Ловушка для простака

– Ив конце концов она назвала вам свою фамилию?

– Да, Дженни Йост.

– А ее адрес?

– Мюльматтштрассе, сто двадцать шесть.

– И Дженни по-прежнему хотела выйти за вас замуж?

– Да, господин председательствующий.

– И она представила вас родным?

– Нет, ваша честь.

– Почему?

– Дженни не очень с ними ладила.

– А вы заходили за ней на работу?

– Нет, господин судья.

– Но разве это не было бы естественно?

– Дженни не хотелось, чтобы о нашей тайне кто-нибудь узнал.

– Весьма романтично… Но почему же вы не упрекнули свою коллегу Аннетту Шар за такой неблаговидный поступок, как чтение чужих писем, а уж тем более – за то, что она потом выболтала все Херлеманну?

– Дженни уговорила меня не делать этого, опасаясь новых насмешек.

– Когда вы видели Дженни в последний раз?

– Накануне того дня, когда меня арестовали. – Где?

– В Веттштейнпарке.

– Вы можете сесть. Прежде, чем я разрешу обвинителю допросить арестованного, мне бы хотелось сообщить господам присяжным, что, невзирая на все наши усилия, никаких следов особы по имени Дженни Йост обнаружить так и не удалось. Директриса фирмы «Лауретта и Агнес» заявила, что в ее ателье никогда не было такой служащей. Все девушки, работающие там, любезно согласились явиться на опознание, но ни в одной из них Людовик Сенталло не признал Дженни Йост. Наконец, добавлю, что на Мюльматтштрассе нет дома номер сто двадцать шесть.

Третий присяжный поднял руку.

– Да, господин третий присяжный?

– Господин председательствующий, я по-прежнему ничего не понимаю. Сначала нам сказали, что эта Дженни – вымышленное лицо, персонаж дурацкой шутки, а теперь обвиняемый описывает ее как вполне реальную девушку. А потому мы бы хотели знать: существует эта Дженни или нет?…

– Представьте себе, господин третий присяжный, что целью настоящего процесса и является либо признать существование Дженни Йост реальным фактом, либо доказать, что эта особа – плод воображения. Ибо, как вы увидите в дальнейшем, вся защита обвиняемого строится на том, что Дженни Йост существует. Стало быть, прошу вас немного потерпеть. Итак, ваши вопросы, господин помощник прокурора.

– С вашего разрешения, господин председательствующий, я бы хотел вызвать свидетелей, непосредственно упомянутых Сенталло. Я имею в виду Аннетту Шар, Ферди Херлеманна и Армена Феннера.

– Согласен. Секретарь, вызовите сюда мадемуазель Аннетту Шар.

Аннетта Шар, особа лет двадцати пяти, элегантно, хотя и несколько вульгарно одетая, вошла, сильно раскачивая бедрами. Появление ее не прошло незамеченным. Мужчины, присутствовавшие на заседании, сочли ее если и не красивой, то по крайней мере достаточно привлекательной. Зато женщины дружно осудили. Как только свидетельница назвала имя и фамилию и присягнула, что готова отвечать без ненависти или пристрастия, Арнольд Оскар приступил к допросу:

– Фрейлейн Аннстта Шар, вы работаете в банке Линденманн машинисткой-стенографисткой?

– Уже пять лет, Ваша честь.

– Вы знакомы с обвиняемым, господином Людовиком Сенталло?

– Он был моим коллегой, Ваша честь.

– Среди ваших подруг есть девушка по имени Дженни Йост?

– Нет, господин судья.

– Приходилось ли вам в то или иное время передавать обвиняемому письмо от какой-нибудь знакомой?

– Нет, господин председательствующий, и я сомневаюсь, чтобы у нас с Сенталло вообще могли быть общие знакомые.

Мэтр Ремпье счел нужным вмешаться:

– Увидев и послушав вас, фрейлейн, я могу лишь поздравить своего клиента с этим обстоятельством!

Прежде, чем оторопевшая от столь неожиданного нападения Аннетт пришла в себя, помощник прокурора поспешил ей на помощь:

– Я не позволю, чтобы подобными грязными инсинуациями пытались дискредитировать свидетелей обвинения!

– Не моя вина, господин помощник прокурора, что ваши свидетели имеют столь сомнительный вид!

Однако Аннетта Шар, уже успевшая прийти в себя, набросилась на мэтра Ремпье:

– Нет, поглядите, это надо ж, какой наглец!

Председательствующий в очередной раз призвал всех к порядку.

– Я ни в коем случае не могу допустить, чтобы настоящее разбирательство превращали в базар. И это касается всех присутствующих! Итак, фрейлейн Шар, вы решительно отрицаете, что знакомы с Дженни Йост и когда-либо передавали от нее письмо обвиняемому?

– Да, господин председательствующий.

– У вас нет вопросов, мэтр? А у вас, господин помощник прокурора? В таком случае, благодарю вас, фрейлейн. Введите господина Херлеманна.

Ферди уже ничуть не напоминал того жизнерадостного остряка, которым так восхищались приятели. Казалось, сама обстановка суда действует на него угнетающе.

– Господин Ферди Херлеманн, я считаю своим долгом поставить вас в известность, что суд глубоко порицает глупую шутку, которую вы позволили себе по отношению к своему коллеге – я имею в виду обвиняемого.

– Я и сам искренне сожалею о ней, господин судья… И, знай я заранее, что три месяца проваляюсь в больнице да еще потеряю работу…

– Не надейтесь разжалобить суд, господин Херлеманн. Но вернемся к тому, что интересует господ присяжных. Откуда взялось письмо, подписанное именем Дженни, которое официант Армен Феннер передал обвиняемому?

– Я сам написал его, изменив почерк, господин судья.

– Вы сочиняли письмо при свидетелях?

– Да, господин судья, при своих коллегах Фельмане и Люнгенбюле.

– Мадемуазель Шар когда-нибудь показывала вам письмо от своей подруги, которое она должна была передать обвиняемому?

– Нет, господин председательствующий.

Свидетелю пришлось выслушать несколько весьма суровых замечаний от мэтра Ремпье (помощник прокурора, чувствуя враждебность аудитории к Херлеманну, не посмел вмешаться), и после этого Ферди отпустили на все четыре стороны. Вызванные после него господа Фельман и Люнгенбюль подтвердили, что письмо с подписью «Дженни» писалось у них на глазах, а Люнгенбюль даже припомнил, что имя «Дженни» они выбрали наугад, полистав киножурнал. Официант Армен Феннер признался, что получил от Ферди Херлеманна монету за то, что он скажет Сенталло, будто получил для него письмо от дамы.

– Больше у вас нет свидетелей, господин помощник прокурора?

– По-моему, я достаточно ясно доказал господам присяжным, что эта Дженни Йост – чистый вымысел!

Мэтр Ремпье вскочил со своей скамьи.

– Разве уже наступило время переходить к прениям, господин председательствующий? Но, должно быть, я ошибся, раз представитель прокуратуры уже начал обвинительную речь?

Молодой адвокат стал всерьез раздражать Макса Мартина.

– Погодите-погодите, дорогой коллега! Во время обвинительной речи я буду еще суровее!

– Это не значит, что вы станете справедливее!

– Я не позволю вам…

– А вы не имеете права позволять или запрещать мне что бы то ни было!

– Господа!

Председательствующий снова застучал молоточком, восстанавливая тишину. Решительно, из малыша Ремьпе может выйти толк, и судья решил сказать об этом его отцу. Жаль только, что парень дебютирует в таком безнадежном деле.

– Может ли защита представить свидетелей, которые бы подтвердили существование Дженни Йост?

– Нет, господин председательствующий.

– В таком случае, я думаю, мы можем перейти к событиям, которые привели Людовика Сенталло на скамью подсудимых. Да, господин третий присяжный?

– Уж простите меня, господин судья, но, в конце-то концов, существует она или нет, эта Дженни Йост?

– Дать вам положительный или отрицательный ответ на этот вопрос для меня означало бы повлиять на ваше решение, выказав пристрастие к той или иной стороне. Следовательно, надеюсь, вы понимаете, что я не могу поступить таким образом. Однако вы слышали свидетелей, вызванных помощником прокурора…

– И они сказали, что Дженни Йост – выдумка!

– …а также заверения обвиняемого…

– …который утверждает, что хорошо знаком с Дженни Йост! Так где же правда?

– Позвольте напомнить вам, что вас пригласили сюда именно для того, чтобы попытаться установить истину.

Все заулыбались. Только третий присяжный, по-видимому, так и не уловил комизма ситуации, ибо он сел на место, сердито ворча.

– Господа присяжные, прошу вас слушать теперь особенно внимательно, ибо мы переходим к наиболее животрепещущему вопросу. Именно на основании того, что сейчас будет сказано, вам предстоит составить определенное мнение и по окончании дебатов решить, виновен ли Людовик Сенталло в ограблении, которое ставится ему в вину, или же невиновен. Итак, Сенталло, двадцать седьмого мая, придя на работу, вы попросили господина Шмиттера принять вас?

– Да, господин председательствующий.

– Прошу вас, господин Шмиттер, не могли бы вы вернуться на свидетельское место?

Энрико Шмиттер снова предстал перед Арнольдом Оскаром.

– Господин Шмиттер, мне бы хотелось, чтобы присяжные из ваших собственных уст услышали, какой разговор произошел в то утро между вами и обвиняемым.

– Что ж… Как только я вошел к себе в кабинет, моя секретарша Паула Коллер предупредила, что звонил Сенталло и просил его принять. Я его тут же вызвал, полагая, что возникли какие-то сложности с бухгалтерией. Однако дело оказалось совсем не в этом. Впрочем, я должен подчеркнуть, что меня сразу поразил вид Людовика.

– А не могли бы вы уточнить, чем именно?

– Я всегда знал его как спокойного, уравновешенного и очень грустного молодого человека. Но в то утро Людовик буквально сиял. С блестящими от радости глазами он стал лихорадочно рассказывать мне, что наконец встретил девушку своей мечты. Людовик описывал мне Дженни Йост с таким трогательным пылом… в таких лестных выражениях… и просил разрешения представить мне свою избранницу в следующее воскресенье. Не сомневаясь, что жена только обрадуется, я пригласил Сенталло поужинать у нас вместе с невестой.

– Вы хотите задать вопрос, мэтр?

– С вашего позволения, господин судья, я бы попросил господина Шмиттера сказать нам, считает ли он моего клиента психически здоровым?

– Вы слышали вопрос, господин Шмиттер?

– Ну, разумеется, мэтр, я совершенно уверен, что Людовик в здравом уме.

– В таком случае, каким образом вы можете объяснить, что молодой человек просил у вас разрешения представить девушку, которой, если верить обвинению, не существует в природе?

– Я ничего не объясняю, мэтр, а просто передаю то, чему был свидетелем.

– Прекрасно, господин Шмиттер, благодарю вас за ответ.

Макс Мартин, не желавший допустить, чтобы противная сторона набирала очки, немедленно вмешался:

– Вполне можно предположить, мэтр, что Сенталло, давно задумав и подготовив преступление, тщательно разработал сценарий.

– Какое преступление, господин помощник прокурора? Все собранные факты красноречиво свидетельствуют об одном: мой клиент никоим образом не мог предугадать, что ему придется заменить охранника, сопровождающего фургон с деньгами. Это вовсе не входит в его обязанности, и, принимая приглашение господина Шмиттера, Сенталло, как и все прочие, понятия не имел, что охранник неожиданно выйдет из строя.

Логика адвоката произвела впечатление, и Макс Мартин не знал, что возразить, мысленно кляня себя за то, что так глупо предоставил защите случай блеснуть, ибо этот момент и был наиболее слабым местом обвинения. Счастье еще, что эту Дженни Йос так и не удалось обнаружить… Не желая оставлять присяжных под впечатлением от слов мэтра Ремпье, Арнольд Оскар снова вернулся к Энрико Шмиттеру.

– И что же произошло во время вашего разговора с Сенталло, господин Шмиттер?

– Ну… Людовик уже собирался уходить, как вдруг секретарша передала мне телефонное сообщение от доктора Лея, который пользует наш персонал. Врач предупредил, что наш охранник Рудольф Шауб должен соблюдать постельный режим – он упал с лестницы и не исключена возможность внутренних повреждений. Лей считал своим долгом отправить Шауба в клинику на обследование.

Защитник не преминул подчеркнуть, что несчастный случай произошел после того, как Сенталло попросил Шмиттера его принять, и, следовательно, Людовик не мог знать о нем заранее. В свою очередь, Макс Мартин попросил свидетеля высказать свое мнение о Шаубе.

– Этот человек служит у нас пятнадцать лет, я ему полностью доверяю и ни разу не имел случая в чем-либо упрекнуть.