Флэшбэк-2, или Ограбленный мир

— Ты что, нас за хор мальчиков принимаешь? — услышал я вопрос Уайнстинга, прежде чем за мной закрылась дверь.

Ближайшие несколько минут должны были быть для Сноудена не слишком приятными. Я вошел в открытую кабину лифта и поехал наверх. В штабной комнате Саркисян оторвал взгляд от экрана, на котором ссорились предводители подполья. Он улыбнулся и поднял большой палец.

— Дай лучше глотнуть! — просипел я и свалился в кресло. — Когда буду писать повесть… то эту сцену закончу на слове «палец».

— На чем?

— Во всяком случае, в ней не будет ни капли алкоголя.

— Ну, тогда твои повести невозможно будет читать, — сказал Дуг, подавая мне виски со льдом. — Мне больше всего нравятся описания процесса выпивки. Убедительные и смачные.

— Спасибо, друг…

— Выходят! — прервал он меня. — Ну, теперь сидим и ждем вестей…

Я посмотрел сквозь золотистое содержимое стакана на экран, затем пошевелил рукой, и по стенам заметался светящийся зайчик.

— Знаешь что? — сказал я, прищурив один глаз и не отрывая второго от внутренности стакана. — Когда-то виски было даже крепостью в сорок пять градусов. Не слабо?

— Слава богу, что это в прошлом. Представляешь себе самого себя через несколько страниц повести?

Я вздохнул, глотнул и поставил стакан.

— Мы должны иметь возможность в любой момент полететь на Луну, — сказал я.

Саркисян наклонился к микрофону, бросил несколько слов, затем выпрямился и посмотрел на меня:

— А что будет, если мы ничего не узнаем?

— Тогда не придется лететь к Хейруду. Не имея данных о том, откуда были грабители, у нас нет шансов найти их в будущем. Есть еще масса разных других «если», но это не имеет смысла…

— А нельзя ли прыгнуть вперед на сто лет, найти в библиотеке книгу под названием «История величайшей кражи двадцать первого века»? У нас была бы вся необходимая информация…

— Наверняка. — Я подавил в зародыше могучий зевок, собственно, даже зевнул, только не открывая рта, лишь сдвинул назад челюсть. — Боюсь, однако, что Хейруд вообще еще не создал «Экспресса во Времени». Буду рад, если существует хотя бы какой-нибудь грубый прототип. Не думаю, чтобы у нас была возможность вволю пользоваться совершенным и надежным оборудованием. Уу-ауух!.. — На этот раз мне не удалось скрыть сонливость.

— Если бы у меня был столь пессимистичный взгляд на мир, как у тебя, то я бы давно повесился, — поморщившись, сказал Саркисян.

В помещение вошел Ник и кивнул. Я потянулся, не вставая с кресла, максимально напряг ноги, вытянул вверх руки и несколько мгновений сражался с собственными связками.

— А я — наоборот, — заявил я.

Я встал, набросив пиджак, состоявший, по сути, из одних карманов, причем очень осторожно — в нескольких из них находились тяжелые предметы. Даже начинающий психоаналитик сделал бы на их основе стопроцентно точный анализ моей личности.

— Как это понимать? — спросил Ник, усиленно морща лоб.

— Именно так — наоборот.

— Перестаньте… — не слишком убедительно буркнул Дуг. — У меня нет больше сил. Лучше заканчивайте.

— Кстати… — Я подошел к двери и остановился, закуривая. — Я рассказывал вам, как сидел когда-то в карцере?

— В карцере? — переспросил Ник. — Я думал, ты провел в нем все время службы…

Я с сожалением кивнул, спрятал зажигалку и сигареты и затянулся.

— Как-то раз я получил четверо суток карцера, — сказал я Саркисяну. — Это был полевой карцер, полуразвалившаяся будка, собственно, два сортира без толчков. В одном сидел я, в другом парень из другого взвода. Мы должны были выйти вместе, только у него был срок три недели. Он страдал от скуки, втягивал меня в разговоры, пытался играть без фигур в шахматы и так далее. В конце концов он придумал игру как раз для нас. Он предложил играть в слова с как можно большим количеством одних и тех же гласных. Ну, я и выиграл…

* * *

Мы бросили трубки почти одновременно, он чуть раньше меня. Выйдя из дома, я помахал Пиме и на ходу, еще не дойдя до калитки, закурил. Я успел пройти несколько сот метров, когда сзади послышалось шуршание колес по пыльному асфальту. Я обернулся. Маленькое двухместное чудо со свалки. Смуглый водитель одной рукой скреб голову, не снимая шляпы, другой показывал мне на место рядом с собой. Он одновременно прибавлял газ и отпускал сцепление, так что автомобильчик танцевал на месте, словно не в силах дождаться, когда же ему позволят поехать по-настоящему. Я сел. Водитель тронулся с места, продолжая чесать голову, из-за чего его шляпа вдавилась в серую обивку потолка. Когда он наконец переключился на управление машиной, я увидел, что обивка в этом месте была то ли потертой, то ли просто грязной. Я стряхнул пепел в открытое окно, затем еще раз, проверяя, не дрожат ли у меня руки. Руки дрожали, и отнюдь не из-за плохого качества дорожного покрытия.

— Если у тебя есть оружие или что-то в этом роде, то лучше оставь здесь. Шеф любит такие жесты доброй воли…

— Я все оставил дома, включая добрую волю.

— Что?

— Говорю, из оружия у меня при себе только бумажник.

— Твой бумажник шефу даже в качестве мухобойки не сгодится. — Он радостно захихикал. Мы свернули, и меня швырнуло вперед, когда он вдавил тормоз. — Пересадка-а! — пропел он, показывая на огромный синий «меррид».

Я вышел и направился в ту сторону. Водитель сидел за пуленепробиваемым стеклом. Когда я сел в машину, он даже не пошевелился. Двигатель, видимо, работал, так как водителю стоило лишь нажать педаль и мы тронулись. Я протянул руку к мини-бару и, не спрашивая разрешения, налил себе коньяка. Допивая вторую порцию, я узнал окрестности и понял, к кому еду в гости. У ворот на этот раз не было гориллы, впустившей «скорую». Я подумал, что неплохо было бы, если бы он лежал в больнице, подобные типы бывают мстительны. Тут же мне пришло в голову, что Мельмола тоже может оказаться мстительным. Я допил коньяк. На въезде уже ждали четверо смуглых мужчин в темных костюмах. Когда машина остановилась, двое из них облегчили свои карманы и направили их содержимое на меня.

— Думаю, стоит ли вылезать, — сказал я водителю. — Это ведь пуленепробиваемая машина?

— Вали отсюда! — буркнул он в переднее стекло.

Он нажал какую-то кнопку, и дверца со стороны темных костюмов открылась. Я выбрался наружу и встал на линии выстрела. Двое невооруженных цыган обошли своих коллег, один за другим обследовали мою одежду и сосредоточились на запястьях, ухватив их натренированными руками. Сзади заскрежетал гравий под колесами «меррида» — это был единственный звук, который я услышал за последние две минуты. Мои «наручники» поволокли меня вперед, стволы раздвинулись. Вся наша пятерка направилась в сторону дворца.

Мельмола появился через несколько минут после того, как мы вошли в гостиную, а может быть, приемную. Он выбежал с озабоченным видом из одной из дверей справа и, преодолев тридцать метров, нырнул в одну из десятка комнат с противоположной стороны. По пути он успел бросить взгляд на меня, сделав вид, будто не сразу меня узнал, и махнуть рукой куда-то за спину и вниз. Перед тем как закрыть дверь, когда «наручники» волокли меня в предназначенное для гостя помещение, Фарди Мельмола обернулся и крикнул:

— Я с ним позже поговорю!

Он добавил что-то еще на неизвестном мне языке. Мои опекуны, однако, видимо, закончили одно и то же отделение филфака, поскольку ответили почти хором, столь же непонятно для меня. Это мог быть диалог: «Не забудьте отрезать голову и отдать таксидермисту!» — «Есть, шеф!» Или: «Дайте ему рюмочку чего-нибудь!» — «С цианистым калием, надо понимать?» У меня промелькнуло еще несколько вариантов, прежде чем опекун слева вошел в четвертую подряд дверь в значительно менее нарядной части дворца. Он втащил меня за собой, а я потащил того, что справа.

Они молча и намного тщательнее, чем до этого, обыскали меня. К ним присоединился еще один, который выхватил из маленького чемоданчика похожий на жезл тестер и совершил им вокруг меня несколько десятков движений, похожих на магические жесты посредственного гипнотизера. В конце он попытался раздвинуть мне жезлом зубы. Руки у меня были свободны. Я дернул его на себя, одновременно подняв колено. Он ударился о него животом, голова его полетела вперед, и он стукнулся лбом мне в грудь. Я оттолкнул его и, видя, что меня удивительно долго никто не трогает, нырнул следом за падающим на спину электронным магом. «Нырнул» — хорошо сказано, кто-то успел подсечь мне ноги, но, поскольку передо мной лежало тело, я не боялся падения. Еще падая, я успел развернуться. Двое, один с оружием, другой без, как по команде шевельнули широкими плечами и сделали полшага вперед. Я быстро поднялся и оценил представителей обеих команд. Слишком сложно было определить их слабые или сильные стороны, они просто готовы были набить морду любому, кому ее полагалось набить.

— Гостя бить будете? — угрожающе сказал я. — Смотрите, получите…

Один из двоих остававшихся в резерве что-то коротко пролаял, и двое стоявших впереди наконец двинулись с места. Я совершил несколько показательных движений — подпрыгнул к одному и столь же быстро отскочил, помахал руками с грозно сжатыми кулаками, провел небольшую серию обманных маневров, но это никак не отразилось на действиях противников. Я опустил руки и вздохнул. Драка не имела смысла, они отбили бы мне почки и яйца, размозжили бы лицо каблуками, а я мог бы самое большее поцарапать им щеки.

— Чего вам надо? — спросил я того, кто отдавал команды.

— Сначала проверим рот…

— Боже мой?! Что, сразу нельзя было сказать? А я-то подумал, что… а, неважно. Прошу! — Я раскрыл рот на ширину тоннеля узкоколейки в урановой шахте.

Маг наконец встал и бесстрастно воткнул свой жезл мне в рот. Я ожидал, что он попытается выломать мне несколько зубов, но он оказался мастером своего дела. Затем он вышел, и сразу же следом за ним исчез один из вооруженных. Оставшиеся трое с минуту разглядывали меня, затем, будто по невидимому для меня сигналу, двинулись вперед. Шедший впереди приказал:

— Руки соединить перед собой!

Я подчинился. Мне обмотали запястья толстым слоем пластыря. Его было так много, что, даже если бы у меня были отрезаны кисти, никто бы этого не заметил, даже я сам. Остатками рулона, метров где-то в пятьсот, мне обмотали лодыжки. Теперь я мог стоять лишь благодаря немалым усилиям мышц ног и живота. Двое, с которыми я недавно пытался сражаться, ушли, оставив третьего наедине со мной. Я ждал, когда он нарушит молчание. Наконец он подошел ближе и сказал:

— Знаешь, что такое достоинство?

— Да.

— А шеф знает еще лучше.

Он повернулся и сделал полшага, но тут же попятился и слегка меня толкнул. Падая на спину и размахивая — естественно, мысленно — руками, я успел подумать, что, скорее всего, сам поступил бы так же — человек, превращенный в куклу, так и вводит в искушение. Я грохнулся на бок, а когда перевернулся на спину, оказалось, что я в комнате один.

Кое-как мне удалось сесть, и я огляделся по сторонам. Комната словно специально предназначалась в качестве места заключения настырного детектива: узкая койка, столь же узкая пустая полка у двери, узкое, расположенное довольно высоко окно, дверь без замка и ручки, но и без глазка. Опираясь затылком о край койки и отталкиваясь ногами от пола, я вполз на не слишком удобное ложе.

Я проанализировал поведение Мельмолы, и мне показалось наиболее вероятным, что он хочет меня запугать. Или убить… На последний вывод трудно было решиться. Оставалось лишь надеяться, что Мельмола разделяет мою нерешительность. От скуки я обдумал все, что мне было известно о краже, потом все, что я знал о Фарди Мельмоле, рассмотрел под лупой и Хейруда — последнего на всякий случай, если вдруг удастся отсюда выйти. Это заняло почти час. Как раз тогда, когда мне уже не оставалось о чем думать, открылась дверь и вошел Фарди. В одной руке он держал толстую черную сигарету, в другой — стакан с водкой. Алкоголь, видимо, был ледяным — стакан быстро запотел, и совершенно не чувствовалось запаха. Я дернул ногами, что позволило мне сесть.

— Зачем ты выставил меня на посмешище перед моими людьми? — спросил он.

— Брось, не будь таким недотрогой. С каждым могло случиться. Если хочешь, могу похитить таким же образом нескольких твоих работников. Не будут потом строить из себя невесть что.

— Глупо… — ответил он после нескольких секунд размышлений и глотнул водки, так, как мне всегда импонировало: он не вливал ее в рот, а просто пил маленькими глотками, словно холодную воду.

— Может, и глупо. Но столь же глупо беспокоиться из-за своих людей.

— Они не просто мои люди, они мои родственники, ближние и дальние. Так что это меняет дело…

— Вовсе нет. Если семья хихикает по углам по поводу приключения главы рода, то нужно поменять семью.

— Или главу рода.

— Ну так не подсказывай им эту идею.

Он раскурил сигарету и затянулся так глубоко, что я не удивился бы, увидев клубы дыма, поднимающиеся из его носков.

— Ты пригласил меня сюда, чтобы обсуждать семейные проблемы, или, может быть, тебе есть чем помочь нам в известном деле? — спросил я.

Он посмотрел на конец сигареты, потом на меня, взглядом человека, намеревающегося затушить окурок о чье-то лицо. Допив остатки водки, он поставил стакан на полку, подошел ко мне и сел рядом на койку:

— Я действительно кое-что нашел. Но с тобой ни о чем говорить не стану, все равно придется повторять кому-то другому.

— Люблю столь простую и четкую информацию, — сказал я. — Но еще я люблю, когда мои собеседники не болтают без толку. Либо ты скажешь то, что должен сказать, либо дай мне спокойно вспомнить все мои прегрешения. И еще попрошу большую порцию взбитых сливок, сигареты, два двойных виски и священника.

Мельмола встал и поскреб подбородок, а потом затянулся и выпустил несколько колец дыма.

— Пойми, я вынужден так поступить, — сказал он доверительным тоном. — Даже если ты мне немного понравился и даже если по моему следу пойдут твои приятели из ЦБР. Кстати, я очень ценю тот факт, что ты не угрожаешь мне их немедленной местью. Ты неплохой мужик. Что ж… Однажды ты ошибся. Глупая штука жизнь…

Больше не глядя на меня, он направился к двери и скрылся за ней. Я смотрел на расплывавшееся по комнате облако ароматного дыма. Меня так и подмывало, чуть подвинувшись, оказаться в этом облаке и глубоко затянуться, но не только у цыган есть достоинство. Я воздержался от подобного, вообще воздержался от спешки, и снова лег на койку. Мне не удалось выяснить у Мельмолы, когда закончатся беседы в его «доме». Для меня это было немаловажно, хотя тогда я еще не знал насколько. Я попытался подложить руки под голову, но это оказалось невозможно. Нигде не было видно камеры, я не нашел и микрофонов, что, впрочем, ни о чем не говорило — вся стена могла быть выходом сенсорной камеры, даже та, что с дверью или окном. Потратив минуту на попытку помассировать кисти и пальцы, я встал. Мне довольно легко удалось сохранить равновесие. Несколько раз откашлявшись, неизвестно зачем, я скачками двинулся в сторону двери.

Мне удалось без особого труда обхватить стакан ладонями. Пытаясь осторожно присесть, я потерял равновесие и мягко упал на спину. Покачнувшись, я сел, разбил стакан об пол и, зажав его дно между колен, начал быстро пилить десяток слоев пластыря, вынуждавшего меня держать руки молитвенно сложенными. Время — пошло! Семьдесят секунд перепиливания, небольшая царапина, отсутствие реакции извне. Прекрасно. Ноги… Руки слегка затекли, но вполне справлялись. Сорок секунд… Я быстро вскочил. Если кто-то за мной наблюдает, то сейчас здесь появятся шестьдесят родственников Мельмолы. Если же не наблюдают, то… Предположив последнее, я сделал несколько наклонов, помахал руками. Подняв разбитый стакан, я взвесил его в руке, затем поставил на полку. Подойдя к двери, я приложил к ней ухо. Было тихо, если не считать стука моего собственного сердца. Я осторожно толкнул дверь пальцами. Она не поддалась. Я толкнул сильнее. Действие равно противодействию… Если так, то меня должно оттолкнуть в другую сторону? Или сопротивление — это тоже действие? А, чтоб его…

Вскочив на койку, я внимательно осмотрел окно. Оно выглядело достаточно солидно, и это отбило у меня охоту с ним возиться. Спрыгнув на пол, я быстро собрал куски пластыря и, встав напротив входа, старательно приклеил те, что подлиннее, к соединенным вместе ногам, а потом, что было уже сложнее, к запястьям. Я постучал в дверь костяшками пальцев. Только на десятый или одиннадцатый раз дверь открылась, и на пороге появился уже известный мне «наручник». На этот раз у него в руке был маленький пистолет. Я сделал несколько коротких скачков назад, стараясь не сорвать пластырь на ногах.

— Мне нужно в туалет, — сказал я. — И еще мне хочется курить.

Охранник вошел в комнату. Рука с оружием опустилась. Я показал подбородком на полку с разбитым стаканом. Охраннику не было его видно с того места, где он стоял. Он медленно поворачивал голову, пытаясь не спускать с меня взгляда, однако волей-неволей перевел взгляд на полку.

Сомкнутыми руками я врезал ему в правое ухо. Одновременно мне удалось сорвать пластырь с ног.

Голова охранника ударилась о стенку полки, не слишком сильно; он сразу же оттолкнулся от нее и начал поднимать обе руки. Однако теперь я уже мог действовать более эффективно и треснул его еще раз, на этот раз левой раскрытой ладонью. Правую руку я вытянул в сторону оружия и выхватил его, когда ошеломленный охранник опускался на колени. Я перепрыгнул через него и выглянул в коридор. Там было пусто. Я быстро закрыл дверь камеры и несколько секунд размышлял, в какую сторону идти. Меня привели слева, значит, этот путь был менее безопасен в случае погони. Я пошел на цыпочках вправо.

Поскольку я находился на первом этаже, проблема сводилась к тому, чтобы найти окно. К сожалению, в этой части дома проектировщик решил сэкономить на витражах, которые имелись в избытке со стороны фасада. Коридор имел весьма унылый вид, чего легко достичь, если залить стены и потолок эмалевой краской, а пол выстелить грязного цвета покрытием. Двери ничем не отличались от той, что вела в мою недавнюю камеру. Я двигался вперед, сжимая в руке отобранное у охранника оружие. В конце концов я дошел до перекрестка, и нужно было принимать решение о дальнейшем пути к бегству. Высунув из-за угла голову, я посмотрел в обе стороны. С левой стороны вторая дверь была приоткрыта, и из-за нее доносился голос телекомментатора: «Противник нашего спортсмена — чернокожий боксер из Гаити. Нашего парня можно узнать по красным трусам… »

— Вот придурок! — сказал кто-то. — Если один белый, а другой черный, то, наверное, на трусы смотреть уже незачем?

— Заткнись! — рявкнул другой голос.

Я свернул направо. Через несколько метров коридор снова сворачивал. Можно было пойти дальше или спуститься по нескольким ступенькам. Я выбрал второе и, открыв дверь, оказался в гараже. Видимо, это был гараж для грузового транспорта, так как кроме единственного кабриолета там стояли только фургоны и пикапы. Полки вдоль стен были заставлены контейнерами и ящиками, на столе я нашел пачку «Кэмела» и зажигалку. Втянув носом воздух, я быстро закурил, затем вскочил на капот фургона и выглянул в окно. Пусто.

Некоторое время я стоял, курил и размышлял. Радость освобождения из камеры омрачали разнообразные мысли. Спрыгнув на землю, я огляделся по сторонам в поисках чего-нибудь легковоспламеняющегося и, найдя пятилитровую канистру с растворителем, затушил сигарету и подтащил канистру к кабриолету. Потом вернулся за зажигалкой и еще раз выглянул в окно. Включив двигатель, я вылил немного смеси на сиденье рядом с водителем, а затем тонкой струйкой проложил дорожку к заднему сиденью, где поставил открытую канистру. В последний раз бросив взгляд вокруг, я рванул вверх массивные, хорошо сбалансированные ворота. Выехав на бетонную площадку, я развернулся, взвизгнув шинами, вдавил газ и понесся по усыпанной гравием аллее.

В окне на втором этаже появился какой-то смуглый тип, что-то оравший мне вслед, кто-то еще выскочил из узких дверей и попытался мне помешать, возможно, это был хозяин кабриолета. Пули прошли мимо. Я преодолел поворот и вышел на прямую. Я помнил, что длина ее составляет около ста метров, затем крутой поворот влево, возле могучего клена, после чего аллея снова сворачивала вправо и далее вела прямо к воротам, но этот отрезок меня не интересовал. Разогнав машину, я поставил нейтральную передачу, поджал ноги и, держа руль одной рукой, другой выхватил из кармана зажигалку, зажег и бросил на соседнее сиденье, стараясь попасть в лужу горючей смеси. Вспыхнул веселый голубой огонек. Машина съехала с дороги и понеслась по газону к клену. Я рванул ручной тормоз и по инерции полетел по высокой дуге вперед. Мне не удалось попасть в куст волосатой флюэналии, я лишь зацепился ботинками о концы ее веток. Неожиданно мой полет продолжился — сразу же за флюэналией оказался небольшой овраг. Я отчаянно размахивал руками, пытаясь скорректировать полет по удивительно длинной параболе. Откуда-то сзади и сверху до меня донесся приглушенный взрыв, а когда я в конце концов плюхнулся в мягкую влажную траву, с того места, которое я покинул несколько секунд назад, грохнуло гораздо сильнее.

Я вытер рукавом лицо, помогшее мне погасить скорость, поднялся и проверил, все ли у меня в наличии. Руки: две штуки; ноги: две штуки; голова: одна штука. Или чуть меньше, если подходить к вопросу объективно. Я побежал по оврагу, то и дело поглядывая вверх, а затем, достаточно отдалившись от места взрыва, вскарабкался на склон и выглянул. Дворец находился напротив меня, но большую его часть, в том числе подъезд, заслоняли кусты. Я отчетливо видел лишь кусок аллеи, по которой сначала проехал фургон, затем пикап с двумя охранниками на подножках. Еще трое бежали следом. То, что в момент удара о дерево машина была пуста, определить было нетрудно, так что времени у меня было не слишком много. Я посмотрел вниз. По оврагу я мог добраться до группы низкорослых сосен, от которой прыжками и ползком кое-как удалось бы достичь самого дома.

Четыре минуты спустя я лежал под соснами, вдыхая сильный смолистый аромат, и осматривал ближайшие окрестности. Кабриолет, видимо, еще горел, поскольку поблизости никого не было. Вскочив, я добежал до высоких раскидистых кустов, бросился в их ветви и приземлился в вонючей луже, в которой у меня разъехались руки. К следующим кустам я бежал, загримированный под болотного дракона. Чутье подсказывало мне, что в подобном камуфляже мне нечего и некого бояться, но консервативный разум велел приближаться к дому медленно, время от времени пользуясь естественными укрытиями. В самых густых кустах я сбросил пиджак и, опасаясь, что Мельмола может не пережить встречи со мной в таком виде, вытер платком лицо и руки. Трофейный пистолетик я спрятал в карман брюк. Выскочив из кустов, я быстрым шагом преодолел несколько метров, отделявших меня от стены дома, прижался к ней спиной, по традиции огляделся по сторонам и начал перемещаться в сторону ближайшей двери.

Беспрепятственно добравшись до нее, я проскользнул в зал-приемную-ангар и побежал на цыпочках к двери, за которой как раз исчезала спина Мельмолы. Послышалось его громкое распоряжение, отданное на неизвестном мне языке, но со знакомой интонацией. Сразу же после раздался треск с силой брошенной трубки. Я подождал несколько секунд, желая удостовериться, что Мельмола в комнате один, а затем осторожно нажал на ручку и заглянул внутрь. Пол был покрыт пушистым ковром. Фарди, видимо, сидел в кресле спиной ко мне, я видел облако ароматного дыма, поднимавшееся над высокой спинкой. Бесшумно войдя в комнату, я закрыл дверь и в несколько прыжков оказался возле кресла. На сиденье лежала пепельница, из которой и поднималось «облако ароматного дыма».

— Даже не запыхался! — сказал кто-то сзади.

Я не спеша повернулся, держа в руке трофейное оружие. Мельмола не был вооружен. И он был один. Что-то перестало мне во всей этой истории нравиться. Когда хозяин сделал два шага ко мне, я неуверенно протянул ему пистолетик. Он удивленно посмотрел на него, а потом театрально обрадовался, даже позволил себе хлопнуть в ладоши:

— Ты нашел ее?! Как я рад!!!

Он подбежал ко мне и без труда вырвал пистолет у меня из руки. Достаточно громко, во всяком случае, отнюдь не себе под нос, я произнес ряд грязных ругательств, большая часть которых была адресована мне самому. Мельмола прижал к груди зажигалку, глядя на меня с неизмеримой благодарностью.

— Я так беспокоился, — сказал он. — Так беспокоился… Это подарок…

— Перестань!

Я повернулся и пошел к стене, у которой, словно в приемной президента, стоял ряд стульев с изящно изогнутыми ножками.

— Я действительно боялся, что с ней что-то случилось… — продолжал издеваться Мельмола.

Я произнес старую известную фразу насчет поцелуя и задницы. Она была ему знакома. Подойдя к бару, он придвинул его ко мне и, сев через два стула от меня, протянул мне портсигар, а когда я, глядя на его подозрительные черные сигареты, отрицательно покачал головой, показал на бар с целой полкой сигарет разных марок. За отсутствием других я взял «Мунлайт». Мельмола вежливо дал мне прикурить от своего пистолетика и начал разливать бурбон. Перед этим он вопросительно посмотрел на меня, а я кивком подтвердил правильность его действий.

— Вэт за вэт, — сказал он, подавая мне стакан.

— Я не понимаю по-цыгански!