Помоги проекту - поделись книгой:
«С момента получения телеграммы Адмиралтейства 12 июля 1940 года от 2.41 я не имел информации, которая заставила бы меня думать, что отношения с правительством Виши изменились к худшему. Я имел все основания доверять сведениям местной разведки, что отношение французского флота становится менее враждебным. Это подтвердилось, когда 5 сентября в 18.42 я получил телеграмму от морского атташе из Мадрида, адресованную начальнику Разведывательного отдела Адмиралтейства. В ней сообщалось о заметном изменении отношения французского флота и было упоминание о том, что сам адмирал Дарлан желает поддерживать контакт с британским морским атташе в Мадриде».
Такое же важное значение имеет тот факт, что адмирал Норт был совершенно убежден: телеграмма Адмиралтейства от 0241/12/7 отменила инструкции, содержащиеся в более ранней телеграмме 0012/7/7. Когда этот вопрос был затронут в 1951 году, он твердо стоял на своем:
«В отношении телеграммы от 0012/7/7 я думаю, вы первый человек, который подумал, что она не была отменена телеграммой от 0241/12/7. Если бы только был жив адмирал Сомервилл, он бы сразу подтвердил, что мы все в Гибралтаре решили, что телеграмма от 0012 аннулирована. Сюда можно отнести и губернатора, потому что он управлял крепостными орудиями на основании этого».
Перед тем, как рассмотреть ситуацию в Гибралтаре накануне прохода французской эскадры, давайте рассмотрим действия британского флота.
Самой последней операцией, которую проводило Соединение Н, было обеспечение перехода подкреплений для Средиземноморского флота адмирала Каннингхэма. Вся операция получила кодовое название «Хэтс». Корабли вышли из Гибралтара утром 30 августа.
Последующий переход прошел совершенно гладко. Единственной «потерей» стал эсминец «Гарланд» из состава флота Каннингхэма, который был отправлен в Англию после ремонта на Мальте. В последующем его предполагалось передать польскому флоту. 4 эсминца 13-й флотилии — «Талант», «Грейхаунд», «Гриффин», «Хотепур» — зашли на Мальту и покинули остров вместе с «Гарландом». На обратном пути они подверглись мощным воздушным атакам. Рядом с «Гарландом» разорвались несколько бомб, и он был поврежден. «Гриффин» тащил его на буксире, пока «Гарланд» не смог снова дать ход. 5 сентября в 20.20 все 5 эсминцев прибыли в Гибралтар. «Гарланд» сразу отправился на верфь для ремонта котлов.
Тем временем в Гибралтар прибыли линкор «Барэм» и эсминцы «Эхо», «Эклипс», «Эскапейд», «Инглфилд», выделенные из состава Флота Метрополии. Они должны были заправиться и следовать далее для участия в операции «Менейс». Поэтому в гавани началось необычное оживление. Все местные операции проводились как обычно. Конвой HG-43 вышел в Англию 4 сентября в сопровождении шлюпа «Веллингтон». Часть пути его должны были прикрывать эсминцы «Уишарт» и «Форчюн», однако на «Уишарте» произошла поломка конденсатора, и на следующий день он вернулся, чтобы сразу стать на ремонт. Для замены был выделен эсминец «Видетт», который вышел в море 5 сентября вместе с транспортом «Ройял Скотсмен», который должен был присоединиться к конвою. В тот же день гавань покинул эсминец «Рестлер», чтобы в точке 36°22′ N, 9°48′ W встретить подводные лодки «Триад» и «Труант» и сопроводить их в Гибралтар.
Во время рутинного противолодочного патрулирования одна из летающих лодок «Лондон» совершила вынужденную посадку на воду и была отбуксирована в Гибралтар эсминцем «Форестер». 6 сентября прибыли, как и планировалось, «Рестлер» и 2 подводные лодки. 10 сентября лодки осмотрел Сомервилл и нашел, что они полностью готовы к боевым действиям. На него «произвел большое впечатление общий вид, подготовка и дух уверенности офицеров и матросов».
6 сентября Скалу покинули корабли, назначенные для участия в операции «Менейс». В море они должны были встретиться с войсковыми транспортами. Это были авианосец «Арк Ройял», линкоры «Барэм» и «Резолюшн», эсминцы «Фолкнор», «Форчюн», «Фьюри», «Форсайт», «Форестер», «Грейхаунд», «Инглфилд», «Эклипс», «Эскапейд». На следующий день к ним присоединился эсминец «Эхо», исправивший свои поломки. «Грейхаунд», один из эсминцев Норта, был выделен вместо «Файрдрейка» из состава 8-й флотилии, который в это время чистил котлы.
Когда все эти корабли исчезли на западе, гавань сразу опустела. Поэтому мы перечислим все оставшиеся в Гибралтаре корабли, которые Норт и Сомервилл могли использовать в случае возникновения непредвиденной ситуации. Это были:
Линейный крейсер «Ринаун» (капитан 1 ранга Ч. Э. Б. Симеон, флаг вице-адмирала Дж. Сомервилла)
Эсминцы
«Хотспур» (капитан 2 ранга Г. Ф. Г. Лейман) «Гриффин» (капитан-лейтенант Дж. Ли-Барбер) «Энкаунтер» (капитан-лейтенант Э. В. Сент-Дж. Морган) «Рестлер» (капитан-лейтенант Э. Н. В. Карри) «Велокс» (капитан 2 ранга Дж. К. Колвилл) «Видетт» (капитан-лейтенант Э. Н. Уолмсли)
Подводные лодки
«Триад» (капитан-лейтенант Г. С. Стивенсон-Солт)
«Труант» (капитан 2 ранга Г. А. В. Хаггард)
4 противолодочных траулера
4 минно-тральных траулера
5 вооруженных досмотровых судов
4 патрульных траулера
5 буксиров
Эсминцы
«Гарланд» (польский)
«Файрдрейк» (капитан-лейтенант С. Г. Норрис)
«Галант» (капитан-лейтенант Ч. П. Ф. Браун)
«Уишарт» (капитан 2 ранга Э. Т. Купер)
Единственный инцидент случился 7 сентября при прохождении через пролив маленького французского конвоя. Он состоял из шлюпа «Элан» и траулера «Пескагель», которые направлялись из Касабланки в Оран. Эсминцы, патрулирующие в проливе, подошли к ним вплотную, удостоверились, кто есть кто, и пропустили без помех. Французские корабли прошли пролив в сумерках и прибыли в Оран 9 сентября. Этот признак нормализации отношений стал еще одним доказательством для Норта, что отношения с французами улучшаются. Ни один французский конвой не пытался пройти через Гибралтарский пролив после Мерс-эль-Кебира, но теперь все вроде бы возвращалось в нормальное русло. Но в действительности это был специальный конвой. Французы решили проверить, намерены ли англичане мешать важной операции, которую они уже запланировали. Но об этом немного ниже.
Патрулирование велось, как обычно, на море и в воздухе. 9 сентября эсминцы «Хотспур», «Гриффин» и «Энкаунтер» вышли в море под командованием капитана 2 ранга Леймана для противолодочного патрулирования между Гибралтаром и островом Альборан. Им должны были помогать 2 летающие лодки «Лондон» 202-й эскадрильи. В тот период в Гибралтаре имелись 7 этих пожилых самолетов. Впервые они поступили на вооружение КВВС в 1936 году, к началу войны имелось 29 машин. В 1938 году модель Mk II начала поступать в 202-ю эскадрилью. «Лондон» был разведывательной летающей лодкой с экипажем из 6 человек. Самолет имел цельнометаллическую конструкцию и был оснащен 2 моторами Бристоль «Пегасус» мощностью 1000 Л С. Они позволяли развить максимальную скорость 155 миль/час. При крейсерской скорости 129 миль/час самолет имел максимальную дальность полета 1740 миль, однако нормальная не превышала 1100 миль. Продолжительность полета составляла 5,2 часа. «Лондон» мог нести 2000 фн бомб и был вооружен 3 пулеметами «Льюис». Кроме них, на базе имелись 3 гидросамолета «Суордфиш» 3-го звена взаимодействия. Но эти самолеты подходили только для ближнего патрулирования.
«Уишарт» завершил ремонт и присоединился к «Велоксу», «Видетту» и «Рестлеру», патрулирующим в районе Скалы. Капитан 2 ранга Купер был старшим офицером этого дивизиона. Напомним, что все это происходило в то время, когда итальянские подводные лодки начали переходы через пролив, чтобы добраться до новой базы в Бордо. 10 сентября в 15.30 летающая лодка «Лондон», бортовой номер L-7043, в точке 36°02′ N, 3°29′ W заметила цепочку воздушных пузырьков, поднимающуюся на поверхность и медленно передвигающуюся на север. Самолет сбросил бомбы «прямо на цель», но никаких результатов не добился. К месту событий примчался один из эсминцев и сбросил глубинные бомбы, но опять, безрезультатно. Патруль продолжил движение на восток строем фронта, а летающие лодки на ночь вернулись на базу. В проливе другой дивизион продолжал свою работу. Позднее капитан «Видетта» писал:
«В гавани не было дежурного эсминца как такового. К западу от Гибралтара были организованы самые различные патрули, но в основном противолодочные. Обычно один корабль проводил 4 дня в море, после чего возвращался в Гибралтар и немедленно заправлялся топливом под завязку. Когда вы входили в гавань, командир дивизиона обычно советовал сохранять пары и находиться в часовой или четырехчасовой готовности. «Рестлер» часто использовался для досмотра судов на предмет поиска контрабанды, поэтому эсминец, как правило, находился южнее или юго-восточнее Гибралтара. Следует помнить, что, помимо патрулирования в проливе и сопровождения в случае необходимости Соединения Н, 13-я флотилия постоянно привлекалась для эскортирования местных конвоев».
Так обстояли дела 10 сентября, когда «Видетт» был сменен «Уишартом» и вернулся на свою обычную стоянку в логове эсминцев, которое располагалось в северном конце гавани. Не считая огромной туши «Ринауна», стоящей у Южного мола носом ко входу, и пары подводных лодок, гавань была совершенно пуста. На верфи стояли эсминцы «Гарланд», «Талант» и «Файрдрейк». Все они были небоеспособны. Наступил тихий и мирный вторник, который, казалось, не будет отмечен никакими событиями. Но в эфире и по проводам уже летели сообщения, которым предстояло взорвать эту сонную тишину.
«В Гибралтаре впервые после злосчастного инцидента в Мерс-эль-Кебире была получена целая пачка сигналов. В них излагались инструкции Адмиралтейства, кстати, совершенно противоречивые, как следует действовать при встрече с французскими кораблями в открытом море. Телеграммы приходили обычно в 2 или 3 часа ночи. Мы называли их «пижамные сигналы». Многие были написаны совершенно непривычным для военных приказов языком. В результате получатель (командир военно-морской базы или командир Соединения Н) был вынужден гадать, а что, собственно, этот сигнал означает. К началу сентября у всех сложилось мнение, что необходимо доносить о встрече с французскими кораблями, но не трогать их. В то же самое время Адмиралтейство не желало, чтобы эти корабли вернулись во французские порты, занятые немцами. Но было крайне сложно представить, чтобы какой-нибудь корабль попытался это сделать».
Другой офицер вспоминал: «В Гибралтар поступала масса сообщений, большинство из которых никто не читал. Думаю, никто не верил этим телеграммам».
После того как Адмиралтейство получило длинную телеграмму от морского атташе в Мадриде, оно выпустило свою собственную оценку ситуации, направив ее нескольким командующим, в том числе Норту и Сомервиллу. Эта оценка основывалась на более чем сомнительных разведывательных данных. Там говорилось, что источник в Лиссабоне предсказывает, что немцы намерены оккупировать всю Францию, и в первую очередь Марсель, потому что Петэн теряет контроль над страной. Как мы еще увидим, в этом сообщении была доля правды. Но далее говорилось: «Нацистские агенты уже посланы в Тунис, Алжир и, возможно, в Марокко, чтобы восстановить население против де Голля и существующего французского правительства». Этот сигнал мог усилить впечатление, что французы стремятся освободиться от власти Виши.
Вечером 9 сентября адмирал Норт получил сообщение, адресованное ему лично и в копии направленное в Форин Офис.
«СРОЧНО
Получено от Жака.
Французская эскадра в Средиземном море может попытаться пройти Гибралтарский пролив на запад. Пункт назначения не известен. Эта попытка может быть совершена в ближайшие 72 часа».
Это сообщение пришло от британского генерального консула в Танжере. Оно было отправлено 9 сентября в 18.24 и получено Нортом в 20.45 в тот же день, когда он обедал вместе с Сомервиллом на берегу. Информация пришла от очень надежного источника. «Жаком» на самом деле был капитан Шарль Жан Луизе, офицер французской военной разведки, служивший в штабе в Танжере.
Еще раньше он тайно вступил в организацию Свободной Франции, и его служебный пост позволял передавать очень ценную информацию. Адмирал Норт, получив этот сигнал, не стал делать ничего. Он лишь подтвердил получение и передал его в Форин Офис в Лондон для дальнейшей трансляции в Адмиралтейство.
Сообщение лениво ползло по бюрократическому лабиринту, перебираясь из одного департамента в другой. В Форин Офис оно прибыло 10 сентября в 7.50. А здесь начался обычный бардак, который царит в правительственных учреждениях везде и всюду. Пометка «срочно» совсем не гарантировала, что его начнут расшифровывать немедленно. К тому же аналогичную пометку имели многие другие сигналы. Телеграмма из Танжера затерялась среди сотен прочих сообщений от послов и консулов со всего мира. Ее расшифрованный вариант вынырнул на поверхность лишь спустя несколько дней. Медлительность этого департамента Черчилль попытался объяснить после войны:
«В то время Лондон подвергался почти непрерывным бомбардировкам. Из-за постоянных перерывов в работе во время налетов в шифровальном отделе образовались завалы. Это сообщение не имело пометки «важно» и было расшифровано лишь в порядке живой очереди».
То же самое объяснение он предложил в 1942 году, когда готовил отчет по операции в Дакаре: «Оно не было помечено «важно», поэтому из-за объема работы и перерывов во время налетов поступило в Адмиралтейство только 14 сентября».
Не следует придавать слишком много значения тому, что воздушные налеты 9, 10 и 11 сентября были довольно слабыми. Как только раздавался сигнал воздушной тревоги, сотрудники бежали в укрытия. В министерстве иностранных дел укрытия располагались далеко от центра связи, поэтому перерыв до сигнала «Отбой» оказывался длинным. При этом не имело значения, появился целый воздушный флот или единственный самолет, задержка всегда была одной и той же. Даже если воздушных тревог не было вообще, с учетом груды накопившихся сообщений, до этой депеши просто не доходили руки, потому что многие телеграммы имели более высокий приоритет, чем «срочно». В любом случае, не сохранилось свидетельств, что хоть один начальник или рядовой чиновник получил нагоняй за эту задержку.
Когда профессор Мардер писал, что у Норта не было оснований думать, что Адмиралтейство не получило эту телеграмму, он просто пересказывает рапорт самого Норта. «Я не имел оснований полагать, что Адмиралтейство не получит эту телеграмму, так как процедура передачи была совершенно обычной». Зато мнение Их Лордств было иным. Они полагали, что отправка крупной эскадры во время подготовки операции «Менейс» не могла считаться «в рамках нормы», и требовали более энергичной реакции.
В любом случае, Норт был уверен, что Адмиралтейство получило предупреждение, поэтому, если бы требовались какие-то действия, он получил бы соответствующий приказ. Не получив никаких распоряжений в тот же день, Норт решил, что все идет нормально. Пообедав с Сомервиллом, Норт отправился спать, полагая, что события находятся под контролем. Однако вскоре после полуночи его разбудил телефонный звонок начальника штаба. Пришло сообщение от капитана 1 ранга Алана Хиллгарта, британского военно-морского атташе в Мадриде. Оно было отправлено 10 сентября в 18.09 и получено в Гибралтаре 11 сентября в 00.08. На расшифровку ушло 20 минут. В нем говорилось:
«СРОЧНО
Французское адмиралтейство обратилось ко мне. Пожалуйста, сообщите морскому командованию в Гибралтаре, что 9 сентября из Тулона вышли 3 крейсера типа «Жорж Лейг» и 3 лидера типа «Фантаск», которые пройдут через пролив в первой половине дня 11 сентября. На корпусе нарисованы национальные флаги. Пункт назначения не известен».
Стало ясно, что французы вывели в море значительные силы.
Что же привело в движение французский флот после долгого периода относительной пассивности?
Глава 10.
Поход соединения Y
В 1939 году французский флот был одним из самых современных в мире, и заслуга в этом принадлежит Жоржу Лейгу, который занимал пост морского министра в течение 7 лет, начиная с 1926 года. Под его руководством планировалось строительство французского флота после подписания знаменитого Вашингтонского договора, чтобы этот флот мог превосходить итальянский. Перед Первой Мировой войной французский флот пришел в упадок, откатившись со второго места в мире на пятое. В его составе числилось множество экспериментальных кораблей, не имеющих практически никакой боевой ценности. В годы войны флот ничем себя не проявил и не участвовал в крупных сражениях даже на Средиземноморском театре, если не считать провальную Дарданелльскую операцию. Но под руководством Лейга был заложен фундамент, который позволил построить мощный флот. Он был ограничен в размерах, уступая флотам Великобритании, США и Японии. Французское правительство крайне неохотно выделяло средства, и все-таки были созданы такие типы кораблей, которые в 1930-х годах не уступали никому в мире.
Эту работу продолжил Франсуа Дарлан. Он тщательно следил за кораблестроительными программами, вникая во все детали, поэтому флот 1939 года мог считаться его детищем. Его уважал весь флот, а за границей даже великие державы признавали заслуги Дарлана. Важно подчеркнуть, что влияние Дарлана на французский флот было исключительно велико и многократно превышало влияние британского главнокомандующего на Королевский Флот. Создав великолепную боевую машину, Дарлан, разумеется, сам взялся руководить ею. Он яростно противился любым попыткам вмешательства извне во флотские дела. После краха Франции именно внутренние структуры французского флота оставались краеугольным камнем, на котором еще можно было что-то строить. В это время французская армия и правительство просто рассыпались на кусочки. Так, система связи флота была единственным надежным средством связи в те драматические дни, поэтому флотское командование гораздо более точно представляло происходящее, чем все остальные.
Дарлан в принципе недолюбливал англичан. Он не мог им простить того, что они уравняли французский флот по силам с итальянским, вместо того чтобы уравнять его с суммарными силами итальянского и германского. Он не мог забыть, что англо-германское морское соглашение 1935 года было подписано без консультаций с французами. Тем не менее, до перемирия 1940 года французский флот хорошо исполнял свои обязанности, хотя и располагал ограниченными силами. Во многих отношениях он уступал Королевскому Флоту, например, у французов не были отработаны ночные бои, французы не имели надежных средств борьбы с подводными лодками, они не имели радара и многого другого. Но в то же время, в определенных областях французский флот лидировал. Французы создали эффективные зенитные системы и хорошие подводные лодки. Перевооружение началось во Франции раньше, чем в Великобритании, поэтому «Дюнкерк» и «Страсбург» стали первыми современными линкорами. Более крупные «Жан Бар» и «Ришелье», построенный в июне 1940 года, были великолепными кораблями. На бумаге они превосходили новейшие британские линкоры. Эти корабли были заложены раньше, поэтому предполагалось, что Франция в 1939 году будет играть более заметную роль в войне на море, чем в 1914 году.
Подписание так называемого перемирия полностью изменило картину. Дарлан был полон решимости поддерживать флот в состоянии высокой готовности. При этом он не собирался допустить, чтобы Ось наложила лапу на французские корабли, но не был готов и продолжать сражаться вместе с англичанами. Он желал оставаться строго нейтральным. Полагая, что Англия обречена, Дарлан не желал бесцельно рисковать последним достоянием Франции. Великобритания продолжала ожесточенно сражаться, потому что ставкой было само существование страны, и наличие такого мощного флота представляло скрытую угрозу для нее. Если французский флот объединится с двумя флотами европейских партнеров по Оси, положение англичан станет крайне опасным. Лишь слова Гитлера отделяли благородные намерения Дарлана от мрачной реальности. Поэтому Мерс-эль-Кебир вырыл почти непреодолимую пропасть между бывшими союзниками.
Сразу после Мерс-эль-Кебира Дарлан пришел в бешенство. Он даже хотел было приказать французскому флоту немедленно выйти в море и дать бой Соединению Н, но потом разум возобладал. С июля по сентябрь страсти потихоньку угасали, обе стороны стремились избегать дальнейших провокаций, хотя нельзя сказать, чтобы атмосфера разрядилась полностью.
Перед французами стояла очень сложная дилемма. С одной стороны, державы Оси требовали немедленно начать разоружение, причем это должно было проходить под их контролем. С другой стороны, Дарлан желал любыми средствами оттянуть это, чтобы сохранить флот в готовности для продолжения борьбы. Поэтому переговоры шли трудно. К тому же постоянные взгляды англичан в сторону французских колоний угрожали разрушить хрупкое равновесие, которое пытался выстроить Дарлан.
Взрывное появление движения Свободная Франция и его проникновение в африканские колонии полностью разрушило это равновесие. Страны Оси оказывали на французов все более сильное давление, требуя выполнять условия перемирия. Временное ослабление претензий к затянувшемуся разоружению после Мерс-эль-Ке-бира закончилось, и в середине июля Ось опять начала наседать на французов.
15 июля германская комиссия по перемирию, которую возглавлял генерал Карл Штюльпнагель, в Висбадене предъявила новые требования главе французской делегации генералу Шарлю Хюнцигеру. Теперь Ось требовала разрешения на использование средиземноморских портов на территории самой Франции и в Северной Африке. Немцы потребовали разрешения использовать аэродромы и железную дорогу, ведущую в Касабланку. Фактически это вело к немецкой оккупации Марокко, Алжира и Туниса. Правительство Петэна яростно сопротивлялось этим требованиям, однако его позиции были слишком слабы, хотя немцы пока не оказывали серьезного давления. Гитлер все еще надеялся договориться мирно. Однако они явно искали любой повод, чтобы просочиться в Африку и таким образом опередить англичан. Проникновение Свободной Франции в африканские колонии противоречило условиям перемирия, так как позволяло англичанам взять под свой контроль обширные территории руками своих марионеток. После этого началось бы перевооружение колониальных войск и подготовка их к борьбе против Германии.
Немцы равнодушно смотрели на инциденты в Мерс-эль-Кебире и Касабланке. Однако переход Чада на сторону де Голля вызвал у них серьезные опасения, так как англичане получали в свое распоряжение стратегически важный перевалочный аэродром в Форт-Лами. Представители Рейха в комиссии по перемирию потребовали от Франции выполнять свои обязательства и принять решительные меры, чтобы отбить эти пункты. Кроме того, в будущем следовало не допускать подобных нарушений. Чтобы не позволить странам Оси сделать то, что они намеревались, французы решили продемонстрировать свою силу.
Это оказалось довольно сложно. Министр иностранных дел Поль Бодуэн запросил командование флота относительно возможности защитить африканские колонии от английских атак. Ответ был неутешительным. Возможности отразить широкомасштабное вторжение не существовало в принципе. Но пока что подобного не приходилось опасаться, поэтому оставался шанс, использовав небольшие силы, помешать дальнейшим бескровным завоеваниям Свободной Франции. Для этой цели следовало иметь на юге сильную эскадру, которая воспрепятствовала бы просачиванию свободных французов, отогнав на 20 миль от берега британские транспорты и военные корабли. В угрожаемые районы следовало перебросить ограниченные воинские контингенты, чтобы обезопасить их на суше. Их можно было взять в сохранивших относительную верность северных колониях. Для усиления блокады французы могли ограничиться декларацией намерений, так как до сих пор англичане с ними соглашались. Но с другой стороны, они должны были показать Оси, что способны контролировать собственные территории.
Поэтому отношение французских верхов к происходящему было публично объявлено 4 и 5 июля, сразу после Мерс-эль-Кебира.
«Вследствие враждебного отношения британского флота атаковать любые британские военные корабли, захватывать и приводить во французские порты британские торговые суда».
На следующий день заявление было несколько смягчено.
«Не атаковать британские военные корабли в открытом море, но быть готовыми ответить силой на силу.
Всем британским кораблям и самолетам воспрещается приближаться менее чем на 20 миль к берегам Франции или французских колоний под угрозой атаки без предупреждения».
Последний приказ британское Адмиралтейство процитировало в собственных инструкциях. Поэтому обе стороны намеревались соблюдать указанные ограничения, чтобы избежать новых инцидентов. Для обеспечения безопасности колоний французам не требовалось как-то менять уже существующие инструкции.
Более того, события в Экваториальной Африке уже вынудили местные морские силы принять меры по ограничению британской активности в Среднем Конго и Габоне. Французы опасались, что готовится удар с целью захвата этих районов, так как были получены сообщения о начале регулярного патрулирования британских крейсеров с Южно-Атлантической станции, а также о событиях в Пуант-Нуар.
Перед тем как рассмотреть щекотливую ситуацию, возникшую здесь, требуется упомянуть о еще двух моментах, в которых французы были уязвимы для внешнего давления. Во-первых, Италию гораздо сильнее, чем Германию, беспокоила судьба французского флота. Так как большинство французских кораблей было сосредоточено в Средиземном море, итальянцы вполне резонно опасались, что этот флот вдруг снова оживет. Они упрямо требовали разоружения флота, но, как всегда, последнее слово осталось за немцами. Разумеется, Италия намеревалась воспользоваться слабостью Франции, как и Германия, но ее амбиции были довольно старыми — заполучить Тунис, Корсику, Ниццу. Эти довоенные требования сторонников Муссолини и были главной причиной вступления Италии в войну. Немцы утверждали, что Италия может приобрести только то, что захватила силой оружия, и это оставляло итальянцев буквально с пустыми руками. Поэтому им оставалось лишь ждать, когда представится новый повод оккупировать все эти территории.
Во-вторых, имелась третья сила, которая только и ждала, чтобы французы продемонстрировали свою беспомощность в Африке, — фашистская Испания. Хотя страна была истощена после долгой и кровопролитной гражданской войны, Гитлер все-таки не оставлял попыток втянуть ее в новый конфликт, убеждая, что с Британией вскоре будет покончено. Его планы захвата Гибралтара зависели от помощи испанцев. Однако возврат Гибралтара Испании был лишь одним лакомым кусочком, так как Испания давно зарилась на Французское Марокко.
Согласно условиям Алжирского договора 1912 года, Марокко было разделено на 2 протектората: маленький северный анклав под управлением Испании и основную территорию страны, отошедшую к Франции. Но в этом договоре имелся важный пункт. Если Франция окажется неспособной защищать протекторат по причине слабости или нежелания, Испания имеет законное право занять его. В середине 1940 года Испания находилась в прекрасном положении, чтобы предъявить свои права на эту добычу.
Поэтому с любой точки зрения правительство Виши было просто обязано продемонстрировать силу. Известие о перевороте, происшедшем 29 августа в Чаде, потребовало немедленной переброски подкреплений в соседние колонии.
Присутствие британского крейсера «Дели» в Пуант-Нуар еще более усилило опасения французов. «Из простой полицейской акции вмешательство в Пуант-Нуар угрожало перерасти в открытый конфликт с британским флотом», — писал Эрве Крас. С другой стороны, «просачивание голлистов в Габон делалось все очевиднее. Тон призывов Лармина не оставлял сомнений в их намерениях».
Тем временем во Франции был принят ряд мер, которые должны были остановить эти процессы. 27 августа контр-адмирал Жан Бурраге, командир 4-й эскадры крейсеров, находящейся в Тулоне, получил приказ сформировать специальную эскадру из свой эскадры и 10-й флотилии эсминцев для выполнения секретного задания. Бурраге держал флаг на легком крейсере «Жорж Лейг». По условиям перемирия все эти корабли полагалось законсервировать, поэтому требовались серьезные усилия, чтобы вернуть им боеспособность и подготовить к выходу в море. Надо было принять топливо, боеприпасы, провизию, доукомплектовать экипажи. В некоторых случаях пришлось забирать моряков с других кораблей. Пока шли эти приготовления, Франция официально обратилась к германской комиссии по перемирию с просьбой о разрешении провести указанную операцию. Заявление было сделано 30 августа и сначала оно вызвало негативную реакцию.
Тем не менее, приготовления в Тулоне продолжались. 30 августа эскадра получила официальное название Соединение Y. Люди и корабли были капитально перетасованы. «Л'Индомптабль», один из лидеров, первоначально выделенных для операции, пришлось заменить, забрав с него часть команды. Командиром крейсера «Монкальм» был назначен командир «Жана де Вьенна» капитан 1 ранга Морис Ферье. Капитан 1 ранга Будю Лемонье принял легкий крейсер «Жорж Лейг». Капитан 1 ранга Жан Броссиньяк был назначен командиром крейсера «Глуар». 10-й флотилией эсминцев командовал капитан 1 ранга Поль-Огюст Стиль, который держал брейд-вымпел на «Ле Фантаск». Лидером «Л'Одасье» командовал капитан 2 ранга Эрнест Дерьен, лидером «Ле Малин» — капитан 2 ранга Эдуард Деспрэ.
Приготовления шли в страшной спешке и были настолько необычными, что от покрова секретности не осталось и следа. Все в Тулоне знали о формировании Соединения Y, как произошло с формированием Соединения М в Ливерпуле. В обоих случаях детали операции охотно обсуждались на верфи и во всех окрестных барах. Но, как это ни удивительно, в обоих случаях противник об этом не узнал совершенно ничего!
Тем временем немцы оценили ход событий и дали разрешение на переход эскадры, предложив итальянцам сделать то же самое. Позднее адмирал Редер подробно рассказал о причинах такого поступка в своем рапорте от 6 сентября:
«6. Положение во французских колониях Во французских владениях в Экваториальной Африке наблюдается открытый разрыв с правительством Петэна и переход на сторону генерала де Голля. Существует опасность, что беспорядки и мятеж могут перекинуться на колонии во Французской Западной Африке. Экономическое положение в колониях, особенно в области обеспечения продовольствием, используется англичанами как средство оказания давления. Соглашение между колониями и Англией, восстание против Франции подрывают наши шансы на контроль над Африканским континентом. Существует опасность, что стратегически важные порты Западной Африки могут быть использованы британскими конвоями, и мы можем потерять важный источник ресурсов. Нельзя совершенно исключить и опасность атаки со стороны Соединенных Штатов.
Германия должна принять серьезные меры, чтобы воспрепятствовать подобному развитию событий. Поэтому Морской штаб согласен в принципе на посылку французских морских сил в угрожаемые районы. Это позволит возобновить торговое судоходство между колониями и нейтральными странами на французских и нейтральных судах, облегчит экономические трудности, может привести к возобновлению торгового судоходства между Францией и ее колониями.
Состояние этих кораблей должно позволить затопить их при угрозе захвата англичанами. Германия и Италия должны иметь возможность контролировать корабли. Должны быть предусмотрены экономические выгоды для Германии и защита германских интересов».
30 августа французское адмиралтейство выпустило детальные инструкции на случай самых различных ситуаций, которые могут иметь место в угрожаемом районе Чада, Камеруна и Французского Конго. Они должны были служить общим руководством при операциях Соединения Y и местных морских сил.
«Для определения правильного курса поведения с англичанами здесь приводятся директивы, которые аннулируют все ранее отданные приказы.
1. Воздерживаться от любых атак британских сил, если только они не подошли к берегу ближе чем на 20 миль или непосредственно угрожают вам.
2. Обеспечить высокий уровень готовности и быть готовыми быстро отреагировать на любую атаку, которая может быть проведена против вас. Принять меры для быстрейшего проведения ответных воздушных налетов.
3. Эти директивы не связаны с теми, которые я специально отдал, или с приказами на конкретные операции.
4. Это ответ на телеграмму командующего Южным округом от 30 августа 23.23.
5. Подтвердите получение».
Итальянцы более подозрительно, чем немцы, отнеслись к причинам отправки крупной французской эскадры за пределы Средиземного моря, где они не смогут наблюдать за этими кораблями. Но 1 сентября Турин дал свое добро. Однако при этом итальянцы выставили дополнительные условия. Они потребовали, чтобы французы силой отражали любые попытки англичан атаковать эскадру. Если же случится самое худшее, то корабли должны быть затоплены, только чтобы не попасть в руки англичан. На эти условия французы были вынуждены согласиться, по крайней мере внешне. Ведь полномасштабный бой — это самое последнее, к чему должно было стремиться Соединение Y, как показывают все приказы французского командования. Однако они были вынуждены показать, что готовы выполнить требования Оси, в то же время втайне приняв все возможные меры, чтобы подобная ситуация не сложилась.
Комментарии командования Оси по поводу этих событий показывают, что там благожелательно отнеслись к действиям французов.
«Однако 1 сентября 1940 года, после того как итальянское Верховное Командование изучило ситуацию, французам было дано разрешение послать 3 крейсера к берегам Западной Африки. Требовалось дать гарантии, что корабли будут отбивать любые атаки англичан. В случае ухудшения ситуации в Западной Африке итальянское Верховное Командование обещало рассмотреть возможность выпустить из Тулона дополнительные корабли».
Однако при этом итальянцы желали посильнее надавить на французов, которых вполне обоснованно подозревали в саботаже процесса разоружения. В своем официальном ответе 3 сентября они указали, что хотя и согласились на выход Соединения Y, они желали бы немедленного возобновления работ по исполнению морских пунктов соглашения о перемирии, которое было приостановлено 4 июля, после Мерс-эль-Кебира. Итальянцы потребовали полностью разоружить оставшиеся в Тулоне французские корабли к 30 сентября.
Французы в лице генерала Хюнцигера протестовали, их делегация в Висбадене заявила решительный протест генералу Штюльпнагелю, председателю немецкой комиссии по разоружению. К протесту был приложен меморандум с описанием состояния флота. В нем подчеркивалось, что обширная французская колониальная империя находится в страшной опасности, так как появились первые признаки нестабильности.
Штюльпнагель возражал, напомнив французам, что они получили разрешение использовать отдельные соединения, и это разрешение никто не собирается отменять. Однако оно не отменяет обязанности французов провести разоружение строго по графику, согласованному комиссией. Он закончил прямой угрозой, которую французы прекрасно поняли. Если французское правительство окажется неспособным восстановить порядок на угрожаемых территориях, немецкое и итальянское правительства пересмотрят свою позицию!
Тем временем Дарлан был занят по горло, организовывая выход эскадры. Он хотел все организовать так, чтобы дела шли гладко как можно дольше. Самым опасным моментом для Соединения Y был проход через Гибралтарский пролив. Пройти его незаметно было просто невозможно, как днем, так и ночью. Поскольку избежать обнаружения было нельзя, Дарлан сделал все, что мог, чтобы успокоить англичан и не дать им повода ни к какой провокации.
Прежде всего, адмирал д'Аркур в Касабланке получил приказ проверить почву, послав в пролив пробный конвой. Требовалось выяснить, что намерены предпринимать англичане, поскольку с июля французские корабли в этом районе не показывались. Ему также было отправлено изложение задач Соединения Y. Именно эту информацию раздобыл «Жак» и своевременно передал англичанам. Конвой состоял из траулера «Пескагель» в сопровождении шлюпа «Элан». Они вышли в море 7 сентября и, как мы уже видели, без помех прошли пролив и прибыли в Оран 9 сентября. Д'Аркур с удовлетворением отметил: «Вчера вечером «Пескаггель» и «Элан» благополучно прошли Гибралтар в тумане». Немного позднее он отметил в своем дневнике: «Элан» и «Пескагель» без проблем прибыли в Оран. Англичане внимательно посмотрели на «Пескагель», но ничего не потребовали». Эксперимент завершился полным успехом, что было добрым знаком для Соединения Y. Эта информация сразу была отправлена в Виши.
Общий приказ Дарлана Соединению Y был изложен в телеграмме 3 сентября:
«СЕКРЕТНО
4-я дивизия крейсеров вместе с «Фантаском», «Малинном» и «Одасье» выйдет из Тулона, когда получит соответствующий приказ, и направится прямо в Дакар, зайдя по пути в Касабланку. Командование поручается командиру 4-й дивизии крейсеров. На месте эскадра поступает в распоряжение генерал-губернатора для проведения полицейских миссий и любых других заданий, если это потребуется. Выполняя эту задачу, вы должны избегать любых враждебных действий и провокационных выпадов в отношении британских сил, если только не возникнет прямая угроза вам со стороны этих кораблей или береговых укреплений. Проложить курс от Тулона до Гибралтара, Гибралтарский пролив надлежит пройти на рассвете полным ходом. Эскадра под вашим командованием получает название Соединения Y».
За этим последовало еще одно секретное и личное послание, датированное 5 сентября. В нем содержалась свежая информация, полученная из угрожаемого района, чтобы Бурраге более ясно представлял ситуацию. По плану предполагалось начать атаку Пуант-Нуар 15 сентября. Однако главной задачей операции было удержать французские колонии под контролем правительства Виши. Вишисты были вынуждены ограничиться посылкой крупной военной эскадры, чтобы восстановить господство в прибрежных водах. Это позволило бы возобновить нормальное судоходство между колониями и метрополией, так как само присутствие эскадры сделало бы британскую блокаду неэффективной. Кроме того, демонстрация силы позволила бы восстановить пошатнувшуюся уверенность колониальной администрации.
Чтобы гарантировать, что англичане в Гибралтаре ничего не заподозрят, было решено проинформировать их о прохождении Соединения Y через пролив, но сделать это в последний момент, когда они уже просто не успеют принять меры, чтобы как-то помешать этому. Англичане просто не получили бы времени, чтобы собрать силы. Выход соединения был назначен на 9 сентября, 16.00. Скорость была рассчитана так, чтобы эскадра подошла к самому опасному отрезку пути, Гибралтарскому проливу, на рассвете 11 сентября. Так французы намеревались исключить неприятные случайности, которые могли возникнуть, если бы они попытались форсировать пролив ночью.
Эти оперативные планы были мало кому известны за пределами штаба Бурраге на борту «Жоржа Лейга» и нескольких человек в Тулоне и Касабланке. Например, хотя пункт назначения эскадры широко обсуждался всеми в порту, даже офицеры крейсеров мало что знали достоверно. Командир «Глуара» капитан 1 ранга Жан Бруссиньяк позднее вспоминал:
«В то время я не был знаком ни с какими приказами или инструкциями, полученными адмиралом Бурраге. Он сказал нам только следующее: «Я знаю, что нашей задачей является восстановление нашего контроля над колонией Габон, в которой начались беспорядки. Мы должны перебросить туда части африканских стрелков, которые помогут нам». Мы знали, что существует большая вероятность встретить противодействие англичан, прежде всего при форсировании Гибралтарского пролива, да и позднее при переходе в Атлантике. Имел ли наш адмирал точные инструкции на сей счет? Или он должен был принимать решение самостоятельно? Я знал лишь одно: я должен беспрекословно исполнять его приказы. У меня создалось впечатление, что командование старалось не думать о подобном варианте. Ставка была сделана на внезапность и стремительные действия, что давало нам некоторые шансы на успех».
Утром 4 сентября в 11.00 адмирал Шарль Платон, министр колоний в правительстве Виши, посетил адмирала Бурраге на борту его флагманского крейсера в гавани Тулона, чтобы обсудить ситуацию. Во второй половине дня в 16.30 Бурраге лично вылетел в Виши, чтобы встретиться с адмиралом Дарланом и получить последние инструкции. 5 сентября в 19.00 он прилетел обратно. На следующий день в 10.00 командиры 6 кораблей были вызваны к адмиралу на «Жорж Лейг». Все было готово.
Так какому человеку Дарлан поручил столь трудную и деликатную задачу? Из его записей видно, что Дарлан подбирал командира очень тщательно. Бурраге был очень опытным офицером и пользовался уважением подчиненных. Современник описывает его так:
«Адмирал Бурраге был уроженцем Беарна. Это был исключительно умный человек, он обладал хорошим характером. Раньше, до назначения командиром «Глуара», я никогда с ним не встречался, но у меня очень быстро установились с ним дружеские и доверительные отношения».
Во время этой операции Бурраге должны были потребоваться весь его ум и такт, поскольку его ждали серьезные опасности и проблемы.
Пока корабли готовились к отправке, Дарлан придумал, как предупредить англичан, но при этом не встревожить немцев. Он испытывал вполне естественное раздражение после известных событий, но все-таки принял меры для установления дипломатических отношений, пусть даже и с черного хода. Например, адмирал Габриэль Офан установил контакт с адмиралом Томом Филипсом в Лондоне через канадского посла месье Дюпуи. С помощью такого зондажа, а также после прохода пробного конвоя французы установили, что англичане почти наверняка не станут препятствовать проходу эскадры. Однако требовалось знать это наверняка.
Ключевым звеном следующего мероприятия стали особые отношения, которые поддерживали морские атташе в нейтральном Мадриде капитан 2 ранга Алан Хиллгарт и капитан 1 ранга Рамбер Делайе. Хиллгарт позднее рассказал, как это происходило:
«Во время падения Франции я приложил все силы, чтобы убедить его окончательно перейти на нашу сторону, и предложил содержать его жену и детей до тех пор, пока Франция снова не станет свободной. После долгих размышлений капитан 1 ранга Делайе отказался, хотя и был признателен мне. После Мерс-эль-Кебира он отшатнулся от меня, но немного позднее снова начал искать встреч. Мы всегда встречались дома либо у него, либо у меня.
Адмиралтейство завело привычку передавать телеграммы морскому министерству Виши через меня. Французский морской министр направлял информацию, запросы и протесты тем же каналом. Я также смог несколько раз получить ценную информацию через Делайе, который иногда специально рассказывал мне о каких-то событиях, явно рассчитывая, что его сведения пойдут дальше. Раз или два он передавал мне послания французского морского министра, разумеется, устные. Он предупреждал: «Мне приказали передать вам следующее сообщение».
Поделиться книгой: