Уинстон Спенсер Черчилль
История Малакандской действующей армии
Эпизод пограничной войны
Предисловие английского издателя[1]
Этот том содержит первые четыре книги, написанные сэром Уинстоном Черчиллем. Их пришлось немного сократить, чтобы уместить их в одном томе, но они, мы надеемся, сохранили всю живость авторского стиля и великолепную логику повествования. Книги расположены в том порядке, в котором они выходили. Все они были написаны в то время, когда сэр Уинстон служил в армии, в основном это свидетельства очевидца о тех событиях, в которых он сам принимал участие.
Первая книга, «История Малакандской действующей армии», была написана в 1897 г. и вышла в 1898 г. С 1911 г. она не переиздавалась и, очевидно, практически исчезла из продажи. Подзаголовок этой книги: «Эпизод пограничной войны» — дает исчерпывающую характеристику ее содержания. Регулярные пограничные войны были типичным явлением в Индии второй половины XIX в. Их целью, как сказано в послании правительства Индии государственному секретарю (№ 49 за 1879 г.), было «предотвратить любой ценой установление в приграничных районах политического влияния любой другой державы». Державами, которых более всего опасались, были Россия и Афганистан. Следствием этих войн было продвижение границ британских владений к границам Афганистана, как показано на карте. «Политика продвижения вперед», как ее называли, имела противников среди либералов, сторонников Гладстоуна, и колебания британской политики, определявшиеся тем, какая из партий в данный момент стояла у власти, отрицательно сказывались на результатах военных экспедиций, которые сперва санкционировались, а затем отзывались. Экспедиция сэра Биндона Блада против племен долины Свата, так живо описанная сэром Уинстоном, была одной из тех, которую успешно довели до конца.
«Война на реке» была впервые издана в двух томах в 1899 г. Она была представлена как «повествование о повторном завоевании Судана», однако ее содержание выходит за пределы этой узкой темы. Это первый большой исторический труд автора, который содержит очерк истории Судана и его народа; описывает упадок страны в период малоэффективного египетского управления, возвышение Махди, с точки зрения сэра Уинстона ставшего отцом арабского национализма, убийство генерала Гордона и тот невероятный фанатичный режим, сопровождавшийся грабежами и походами за рабами, который стал известен под именем «Империи дервишей». Кульминацией этой зловещей и драматической истории является описание повторного завоевания Судана объединенной англо-египетской армией под командованием сирдара, генерала сэра Герберта, впоследствии лорда Китчинера. Книга эта долгое время пользовалась популярностью и много раз переиздавалась. Для последнего исправленного издания, вышедшего в 1933 г., сэр Уинстон написал специальное предисловие, столь характерное для него, что мы включили его в настоящее издание. Оно лучше, чем любой другой комментарий, отражает изменение мировой политической сцены, включая события, имевшие место после 1933 г.
В основе книг «От Лондона до Ледисмита» и «Поход Яна Гамильтона» лежат те письма, которые сэр Уинстон посылал в «Морнинг Пост» будучи военным корреспондентом в дни англо-бурской войны. Обе книги вышли в 1900 г. и в течение последних шестидесяти лет не переиздавались. Книга «От Лондона до Ледисмита» содержит рассказ Черчилля о том, как он попал в плен к бурам, а затем бежал; «Поход Яна Гамильтона» описывает действия, в которых принимала участие армия этого генерала после освобождения Ледисмита. Обе книги проникнуты горячими патриотическими чувствами, порожденными войной в Южной Африке и обостренными неожиданными военными поражениями, враждебным отношением к Англии большинства государств Европы и Америки, а также наличием влиятельных пробурских элементов среди английских радикалов. Разговор между автором и его бурским охранником, приведенный в книге, наглядно демонстрирует точки зрения британца и бура. Весьма поучительно перечитать их в иных условиях, о которых никто из противников в то время не мог и мечтать. В 1900 г. никто не мог предвидеть того блестящего будущего, которое ожидало бывшего лейтенанта кавалерии, только что собравшегося баллотироваться в парламент. Однако ничто из написанного им с тех пор не характерно для него в той степени, как эти ранние, почти забытые, книги.
«Они (пограничные войны) подобны прибою, который отмечает границы наступления волны цивилизации»
Предисловие
История, которую я собираюсь рассказать, — это история одной из пограничных войн. По европейским масштабам она незначительна ни по своим результатам, ни по числу тех, кто в ней сражался. Судьбы империй не зависели от ее исхода. Однако рассказ о ней может быть не лишен интереса и способен дать пищу для размышлений. При конфликтах между цивилизованными нациями сталкиваются огромные, многотысячные армии. Во всей этой суматохе, этой всеобщей бойне личность и ее чувства полностью теряются, и только армии есть о чем рассказать. За гарью и пылью мало что увидишь, кроме сплошных разрушений. Но на границе, в ясном утреннем свете, когда склон горы начинает покрываться клубами порохового дыма и каждый гребень сверкает сталью мечей, наблюдатель может увидеть и оценить все степени человеческой храбрости. Он увидит преданность и самопожертвование, холодный расчет и твердую решимость. Он сможет разделить моменты дикого энтузиазма или дикой ярости и смятения. Искусство его командира, качество его войск — вечные основы искусства войны — будут представлены не менее ясно, чем на полях исторических сражений прошлого. Иным будет только масштаб.
Я намереваюсь описать, военные операции Малакандской действующей армии, проследить их политические результаты и дать, насколько возможно, общую картину жизни на индийских нагорьях. Эти страницы помогут сохранить в памяти поступки храбрых и умелых людей. Они смогут пролить свет на великую драму пограничной войны. И я связываю с ними надежду, сколь бы мала она ни была, что они в какой-то мере будут стимулировать тот растущий интерес, который имперская демократия Англии стала проявлять к огромным заморским владениям, собственником которых или попечителем она является.
Глава I
Лагеря Малаканда
Городок Ноушера и его казармы были той базой, откуда проводились все операции Малакандской действующей армии. Он расположен на индийской стороне реки Кабул, в шести часах езды по железной дороге от Равалпинди. В мирное время гарнизон состоит из одного туземного кавалерийского полка, одного британского полка и одного туземного пехотного батальона. От Ноушеры до Малакандского прохода и его лагерей ведет дорога длиной сорок семь миль, которая делится на четыре участка. Обычно там действует превосходная служба тонга, и это расстояние можно преодолеть за шесть часов; однако, когда начинается мобилизация действующей армии, движение по этой дороге туда и обратно становится столь интенсивным, что пони тонги очень скоро доходят до полного истощения, покрываются язвами и едва могут пройти этот путь за девять, десять, а то и двенадцать часов. Выйдя из Ноушеры и переправившись через реку Кабул, путешественник попадает в Мардан, находящийся в пятнадцати милях от города. Это поселение — его здесь называют Мердан — является постоянной стоянкой корпуса проводников. Это тенистое и приятное место, хотя в летние месяцы здесь ужасно жарко.
За Марданом следуют горы, и по мере того, как тонга приближается к ним, их форма и цвет делаются все более отчетливыми. Несколько холмиков и гряд, возвышающихся над равниной, служат преддверием огромного ряда холмов. Переправившись через мелководную речку Джелалу, приток Кабула, попадаешь на следующую станцию. В мирное время она представляет собой только небольшой глинобитный форт, но с приближением войны разрастается, превращаясь в огромный лагерь, окруженный рвами. Остановившись только для того, чтобы сменить пони, продолжаешь путь. Древесная аллея, вдоль которой проходила дорога, исчезает. Вся местность вокруг красно-бурая, безжизненная, выжженная. Впереди поднимается стена холмов, темная и зловещая. Наконец достигаешь Даргая у подножия, там, где начинается проход. Это еще один глинобитный форт, который перед началом боевых действий разрастается в окруженный валами, траншеями и колючей проволокой лагерь. Отсюда можно видеть Малакандский проход — огромную расселину в ряду гор, — и далеко в глубине ущелья различимы становятся очертания форта, который его охраняет.
Охраняемая дорога кончается, и начинается долгий подъем со многими поворотами от Даргая к вершине перевала. Погонщик неустанно нахлестывает несчастных, покрытых язвами, пони. Наконец достигаешь вершины. Вид отсюда стоит того, чтобы остановиться и оглянуться назад. Позади и внизу в жаркой дымке простирается равнина — широкая, плоская, уходящая за размытый горизонт. Тонга сворачивает за угол и попадает в новый мир. Дует прохладный ветерок. Ландшафт со всех сторон дикий и неровный. Насколько хватает глаз, во всех направлениях видны лишь зазубренные пики и вершины.
Малаканд подобен огромной чаше, края которой проломаны многочисленными расселинами и превращены в зазубренные острия. На дне этой чаши находится кратер. Малакандский проход представляет собой самую глубокую из этих расселин, а самая высокая из зазубренных вершин — холм Проводников, у подножия которого стоит форт. Не требуется специальных знаний, чтобы понять, что для защиты этого места необходимо удержать ободок чаши. Но в Малаканде дно этой чаши недостаточно широкое, чтобы разместить там необходимый для обороны гарнизон. Поэтому с военной точки зрения это плохая позиция, которую трудно защищать. В то время, о котором идет речь, южный Малакандский лагерь был весьма неподходящим местом для размещения войск. Он был легко доступен, тесен, и над ним господствовали окружающие его высоты.
Нехватка места в лагере на Котале привела к необходимости создать еще один лагерь на равнине Хара. Он был разбит примерно в двух милях от перевала, и, хотя рядом с ним находилась деревушка Хар, из политических соображений ему было дано имя Северный Малаканд. Позиция этого лагеря была, очевидно, намного сильнее, чем позиция Котала. Хотя он и располагался на пересеченной местности — среди скал и оврагов, он был достаточно просторным, и никакие высоты над лагерем не господствовали. Не было опасности, что гарнизон окажется в нем заперт и не сможет развернуться для атаки, как в лагере на перевале. Стратегического значения он, конечно, не имел, и его просто использовали для размещения войск, которые должны были удерживать Малаканд, поскольку места для них в кратере и в форте на перевале не было.
Сперва думали, что бригада задержится на этом передовом рубеже не более чем на несколько недель. Но проходили месяцы, и лагерь стал приобретать вид постоянного. Офицеры построили себе жилища и столовые. Многие офицеры привезли жен и семьи, и лагерь стал превращаться в настоящий военный городок. Набеги гази не возмущали спокойствия. Револьверы, которые все лица, покидавшие лагерь, должны были иметь при себе в соответствии с предписанием, либо носились незаряженными, либо доверялись туземным конюхам.
После перехода через Малакандский перевал первый поворот направо ведет в долину Свата. Здесь путешественник оказывается между двух гор. Со всех сторон обзор ограничен, взгляд упирается в горы и скалы. Сама долина широкая ровная и плодородная. Посередине протекает быстрая река; По обеим ее берегам широкой полосой тянутся рисовые поля. Другие культуры выращиваются на более сухих участках. Вокруг разбросаны многочисленные деревушки, некоторые из них весьма густонаселенные.
В древности в этом месте была столица одного буддийского царства, которое называлось У-Чан или Удьяна, что значит «парк» — так ее прежние владельцы оценивали эту прелестную долину. Этот «парк», который включал все земли по обоим берегам реки Сват, славился своими лесами, цветами и фруктами. Но хотя долина по-прежнему оставалась прекрасной, леса ее пали жертвой расточительности, а цветы и фрукты выродились из-за невежества жестоких завоевателей, в чьи руки она попала.
Нынешние ее обитатели пользуются дурной славой. Среди патанов распространена поговорка: «Сват — это рай, но сваты — исчадия ада». Много лет на них лежало клеймо трусости, за что приграничные племена их презирали, им не доверяли. Однако их поведение в последних войнах смыло с них хотя бы это пятно.
Сейчас власть в долине Свата принадлежит нескольким мелким племенным вождям, но до 1870 г. она принадлежала одному правителю. Ахунд из Свата был по происхождению коровьим пастухом — должность в Индии весьма почетная. Это занятие и вдохновило будущего правителя. Много лет он сидел на берегу Инда и медитировал. Так он стал святым. Слава о его святости разнеслась по всей стране. Тогда сваты стали убеждать его переселиться к ним и жить в их долине. С исполненной достоинства и дипломатичности неохотой он наконец согласился сменить берега Инда на берега Свата. Несколько лет он жил в зеленой долине, почитаемый ее обитателями. Во время великого мятежа умер Сайд Акбар, король Свата, и святой унаследовал как светскую, так и духовную власть. В 1863 г. он объявил джихад против британцев и возглавил сватов и бунервалов во время кампании в Амбейле. Однако энергичные действия Сиркара, положившего конец этой войне, очевидно, произвели на старика впечатление, поскольку к концу войны он предпочел заключить мир с правительством и получил от него многочисленные знаки уважения.
Перед смертью, в 1870 г., он собрал своих людей и объявил им, что однажды их долина станет полем битвы между русскими и англичанами. Он убеждал их сражаться на нашей стороне, когда придет тот день.
Два его сына уже умерли, но два его внука, оба еще юноши, живут в долине. Они являются владельцами многочисленных поместий Ахунда, разбросанных по всему Свату. Они не имеют почти никакого политического влияния, однако сами они и их собственность пользуются уважением как у туземцев, так и у британцев, в память их деда, который покоится в ореоле святости в Сайду, около Мингаоры.
Из Малаканда видна сигнальная башня Чакдары, стоящая в восьми милях к востоку. Отсюда через долину струится, как лента, широкая, идущая по склону дорога. В семи милях от Котальского лагеря она проходит через перевал Амандара — проем в неровности микрорельефа, выступающей из гряды южных гор. После этого она сворачивает к северу и приводит к переброшенному через реку укрепленному мосту. Я советую читателю обратить внимание на эту дорогу, поскольку она имеет историческое значение. Это не просто дорога, по которой могла продвигаться Малакандская действующая армия, это то, что составляет весь смысл существования этой армии. Без этой дороги не было бы ни Малакандских лагерей, ни сражений, ни Малакандской действующей армии, ни всей этой истории. Это дорога на Читрал.
Здесь, таким образом, встает весь сложный и многогранный вопрос пограничной политики. Мы удерживаем Малакандский проход, чтобы дорога на Читрал была открытой. Мы держим открытой дорогу на Читрал, поскольку мы сохранили за собой Читрал. Мы удерживаем Читрал в соответствии с «политикой продвижения вперед». Таким образом, я в самом начале книги, которая задумывалась как рассказ в основном о военных событиях, сталкиваюсь с этим сложным политическим вопросом, по которому расходятся мнения самых уважаемых экспертов. Но если рассмотрение тех противоречий, которые связаны с удержанием Читрала, можно опустить, то описание средств, которыми оно достигается, здесь необходимо. Ноушера является железнодорожной базой этой дороги. Отсюда мы проследовали по ней до Мардана и через границу. Здесь начинается новый, спорный ее отрезок. Пройдя сперва через территорию нижних ранизаев, она взбирается на Малакандский перевал, спускается в долину за ним и идет оттуда через территорию верхних ранизаев и Нижний Сват к Чакдаре. Там она пересекает реку Сват по хорошему подвесному мосту, который охраняется фортом. Три пролета моста вместе составляют в длину около 1500 футов. Он был сооружен в 1895 г., во время военных операций, примерно за шесть недель и представляет собой весьма примечательный образец искусства военных инженеров. За Сватом дорога проходит через территории хана Дира на север и на восток к Саду — незначительной деревушке в тридцати пяти милях от Малаканда. Это конец первого отрезка дороги, и дальше этого пункта колесный транспорт двигаться не может. Дорога, которая превращается в верблюжью тропу, вьется вдоль левого берега реки Панджкоры до того места, в пяти милях от Дира, где она вновь пересекает реку и выходит на правый берег по еще одному подвесному мосту. Отсюда она идет до места впадения в Сват реки Дир, вдоль которой достигает самого Дира, примерно в пятидесяти милях от Саду. За Диром верблюды ходить не могут, и здесь начинается третий отрезок пути — тропа, пригодная только для мулов, длиной около шестидесяти миль. Дорога от Дира являет собой триумф инженерного искусства. Во многих местах она проходит по деревянным галереям, построенным вдоль склонов огромных крутых утесов. На других участках она невероятными зигзагами огибает горные пики, а кое-где дорога прорублена в толще скалы. В конце этой дороги находится форт Читрал, охраняемый гарнизоном, состоящим из двух батальонов, одной саперной роты и двух горных орудий.
Дорога поддерживалась и охранялась теми племенами, через территории которых она проходила; но в двух основных точках, где она могла быть перекрыта, за ней наблюдали имперские гарнизоны. Малакандский форт контролировал горный проход. Форт Чакдара защищал мост через реку. Все прочее было доверено воинам туземных племен. Племя ранизаев получает от индийского правительства ежегодную субсидию в 30 000 рупий, на которые содержатся двести солдат иррегулярной армии. Они отгоняют мародеров и предотвращают насилия и убийства. Хан Дира, на территорию которого приходятся семьдесят три мили дороги, также получает от правительства субсидию в 60 000 рупий. Он выставляет четыреста солдат иррегулярной армии для охраны дороги. До великого восстания вся эта система работала превосходно. Туземцы, заинтересованные в поддержании дороги, всячески избегали вступать в конфликты с правительством. Старейшины нижних ранизаев, живущих к югу от Малаканда, отобрали оружие у всех своих чересчур рьяных молодых воинов и запретили им нападать на британские войска. Верхних ранизаев заставили присоединиться к Безумному Мулле суеверие и страх, но они пошли на это крайне неохотно. Сваты были охвачены фанатизмом. Хан Дира все это время вел себя лояльно, поскольку целиком зависел от британской поддержки. Неопределенность и неустойчивость их власти всегда заставляла мелких вождей искать дружбы какого-нибудь могущественного государя. В 1876 г. мехтара Читрала, Аммана аль-Мулька, побудили искать поддержки у махараджи Кашмира, нашего вассала, и сделаться его вассалом. В соответствии с общей схемой наступления британское агентство было немедленно учреждено в Гильгите, на границе между Читралом и Кашмиром. Амману аль-Мульку было подарено некоторое количество оружия и боеприпасов, а также назначена ежегодная субсидия в 6000 рупий, которую затем увеличили до 12 000 рупий. Таким образом, британцы оказались заинтересованными в Читрале и в наблюдательном пункте на его границе. В 1881 г. агентство было упразднено, но влияние осталось, и в 1889 г. здесь была создана база с более многочисленным гарнизоном. Тем временем Амман аль-Мульк мирно правил в Читрале, получая свою субсидию. Однако в 1892 г. он умер, оставив многочисленных сыновей — всех одинаково жестоких, амбициозных и неразборчивых в средствах. Один из них, по имени Афзал, взял в свои руки бразды правления и, убив тех своих братьев, которых успел изловить, провозгласил себя мехтаром и потребовал признания его индийским правительством. Он был признан вождем, поскольку казался «человеком мужественным и решительным» и его власть давала надежду на стабильное правление. Его оставшиеся в живых братья бежали в соседние государства.
Низам, старший из них, прибыл в Гильгит и попросил помощи у британцев. Помощи он не получил. Благословение уже досталось другому. Но в ноябре 1892 г. Шере Афзул, брат покойного Аммана, тайно вернулся в Читрал и убил нового мехтара и другого своего племянника. Затем «злой дядюшка» взошел на трон, или на то, что его заменяло. Он, однако, встретил сопротивление. Индийское правительство отказалось признать его. В конце концов Низаму позволили пойти и попытаться вернуть себе законное наследство. «Моральная поддержка» в виде 250 кашмирских стрелков привлекла к нему много сторонников. 1200 человек, которых послал против него Шере Афзул, перешли на его сторону. Дядя-узурпатор бежал в Афганистан, был милостиво принят его правителем и оставлен про запас, как семя будущих беспорядков.
Низам, как он и хотел, сделался мехтаром. Сперва он был беден и не пользовался популярностью. При поддержке правительства он, однако, как-то сумел некоторое время продержаться у власти. Чтобы оказать ему моральную поддержку, к нему был направлен капитан Янгхазбанд с сотней солдат. Гарнизон в Гильгите увеличили на один батальон, а между этим местом и Мастуджем установили несколько постов.
Таким образом имперские войска вошли в Читрал. Положение их вскоре сделалось опасным. От Гильгита их отделяли много миль очень плохой дороги и воинственные туземные племена. Вывести их из Гильгита было трудно и потребовало бы много времени. Однако был возможен и другой путь — дорога к северу от Пешавара через Дир, более короткая и легкая, начинавшаяся от железнодорожной станции на британской территории. На эту-то дорогу и обратило теперь внимание индийское правительство. Если британские войска или агенты будут оставаться в Читрале — иными словами, если продолжать все ту же политику, — следовало открыть эту дорогу. Индийские власти посоветовались с правительством метрополии, которое отказалось поддержать этот проект. Одновременно оно санкционировало временное размещение войск и британского агента в Читрале, в надежде укрепить положение Низама[2].
В этот момент на сцене появился Умра Хан. В докладе гильгитского агентства от 28 апреля 1890 г. об этом вожде, который был ханом Джандола, говорится как о «наиболее важном человеке между Читралом и Пешаваром». К этому могущественному правителю бежал другой сын Аммана, по имени Амир, спасаясь от семейной резни, последовавшей за смертью его отца. Умра Хан взял его под защиту и решил использовать в своих личных целях. В мае 1894 г. этот юноша — ему было около 20 лет — вернулся в Читрал, сделав вид, что он вырвался из рук Умры Хана, и был милостиво принят Низамом, добродетель которого, похоже, постоянно создавала ему различные препятствия на пути. 1 января 1895 г. Амир воспользовался гостеприимством брата, чтобы убить его и главных его советников. Он провозгласил себя мехтаром и попросил признать его. Имперские офицеры, хотя и привыкшие к поворотам пограничной политики, отказались вступать в какие-либо переговоры с таким злодеем до тех пор, пока дело это не будет рассмотрено в Индии.
Но тут Умра Хан вступил в долину Читрала с большим войском, под предлогом поддержки своего дорогого друга и союзника Амира, на деле же — в надежде расширить свои собственные владения. Но Амир, хорошо зная Умру Хана и уже получив свое царство, не пожелал делиться с ним. Произошло сражение, в котором читральцы были разбиты. Поскольку Амир стал для него бесполезен, Умра Хан пригласил «злого дядюшку» вернуться. Шере Афзул согласился. Сделка состоялась. Шере Афзул претендовал на титул мехтара. Умра поддерживал его претензии. В случае противодействия оба угрожали применить силу.
Но имперское правительство отказалось иметь дело с новым претендентом и предупредило Умру Хана, что если он немедленно не покинет территорию Читрала, то будет отвечать за последствия. Ответом была война. Маленькие гарнизоны и рассеянные части британских войск подверглись нападению. Рота 14-го Сикхского полка была изрублена на куски. Форт Читрал, где укрылись остатки британской миссии и их сопровождающие, был осажден. Необходимо было спасти их. Армия в составе почти 16 000 человек пересекла границу, 1 апреля выйдя из Мардана, и двинулась на помощь по самой короткой дороге — через Сват и Дир, по линии современной Читральской стены. Командовать экспедицией было поручено сэру Роберту Лоу. Сэр Биндон Блад был начальником штаба.
И тут неожиданно правительство Индии, сделав удивленные глаза, воздвигло препятствие на том самом пути, которым оно столь долго следовало, ради которого оно сделало столько усилий и потребовало так много жертв от своих подданных. Вероятно для того, чтобы успокоить кабинет либералов, сделав вид, что оно пытается локализовать беспорядки и отказывается от приобретения новых территорий, оно выпустило прокламацию «всем жителям Свата и народу Баджана, которые не присоединились к Умре Хану», в которой было сказано, что индийское правительство «не имеет намерения навсегда занять ту территорию, через которую преступления Умры Хана могут вынудить его провести войска, а также не собирается попирать независимость туземных племен»[3].
Прокламация, однако, не произвела никакого впечатления на туземцев, которые пришли в ярость, увидев солдат, и не обращали внимания на протесты правительства. Они собрались, чтобы воспрепятствовать проходу войск. Двенадцать тысяч туземцев заняли Малакандский проход — это была сильная позиция. Отсюда их выбили 3 апреля, нанеся им большие потери, две передовые бригады армии сэра Роберта Лоу. Дорога на Читрал была открыта. Однако помощь осажденному форту уже подоспела из Гильгита. Умра Хан бежал в Афганистан, а перед правительством Индии встал вопрос о будущей политике.
Вопрос сводился к следующей альтернативе: либо отказаться от всяких попыток «эффективного контроля» над Читралом, либо поставить там достаточный для его защиты гарнизон. Следуя официальному политическому курсу, Совет единодушно решил, что поддержание британского влияния в Читрале является «делом чрезвычайной'важности». В депеше правительству метрополии[4] члены Совета изложили все свои соображения и в то же время заявили, что держать гарнизон в Читрале невозможно, не удерживая дороги из Пешевара, по которой армия двигалась на помощь осажденным.
13 июня кабинет лорда Роузбери дал решительный ответ, что «никаких вооруженных сил или европейских агентов оставлять в Читрале не следует, что Читрал не следует укреплять и что никакой дороги между Пешеваром и Читралом не надо строить». Тем самым британские власти окончательно и бесповоротно отвергли ту политику, которую правительство проводило с 1876 г. Они оставили Читрал вариться в собственном соку. Индийское правительство ответило: «Мы глубоко сожалеем, но покорно принимаем это решение» — и принялось собирать оборванные нити своей политики и плести новую паутину.
Но тут как раз либеральное правительство пало, и кабинет лорда Солсбери пересмотрел это решение. Новому совету министров «казалось, что от политики, столь успешно проводимой несколькими кабинетами подряд, не стоит столь поспешно отказываться, если только проведение ее не сделается очевидно невозможным»[5]. Таким образом, удержание Читрала было санкционировано, а дорога, которую это удержание делало необходимой, построена.
Глава II
Мятеж
Историку, описывающему великие события, всегда бывает трудно проследить те тонкие скрытые процессы, которые во всех обществах предшествуют и готовят почву для яростных мятежей и восстаний. При попытке выявить причины великого мятежа племен в 1897 г. эти трудности усугубляются еще и тем, что ни один европеец не способен проникнуться мотивами или встать на точку зрения азиатов. Однако этот вопрос обойти невозможно, и потому, хотя я и не знаком со всеми деталями, я попытаюсь указать наиболее важные и очевидные причины.
В течение тех двух лет, когда британский флаг развевался над Чакдарой и Малакандом, торговый оборот долины Свата увеличился почти вдвое. Местное население в большинстве своем вполне довольствовалось существующим положением, греясь в лучах всеобщего процветания и наслаждаясь вновь обретенным богатством и комфортом. За эти два года воинские части, сменявшие друг друга в Читрале, не сделали ни единого выстрела, не было украдено ни единого мешка с почтой, ни один посыльный не был убит. Политические чиновники свободно путешествовали среди свирепых горцев, и их часто приглашали для решения таких споров, которые в прошлом разрешались только силой оружия.
Но одно сословие с большим вниманием и неприкрытой враждебностью следило за успехами британского правления. Духовенство, обитавшее на афганской границе, мгновенно оценило все значение дороги на Читрал. И причину его враждебности нетрудно понять. Контакт с цивилизацией подрывает суеверие и доверчивость, от которых зависят власть и влияние муллы. Началась широкая, хотя и тайная агитация. Посланцы ходили от племени к племени. Слухи о войне, священной войне, нашептывались народу исключительно страстному и фанатичному. Использовались могущественные и загадочные средства, сила которых непостижима для рационально мыслящего человека. Туземцам внушали, что грядут удивительные, великие события. Час торжества для их нации и веры близок. Он скоро пробьет. Его надо ждать и быть наготове. Горы становились взрывоопасными, как склад боеприпасов.
Странное стечение обстоятельств способствовало всему этому: победа турков над греками; выход книги Амира о джихаде и принятие им титула халифа; опрометчивая писанина в англо-индийской прессе, подогревавшая интерес к исламу — газетчики как будто сговорились создать шумиху вокруг этой темы.
Момент был благоприятный, нашелся и подходящий человек. Чем Петр Пустынник был для обычных епископов и кардиналов, тем Безумный Мулла стал для рядового духовенства на афганской границе. Безумный энтузиаст, убежденный как в своей божественной миссии, так и в своих чудодейственных силах, он проповедовал «крестовый поход», то есть джихад, против неверных. Фитиль подожгли. Пламя побежало. Взрывная волна разнеслась во все стороны.
Приготовления были обширными и основательными, но они не были замечены казалось бы наблюдательными дипломатическими агентами, которые осуществляли сношения между туземцами и правительством. Среди способных людей, усердно собиравших информацию и следивших за умонастроениями, не нашлось ни одного, кто заметил бы те скрытые силы, которые собирались со всех сторон. Только в начале июля стало ясно, что в Верхнем Свате набирает силу какое-то фанатическое движение. Но даже тогда этим событиям не придали особого значения и недооценили их важность. То, что прибыл Безумный Факир, было известно. Но его могущество оставалась тайной. Впрочем, это продолжалось недолго.
Слухи и сообщения о брожении в Верхнем Свате и среди окружающих его племен, дошедшие до Малаканда, были верно оценены патанскими сипаями, служившими в гарнизоне. В июле несколько офицеров получили от своих людей предупреждения, что надвигаются важные события. Майор Дин, политический агент, с большим беспокойством следил за стремительным ростом фанатического движения. Никто не хотел прослыть паникером, тем более на границе, где всегда существует опасность. Наконец, он решил, что должен сделать официальное сообщение о тревожных знаках. К 23 июля всем офицерам, отвечавшим за различные посты, было приказано принять все меры предосторожности. Но до самого конца каждый сомневался в том, что начнется восстание, а если и начнется, то, как думали многие, это приведет не более чем к стычкам. Туземцы казались дружелюбными и почтительными. Жители долины наслаждались жизнью. Никогда еще перемены не были столь внезапными и непредсказуемыми.
На базарах Индии всегда рассказываются чудесные истории. Любой второстепенный факт преувеличивается и искажается до неузнаваемости. Из него делаются тысячи безумных, нелогичных, фантастических выводов. Эти фантазии вновь пускаются в обращение, уже как достоверные факты. Игра продолжается. Но среди всех этих сплетен и фантазий часто встречается и важная информация. В июле на базаре в Малаканде все чаще стали ходить истории о Безумном Факире. Великий день Ислама был не за горами. Могучий герой восстал, чтобы повести своих приверженцев против неверных. Англичане будут сметены. К новолунию ни одного не останется.
Однажды утром, 16 июля, младшие офицеры и офицеры малакандского гарнизона отправились в Хар, чтобы поиграть в поло. Туда же направился лейтенант Раттрай, выехав из форта Чакдара. Игра была интересной, и туземцы из соседней деревни, собравшись, как обычно, небольшими группами, внимательно за ней следили. Ничто в их поведении не выдавало их мыслей и намерений. Игра закончилась, и офицеры собрались ехать обратно к месту службы.
И вот тогда произошло странное событие. В то время как сайсы собирали коврики и попоны, навьючивали поклажу на пони и бродили по полю после игры, туземцы, которые смотрели за игрой, подошли к ним и посоветовали побыстрее убираться домой, потому что будет драка. Они знали, эти патаны, что затевается. Война фанатизма захлестнула долину. Она могла смести и их. Как человек, который чувствует приближение припадка, они ждали. Но их не особенно волновало, когда именно прибудет Безумный Факир. Они будут сражаться и убьют неверных. Тем временем необходимо было увести подальше их пони. И вот поэтому, отчасти из злонамеренности, отчасти из солидарности, они предупредили местных конюхов, и те, поняв намек, благополучно достигли лагеря.
Позднее, в тот же самый день, майор Дин отрапортовал бригадному генералу Миклджону, который командовал малакандским гарнизоном, что огромная толпа собралась под знаменем Безумного Муллы и что англичан, вероятно, скоро атакуют. Он посоветовал вызвать проводников в подкрепление бригаде. В Мардан тут же была отправлена телеграмма, приказывающая войскам выступать немедленно. В 8:30 лейтенант П. Эллиот-Локхарт, старший офицер в этом полку, получил приказ. В 1:30 пополудни полк выступил.
Выслав проводников, бригадир около семи утра встретился с офицерами, командовавшими различными подразделениями, и проинструктировал их, чтобы они были готовы выступить в любой момент. В это время майор Дин сообщил, что толпа, возглавляемая Безумным Муллой, спускается вниз по долине, и посоветовал удержать Амандарский перевал в четырех милях оттуда. Тогда генерал Миклджон отправил на перевал передовой отряд под командованием лейтенант-полковника Макрая 45-го Сикхского полка, приказав ему выступить в полночь. Остальные силы под командованием бригадира должны были подойти к нему на помощь к трем часам ночи.
Все приготовления были быстро закончены. В 9:45, ровно перед тем, как были перерезаны провода, пришла телеграмма из Чакдары, в которой сообщалось, что большой отряд патанов быстро движется в сторону лагеря. Четверть часа спустя прискакал джемандар туземных войск с известием, что (цитируя депешу дословно), «Факир прошел Хар и движется на Малаканд, и ни туземные войска, ни местное население не оказывают ему сопротивления, а холмы к востоку от лагеря усеяны патанами».
Как только офицеры вернулись после игры в поло, для них нашлось много работы. Требовалось оформить документы на транспорт, рационы и амуницию. Наконец войска были готовы к утреннему выступлению. В 9:30 вечера офицеры сели обедать, все еще в костюмах для поло, которые не было времени сменить. В десять часов они обсуждали перспективу будущего похода и оценивали вероятность близкого столкновения с противником.
Неожиданно ночную тишину прорвал сигнал горна, раздавшийся на смотровой площадке в центре кратера. Все вскочили. Это был сигнал для сбора. На секунду наступила тишина. Офицеры хватали шпаги и спешно застегивали портупеи. Некоторые, думая, что это только предупреждение, сигнал построиться в маршевую колонну, замешкались, чтобы зажечь сигарету. Но тут со всех сторон раздались громкие ружейные выстрелы — звук, который не прекращался затем в течение шести дней и ночей.
Атака на Малаканд и великая пограничная война начались. Грохот выстрелов разносился среди холмов. Одна долина подхватывала эти звуковые волны и передавала их следующей, до тех пор пока весь этот обширный горный район не был охвачен смятением. Телеграфные провода донесли этот грохот до далеких европейских стран. Жители Европы различили в нем нестройные звуки, предвещавшие упадок и развал. Дипломаты казались мудрыми, деловые люди — озабоченными, а дураки — загадочными и всезнающими.
Глава III
Атака на Малаканд
Давно уже признано солдатами всех наций, что отражение энергичной ночной атаки — едва ли не самая трудная задача, которая может быть поставлена перед войсками. Паника, против которой могут устоять лишь немногие храбрецы, в такой ситуации возникает мгновенно. Полки, не дрогнув идущие навстречу едва ли не верной смерти на поле боя, мгновенно пугаются и делаются бесполезными.
Атака на малакандский лагерь действительно привела всех в замешательство. Однако там оказались люди, способные взять контроль над ситуацией. Как только прозвучал сигнал тревоги, лейтенант-полковник Макрай 45-го Сикхского полка побежал к казарменной охране и, собрав семь или восемь человек, послал их под командованием майора Тейлора того же полка вниз по Буддийской дороге, чтобы они попытались задержать наступление противника. Собрав еще около дюжины человек и оставив адъютанта, лейтенанта Браффа, с приказом привести еще людей, Макрай устремился со своим небольшим отрядом вслед за Тейлором по направлению к ущелью, ведущему ко входу в лагерь Котал. С равнины Хара можно добраться до малакандского лагеря по двум дорогам. В одном месте Буддийская дорога, которая расположена выше, проходит через узкую теснину и резко поворачивает. Здесь, если вообще где-либо, противника можно остановить или, по крайней мере, задержать, пока солдаты не встанут под ружье. Нагнав майора Тейлора, полковник Макрай быстро повел отряд, что-то около двадцати человек, вниз по дороге. Это были гонки, от исхода которых зависели жизни сотен людей. Если бы противник успел свернуть за угол, ничто, не смогло бы сдержать его напора, и та горстка людей, которая встала бы у него на пути, была бы изрублена на куски. Сикхи пришли первыми, но они не намного опередили врага. Когда они свернули за угол, они увидели толпы врагов, не меньше тысячи. Вооруженные в основном мечами и кинжалами, туземцы крадучись продвигались вверх по долине, намереваясь внезапно прорваться в лагерь и перебить всех, кто там находился. Вся дорога была заполнена ими. Макрай немедленно открыл огонь. Залп следовал за залпом, пули врезались в густую массу врагов со смертельно близкого расстояния. Затем сикхи стали стрелять вразброс. Это задержало врагов, которые взревели от ярости, встретив такое препятствие. Затем, шаг за шагом, небольшой отряд стал отступать, не прекращая отстреливаться, и занял позицию в расселине примерно в пятидесяти ярдах от поворота. Фланги отряда были защищены слева высокой скалой, справа — камнями и пересеченной местностью, по которой невозможно было двигаться в темноте. Дорога была шириной около пяти ярдов. Как только туземцы выходили из-за угла, они попадали под пули. Это была сильная позиция.
Когда продвижение туземцев было таким образом остановлено, они стали карабкаться на холм слева и бросать сверху камни на тех, кто преградил им путь. Они стреляли также из-за угла, но, поскольку не могли высунуться, не подставив себя под выстрел, почти все их пули ложились правее.
Отряд сикхов был стиснут в расселине, первый ряд стрелял с колена. Почти все получили удары камнями. Майор Тейлор, храбро сражаясь, был смертельно ранен. Было убито несколько сипаев. Полковник Макрай получил удар штыком в шею и был залит кровью. Но он призывал людей поддержать доброе имя «Раттраевых Сикхов» и удерживать позицию до тех пор, пока не подойдет подкрепление или не наступит смерть. Солдаты ответили громким боевым кличем сикхов и бросили вызов врагу.
Отчаянная перестрелка продолжалась около двадцати минут. Наконец появилось подкрепление — лейтенант Брафф и с ним еще тридцать человек. Он успел как раз вовремя. Противник уже обошел полковника Макрая справа, и перебить нескольких оставшихся в живых солдат для него было бы уже дело недолгим. Свежий отряд, поднявшись на склон холма, отбил противника и прикрыл фланг. К тому же и весь полк уже спешил на помощь. Около двух часов ночи туземцы, поняв, что здесь они не добьются успеха, отошли, оставив множество убитых.
Пока все это происходило справа, вспышки осветительных ракет дали знать о том, что северный лагерь также атакован. На Буддийской дороге враг был остановлен, но другая толпа туземцев прорвалась вдоль идущей по склону дороги в центре позиций. При первых выстрелах внутренний караул 24-го Пенджабского пехотного полка выступил вперед, чтобы подкрепить пикеты на дорогах и в прорезанном рекой ущелье. Они подошли как раз в тот момент, когда те стали отступать под напором превосходящих сил противника. Сотни вооруженных мечами разъяренных туземцев ворвались на территорию базара и в караван-сарай — небольшое огороженное место рядом с ним. Окружающие холмы были усеяны снайперами, которые вели непрерывный огонь. Защита левого фланга и центра была вверена 24-му Пенджабскому пехотному полку.
Одна из рот этого полка под командованием лейтенанта Климо бросилась в штыковую атаку через футбольное поле и очистила от врагов базар. Базар был полон туземцев. Солдаты ринулись вперед под громкие крики, со штыками наперевес, врезаясь в разъяренную толпу. Звон мечей, вопли несчастных торговцев и боевой клич гази перекрывали нескончаемый грохот выстрелов. Противник вновь попытался прорваться на территорию базара, но все его атаки отбивались примерно до 10:45. Левый фланг роты оказался теперь неприкрытым, и напор со стороны врага стал таким яростным, что ей пришлось отступить и занять более удобную позицию в тылу. Другая рота удерживала подходы к северному лагерю. Оставшаяся часть полка и 5-я рота, саперы и минеры, оставались в качестве подкрепления, готовые поддержать любой участок линии обороны.
Противник с невероятной силой повел атаку вдоль двух дорог, которые открывали доступ в чашу Малаканда с востока. Справа их продвижение было остановлено блестящим маневром полковника Макрая и благодаря мужеству его людей. Бросившись огромной толпой по левой дороге, туземцы ворвались в самый лагерь, сметая все на своем пути. Защитники, которым не удалось удержать растянутую линию вдоль края чаши, вынуждены были отступить и занять позицию в центре, на ее дне. Эта центральная позиция включала расположение саперов и минеров, интендантскую часть и военно-инженерный парк. Она простреливалась со всех сторон.
В ночной темноте атаки противника стали столь энергичными, что бригадир принял решение вызвать подкрепление, еще сотню солдат, из гарнизона форта. Форт стоял на холме и был неприступен для противника, не имевшего полевых орудий. Лейтенант Роулинз вызвался добровольцем добраться до форта и передать приказ. Он двинулся в сопровождении трех ординарцев. Ему пришлось пробираться по сильно пересеченной местности, занятой врагами. Один человек бросился на него и ударил мечом по запястью, но его подчиненный прикончил нападавшего выстрелом из револьвера. Роулинз благополучно добрался до форта и привел подкрепление, в котором так нуждались.
Все думали, что перед рассветом противник предпримет еще одну, последнюю решительную атаку на огороженную часть лагеря, — афганские туземцы обычно выбирают для нападения именно это время. Но они понесли слишком большие потери и около 3:30 стали уносить своих мертвых и раненых. Огонь, однако, не прекращался до 4:15 утра, когда снайперы отошли на высоты и перестрелка перешла в прицельную стрельбу с дальней дистанции.
Как только в долине стало светать, две роты 24-го полка выступили вперед и очистили базар от грабивших лавки туземцев. Базар был полностью разграблен, все сколько-нибудь ценное уничтожено или унесено. С местным распорядителем произошел странный случай, которому мало кто позавидовал бы. Он оставался там в течение всей ночи, спрятавшись в задней части своей палатки, рискуя попасть под пулю или получить удар мечом. Услышав знакомые голоса, он выбрался из своего укрытия целый и невредимый.
Эвакуация северного лагеря, который не был по-настоящему вовлечен в сражение, шла очень медленно. Солдаты неспешно упаковали свое снаряжение, был затребован транспорт. Такового, впрочем, не оказалось. Все верблюды были в Даргае, по ту сторону гор. Из Котала пришел повторный приказ поторопиться. Никто не хотел оставлять своего имущества, мало надеясь на щедрость родного правительства. К полудню действия противника приобрели угрожающий характер. Огромные толпы туземцев стали приближаться к лагерю, пришлось сделать по ним несколько выстрелов из пушек. Наконец, к четырем часам, пришел еще один приказ немедленно оставить северный лагерь и перебросить войска в Котал. Весь багаж и припасы, которые невозможно было унести, следовало оставить на месте.
Нет сомнения, что концентрация войск была мудрым и оправданным шагом. Гарнизон Котала и южного лагеря был слишком мал, и, что бы ни случилось, войскам лучше всего было держаться вместе, чтобы вместе победить или умереть. Ситуацию осложнило также появление огромного количества туземцев из района Утман Хел, которые скопились на холмах к западу от лагеря и тем самым заставили защитников сильно растянуть линию обороны. Северный лагерь был оставлен как раз вовремя, поскольку противник стал наседать на отходящие колонны, и они добрались до южного лагеря под прикрытием огня 24-го Пенджабского пехотного полка и кавалерии проводников. Они дошли до лагеря в 8:30 утра после ночного марша.
По телеграфу новости о событиях той ночи распространились по всему миру. В Симле правительство Индии оказалось поставленным перед очередной нелегкой проблемой. Посыльные разносили приказы всем офицерам вернуться в свои полки, подкрепления двигались к месту происшествия по всем дорогам. 11-й Бенгальский уланский полк, 38-й Догрский и 35-й Сикхский полк выступили на рассвете. 1-я и 7-я британские горные батареи были направлены туда же. Кавалерия проводников уже прибыла на место. Их пехота под командованием лейтенанта Локхарта прибыла в Котал в 7:30 вечера 27 июля, преодолев, несмотря на страшную жару и пыль, тридцать две мили за семнадцать с половиной часов. Этот замечательный переход нисколько не снизил боеспособности солдат. Офицер, который командовал постом даргаев, рассказывал мне, что они прошли там мимо часовых чуть ли ни в парадном строю, руки по швам, показывая, что марш-бросок в двадцать шесть миль под самым жарким в мире солнцем не способен лишить корпус проводников его обычного лоска.
Подкрепления шли в избытке, так быстро, как только могут двигаться люди. Но до их прибытия гарнизон вынужден был противостоять врагу, полагаясь лишь на собственные силы. С наступлением вечера было замечено, что враги опять приближаются и что количество их постоянно растет. Можно было видеть огромные толпы, двигавшиеся по Чакдарской дороге, холмы были плотно усеяны белыми точками. Все эти туземцы носили белое. Носившие темную одежду воины Амбейлы еще не пришли. Но отблеск пламени из северного лагеря вскоре привлек и их внимание. Наступила ночь, весь этот спектакль казался странным, зловещим, но не лишенным живописности. Яркие знамена всех цветов и форм развевались на окрестных холмах. В лучах заката на горных хребтах вспыхивали клинки мечей. Многочисленные фигуры туземцев сновали туда и сюда, готовилась атака. Беглый огонь, открытый снайперами, добавил соответствующее звуковое сопровождение. В середине, на дне чаши кратера, располагался лагерь. Там готовился ужин, и дым от полевых кухонь поднимался вверх. Солдаты заняли свои позиции, и с наступлением вечера грохот выстрелов перерос в громкий непрекращающийся рев.
Диспозиция вечером 27 июля была следующая.
На правом фланге — полковник Макрай с 45-м Сикхским полком и двумя пушками, при поддержке 100 человек пехоты проводников занимал ту же позицию на Буддийской дороге, что и накануне.
В центре огороженная часть лагеря и идущая по склону дорога защищались 31-м Пенджабским пехотным полком, 5-й ротой королевских саперов и минеров, проводниками и двумя пушками.
Слева стоял 24-й Пенджабский пехотный полк с двумя оставшимися пушками под командованием лейтенанта Климо, удерживавший подходы из оставленного северного лагеря и форта.
Значительная часть этой растянутой линии, занимавшей в основном края кратера, была образована цепью пикетов, отделенных друг от друга и укрепленных каменными брустверами с подпорками сзади. В центре к ней примыкало огражденное стеной расположение саперов и минеров. Базар был оставлен врагу, но караван-сарай, расположенный в ста ярдах впереди основной линии укреплений, удерживался пикетом из двадцати четырех солдат 31-го Пенджабского пехотного полка под командованием субадара Сьеда Ахмед-Шаха. Именно здесь произошла трагедия той ночи.
В восемь часов вечера туземцы предприняли яростную атаку по всей линии фронта. Тут же началась частая непрерывная стрельба. Справа полковника Макрая и его сикхов несколько раз атаковали туземцы, вооруженные мечами, многим из них удалось прорваться в расположение пикета, где они погибли от штыков.
Все атаки, однако, были отбиты. Туземцы понесли огромные потери. Потери среди сикхов были также немалыми. Утром полковник Макрай вышел из-за бруствера и под прикрытием двух своих орудий очистил территорию перед своим участком от вражеских воинов.
Центр опять стал местом ожесточенной борьбы. Туземцы ворвались на территорию базара и со всех сторон атаковали караван-сарай. Этот пост представлял собой укрытие, обнесенное стенами из сырцового кирпича, площадью около пятидесяти квадратных ярдов. В стене имелись амбразуры для стрельбы, но с флангов эта позиция не была защищена. В течение нескольких часов противник не оставлял упорных попыток захватить это место. Тем временем войска в основном лагере вели такой интенсивный огонь, что атака на караван-сарай была едва замечена. В течение шести часов засевший там пикет отбивал все атаки, но отсутствие защиты с флангов позволило противнику подобраться близко к стенам. Туземцы стали пробивать в них дыры и подкапываться под них. Маленький гарнизон метался с места на место, отбивая эти атаки. Но с таким же успехом можно было бы заткнуть сито. Наконец враги бросились туда с нескольких сторон, а навесы в караван-сарае загорелись. Когда все защитники, кроме четырех, были убиты, субадар, сам получивший пулевое ранение, отдал приказ оставить позицию, и оставшиеся в живых бежали по лестнице через заднюю стену, унося с собой раненых. Тела убитых были найдены на следующее утро страшно изуродованными.
Защита этого поста, где солдаты дрались до последнего, должна быть признана настоящим воинским подвигом. Субадар Сьед Ахмед-Шах получил повышение за храбрость, и его героические действия в этой ситуации удостоились отдельного абзаца в официальных донесениях.
Слева 24-й Пенджабский пехотный полк вступил в жаркую схватку, и лейтенант Костелло получил свое первое тяжелое ранение: пуля пробила ему спину и руку. К утру враг опять перешел в наступление. Тогда лейтенант Климо, всегда склонный к смелым и энергичным действиям, вышел из-за бруствера с двумя ротами, чтобы встретить противника. Туземцы удерживали позиции и вели непрерывный огонь из ружей Мартини-Генри. Они также сбрасывали огромные камни на вышедших против них солдат. Люди 24-го полка продолжали наступать, последовательно выбивая противника со всех занимаемых их позиций, и преследовали его на протяжении двух миль. Холм «Дерева висельников», против которого была направлена первая контратака, удерживали примерно 1000 туземцев. По их плотной толпе был открыт прицельный огонь. Противник оставил сорок убитых на том участке, где провел контратаку лейтенант Климо, и было видно, как туземцы уносят множество раненых.
Таким образом, нападение туземцев было вновь отбито гарнизоном Малаканда. Многие из нападавших были убиты и ранены, но теперь все племена в радиусе ста миль спешили принять участие в нападении, и число атакующих постоянно росло. К ним присоединились многочисленные бунервалы. Гарнизон мог отличить их от сватов, людей из Утман Хела, мамундов, саларзаев и прочих по их черным или темно-синим одеяниям. Войска были заняты тем, что ремонтировали укрепления и улучшали укрытия. Туземцы продолжали делать вылазки и непрерывно обстреливали гарнизон с длинной дистанции. К вечеру они снова пошли в атаку, развернув сотни знамен.
Как только стемнело, непрерывная стрельба возобновилась по всему фронту. У противника, очевидно, было много боеприпасов, и туземцы энергично отвечали на огонь наших войск. Справа полковник Макрай по-прежнему продолжал отбивать все атаки. В центре враг вновь и вновь атаковал огороженную часть лагеря. Прорваться туда туземцы не смогли. Однако три офицера и несколько солдат были ранены во время этих атак.
Лейтенант Форд был опасно ранен в плечо. Пуля перебила артерию, и он истекал кровью, когда военный хирург, лейтенант В. Гуго, пришел к нему на помощь. Зажигать свет, находясь под обстрелом, было нельзя, никакого укрытия не было. Они были на дне чаши. Тем не менее хирург зажег спичку, рискуя получить пулю, и обследовал рану. Спичка погасла под визг пуль, взрывавших пыль вокруг, но он успел определить характер повреждения. Офицер уже был в глубоком обмороке из-за потери крови. Врач зажал артерию пальцами, и, поскольку перевязать ее было нечем, в течение трех часов оставался под пулями, удерживая между пальцами жизнь человека.
Утром 29 июля была на короткое время восстановлена сигнальная связь с Чакдарой. Гарнизон сообщил, что он в безопасности, что все атаки отбиты с большими потерями для нападавших, но что запасы пищи и боеприпасов у них подходят к концу. Днем противник опять отступил на равнину чтобы отдохнуть и приготовиться к новой ночной атаке. Наступил Джумарат, день, когда пророк особенно рьяно защищает интересы тех, кто готов умереть за веру. К тому же было полнолуние, а разве великий Факир не провозгласил, что именно в этот час их ждет победа? Мулла объявил, что на этот раз он сам возглавит атакующих. Этой ночью неверные будут уничтожены.
Тем временем солдаты, несмотря на страшную усталость, приводили в порядок укрепления. Базар и караван-сарай были снесены. Деревья перед огражденной частью лагеря были взорваны, чтобы местность перед ней лучше простреливалась. Перед линией укреплений сложили большие костры, чтобы солдатам было легче целиться в нападающих, когда их силуэты вырисовывались на фоне огня. В этих занятиях прошел весь день.
В четыре часа прибыл майор Стюарт Битсон, командир 11-го Бенгальского уланского полка, с передовым отрядом. Он привез некоторое количество боеприпасов, в которых гарнизон так нуждался, поскольку в ночь накануне израсходовал их огромное количество. 35-й Сикхский и 38-й Догрский полки прибыли в Даргай у подножия перевала в тот же вечер. Они шли целый день под палящим солнцем. О том, сколь ужасным был этот переход, можно судить по тому, что в 35-м Сикхском двадцать один человек умер по дороге от солнечного удара. Бригадный генерал Миклджон, уверенный в том, что он сможет продержаться с теми войсками, которые у него были, приказал им сделать привал в Даргае и отдыхать в течение следующего дня.
Ночью последовала атака, но укрепления в центре были значительно улучшены, и туземцы не смогли пересечь расчищенный гласис, который теперь простирался перед огороженным лагерем. Но они решительно атаковали фланги, и повсюду завязались тяжелые бои. В два часа ночи началась массовая атака. Огромные толпы рванулись на приступ по всему фронту и со всех сторон. Слева и справа завязались рукопашные схватки. Полковник Макрай вновь удержал позицию, но многие туземцы сумели подойти так близко, что были убиты выстрелами в упор. Особенно досталось 24-му Пенджабскому полку на левом фланге. Там противник сумел прорваться за бруствер, но в ближнем бою был уничтожен огнем наших войск. В 2:30 был ранен Безумный Мулла, еще один мулла убит, пали несколько сотен туземцев, и атака захлебнулась. Противник понял, что шанс взять Малаканд упущен.
Утром в лагерь вошли 38-й Догрский и 35-й Сикхский полки. Противник продолжал обстреливать укрепления с дальней дистанции, но без всякого толку. Туземцы, очевидно, поняли, что Малаканд слишком хорошо укреплен, и что взять его не удастся. Эта ночь прошла спокойно, и изнуренные солдаты смогли хоть немного поспать. Так завершилась долгая и упорная атака на британский пограничный пост Малаканд. Туземцы, утомленные бойней, произошедшей здесь, решили сконцентрировать все внимание на Чакдаре, которая, как они считали, должна попасть им в руки. Малакандский гарнизон должен был оказать помощь защитникам этого поста.
Глава IV
Снятие осады с Чакдары
В то время как во всех концах света с интересом и вниманием следили за событиями, описанными в предыдущей главе, они стали предметом горячих дебатов в совете генерал-губернатора. Вице-король (лорд Элджин), принадлежал к той партии, которая страстно, честолюбиво и часто неразумно придерживалась политики мира и ограничения британского влияния. Его нежеланию ввязываться в военные предприятия благоприятствовала и сложившаяся в то время экономическая ситуация. Это были самый неподходящий момент для активных действий и самый нерасположенный к подобным действиям человек.
30 июля был официально опубликован следующий приказ: «Генерал-губернатор с согласия своего совета санкционирует посылку армии, отныне называемой Малакандской действующей армией, с целью удержания Малаканда и действий против соседних племен по мере необходимости».
Состав армии был следующий:
1-я бригада. Командир — полковник У. Г. Миклджон в должности бригадного генерала; 1-й Пограничный Королевский Западный Кентский полк; 24-й Пенджабский пехотный полк; 31-й Пенджабский пехотный полк; 45-й (Раттраев) Сикхский полк; секции А и В 1-го британского полевого госпиталя; 38-й туземный полевой госпиталь; секции А и В 50-го туземного полевого госпиталя.
2-я бригада. Командир — бригадный генерал П. Д. Джеффриз; 1-й Пограничный Восточный Кентский полк (Буйволы); 35-й Сикхский полк; 38-й Догрский полк; пехота проводников; секции С и D 1-го британского полевого госпиталя; 37-й туземный полевой госпиталь; секции С и D 50-го туземного полевого госпиталя.
Дивизионные войска: 4-й эскадрон 11-го Бенгальского уланского полка; 1-й эскадрон 10-го Бенгальского уланского полка; 2-й эскадрон кавалерии проводников; 22-й Пенджабский пехотный полк; две роты 21-го Пенджабского пехотного полка; 10-я полевая батарея; шесть орудий 1-й Британской горной батареи; шесть орудий 7-й Британской горной батареи; шесть орудий 8-й Бенгальской горной батареи; 5-я рота Мадрасских саперов и минеров; 3-я рота Бомбейских саперов и минеров; секции А и В 35-го туземного полевого госпиталя.
Линия связи. 34-й туземный полевой госпиталь; секции А и В 1-го туземного полевого госпиталя.