Ничего, я завоюю его постепенно, я стану самой привлекательной дамой двора, завоюю сначала настоящую дружбу короля, это приведет к вниманию Генриха! – оставалось утешаться такими мыслями. Но Екатерина не просто утешалась, она многое делала для своего освоения в мире придворных страстей.
Ее портнихе и трем приданным для такой работы девушкам всегда находилась работа. Они ежедневно что-то перешивали, переделывали, украшали, зато юная герцогиня Орлеанская (Екатерина приобрела этот титул вместе с замужеством) стала почти законодательницей моды при дворе. Блеска добавляли роскошные, умело подобранные украшения юной герцогини. Король не раз обращал внимание на то, что для четырнадцатилетней девушки его сноха очень умна и выдержанна, к тому же умело лавирует среди самых разных группировок двора, оставаясь со всеми в хороших отношениях.
Герцогиня Орлеанская активно участвовала во всех развлечениях, она не только с удовольствием охотилась, но и вместе с другими дамами сочиняла пьесы, в которых сама играла, писала небольшие стихи, музицировала, танцевала и без конца придумывала самые разные забавы. При этом ей удивительным образом удавалось любезничать и с фавориткой короля Анной д’Этамп, и с ненавистной Дианой де Пуатье. Мое время еще придет, прошло слишком немного дней, чтобы Генрих заметил меня и отдал свое предпочтение, – такие размышления, конечно, согревали, но, честно говоря, уверенности в них становилось все меньше.
Правда, у нее появился еще один друг при дворе, если среди особ королевской крови и придворных вообще возможны друзья. Дофин Франциск однажды принялся вспоминать, что именно отец Екатерины Лоренцо Медичи герцог Урбинский был одним из его крестных отцов, вернее, представлял папу Льва X, после чего именно в этом замке состоялась свадьба будущих родителей Екатерины. Сама она об этом как-то подзабыла и теперь порадовалась, что тоже имеет какое-то отношение к Амбуазу.
Дофин Франциск относился к юной герцогине едва ли не лучше, чем ее собственный муж.
– Что это? – король с легким недоумением крутил в руках несколько странноватый предмет, похожий на маленькие вилы, какие он видел в деревне у крестьян, только костяная ручка у него была богато инкрустирована и щедро украшена.
– Ваше Величество, позвольте вам объяснить, – поднялась со своего места и чуть присела в реверансе Екатерина. – Я рискую быть невежливой, но мне показалось возможным предложить вам так называемую вилку. Ею удобно накалывать кусочки еды, чтобы не пачкать руки.
Екатерина не стала говорить о том, что вилками давно едят в Венеции, и вообще напоминать, что она привезена сейчас из Италии, чтобы не дразнить ни короля, ни придворных.
– Хм, интересно…
У Франциска было хорошее настроение, впрочем, оно у него чаще всего бывало именно таким, показав вилку сидевшей рядом Анне д’Этамп, он попытался наколоть ею большущий кусок мяса. Вилка показалась такой маленькой по сравнению с половиной кабана, что вокруг рассмеялись. Другая бы обиделась, но только не Екатерина. Герцогиня подхватила юбки и быстрым шагом проследовала к королю со смехом:
– Э, нет, Ваше Величество, это вилка, а не садовые вилы! Я понимаю, что на охоте вы легко накалываете кабана на охотничий нож, но за столом от него просто можно отрезать удобный кусок. – Все было сказано так весело, с таким задором, что Франциск тут же принялся учиться владеть новым невиданным столовым прибором.
Тут же нашлись вспомнившие, что видели подобные вилки в Италии. Помня, что французы не слишком жалуют все, что прибыло вместе с ней из Флоренции, Екатерина снова спасла положение, обворожительно улыбнувшись:
– Это не итальянское изобретение, оно туда завезено. Может, теперь пригодится и на столе Вашего Величества?
Франциску очень понравилось, он демонстративно съел целый кусок кабана, не прикоснувшись к нему руками! Правда, пришлось привыкать не кусать саму вилку. Фаворитка изнывала от желания самой попробовать приспособление. Наконец король махнул рукой:
– Сегодня же закажу еще… – он быстро пересчитал сидевших за столом придворных. – Еще одиннадцать таких вилков…
– Вилок, – тихонько подсказала Екатерина, просто не выносившая неправильного произношения.
– Вилок! Весьма занятное приспособление! Чем еще вы можете нас порадовать?
– О, Ваше Величество, много чем. – Екатерина скромно опустила глаза. – Просто я имела достаточно времени, чтобы изучать древние манускрипты и от любопытства пыталась найти соответствующее в нынешней жизни. Многое получилось, оказывается, далеко не все, придуманное нашими великими предками, забыто. Особенно это касается кухни… Если позволите, я кое-что покажу вашим поварам.
– Вы умеете готовить?! – почти ужаснулась Анна д’Этамп.
Действительно, представить себе, что юная герцогиня может сама стоять перед плитой на кухне, было равносильно ее полному свержению со всех пьедесталов!
– Нет, что вы, мадам! Я всего лишь экспериментировала с приемами подачи блюд, и кажется, кое-что удалось…
– А…
Король кивнул:
– Хорошо, позволяю вам попробовать и порадовать нас вашими итальянскими хитростями.
– О, Ваше Величество, это не итальянские, это мои личные…
– Тем более!
На следующий день Екатерина большую часть времени провела в общении с поварами и слугами. Перед самим ужином она спешно приняла ванну и приятно надушилась, чтобы перебить запах готовящейся еды. Зная о том, что флорентийка будет угощать по своему вкусу, король и придворные торопились на ужин с особым интересом.
На столе стояла не совсем обычная посуда, это было не стекло, но и не металл, а вместо тяжелых серебряных кубков высились бокалы венецианского стекла… Герцогиня пояснила, что посуда из города Фаэнца, а стекло действительно венецианское. Придворные единодушно решили, что красиво, но непрактично, потому что нерадивые слуги немедленно все перебьют. Упоминать, что могут перебить сами, не хотелось.
Подача блюд действительно была непривычной, обычно на стол выставлялось либо все сразу, либо то, что оказывалось в данный момент готово, получалось соленое вперемежку со сладким. Екатерина распорядилась четко разделить: сначала соленое, мясо, овощи, а вот фрукты и множество всякой сладкой всячины подали в конце. Все признали, что так значительно вкуснее и приятней.
Она уже почти блистала при дворе, повара, привезенные Екатериной из Флоренции, показали свое умение готовить соусы, в чем королевские не были сильны, новая приправа к блюдам очень понравилась королю. Для дам у Екатерины нашлось свое угощение – мороженое. И хотя оно не было новшеством, замороженный лед в самых разных видах подавался к королевскому столу, но вот делать его из сливок с разными добавками ягод и фруктов оказалось куда интересней. А еще на королевском столе появилось новое блюдо – утка, обложенная апельсинами с белым соусом…
Многие дамы и себе сшили калесоне, чтобы не показывать то, что под юбками, не только садясь на лошадь, но и в другое время. Особенно оценили это новшество зимой, когда калесоне заметно утеплили дамские наряды. Правда, были недовольны мужчины: куда приятней, когда у женщин под юбками только то, чем наградила их природа!
Конечно, ее выбивала из равновесия откровенная невнимательность мужа, но даже с этим Екатерина научилась бороться! Она жестко приказала себе не обращать внимания ни на недружелюбие Генриха, ни на его красотку! Вернее, улыбалась им, как и всем остальным, даже ласковей. Этого не мог понять никто, улыбаться собственной сопернице… да эта флорентийка просто глупа! Хотя приходилось признавать, что умна, и гораздо умнее многих.
И вдруг…
Осенний ветер гнал по небу рваные тучи, которые день за днем выливали на землю потоки холодной влаги. Дороги развезло, хмуро, холодно, настроение отвратительное… В такую погоду королевская охота была невозможна, даже если дождь внезапно прекратится и ветер сумеет чуть подсушить поля, то в лес не въехать, там еще долго будет мокро.
У короля было дурное настроение не только из-за погоды, сообщили о волнениях, да что там волнениях, настоящих беспорядках в столице – столкновениях между католиками и гугенотами! Привез это сообщение коннетабль Анн де Монморанси. Видеть всегда строгого и спокойного Монморанси возбужденным и едва ли не испуганным было внове, король понял, что все очень серьезно. Какая тут охота, тем более погода не позволяла!
Франциск слушал доклад своего придворного о кострах, которые разожгли на площадях Парижа, и ужасался. Он отнюдь не был религиозным фанатиком, к тому же к гугенотам тяготела его любимая сестра Маргарита, к мнению которой он всегда прислушивался, считая самой умной женщиной не только во Франции, но и в Европе. Франциск не желал вникать в особенности новой религии, но и не был намерен вставать на сторону только католиков. Нельзя допустить, чтобы желание или нежелание слушать мессу становилось причиной столкновений и тем более убийств людей, это может привести к распаду, разделу и без того измученной Франции еще и по религиозному принципу. Тогда ее с легкостью разорвут на куски! Неужели священники в Париже не видят такую опасность?!
Но Анн де Монморанси придерживался другого мнения: как можно оставлять жизнь или просто благоволить тем, кто отрицает сами основы католицизма?! Снисхождение к еретикам не принесет ничего хорошего и развалит Францию безо всяких внешних врагов!
Спокойное, веселое течение жизни королевского двора было нарушено. Когда на ворота даже королевского имения в Блуа прикрепляют пасквили, тут не до балов и спектаклей. Пришлось ехать в Париж и разбираться там.
Королю удалось успокоить возбужденный город и хотя бы на время убедить всех в необходимости мирного сосуществования людей разных религий. Надолго ли? – вздыхал сам король, ломая голову над тем, как выпутываться из такой проблемы. Он понимал, что на все нужны деньги, будь у него возможность чем-то порадовать парижан, они хоть на время забыли бы свои глупости… А денег не было, они могли бы появиться, выполни папа Климент свое обязательство по поводу приданого Екатерины, но герцогиня все не беременела, и ее дядя не торопился присылать очередную сумму… На Екатерину начинали откровенно коситься.
И тут случилось то, что надолго изменило отношение к ней вообще.
Бесприданница
– Мадам… – Мария осторожно тронула Екатерину за плечо, чтобы разбудить. Та живо вскинулась:
– Что?!
– Мадам, прибыли люди из Рима.
Екатерине не нужно объяснять, что ради просто очередных посланников папы Климента со старательно завуалированным вопросом про ее возможную беременность среди ночи будить не стали бы, если столь срочно, значит, что-то важное.
Уже через несколько минут, накинув пеньюар и слегка приведя в порядок роскошные волосы, Екатерина уже сидела в кресле, слушая невысокого чернявого прелата, присланного от кузена Ипполита к ней тайно до официальных послов королю Франциску. Глазки прелата обегали обстановку в комнате, словно прикидывая ее стоимость, а губы так и норовили привычно расплыться в угодливо-приветливой улыбке, несмотря на то, что произносимое к радости никак не располагало.
Посланник Ипполита сообщал страшные новости: умер, а вернее, был отравлен папа Климент! Мало того, во время пышного погребения народ не только не проливал слезы, но и устроил почти праздник! А после похорон само погребение бывшего наместника святого Петра оказалось осквернено и само тело умершего тоже! Только решительное вмешательство кардинала Ипполита предотвратило окончательный разгром могилы. Теперь предстояли выборы нового папы.
Екатерина мало любила папу Климента, прекрасно понимая, что тот обобрал ее до нитки, практически обманом вынудив отказаться от прав на наследство Медичи, которое доставалось его любимцу Алессандро. Мавр мог радоваться – богатейшие владения семьи Медичи перешли к нему навсегда… Если бы глава Святого престола выполнил свои обещания королю Франциску и выплатил приданое Екатерины полностью, а кроме того, предпринял хотя бы какие-то шаги, чтобы отвоевать у императора Карла «отданные» за ней города – Милан, Неаполь и Геную, то об остальном можно было бы забыть. Но приданое до сих пор не выплачено, пока фактически получены лишь драгоценности, что не принесло казне Франции ни единой монеты, остальные деньги папа Климент все еще обещал, выжидая, когда Екатерина наконец забеременеет. И теперь Екатерина оставалась без приданого! Если папой станет противник дружбы с Францией или хотя бы кардинал, опасающийся императора Карла…
Мелькнула мысль: а вдруг это будет Ипполит?! Но Екатерина тут же прогнала ее от себя, Ипполит был слишком связан с папой Климентом, к тому же он молод. Все равно, убийство папы Климента, как бы ни недолюбливала его Екатерина, было для юной женщины катастрофой. На нее уже и так смотрели косо, коннетабль Франции Анн де Монморанси без конца напоминал королю о том, что герцогиня не принесла Франции ничего, кроме расходов на свадьбу. И сенешальша Диана де Пуатье временами вздыхала по поводу «излишних расходов», связанных с содержанием малого двора Ее Высочества.
А детей все не было, да и откуда им взяться, если Генрих бывает в спальне только по утрам, и то по несколько даже не минут – мгновений, только чтобы поздороваться!
Екатерина почувствовала, как тоска сжала сердце. Теперь все зависело от короля Франциска. Только он мог защитить сноху. Ну, и еще от нового папы: если тот посчитает нужным выполнить обязательства предыдущего и выплатит, наконец, хотя бы следующую часть приданого, то герцогине Орлеанской простят все остальное… Мелькнула надежда, что новый папа может выплатить деньги скорее, ведь он не знает об ожиданиях прежнего из-за ее беременности. Но Екатерина вздохнула, несмотря на свой юный возраст – пятнадцать лет, она уже прекрасно разбиралась в людях и жизни, сама жизнь и заставила. Надеяться на обязательность следующего папы не стоило, у того найдется немало своих «Алессандро», которым тоже будут нужны ее деньги. И что тогда?
А вот тогда монастырь! Герцогиня невесело усмехнулась: никто не станет держать при дворе ненужную мужу некрасивую бесприданницу, от брака с которой больше не получить ни денежных, ни политических выгод.
Все эти мысли промелькнули у Екатерины столь быстро, что она и сама не успела осознать. Мария, заглянув после ухода прелата в сведенное судорогой лицо своей подопечной, участливо поинтересовалась:
– Все так плохо?
Та кивнула:
– Я без гроша, и надеяться не на кого…
– А король Франциск?! Он так добр к вам!
– Он добр, Мария, но только пока я чего-то стою. Король не всегда властен даже над своими поступками…
До утра Екатерина ломала голову над вопросом, сообщать ли королю печальную новость самой или подождать, пока это будет сделано официально. Решила, что нужно это сделать лично, чтобы сразу увидеть реакцию Его Величества, но не успела. Обычно король, утомленный ночными утехами с мадам д’Этамп, вставал довольно поздно, но на сей раз он не был у фаворитки, а дела звали отправиться куда-то поутру, и, когда Екатерина собралась попросить принять ее, Франциск уже куда-то уехал. А вечером юная герцогиня испытала настоящий шок, потому что встретила Его Величество идущим, как всегда, в окружении стайки веселых дам. Присев в реверансе, она ожидала привычных приветливых слов, которые свекор всегда находил для снохи, но на сей раз король Франциск даже не повернул голову в ее сторону!
Внутри у Екатерины все похолодело, она так и осталась в реверансе, пока король со свитой шествовал мимо, кровь билась в висках вместе с ужасными мыслями. Несомненно, при дворе знали о произошедшем в Риме, и король был взбешен, он это явно дал понять только что. Екатерина получила огромную порцию откровенно насмешливых и презрительных взглядов. Те, кто и раньше не жаловал ее из-за принадлежности к роду Медичи, теперь получили возможность насмехаться открыто, но и те, с кем герцогиня была в прекрасных отношениях только вчера, предпочли об этом забыть. Если Его Величество не удостаивает взглядом несчастную флорентийку, то почему кто-то другой должен ей улыбаться?!
Хотелось крикнуть: вы еще вчера старались поймать мой взгляд, улыбнуться мне лишний раз, что-то спросить! Такова судьба всякого при дворе, здесь быстрый высокий взлет может означать последующее быстрое и низкое падение. Но почему?! Почему она должна отвечать за действия ненавистного ей папы Климента?!
Более того, король остановился, беседуя с кем-то, и свита тоже встала, при этом придворные не скрывая принялись довольно громко обсуждать сложившееся положение! Конечно, кому нужна эта пучеглазая особа без гроша и родственных связей? К тому же герцог Орлеанский ее терпеть не может! Да, да, он буквально избегает общества своей супруги с первых же дней! И детей родить она неспособна… Самое место флорентийке в монастыре!
– Коннетабль Монморанси предлагает попросту вернуть ее в Рим, потому что договор не был соблюден, а сама она бесплодна!
– Конечно! Разве во Франции мало красивых, здоровых, прекрасно воспитанных и знатных девушек, чтобы принц мучился с этой флорентийкой?!
Первым движением Екатерины после того, как король и придворные проследовали дальше, было броситься к Генриху за защитой. В том, что у них нет детей, виноват в большей степени он сам, ведь для деторождения нужно почаще ночевать в постели с супругой. Неужели Генрих, сам проведший столько лет в тюрьме, не будучи ни в чем виноватым и испытавший тяготы одиночества, не поймет ужас ее положения?! Разве ее вина, что папа Климент всех так подло обманул?! Пострадал не один король Франциск, прежде всего пострадала она!
Генрих был в своих покоях, он, конечно, тоже знал о произошедшем. Екатерина почти бросилась к нему с мольбой в глазах и голосе:
– Генрих, что теперь будет?!
И увидела каменное лицо мужа, тот чуть приподнял бровь:
– Откуда мне знать, мадам? Вероятно, вы лишитесь своего имени герцогини Флорентийской…
– Но… но вы не оставите меня?
Генрих пожал плечами:
– В чем, мадам? Вас уже отправляют обратно в Рим? Нет, в Рим я, конечно, не поеду, с меня достаточно Мадрида…
Дольше разговаривать она не стала. Никакой Генрих не защитник, ему только на руку, чтобы ее отправили обратно, муж будет счастлив избавиться от жены, которая ему в тягость!
Примчавшись в свои покои, Екатерина распорядилась отвечать всем, что она больна, и действительно бросилась в постель, ее била лихорадка, даже зубы стучали. Мария перепугалась не на шутку. Немного понаблюдав за подопечной, Сальвиати решительно направилась к шкафу, достала оттуда сначала небольшую стопочку, потом с сомнением оглянулась на Екатерину, которая лежала, свернувшись калачиком и сжав зубами край простыни, чтобы не выть в голос, и заменила маленькую стопку на довольно большой бокал. Щедро плеснув туда из графина янтарной жидкости, Мария, еще мгновение посомневавшись, проделала то же со вторым бокалом и понесла оба к постели:
– Мадам, нам с вами самое время выпить… А ну-ка, берите!
Сначала Екатерина недоуменно смотрела на наставницу, но та настаивала, и герцогиня взяла свой бокал.
– Залпом все сразу! – скомандовала Мария, поднося ко рту свой. – Вот и хорошо, а теперь действительно прячьтесь под одеяло и постарайтесь заснуть, я никого не пущу сюда, будь это сам король!
Екатерина, которую все еще трясло как в лихорадке, робко возразила:
– Не надо… короля… нельзя короля…
– Никого нельзя! – решительно махнула рукой наставница. – Я вам так скажу: все эти французы – гнилье! Сплошное гнилье! Сначала не ходит к жене, а потом кричит, что она не рожает! Сначала доверяет нашему папе, упокой Господь его душу, а потом вопит, что его обманули! И поделом, что обманули, нашел кому доверять! Прости меня Господи, что говорю дурно о почившем, но как не скажешь?!
Они, видно, выпили что-то крепкое, потому что у Марии язык постепенно стал заплетаться, а Екатерину сморил сон.
– Он нас… всех… обману…
Проснулась она ночью и даже не сразу поняла, что произошло. Вспомнив о событиях предыдущего дня, Екатерина едва не залилась слезами, но вовремя взяла себя в руки.
Жизнь не закончена! Пока она жива, пока есть силы, нужно бороться, она Медичи, а это что-то значит! Медичи нельзя просто так отправить в монастырь!
Можно – подсказала память, уже отправляли и надолго. Когда Флоренция восстала, именно маленькую Екатерину Медичи в виде заложницы отправили в монастырь.
Но ведь не монахиней же! К тому же она была маленькой беззащитной девочкой, а теперь взрослая женщина, правда, тоже беззащитная… Мелькнула мысль, что если развестись с Генрихом и уехать в Рим, то можно… выйти замуж за Ипполита! Ипполит всегда говорил, что готов отказаться от кардинальского сана, чтобы жениться на герцогине Флорентийской. Горячая волна счастья от первой мысли мгновенно превратилась в ледяную от второй. Конечно, был готов, и именно чтобы жениться на герцогине Флорентийской! А кто она теперь? Благодаря хитрости папы Климента – никто! И Ипполиту в таком качестве тоже ни к чему.
Почему-то столь горькая мысль не повергла Екатерину в полное уныние, а наоборот, заставила соображать быстро. Когда-то, когда ее собрались перевезти из одного монастыря в другой через зачумленный город, девочка, не зная, куда именно везут, и решив, что приговорили к смерти, собрала свою волю в кулачок и нашла выход! Она оделась и спрятала волосы, как монахиня, чтобы всем своим видом показать, что на казнь везут невинную деву из обители. И по городу ехала, не прячась и не боясь. Возможно, именно это не позволило толпе попросту расправиться с малышкой, едва державшейся в седле.
Почему же сейчас, когда жизни ничего не угрожает, она сдалась? Нет, не сдалась! – решила для себя Екатерина. Нужно только подумать, чем новое положение может грозить и что нужно сделать, чтобы его исправить.
Нелюбимая супруга без приданого, иностранка, презираемая двором, королем и собственным мужем… Что она могла сделать, у кого искать защиту? Муж уже в таковой отказал. Королева? Но той самой немногим лучше – сестра военного противника Франциска, так же не любима всеми. Фаворитка? Едва ли мадам д’Этамп станет ради флорентийки спорить с королем, тем более когда ее противник коннетабль Монморанси оказался столь прав по поводу возможного обмана со стороны папы Климента. Оставался один-единственный человек во Франции, который мог бы ее защитить. Это был сам король!
Но как просить помощи у того, кто сегодня показал, как изменилось его отношение? И все же, сколько ни думала Екатерина, она не находила другого выхода. Если не поможет Франциск, то не поможет никто, разве сам Господь.
Утром она долго приводила себя в порядок, старательно подбирая наряд и делая прическу поскромнее.
– Вы намерены вызвать у двора жалость своим печальным видом? Думаете, пожалеют?
– Нет, я намерена идти к королю!
– Мадам, к какому королю?! Он и видеть вас не захочет!
Мария не стала говорить, что при дворе уже ходят разговоры, будто скоро последует развод герцога и герцогини и Екатерину отправят в какой-нибудь из итальянских монастырей. Новый папа Павел III отказался выполнять обязательства, взятые предыдущим наместником святого Петра, но согласился найти местечко для почти бывшей герцогини Орлеанской. Он согласен на развод, потому что у супруги Генриха нет детей… Поправляя последние складки на платье Екатерины, Мария ворчала:
– Вот о чем вы собираетесь просить? Чтобы вас оставили при дворе в качестве запасной спутницы во время охоты, когда у мадам д’Этамп запретные дни? Не лучше ли уехать в родную Флоренцию и тихо выйти там замуж за кого-нибудь попроще королевского сына, но зато нормального малого с нормальным отношением к жене? Ну кем вы можете быть при дворе?
– Я намерена остаться супругой герцога Орлеанского и снохой короля Франциска! – отрезала Екатерина, гордо вскинув головку.
– И как вы, спрашивается, собираетесь этого добиваться? – уперла руки в бока Мария Сальвиати. – Укорить короля в излишнем доверии к своему дяде Клименту или герцога в презрении к супружеским обязанностям?
На мгновение Екатерина замерла, а потом невесело усмехнулась:
– Слезами, какой уж тут укор!