Король казино

Возвращаюсь к триадам. Я несколько неверно ис­толковал значение этого слова, назвав триадами лишь крестных отцов. Понятие более обширно и включает в себя тайные общества, живущие по своим суровым зако­нам. Достаточно сказать, что они уже несколько столе­тий контролируют значительную часть финансового мира Гонконга. Хотя и первоначальный смысл также спра­ведлив. Система хорошо законспирирована, все триады обеспечены документами, подтверждающими их легаль­ный бизнес. А теперь — насчет покруче... В Гонконге проживает весьма респектабельный господин — некий Джек Кан. Его мать русская, внучка одного из сподвиж­ников Колчака, отец — китаец. Кан занимается торгов­лей оружием новейшего образца, и даже атомным. По последним сведениям, достиг в этом деле заметных ус­пехов. Теперь сопоставь следующее. Банковские и тор­говые законы Гонконга отличаются большой гибкостью. Аферисты всего мира используют это обстоятельство с большим личным наваром. И наши нувориши очухались. Отмыт уже не один миллиард долларов. Скажу больше.Триады сейчас активно отмывают наличную валюту, по­ступающую по каналам российской мафии. Обе стороны торопятся. Первое июля девяносто седьмого года не за горами. Территория и Тайвань переходят к Китаю. А там, как говорится, не попляшешь. В спешке, глядишь, тот же Джек Кан возьмет и продаст аккуратную установочку с атомным зарядом какому-нибудь Ване Иванову. А?

Все это очень любопытно, — после некоторого молчания сказал Турецкий. — Но я практик, Валера.

А я штабист. Мне приказано доложить тебе о положении в Гонконге, что я в меру своих возможнос­тей и сделал.

Спасибо, — снова помедлив, ответил Турецкий.

Уточняю. Я не всегда был штабистом.

Знаю.

Нет, Саша, не знаешь. Я об этом предпочитал молчать.

Теперь-то скажешь?

У меня за пазухой два с полтиной года Афгана и три месяца Чечни. Два ранения. После чеченского при­шлось уйти в штабисты.

Наливай, — хмуро сказал Александр. Выпили не чокаясь и даже не закусили. А лебеди на пруду снова застыли.

Мама! — послышался детский голосок. — По­смотри, мама! Они живые?! Мама!

Живые, детка, живые. Лебедь и лебедушка, — ответила крохотной дочурке молодая мама. — Это са­мые верные птицы на земле. И если вдруг погибает один из них, второй или вторая поднимается высоко в небо и падает наземь, сложив крылья.

И умирает?

И умирает. Ты что, маленькая? Ты что плачешь?

Жа-алко-о...

Лебедь и лебедушка, — проговорил Валерий. — И-эх!

Пока ты ходил в ларек, я бабушку твою припом­нил, Евдокию Егоровну... — Турецкий подождал отве­та, не дождался и продолжил: — Я вот все думаю, какая кошка пробежала между нами.

Когда?

После последнего нашего выступления в комна­те бабы Дуни. Крепко ты, помню, переживал по пово­ду какой-то Ларисы...

Она давно не какая-то Лариса, — перебил Сарга­чев. — Она Лариса Ивановна Стрельникова, вице-пре­мьер России.

Редко чему удивлялся Турецкий, но на этот раз даже присвистнул.

На посошок? — предложил Саргачев.

Мне достаточно.

Тогда идем.

Убрать бы надо, — кивнул на поднос Турецкий.

Уберут.

И действительно, не успели они сделать несколь­ких шагов, как откуда-то возникли два мужичка, буль­кнули остатки коньяка в стаканчики, приветливо по­махали оглянувшимся щедрым незнакомцам и запро­кинули головы — только кадыки запрыгали.

В прокуратуру подкатили на леваке. Расплатился с водителем Саргачев.

Буду нужен — звони, — прощаясь, сказал он.

Позвоню.

Долгим взглядом Турецкий проводил отъезжавший «форд», рассеянно ответил на приветствие малознако­мого сотрудника, вошел в здание, поднялся в каби­нет, заварил крепчайший кофе, присел и задумался.

Разговор в принципе-то получился. Тайную жизнь Гонконга Саргачев, надо отдать ему справедливость, представил кратко и ясно. Будто сам побывал в одной из триад. И респектабельный господин Джек Кан пред­ставился Турецкому словно живой. Полурусский-полукитаец, светлые волосы, черные глаза, высок, сухо­щав, умен. А что, если он и в самом деле продаст какому-нибудь русскому уголовничку небольшую та­кую атомную бомбочку? И не одну.

Дела-делишки... Отмыты миллиарды долларов чер­ного российского капитала... О чем думаешь, «важняк»? Что тебя насторожило, то ли в облике бывшего товари­ща, то ли в поведении, или все-таки разговор не понра­вился? Быть может, прав Меркулов, и становишься ты, Турецкий, слишком подозрительным, циничным челове­ком? Да нет же, не в этом дело! Ведь открылся же ты сразу, полез с объятиями, накатило теплое такое чувство, а значит, доброго и светлого в ваших с Валеркой отноше­ниях было больше, чем плохого, заурядного, неприметно­го. И ты как бы окунулся в молОдые бесшабашные годы, скинув с плеч полтора десятка лет, надеясь получить в ответ подобное же отношение, а получил хотя и дружес­кую, но холодновато-сдержанную улыбку, не полыхнул в глазах Саргачева огонек, они остались безразличными. Впрочем, теперь понять можно. Афган, Чечня, ранения... Любопытно, кто же все-таки подсуропил ему эту ответ­ственную должность? Ведь знатоков китайского языка в России хватает. И профессионалы по мафиозным струк­турам тоже найдутся. Можно прямо сейчас назвать пять- шесть фамилий. А тут, вишь ты, прибыл боевой офи­цер, не имеющий специальной подготовки, и нате вам, пожалуйте в кабинет с высоким потолком!

И тут же остановил себя Александр: он ведь совер­шенно не представляет себе, имеет или не имеет спец­подготовку Саргачев...

— Да что ты к нему привязался?! — вслух гаркнул Турецкий, ударил кулаком по столу, допил кофе и открыл папку, переданную ему Меркуловым.

В папке лежали оперативные донесения, в большин­стве своем от имени и за подписью Грязнова. В виде исключения Меркулов поручил «Глории» внедрить своих людей в студенческую среду. Из этих донесений Ту­рецкому стало ясно, что среди студентов университета имени Патриса Лумумбы есть богатые люди, в обще­житии процветает проституция, хорошо налажена по­ставка русских девушек в публичные дома Востока и Европы и обнаружен героиновый след...

Зазвонил телефон.

Слушаю.

Здорово! — раздался в трубке голос Славы Грязнова. — Чего не едешь?

Изучаю твои сочинения.

Ну и как?

Наловчился, однако.

А ты думал!

Главное — имена, фамилии в полном порядке. А также национальность. В скобочках. Нигериец, алжи­рец, вьетнамец... И вдруг гляжу, затесался какой-то сянганец. Из какой он страны, Слава?

Должно быть, из Сянганя, коли сянганец...

Продолжай и дальше в том же духе.

Нет, что ли, таких, сянганцев? — Показалось, что Грязнов слегка обиделся.

Почему же? Есть.

Ну, значит, и порядок!

Для неграмотных объясняю: Сянган — древнее ки­тайское название Гонконга. Население — более семи мил­лионов. Девяносто восемь процентов — китайцы. Так что твой сянганец наверняка чистокровный китаец.

Во гад! — рассмеялся Грязнов. — То-то, смотрю, не похож он на сянганца! Когда будешь-то?

Накрутил тебе хвост Костя? — хмыкнул Ту­рецкий.

Приезжай, пока жду, а то ведь и один отвалить могу, — не реагируя на тон Александра, продолжал гнуть свою линию Грязнов.

Куда ехать-то? В особняк?

А то куда же? Адресок не забыл? Могу напомнить.

Жди... сянганец, — вздохнул Турецкий и поло­жил трубку.

В кабинет вошла следователь Лилия Федотова. Она, как всегда на службе, была в прокурорской форме с погончиками, но сшитой на заказ, потому и сидела она на женщине прекрасно, не скрывая, а как бы на­оборот — подчеркивая стройность фигуры и длинных ног. Разве что юбка коротковата. Лилю нельзя было назвать красивой в классическом понимании этого сло­ва, но какое-то неуловимое обаяние исходило от всего ее облика. Зеленоватые глаза с длинными ресницами, тонкие брови, густые каштановые волосы, матовый цвет лица, круглый подбородок, — казалось бы, ничего осо­бенного — таких девиц немало ошивается возле «Националя», — но представить Лилю среди них было не­возможно. От тех за версту несет не то чтобы развра­том и похотью, но привычной работой проститутки, за которую хорошо платят. В Лиле чувствовалось настоя­щее воспитание, а вернее, порода, держащая ее в рам­ках человека, знающего себе цену. Но Турецкий нут­ром мужчины, немало повидавшего на своем веку жен­щин, чуял в Лиле истинную женскую страсть, а потому давно, как говорится, положил на нее глаз.

Что хорошего скажешь, Лилечка?

Подпишите, — она протянула несколько поста­новлений.

Турецкий мельком просмотрел бумаги, подписал их, приметил газету в руках Лили с портретом вице-пре­мьера Стрельниковой и навострился.

Дай-ка на минуту!

В газете было помещено интервью Ларисы Иванов­ны, вернувшейся из зарубежной поездки.

Отвечает толково, — пробежав глазами интервью, сказал Турецкий.

Она вообще баба толковая.

Слушай, — хлопнул себя по лбу Александр, — ты же вроде бы работала в этом движении... как его? «Про­грессивные женщины»! А она — его бывший лидер. Так?

Я хорошо знакома с Ларисой Ивановной.

И что скажешь?

Да я, по-моему, все уже сказала. Толковая.

Хорошее знакомство с вице-премьером иногда предполагает ба-альшие возможности...

Предполагает. А я тут при чем?

Мне интересно, почему ты не воспользовалась ими?.. Почему?

Я воспользовалась.

Не понял.

Я напросилась в группу лучшего следователя Рос­сии Турецкого и получила это место.

Вы мне льстите, мадам, — ухмыльнулся Ту­рецкий.

Нисколечко. Но вы отчего-то покраснели, Алек­сандр Борисович? Хотя вроде и не девица.

Я это могу легко доказать, — сорвалось у Ту­рецкого.

Не ожидала, — помолчав, ответила Лиля.

Чего?

Хамства.

Извини, — по-настоящему смутился Александр.

Ничего. Бывает. Потру нос, и все пройдет. Меня мама так учила.

Не вижу сообщения о смерти Кузьминского, — пошелестел газетой Турецкий.

Появится завтра. Для выпуска тиража нужно вре­мя, — усмехнулась Федотова. — Да перестаньте пере­живать, Александр Борисович! Я уже все забыла.

Когда ты по отношению ко мне перейдешь на «ты»? Черт-те что получается! Я — «тыкаю», ты — «выкаешь»! — внезапно вскипел Турецкий.

Когда прикажете.

Да я уж приказывал! И не раз!

Простите, но...

Тьфу! — сплюнул Турецкий. — Пей кофе! — он ткнул пальцем в большую турку. — Остыл, зато креп­кий.

Я люблю холодный.

Турецкий встал, прошелся по кабинету, поглядывая на свою помощницу, мелкими глотками пьющую кофе.

Лихую карьеру сделала Лариса Ивановна, — по­тряс он газетой. — Профсоюзы... Лидер женского дви­жения... И почти сразу — вице-премьер!

У нас, если помните, и завлабы становились пер­выми лицами в государстве. И ничего, терпим.

Становились, но три-четыре года назад. Сегодня же это было бы странным.

Поражаюсь вашему... ну хорошо, твоему интере­су к женщине вице-премьеру.

Наконец-то, — облегченно вздохнул Турецкий. — Твоему! Валяй так и дальше.

Да. Поражаюсь. Вы, мужички, захватили все по­сты, а головки-то, между прочим, у иных-многих ва­рят куда-а хуже, чем у той же Ларисы.

Я не об этом, Лиля, — мягко возразил Турец­кий. — Тут сложилась, мягко говоря, несколько нео­жиданная ситуация. В общем, информирую: создана группа по расследованию убийства Кузьминского. При­влечены специалисты ряда ведомств. Я назначен ру­ководителем.

И совершенно справедливо.

Ну, спасибо, — Турецкий хотел было перейти на обычный для себя шутливо-снисходительный тон, но не получилось. — Дело, Лиля, не только в убийстве. Убийством, как и положено, будут заниматься спец­службы Гонконга, хотя и мы не можем оставаться в стороне. Будем вести параллельное следствие. Какой бы он там ни был, этот Кузьминский, но он российс­кий гражданин... И для меня предназначена, как я предполагаю, несколько иная задача.