вы и не испугали. — Всего лишь до полусмерти, подумала она. — Вы просто удивили меня. — Она отмахнулась от волос, которые высвободил ветер, и которые теперь пританцовывали вокруг её лица. — Вы знали Мод?
— Конечно, я знал Старую Мод, замечательная женщина, как я сказал, у которой была богатая и интересная жизнь. Это хорошо, что ты принесла ей цветы, потому, что она очень их любила.
— Это её цветы, из её сада.
— О. — Его улыбка стала шире. — Тогда это делает их еще лучше. — Он положил руку на голову собаке, которая спокойно сидела рядом с ним. Джуд увидела блеск кольца на его пальце — какой-то темно-синий камень, мерцающий в тяжелой серебряной оправе. — Ты долго ждала, прежде чем вернуться к своим корням.
Она нахмурила брови и посмотрела на него, щурясь на солнце, которое, казалось, стало ярче — настолько ярким, что все перед глазами стало расплываться.
— О, вы имеете в виду, приехать в Ирландию? Да, думаю, да.
— Это место, где ты можешь заглянуть в своё сердце и увидеть, что является главным. — Сейчас его глаза были синими как кобальт. Глубокими, гипнотизирующими. — А затем сделать выбор, — сказал он ей. — Выбирай тщательно, Джуд Франциска, потому, что это затронет не только тебя.
От запахов цветов, травы и земли у нее кружилась голова, и она почувствовала себя опьяненной ими. Солнце слепило её, раскалываясь на грани, которые горели и расплывались. Поднялся ветер, внезапный, ослепительный взрыв энергии.
Она готова была поклясться, что слышит, как играют на свирели — нарастающий звук, летящий по ветру.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду. — Чувствуя головокружение, она подняла руку к виску и закрыла глаза.
— Ты поймешь.
— Я видела вас во время дождя. — У неё кружилась голова, Господи, как же у неё кружилась голова. — На холме с круглой башней.
— Да, видела. Мы ждали тебя.
— Ждали? Кто?
Ветер стих также быстро, как и поднялся, и музыка сменилась тишиной. Она тряхнула головой, чтобы немного прояснить мысли.
— Извините. Что вы сказали?
Но когда она снова открыла глаза, то была одна с молчаливыми мертвыми и большой рыжей собакой.
Глава 5
Эйдан не возражал против бумажной работы. Он чертовски ненавидел её.
Но три дня в неделю — что бы то ни случилось — он проводил по часу или больше за письменным столом в своей комнате наверху за напряженной работой над заказами и накладными расходами (обычно это все затраты, кроме прямых затрат труда и материалов: например, затраты на аренду помещений, электроэнергию, канцелярские товары и другие расходы на хозяйственное обслуживание производства и управления), зарплатами и доходами.
Наличие дохода было постоянным утешением для него. Он никогда не задумывался о деньгах, пока паб Галлахеров не перешел к нему в руки. И он часто интересовался, не это ли послужило причиной того, что родители передали паб ему? Он провел чудесное время в путешествиях, едва сводя концы с концами. Еле находя деньги на жизнь или просто перебиваясь. Он не скопил не пенни, да и не чувствовал нужды делать это.
Ответственность определенно не была его характерной чертой.
В конце концов, он вырос довольно спокойным, и, безусловно, он отработал своё в детстве и юности. Но мытье полов, подача кружек и пение слишком сильно отличались от высчитывания, сколько лагера заказать, какое количество поломок — спасибо большое, сестра Дарси, — бизнес сможет вынести, от жонглирования цифрами в бухгалтерских книгах и подсчета налогов.
Каждый чертов раз у него болела голова, и сидеть с книгами ему нравилось не больше, чем вырывать зуб, но он научился. И когда он научился, то понял, что паб значит для него больше именно благодаря этому. «Да, родители были умными людьми», — решил он. И они знали своего сына.
Он проводил время в телефонных переговорах с дистрибьюторами, пытаясь добиться лучшей цены. Против этого Эйдан не слишком возражал, поскольку это немного напоминало ему продажу лошадей. И это было тем, к чему он обнаружил у себя способности.
Ему доставляло удовольствие, что музыканты из Дублина, Вотерфорда, из таких дальних мест как Клэр и Гэлвей не только были готовы, но и сами просили оказать услугу пабу Галлахеров. Он гордился тем, что за те четыре года, что он заправлял пабом, он помог улучшить репутацию паба как музыкального заведения.
Эйдан ожидал, что летний сезон, когда приедут туристы, будут самым лучшим из тех, что у них были.
Но это не делало сложение и вычитание более легким заданием. Он подумывал о компьютере, но тогда ему пришлось бы учиться пользоваться этой чертовой штуковиной. Эйдан мог безо всякого стыда признать, что эта идея пугала его до потери дара речи. Когда он подкинул Дарси идею того, что она могла бы изучить основы пользования компьютером, она смеялась над ним до тех пор, пока слезы не потекли по её хорошеньким щекам.
Он был достаточно умен, чтобы не просить Шона, который и не подумает менять лампочку, если он читал в темноте.
Эйдан не собирался передавать эту работу кому-либо другому, ведь паб Галлахеров сам занимался собственным менеджментом с самого момента открытия. Значит, нужно были либо продолжать работать с карандашом и счетной машинкой, либо набраться смелости и познакомиться с технологиями.
Он полагал, Джуд разбиралась в компьютерах. Эйдан бы не стал возражать, если бы она научила его парочке приемов. Ему определенно нравилось, подумал он с легкой улыбкой, отвечать услугой на услугу в совершенно разных областях.
Ему хотелось прикоснуться к ней. Ему было интересно, каким окажется её симпатичный большой рот по вкусу и по ощущениям. Прошло довольно много времени с тех пор, как женщине удавалось заставить его кровь гудеть, и он наслаждался этим предвкушением, этим интересом.
Она напоминала ему молодую кобылу, которая не совсем уверена в собственных ногах. Ту, которая шарахается в сторону при приближении человека, хотя и надеется на приятное, нежное прикосновение. Притягательное сочетание нерешительного поведения с хорошими мозгами и тренированным голосом.
Он надеялся, что этим вечером она придет, как он и просил её. Эйдан надеялся, что она будет одета в один из своих утонченных нарядов, а её волосы будут аккуратно убраны назад так, чтобы он мог представить себе удовольствие привести их в беспорядок.
Если бы Джуд знала, куда унеслись мысли Эйдана, она бы никогда не набралась смелости выйти из дома. Даже без этого добавочного осложнения она меняла свое решение о том идти или нет полдюжины раз.
Будет невежливо не пойти после того, как её пригласили.
Это будет выглядеть, как будто она надеется на его время и внимание.
Это просто хороший способ провести приятный вечер.
Она не принадлежит к тому типу женщин, которые проводят вечера в барах.
Её собственные колебания разозлили её настолько, что она решила пойти из принципа на один час.
Она одела широкие брюки и жакет асфальтового цвета, оживив их немного рубашкой в тонкую бордовую полоску. В конце концов, сегодня субботний вечер, решила она и добавила серебряные серьги, которые энергично раскачивались. Там будет музыка, вспомнила она, решив позабавляться со схождением с ума и надела еще пару тонких серебряных браслетов на запястье.
У неё был тайный и страстный роман с драгоценностями. Одевая браслеты на запястье, она подумала о кольце, которое носил мужчина с кладбища. Блеск сапфира в искусно гравированном серебре, такой неуместный в этом тихом пригороде.
Он был таким странным, подумала она сейчас, появился и двигался так тихо, словно просто ей приснился. Но она очень четко помнила его лицо и голос, также четко, как и внезапный взрыв аромата, резкое появление ветра и головокружение.
Просто сахарная ломка, решила она. Все эти пирожные, которые она съела, сначала резко проникли в её организм, а затем ушли, оставив ей только головокружение.
Она отделалась от этих мыслей, подавшись всем телом к зеркалу, чтобы убедиться, что не размазала тушь. Вероятно, она снова увидит его: сегодня в пабе или когда в следующий раз понесет цветы на могилу Мод.
Звеня браслетами, что вселяло в неё уверенность, она спустилась вниз. В этот раз она вспомнила про ключи, прежде чем дошла до машины, что показалось ей прогрессом. Точно так же, как она посчитала хорошим знаком и то, что её ладони не вспотели, пока она справлялась с дорогой в темноте.
Довольная собой, предвкушая спокойный и приятный вечер, она припарковалась у тротуара как раз рядом с пабом Галлахеров. Пригладив волосы по дороге, она подошла к двери, вдохнула и открыла её.
И была немного отброшена назад взрывом музыки.
Трубы, скрипка, голоса, а затем безумный рёв толпы на припеве «Виски в банке»[11]. Ритм был такой быстрый, такой сумасшедший, словно это было пятно звука, и этот звук захватил её, набросился на неё изнутри, а затем окружил её.
Это был уже не тот темный, тихий паб, в который она входила раньше. Этот паб был заполнен людьми, перемещающимися между низкими столиками, толпящимися у бара, бродящими вокруг с полными или пустыми стаканами.