Помоги проекту - поделись книгой:
В. А. Карабанов.
Священные основы Нации.
От редактора.
История, а особенно история человеческой мысли и духовной жизни, имеет странную привязанность к круглым датам и вековым рубежам. Начало столетия - это почти всегда новое дыхание, рождение оригинальных идей, преодоление упадка конца века ("fin de siecle"). Минувший ХХ век, давший миру многочисленные примеры человеческого безумия, порожденного допустимостью подчинения человеческой воли и индивидуальности умозрительным идеям и авантюрным политическим целям, пришел к своему финалу с проблемами понимания человеческой экзистенции. Это особенно заметно в России, которая на протяжении долгого времени была лишена возможности свободного духовного развития. Сегодня мир видится целостностью (и информационная эпоха сыграла здесь не последнюю роль), а индивидуум представляется уже не частью Космоса, не малой его песчинкой, а полноценным миром, включенным во Вселенную и, в свою очередь, заключающим Вселенную в себе. Подобное мировоззрение прослеживается во многих современных течениях мысли, и можно сказать, что жизнеспособной, устремленной в будущее идеологией является лишь та, которая ориентирована на такое видение мира - целостное, неразрывное, всеобъемлющее, а также на признание ценности любой индивидуальности - будь то личностной, будь то национальной.
Книга В. А. Карабанова, безусловно, написана в этом ключе, она отражает не только новые тенденции европейской мысли, но и миропонимание, свойственное современному (в истинном смысле этого слова) человеку, не обремененному тоталитарным наследием ХХ века. Это одно из тех явлений, которые знаменуют начало столетия, становятся идейным ориентиром. Книга дает ответы на те вопросы, в которых сегодня зашла в тупик официальная идеология, наука и религия. Она становится своеобразным синтезом древних эзотерических знаний и современных философских представлений.
Однако главной темой книги В. А. Карабанова является все же идеология национализма. Благодаря мировоззренческой универсальности сочинения, он поднимается на уровень полноценного идейного течения, имеющего собственную философскую, научную и религиозную базу. В России, едва освободившейся из плена марксизма, это значит очень многое. Современные российские идеологи обычно ограничиваются лишь пространными рассуждениями о благе России и народа, жонглируют понятиями, не проникая в их суть. Русская национальная идея становится все более популярной, однако зачастую ее приверженцы теряются в старых идейных установках, воспроизводят избитые шаблоны, противоречат друг другу и сами себе. Русский национализм остро нуждался в глубоком идейном обосновании, и, думается, в этой книге он его получил. Проникновение в тайны бытия придает силу любому учению и делает его независимым, самодостаточным и перспективным.
Книга В. А. Карабанова - это, без сомнения, вклад в основание идеологии русского национализма, порождающий новый взгляд на истоки национального мировоззрения. Именно поэтому книга служит исходным, основополагающим пунктом в развитии не только русского национализма, но и любого национализма вообще.
к. ф. н. М. В. Ковалькова.
I. От ошибок формального национализма к священной идее.
1. Нация как объективная реальность, целое, идея.
В попытках объяснить факт разделения человечества на нации и сущность последних доминирует точка зрения, сводящая их к явлению исключительно социальному, культурному, биологическому - назовём обобщённо этот подход культурно-биологическим. В этом ряду можно вспомнить марксистско-ленинское определение, ограничивающее феномен нации общностью языка, территории и экономики. Можно вспомнить что-то из серии утверждений об общности исторической судьбы. Для кого-то важно вычисление биологического сходства, для кого-то система экономических отношений и так далее и тому подобное. Ущербные, поверхностные, приземлённые теории, фиксирующие лишь некую форму или результат творчества, приводят к ущербным выводам и в конечном счёте к плачевным для судеб самих наций результатам, ибо именно эти выводы служат фундаментом национальной идеологии. При этом все обходят вниманием духовную сущность, духовные истоки, под которыми я подразумеваю мир, где душа обретает человека и откуда она проистекает. Научно-популярные доводы, которыми многие пытаются обосновывать национальную уникальность, сформулировать и доказать священные права наций на существование и развитие, практически обесценивают само понятие нации и обезоруживают всякую национальную идею. Концентрируя внимание на биологических или социокультурных различиях, малограмотные сторонники национальных движений, в частности русского, демонстрируют слабость своих аргументов. В свою очередь подобная ущербная исходная позиция националистов даёт основание их противникам отрицать важность национальной уникальности. Таким образом, глубоко верная, более того, священная идея оказалась заложницей неумелых защитников и жертвой недобросовестных противников.
Разумеется, всякая, даже самая истинная идея нуждается в защите. Лобачевский собственными силами не сумел доказать современникам верность своей неевклидовой геометрии. Много позже доводы другого учёного - Бельтрами, заставили науку посмертно признать правоту идей великого геометра. Так же и всякая идея, будь то законы классической механики Ньютона или теория неврозов Фрейда, не будет ни известна, ни признана без сильной и убедительной защиты. Национализму русскому в этом смысле крайне не повезло. Имея вместо достойных защитников поверхностных педантов либо попросту невежественных горлопанов, идея национализма оказалась беспомощной перед грандиозной махиной политической пропаганды и банального невежества.
Поставить себе целью дать веское и глубокое обоснование национализма означает, в сущности, лишь отдать этой идее должное, реабилитировать русский национализм. Задача сложная, кто-то, вероятно, назовёт её претенциозной. Однако вдохновляют и, если угодно, придают смелости в этом начинании, во-первых, давно назревшая (если не сказать больше - уже перезревшая) насущная необходимость для России прояснить наконец замутнённую различными пропагандистскими выдумками идею русского национализма и, во-вторых, очевидная неполноценность и ограниченность существующего в России подхода к национальному вопросу. Что касается судьбы национализма в общемировом масштабе, то у него более благодатная судьба. Европейский национализм едва ли ослабил свои позиции на политической арене, несмотря на все издержки превратно истолкованного унитарного гуманизма, опасность которого в полной мере Европе ещё только предстоит узнать и испытать на себе. Впрочем, космополитическая общечеловеческая мораль является вполне понятным бегством в противоположную крайность после тех варварских преступлений, что ещё недавно были совершены под лозунгом до неузнаваемости изуродованной национальной идеи. Тем не менее европейский национализм сохраняется в куда более важной сфере - в душах и сознании, более того, в миросозерцании представителей этих наций, что выражается в их национальной гордости и достоинстве, священном пиетете к своей истории, культуре и земле, в верности традициям, и, как следствие, он явно или подспудно влияет на политику европейских государств. Национализм в Европе - это уже усвоенная система, которая доминирует в политической сфере, но которая просто не всегда демонстрируется. Она относится к разряду неписанных правил и истин, не нуждающихся в комментарии, подобных тем, что нельзя ходить голым по улицам и есть сырое мясо. В России идейного национализма как такового нет. Есть плачевные подобия национал-патриотических групп и партий на политическом уровне, но нет русского национализма в массовом, общенациональном масштабе, потому что его нет в сознании русских людей, он вытравлен оттуда, хотя продолжает жить глубоко в душе, в подсознании, как всякое священное начало. И он не проснётся или же проявится в уродливом виде, если вместо того, чтобы обратиться к национальным чувствам людей, объединённых одной душой - душой нации, сегодня забитой и забытой, нынешние национальные движения будут по-прежнему придерживаться ущербного научно-популярного подхода.
Формальный подход, который с полным основанием можно ещё назвать бюрократическим,- рудиментарное наследие времён идеологического насилия над душой, разумом и духом советского гражданина, а до этого подданного Империи. Такой взгляд непозволительно упрощает саму проблему, обкрадывает жизнь, лишая человека знаний о высшем и священном и, как следствие, стремления к нему. А это в свою очередь лишает нацию в целом и каждого из её представителей, в частности, возможности осознать свой истинный путь и идти по нему. Проиллюстрировать формальный подход к проблеме национальной идентичности можно легендой о философском споре Платона и Диогена Лаэртского, согласно которой в ответ на данное Платоном в "Государстве" определение человекаЮ как "двуногого существа без перьев", Диоген принес на лекцию великого философа ощипанного петуха и сказал: "Вот человек Платона". Подобной "платоновской" аргументацией, основанной на некоторых исторических, анатомических и изредка психологических деталях, оперируют и те, кого, считаю, можно именовать формальными националистами. Дискредитация русского национализма в этом случае неудивительна. Для его реабилитации, однако же, мало будет предъявить петуха. Необходимо раскрыть самую суть и преставить её в возможно более доходчивом виде, несмотря на то, что её природа весьма далека от понятий логики и рассудка, как далеки от них природа мира и суть самого бытия.
2. Человек узнаёт о священном.
Желая раскрыть самые основы, уже не надо опасаться упрёков в иррациональности и сверхъестественности своих доводов и тезисов. Основа иррациональна всегда, но лишь постольку, поскольку ratio, разум человека, не способен её постичь. Суть сверхъестественна всегда, но потому только, что естественные для человека средства познания - это доступные ему средства. Всё, что превосходит его сиюминутные знания и возможности, определяется как сверхъестественное и потустороннее, метафизическое, эзотерическое или трансцендентальное. Эти термины всё чаще вызывают в людях недоверие и скептицизм, но лишь потому, что раздражают интеллект человека недоступностью того, что скрывается за ними. Однако же, несмотря на это мы признаём вне зависимости от отношения к внемирскому, сверхъестественному, существование некоего Священного. Можно утверждать: нет человека, который не признаёт священное, "Даже современный мир весь пронизан скрытой апелляцией к божествам, духам, предкам, усматривание связи с ними или присутствие их в настоящем - характерная черта не только собственно мифологии, но мифологического компонента в общественном и индивидуальном сознании,- выражает присущую человеку склонность к мифологизированию, в чем бы она ни проявлялась: в суевериях, приметах, в традиционных праздниках; в посещении мемориальных музеев, в праздновании дат рождения-кончины "культурных героев"; в знаменах, гимнах, символах державности" - пишет Эрих Нойманн в книге "Глубинная психология и новая этика. Человек мистический".
"Человек узнает о священном потому, что оно проявляется, обнаруживается как нечто совершенно отличное от мирского" - заключает в своей книге "Священное и мирское" Мирча Элиаде, философ и историк, философия которого обращена к истокам религий. Он также предложил для объяснения того, как проявляется священное, термин иерофания (hierophanie), который выражает лишь то, что заключено в нем этимологически, т. е. нечто священное, предстающее перед нами. "Пожалуй, история религий, от самых примитивных до наиболее изощренных, есть не что иное, как описание иерофаний, проявлений священных реальностей. Между элементарной иерофанией, например проявлением священного в каком-либо объекте, камне или дереве, и иерофанией высшего порядка, какой является для христианина воплощение Бога в Иисусе Христе, есть очевидная связь преемственности. И в том и другом случае речь идет о таинственном акте, проявлении чего-то "потустороннего", какой-то реальности, не принадлежащей нашему миру, в предметах, составляющих неотъемлемую часть нашего "естественного" мира, т. е. в "мирском" - продолжает Элиаде. Трудно не вспомнить здесь слова Фридриха Ницше: "кто не живёт в возвышенном, как дома, тот воспринимает возвышенное как нечто жуткое и фальшивое". Девальвация слов не должна становится препятствием для выражения и постижения смысла, и далее мы, то и дело, будем использовать вышеупомянутые определения в надежде на способность читателя преодолеть предубеждение к ним. Однако, дабы при обозначении божественного и священного не привязывать читателя к определённым стереотипным представлениям из области сакральной терминологии, я считаю необходимым вслед за учеными и мыслителями 20-го столетия, чьи работы вошли в библиографию этой книги и чьи идеи были использованы здесь в качестве авторитетнейшей аргументации, применять более широкий и точный термин numineuses (от латинского numin - бог, отсюда numineuses - можно определить как влияние, воля богов), предложенный немецким теологом Рудольфом Отто. Давая оценку иррационального опыта, Элиаде констатирует в начале своей книги "Священное и мирское": "Отто определяет эти опыты как numineuses (от латинского numin - бог), т.е. божественные, так как все они вызваны открытием какого-либо аспекта божьей силы". Исходя из этого, я предлагаю принять в качестве фактора нуминозную силу. Тот же, кто, по неспособности воспринимать нуминозную сторону бытия, питает ко всему метафизическому некоторое пренебрежение, не имеет возможности понять аргументацию и логику этой книги, а значит, вообще постигнуть суть национального в его духовном аспекте.
3. От заблуждений к истокам.
Только осмысление духовных истоков, надмирской подход может дать представление о национализме как таковом, предъявить национализм как объективную реальность во всей её целостности и по-настоящему обосновать это явление, то есть понять его основы. Все прочие обоснования, как, то: антропологические, социокультурные, исторические и т.п. - лишь сухие абстракции, вторичные частности, искусственно раздутые до полноценных завершённых идей, следствия, ошибочно возведённые в ранг причин. Национальной общности, действительно, во многом сопутствует, к примеру, общность религии, но ни в коей мере вероисповедание не определяет и не обуславливает национальность. Да, мировоззрение, основанное на одном из культов, глубоко укоренено в коллективной душе всякого народа. Несмотря на почти вековой насильственный атеизм и безбожную идеологию, русская нация во многом опирается на христианскую систему ценностей. Но это отнюдь не значит, будто определения "русский" и "христианский" синонимичны. Во-первых, под тысячелетним культурно-историческим наследием христианства в русской душе лежит языческая вера. Она похоронена в бессознательной глубине, но заявляет о себе подспудно. Христианство в этом контексте не религиозное, не мистическое начало, а скорее светское, несущее в себе некую нормативную базу моральных ценностей, общих для многих народов. Ещё более безумно ставить знак равенства между русским и православным, особенно имея в виду институциональную форму - РПЦ или, например, Старообрядческую церковь. К вопросу о православии и христианстве мы ещё вернёмся - эта тема заслуживает отдельного рассмотрения и важна для всестороннего понимания идеи русского национализма. Во-вторых, религия как система мировоззрения не национальна вообще, и отчасти она сугубо личное дело. Великий русский писатель Чаадаев не перестал быть русским от того, что исповедовал католическую веру, англичанин Лоуренс Аравийский не стал арабом, приняв ислам; ни один еврей никогда не признает певицу Мадонну еврейкой, даже если она выучит всю Тору наизусть и пройдёт гиюр. К какой национальности следует причислять Фридриха Ницше, вовсе заявившего, что Бог умер? А в-третьих, все вороны чёрные - это так. Но не всё чёрное - обязательно вороны.
Тоже не лишено смысла, но далеко от истины предложение определять национальность по языковому принципу. Целая наука, этногерменевтика, изучает специфику национального восприятия мира на основе языка, исследует языковые наивные картины внутреннего мира человека, анализирует этноспецифику, то есть менталитет носителей данного языка. На лингвокогнитивном уровне язык формирует внутренний мир личности, его мировоззрение и самоощущение. Представители этой науки пишут: "Ментальность - это миросозерцание в категориях и формах родного языка, соединяющее интеллектуальные, духовные и волевые качества национального характера в типичных его проявлениях". "Язык воплощает и национальный характер, и национальную идею, и национальные идеалы, которые в законченном их виде могут быть представлены в традиционных символах данной культуры". И всё же язык и нация не тождественны. Многие филиппинцы говорят и думают на испанском языке, но от этого они не стали испанцами. Ирландцы и шотландцы говорят только на английском, но не стали англичанами. И таких примеров множество. Они настолько наглядны и банальны, что нет смысла углубляться в опровержение языковых теорий. Мыслит человек понятиями родного ему языка, с которым он вырос, понятного, но душа его подчинена иным, не лингвистическим законам, она чувствует, болит и радуется не на словах. Далеко не всегда движения души соответствуют ходу мыслей, ещё реже могут быть ими исчерпаны и объяснены. Поэтому, если кто-то в силу обстоятельств говорит и думает на языке своих сограждан, но не предков, в душе он всё равно будет слышать национальные мотивы родного народа, зов своих пращуров. Тем более история человечества знает немало примеров, когда этнос утрачивал свой язык, переходя на другой, в том числе и на язык своих поработителей, угнетателей, тем не менее сохраняя и даже укрепляя самоощущение национальной идентичности. Ирландцы, евреи, филлипинцы - наглядный тому пример. Правда, после создания своего государства евреи всё же предпочли вновь изучить язык своих предков, но опять же, утилитарные причины или мотивы внешней самоидентификации не сыграли здесь никакой роли, причины этого были совсем иного характера, о чём я скажу позже.
Особняком стоит кровное родство представителей этноса, единство происхождения, определяющее доминантный национальный генотип. Происхождение от кровнородственной группы всегда лежит в основе любой нации, но со сменой поколений, ассимиляций и смешений с другими этносами этот фактор, сохраняя своё значение в качестве нити, связующей все поколения нации, не даёт ответа, почему сын немки и русского считает себя немцем или наоборот русским. Что движет теми людьми, которые, несмотря на наличие среди их предков представителей тех или иных этносов, ощущают себя абсолютно русскими, ирландцами, шведами, евреями, венграми и так далее. Но и в этом случае, хотя само кровное родство должно быть практически обязательно, хотя бы через одного из родителей и дальше, хотя бы по одной веточке, тем не менее, могут быть редкие, но исключения. Да, кровь есть одно из связующих звеньев, но её роль, как показывает история всех народов, совсем не зависит от того процента, доли национального, что течёт в жилах того или иного представителя этноса. Важен сам факт - Пушкин и Лермонтов несли в своих жилах, кроме русской, иную кровь: один - эфиопов, другой - шотландцев, но кто как не они истинные русские творцы? К вопросу крови мы ещё вернёмся, однако уже упомянутые общеизвестные моменты показывают, что кровь достаточна как связь, но на самом деле она лишь передаёт нечто, выходящее за рамки материального понимания. Также и утрата индивидом связи со своим народом опять же не определяется кровью; можно найти массу примеров, когда индивид со стопроцентно русскими предками являет собой пример бездушного к своему народу космополита. Особенно богата такими примерами советская история. Зримое подтверждение этому - наполненные русскими руководящие кадры ВКП(б) - КПСС, под руководством которых обескровливалась Россия, когда жизненная энергия русского народа, его ресурсы, перекачивались в туземные окраины.
Таким образом, исторический, социокультурный, антропологический, генетический, религиозный, лингвистический, политический и территориальный подходы достойны внимания, но только если считать их тем, чем они являются - элементами объективации, частными проявлениями некоего целого, но не пытаться растянуть их до масштабов универсального принципа - они непременно лопнут и пойдут по швам. Но и в сумме своей, собранные все вместе, они не являют нацию как целостную сущность. Подобное "кусочничание" никогда не даст удовлетворительного результата, ибо, как писал Карл Ясперс, "целое не сводится к сумме частей, а представляет собой нечто большее". Целое является категорией духовной, трансцендентальной, которая в вещественном, мирском пространстве существует через посредство тех или иных отдельных проявлений. Совокупность этих проявлений, их простое перечисление не даёт никакого представления о целом, а остаётся лишь констатацией разрозненных фактов. Целое - это идея, и, желая постичь русскую национальную идею (а она, заметьте особо, существует самым что ни на есть реальным образом, вовсе не являясь вымученным плодом чьего-либо маркетологического или политиканского воображения), нужно проникнуть в ту сферу, где она пребывает,- в область божественного пространства, в трансцендентальную, нуминозную область бытия, всегда присутствующую за видимой предметной действительностью и обуславливающую течение событий и положение вещей в таковой. Поэтому истоки национального нужно искать, в первую очередь, в духовном измерении, в мире, о котором нам приносили весть Иисус Христос, Будда, Магомет. И до них древние народы, в том числе и наши предки, ведали об этом мире и явственно ощущали то, что мы называем нуминозной силой. И сегодня наш мир не оставлен ею - она пребывает с нами, отражаясь в явлениях вещественного мира, среди которых нация - одно из наиболее ярких. Это я и попытаюсь доказать.
4. Мир божественный - исток национального.
Сверхъестественная, духовная, священная сущность мира в полной мере никогда не постижима, но она свидетельствует о себе в предметах и явлениях вещественной действительности. "Всякое бытие - это творение, а творению предшествует дух, о котором оно свидетельствует",- писал Манн в своей философско-психологической трилогии "Иосиф и его братья". Именно эти свидетельства, проявления священного в мирском пространстве Мирча Элиаде называл иерофаниями. Следуя его доктрине и согласным с ней тезисам другого не менее выдающегося французского мистика Эдуарда Шюре, можно сказать больше: сам вещественный мир - это свидетельство божественного творчества и божественной воли. Нужно только уметь эти свидетельства видеть и толковать. "Для людей, обладающих религиозным опытом,- пишет Элиаде,- вся Природа способна проявляться как космическое священное пространство. Космос, во всей его полноте, предстает как иерофания".
Это отнюдь не отрицание современного научного или даже попросту обывательского мировоззрения. И это не попытка противопоставить друг другу нуминозное и материальное, мирское. Наилучшим ответом здесь станет цитата из книги Шюре "Великие Посвящённые": "Смотреть на мир с точки зрения физической и духовной не значит рассматривать различные объекты, это значит смотреть на мир с двух противоположных сторон".
Столь же относительно и противопоставление, соответственно, научного и религиозного взглядов. Само это противопоставление - результат всё той же деградации духовной чуткости. Современная наука параллельна религиозному мышлению, она ни отрицает, ни защищает его. Меж тем она произошла как раз из религии и именно ей обязана своим существованием. В древности религиозные храмы были колыбелью и цитаделью всех научных знаний. В одной из своих функций обращение к сверхъестественному есть призыв к помощи человеку в его земных делах. Именно религиозные вопросы породили и стимулировали научные изыскания и открытия; даже такие изобретения, как порох или компас - лишь побочный результат неудачных религиозных поисков. Сегодняшняя наука - это лишённый сердцевины отголосок герметической мудрости древних религиозных культов. Будучи не более чем разрозненным скоплением фактов, она до бесконечности дробит мир на части, анализирует и препарирует его. Завороженный обилием фактических деталей, человек всё чаще забывает, что наука ровным счётом ничего не знает о природе самого мира в целом, ни о причине, ни об источнике, ни о цели, ни о смысле его существования. Уместно привести здесь слова немецкого психолога и философа-экзистенциалиста Карла Ясперса "Целое нельзя познать, исходя только из составляющих его элементов: либо мы теряемся в бесконечных усложнениях, либо целое оказывается чем-то большим, нежели простая сумма частей".
Разницу между духовным мировоззрением и житейским, потребительским взглядом на мир, как на лишённый целостности и сакрального смысла калейдоскоп исторических и научных фактов и бытовых событий, можно сравнить с разницей между партитурой и музыкальным произведением. Космос - это рождённая божественной музыкальной мыслью вселенская симфония, музыка сфер, как говорил Пифагор. Мировая история, весь видимый вещественный мир - партитура этого божественного rotondо. Но далеко не каждый умеет читать по ней, постигая музыкальную архитектонику Вселенной.
Для физически или духовно глухого, либо попросту несведущего в нотной грамоте человека, партитура - всего лишь разрозненный и бессвязный набор бессмысленных знаков. Для учёного с высокоразвитым интеллектом, но недоразвитой душой эта же партитура - сложная, но не имеющая ни целостности, ни цели система знаков, наделённых значением, но по-прежнему лишённых смысла. И только музыкант или композитор способны по нотным знакам прочесть сакральную тайну мира, услышать горнюю музыку божественного творчества, вселенскую гармонию бытия. И как для музыканта или композитора нотные знаки служат графическими носителями волшебного мира музыки, так для духовного человека явления и предметы видимой действительности - это символы, ключи к истинной реальности, лежащей за пределами возможностей человеческого разума и чувств.
Физиологически человек - обременённое разумом и эгоизмом высокоразвитое животное. Его поистине человеческая сущность - психика - не видна глазу и не имеет для себя ни органа, ни члена. Но именно и только она, невидимая и непознанная область psyche, может напомнить ему о божественной природе его самого и окружающего мира, только божественная Психея передаёт человеку дух, только она способна воспринимать невидимые и неуловимые для человеческих глаз и ушей проявления священного, видеть в обыденных на вид предметах и вещах их сакральное содержание.
Те, кто ограничил своё существование областью физиологических потребностей, от своих меньших братьев отличаются лишь изощрённостью способов борьбы за существование, размножения и добычи пропитания. Однако такое ограничение не столько пагубно, сколько едва ли возможно. Выдающийся теолог о. Александр Мень писал: "Те, кто хотят ограничить мир видимым, оказываются в странном положении наблюдателя, который, заманив в рентгенокабинет великого художника или мыслителя, говорит: да ничего в нем нет, посмотрите, позвоночник виден, ну череп виден, сердце бьется. Где же его гениальность, где его мысль, где его чувства? Да, все видно насквозь, но не видно главного. И не может быть увидено в принципе. Духовность не какое-то физическое поле (у нас любят злоупотреблять этим термином), которое якобы не улавливают наши приборы. Нет. Надо просто признать, что такова реальность, у нее два аспекта: видимый и невидимый". Божественная природа человека, "интерес и вкус к бесконечности", как называл это Томас Манн, понятие бога, идея сверхмогущественного, божественного существа, как называл её Карл Густав Юнг, - это "психологический факт", по словам первого, и "совершенно необходимая психологическая функция иррациональной природы", то есть архетип, по словам второго. Иными словами, это не просто неотъемлемая часть, это - сама основа, фундамент человеческой природы. Поэтому, чтобы понять истоки национального, надо чувствовать и видеть мир божественного.
5. Нуминозная сила - стержень идентичности народов.
Всякий народ, как и всякая личность, имеет свой дух, свой характер и свою душу. Все идеологически обусловленные усилия свести сущность человека к его физиологии, а сущность нации к историческим и экономическим причинам, провалились слишком быстро, чтобы уделять им здесь особое внимание. Достаточно будет привести слова Ломоносова: "Не здраво рассудителен математик, ежели он хочет Божескую волю вымерять циркулем". Иррациональная, сверхъестественная, божественная, эзотерическая, недоступная рассудку природа бытия очевидна, вопрос лишь в терминах.
Источник всех величайших идей и открытий человечества лежит по ту сторону рационального мышления, в области нуминозного. Нуминозное - это не идея философов и теологов, а "живой" Бог, живая сверхъестественная сила, приходящая в наш мир, в мир каждого человека. Отличие только в том, что кто-то ощущает и признаёт, а кто-то не хочет обращать на это внимание. Сами же нуминозные ощущения, кроме тех ярких и редких моментов, когда они вторгаются в наше сознание, проистекают из того, что принято называть коллективным бессознательным, откуда человечество черпает всех своих богов и демонов, то, что вне зависимости друг от друга чувствуют, ощущают представители одной общности, одного народа. Это некий контент, связующий мир человека с миром иным, но где тоже существует духовная частица человека. Там же пребывают первоначальные образы, архетипы не только всей религиозной и мистической жизни, духовного творчества и интеллектуального прогресса человека, но и собственно прообразы его поведения и бытия, прототипы постоянно повторяющегося опыта человечества, которые доступны его познанию лишь в форме мифов и символов. И вот в этих архетипах, предрассудках, священных образах и священной связи с нуминозной силой, каждый народ обретает свою божественную уникальность, ибо у каждого народа эти образы имеют свой источник, живую связь и, соответственно, свою историю. Юнг относит архетипы к категории врождённых идей. Элиаде называет это приобщением к божественной сфере - нуминозным опытом. Обращённый на историю народа религиозный взгляд представляет эту историю воплощением услышанной Воли Богов и реализованной теми, кому она адресовалась. История с этой позиции есть воздействие нуминозной силы на личность и народ. Прошлое каждого народа наполнено сюжетами, отражающими этот факт. В самые судьбоносные периоды своей истории народ, его герои сталкивались с миром своих небесных покровителей.
Именно лейтмотив вмешательства нуминозной силы наполняет повествование Ветхого Завета - взаимоотношение Бога и еврейского народа. История евреев отражена через волю Бога в Священной еврейской книге, ставшей достоянием человечества. Пути Авраама, Иакова, Иосифа, Моисея, Аарона, Соломона, Давида, определивших историю еврейского народа, есть пути указанные нуминозной силой: "И говорил Бог Моисею, и сказал ему: Я Господь. Являлся Я Аврааму, Исааку и Иакову с именем "Бог Всемогущий"; а с именем Моим: "Господь"(Иегова) не открылся им. И Я поставил завет Мой с ними, чтобы дать им землю Ханаанскую, землю странствования их, в которой они странствовали" (Исход, гл. 6, 2-4). Пророки же древнего Израиля не давали евреям забыть о связи с их Богом. Эта божественная воля есть стержень еврейской идентичности, которая сохраняет свою актуальность и по сей день.
Однако разве другие народы выпадают из этой связи? Бог говорил только с евреями? Неужели народы познакомились с Богами лишь после знакомства с Ветхим Заветом? Конечно нет, наоборот именно фактором общения с богами, их вмешательством, оперируют древние мифы, эпосы, предания, сказания. Александр Мень об этом говорил так: "Так что же было вначале? Дикость, темнота, суеверия или нечто иное? Одна из школ этнографии (австрийская) исследовала формы первобытных верований среди людей, сохранивших быт доисторических времен. И почти во всех культурах обнаружилось представление о некоем едином высшем Начале… Казалось бы, примитивные люди, но примитивна у них лишь техника". Наоборот, эти технически отсталые народы демонстрируют удивительную и живую связь с некой нуминозной силой, к которой обращаются повседневно. И эти обращения имеют результат, что немало удивляет европейцев, утративших эту живую и осознанную связь. В некоторых странах Африки на футбольных матчах правилами официально запрещена магия и обращения к духам-покровителям.
Однако сегодня, исследуя религиозные представления народов, оставшихся вне мирового религиозного культа - христианства, ислама, тех, кто был обойдён в эпоху тотальной и насильственной христианизации или исламизации, исследователи-теологи обнаруживают удивительные вещи. Нуминозная сила, с которой общаются эти народы, имеет каждая свою уникальную идентификацию, связанную именно с данным народом. Бог Ветхого Завета и боги других народов - суть не одна и та же сила в разных ипостасях, как пытаются представить это экуменисты. В общем, такую постановку не отрицали и средневековые христианские теологи.
Каждый народ имеет в своём обосновании собственный договор с Богом или Богами. И это без труда можно обнаружить, если обратиться к европейским древностям. У Гомера боги суть главные персонажи его "Илиады" и "Одиссеи", даровавшие грекам своё покровительство:
Герой-бог Один предстаёт источником жизненной силы скандинавов, а германский Вотан дал мощь германцам.
Небесные покровители наполняют самые главные эпизоды и недавней, живой истории современных народов, достаточно вспомнить Жанну Д'Арк.
Нуминозная сила была источником видений, что являлись шестнадцатилетней деревенской девушке Жанне д'Арк и сообщали ей, что она должна спасти Францию. Вот как передаёт один из эпизодов современник Жан Паскерель:
Французы побеждали, когда среди войск появлялась Жанна д'Арк. Энергия нуминозной силы была настолько велика, что передалась целому народу, спасшему своё Отечество. Героиня утверждала, что "голоса" святых, которые якобы она слышала, призвали ее возглавить французские войска и изгнать англичан из страны.[1]
Древние греки говорили перед битвой, что она решает, не кто сильней, а на чьей стороне Боги. История Древней Греции - это, кроме войн, битв и союзов, еще и история обращения за советом к своим божествам. Ни одно значимое событие той эпохи не проходило без обращения греческих политиков через дельфийского оракула к своим богам. И многие ответы, которые давал оракул, дошли до наших дней, поражая нас своей прозорливостью. "Нет ничего превратнее мнения, будто миф есть "выдумка". Скорее миф напоминает все прочие подлинные образы фантазии, явленные по большей части в сновидениях. Hybris (Гордыня, дерзость [греч.]) сознания состоит в том, что оно желает все вывести из примата сознательного, хотя само оно достоверным образом происходит из более древней бессознательной психики. Единство и длительность сознания - это недавние приобретения, и именно поэтому всегда есть страх их вновь утратить",- заключает Юнг. Поэтому, смею утверждать, что нуминозная сила - Воля Богов, является определяющей в национальной идентичности. Если идти от общего к частному, мы не можем не прийти к выводу, что и русский народ есть явление, рождённое своими Богами. Здесь уместно небольшое отступление, поясняющее, что я подразумеваю, когда использую определение Бог или определение Боги. Под понятием Боги я понимаю некую нуминозную силу, которая может выступать и как некое цельное явление, отвечающее понятию Бог, так и проявление ипостасей этой силы, которое может отвечать понятию Боги. В любом случае наши знания об этой силе не являются окончательными, и на мой взгляд оправдано употребление и понятия Бог,и понятия Боги, в зависимости от контекста приложения этой силы в конкретном явлении, когда не хочется применять обезличенное понятии - нуминозное.
В эпосах, мифах и сказаниях народов мы находим фиксацию влияния нуминозной силы, созидающей нацию. Правда, в истории с русскими это сделать труднее, чем, например, с германцами, сохранившими свои "Сказания о Нибелунгах", или ирландцами, которые донесли до наших дней легенды о Кухулине, евреями, воплотившими этот опыт в Ветхий Завет. Здесь мы должны "благодарить" православие, пришедшее на Русь и узревшее в русском эпосе знания и связь с некой нуминозной внемирской силой - иной, нежели проповедуемая византийскими греками, основными "проводниками" православия на русской земле. В силу этих - понятных для византийцев - причин требовалось стереть из памяти всё, что возможно. И православие в лице своего клира очень и очень постаралось, в отличие от тех европейских монахов, записи которых и сохранили для народов Европы их священные истоки. Поэтому мы, русские, сегодня имеем дело с малыми осколками осознанных пояснений о заре своего национального начала.[2] Мы не знаем наших мифов и сказаний, утратили, забыли их - это вместилище древнего нуминозного опыта, поэтому нам сложно понять небесную иерархию покровителей нашего народа. Поэтому у нас нет полноты сведений о той нуминозной силе, которая была источником нашего национального рождения. Подобно тому, как запечатлён в мифах началом для еврейского народа Авраам, а римского - Ромул, как прародителем финнов был Ильмаринен, а армян - Гайк. Это были не просто физические прародители (да и были ли они таковыми), но персонажи, воплощавшие полученный импульс с небес и ведомые нуминозной силой - Волей Богов. В этих мифических персонажах отражён акт национального рождения, уникальность и избранность народа - ибо никогда национальный миф не повествует о себе как о побочном продукте божественного промысла, но только как о его исключительной цели, главной, центральной части его творения. Это непреложный факт любой этнической космогонии и в то же время отражение реалий в духовном мироустройстве народа.
Почему ещё так важны и невосполнимы эти древние свидетельства национального начала? Ответ в том, что на заре своего бытия народы острее ощущают свою связь со сверхъестественным миром подобное мы можем наблюдать на примере народов, оставшихся на той же стадии мироощущения, что и некогда предки всех народов, в том числе и наши предки,- малых северных народов, индейских племен, многих африканцев. Я бы не стал применять термин отсталые, так как их видение духовного мира потрясающе, о чём существует много свидетельств, в том числе действенная шаманская магия, ясновидение и другие убедительные и признанные примеры владения сверхъестественным. Учёные и исследователи, поселившись среди тех, кого принято было называть дикарями, с удивлением обнаружили там богатейшие и сложнейшие знания о духовном мире, неведомые для так называемого цивилизованного мира. Отец Мень в своей книге "Магизм и история", ссылаясь на Леви-Брюля, писал: "Для первобытного мышления не существует двух миров, соприкасающихся друг с другом, отличных, но вместе с тем связанных, более или менее проникающих друг в друга. Для первобытного мышления существует только один мир. Всякая действительность мистична, как и всякое действие, следовательно, мистичным является и всякое восприятие. Духи оказываются гениями-покровителями каждого клочка земли, имея в своей власти все явления природы, совершающиеся в данном месте, и все события в жизни людей, живущих в их пределах. Число их бесконечно. Они наполняют весь мир, и нет в природе силы или предмета, начиная от моря до комка земли на поле, которые бы не имели своего божества. Они охраняют холмы, рощи, реки, ключи, тропинки и хижины. Им известно каждое действие человека, все нужды и интересы местности, находящейся под их властью". То есть в далёком прошлом, там, откуда исходит наше национальное начало, оно соединялось с тем миром, который мы называем сверхъестественным, духовным, иррациональным, божественным. Этот небесный мир должен был быть своим, уникальным у каждого народа.
И все же, растеряв осознанные воспоминания, неужели мы, русские, потеряли всё? Если бы это было так, тогда и не было бы сейчас никакого русского народа и вообще не было бы народов, отражающих в своём эпосе свою уникальность, ибо мифы лишь отражают то, что присутствует. Другой вопрос, что мифы способствуют нашему самопознанию, помогают разобраться нашему сознанию в сверхъестественном мире наших Богов. Отняв историю, противоестественно и насильно разорвав связь с истоками, нам как бы выключили свет над тем миром, откуда мы пришли, и мы блуждаем в потёмках, не ведая об изначальной архитектуре нашего духовного МИРА. Однако нуминозная сила продолжает в нас жить, помещаясь в той области, которую называют областью подсознательного, подразумевая тот огромный мир, который представляет собой душа, связанная с миром божественного. Именно отсюда исходит всё то, что делает нас людьми, ибо сказано: Человек есть величайшее чудо на Земле.[3]
Читатель может возразить: как же так, на протяжении почти тысячи лет русской истории после принятия христианства, нет заметных свидетельств проявлений нуминозной силы дохристианского периода. На самом деле это глубочайшее заблуждение. Не учитываются несколько факторов. Во-первых, с принятием христианства произошел насильственный разрыв с традицией, когда зачастую уничтожались носители знаний, а вербализация, то есть словесное определение персоналий нуминозной силы - имена богов, мифы, а также поддерживающие эту связь действия-ритуалы подвергались запрету. Наверное, справедливо назвать весь этот период эпохой запрета, ибо источником его и двигателем была верховная власть, но никак не устремления нации. Однако это не значит, что нуминозная сила оставила нас. Она не может оставить нас, ибо это и есть духовный источник нации - в эпоху запрета для её обозначения стали применяться персоналии христианской традиции. Это известный и достаточно хорошо описанный феномен, когда этнические божества возвращаются в виде христианских святых, а древние ритуалы аранжируются под христианские праздники. Достаточно вспомнить рождественские колядки, масленицу, кликанье весны на Благовещение. Просто в условиях духовного подавления, запрета национальная иерофания использует и адаптирует доступные и разрешённые образы. Так при политической цензуре публицист использует эзопов язык. Подобное проявление не является чем-то исключительным, наоборот, именно в этом виде, подразумевая первообразы этнической нуминозной силы, зашифрованные в ритуалы и имена святых, христианство, в основном, и продолжает своё существование. Для того, что бы понять насколько национальный нуминозный эгрегор проявляется как таковой и отражает именно себя, а не используемый в качестве средства религиозный культ, достаточно сравнить христианское богослужение в церквах негритянских и белых жителей Америки. Христос африканцев и, к примеру, французов - это на самом деле две совсем разные силы, они наделены разной энергетикой и передают разные архетипы. Под образом Иисуса сокрыты реальные и близкие для этих народов божества, небесные силы. У христиан африканского происхождения это может быть то ли Мукаси, бог плодородия африканских племён ганда, то ли Ункулункулу, первопредок зулусов. Кто видел трансовые танцы и пляски африканцев во время якобы христианского богослужение, тот поймёт. Другой вопрос, что использование подобного эзопового языка и иной традиции в любом случае искажает информацию, не позволяет вникнуть в полноту её значения, отдаляет духовное прозрение, даёт возможности для манипуляции, чем в полной мере пользовалась власть в дореволюционной России и ныне пользуется в постсоветской.
Во-вторых, неправда, что у русских не было и нет проявлений древней иерофании. Наоборот, сейчас в России можно наблюдать массовое пробуждение национального Духа. Люди, воспитанные как бы в советской культуре с его интернационализмом, как бы в православии с его византийским глобализмом, ощущают в себе русский дух и стремятся к национальной иерофании. Об этом имеет смысл рассказать подробнее после того, как мы рассмотрим взаимосвязь истоков священного и национального, мира земного и духовного.
II. Священные основы нации.
1. Сотворение мира- сотворение нации.
Когда начинается история того или иного народа, откуда вести отсчёт? Наверное, важно в этом понимании учитывать, как народ сам определяет этот момент. Заглядывая в глубины национального самопознания, мы с удивлением обнаруживаем, что сохранившиеся примеры национальных эпосов ведут повествование от сотворения мира, определяя начало национальной истории народа также с этого же момента. Прототипом всякого творчества в любой его форме и масштабах является первичный космогонический акт сотворения мира. Настоящее нации связано в единую линию с моментом её рождения и ведёт своё начало от первовремени. Любой национальный эпос воспроизводит миф создания Вселенной и человека как исток рождения и самой нации, посредством чего нация и каждый её индивид, осознанно или нет, уподобляется своему высшему прототипу - образу божества, приобщается к горней реальности и причащается её духовных тайн. В то же время конкретный народ, нация представляет собой и главную цель этого творения. Архетип этого божественного демиургического первообраза, заложенный в бессознательной сфере человеческой природы, и есть та творческая энергия, которая побуждает человека к созиданию, к творчеству как на уровне мышления, психики, то есть к самостановлению, так и на уровне вещественного воплощения мыслей, то есть к построению и обустройству человека в мирском пространстве. "Чтобы жить в Мире, необходимо его сотворить", - писал Элиаде. Юнг говорил об этом так: "Сознание должно обладать разумом, чтобы впервые открывать порядок в хаосе неупорядоченных индивидуальных случаев мирового целого, а затем - по крайней мере в пределах человеческих возможностей - также творить этот порядок". Национальная душа - это мир, самодостаточная система, она рождается с рождением нации, порождая, в свою очередь, этот мир подобно рождению человека. Можно вспомнить здесь слова Фридриха Ницше: "И то, что называли вы миром, должно сперва быть создано вами". Квинтэссенция "Иосифа и его Братьев" Томаса Манна сводится, в сущности, к мысли о том, что "в известной мере Авраам был отцом бога". "Великие свойства бога, спору нет, объективно существовали вне Авраама,- пишет Манн,- но в то же время они существовали в нём и благодаря ему". Народ, нация, рождённая своими богами, в свою очередь, есть пространство, где существуют эти боги. Таким образом, мы должны констатировать, что сотворение мира в национальном самоощущении есть одновременно сотворение нации, ибо человечек, созданный богами, есть одновременно и мир, в котором человек осознаёт себя. Ветхий завет возводит происхождение евреев от первого человека Адама и первой женщины Евы, предлагая их родословную, Йима в Авесте ариев есть первый человек, от которого и пошли все арии. К какому бы народу и к какому бы его исконному космогоническому мифологическому источнику мы ни обратились, мы найдём точно такое же соотношение: первочеловек, он же первонарод, дающий в совокупности то, что мы можем именовать человек-народ. Не случайно самоназвание многих народов означает вообще человек, люди. Определяя так себя, народ передаёт не искусственное понятие, но первоощущение, идущее из глубин сознания, скорее даже подсознания, определяя момент рождения народа одновременно с моментом появления первого человека - именно так, а не иначе. Мировая этнография и история не знает народов, которые определяли бы себя как побочную ветвь относительно других, главных ветвей. Зачем я об этом говорю? Лишь затем, чтобы понять: душа любого человека, и русского в частности, в своём неосознанном ощущении, утратив вербальные словесные знания о своём первомире, тем не менее, в своём бессознательном представляет ту же структуру - Акт творения мира, затем рождение прародителя, то есть первочеловека. В своей душе каждый человек носит именно это представление. Не суть, что оно часто не отражено словом, забыто, оно всё равно присутствует в ощущениях. Ни один ребёнок не помнит момента рождения, но любой ребёнок знает, что у него есть родители - мать и отец.[4]
Однако, если бытописание может быть утрачено, то нуминозные знания можно обрести снова, заново обрести связь, ибо в этом есть их священное проявление. Смутные образы, которые живут в подсознании в глубинах души, прорываются у творцов в их творениях, обретают плоть в песнях, романах, картинах, скульптурах - всё равно проступает мозаика надмира, из которой складывается пространство священного. Не священного вообще, а священного конкретного, связанного с конкретным народом, нацией. Посмотрите картины Васнецова или Васильева, стихи и прозу Пушкина, Есенина, музыку Мусоргского и Глинки, пение Шаляпина, песни Талькова и ещё многое, многое подобное. Разве не чувствуется в их творчестве что-то, что задевает именно русскую душу, струну, что имеет своим истоком русское духовное пространство. Сколько написано воспоминаний русскими, выросшими в эмиграции, которые признавались, как их поражала, потрясала, переворачивала всё внутри впервые услышанная русская песня - хор Пятницкого или казачий хор. Смею утверждать, что любой русский человек несёт в своей душе божественную искру, которая, встречая искру похожую, огонь из того же источника, наполняется им. В то же время песни других народов могут быть приятны уху по тональности или нет, но они никогда не зажигают огня в душе. Более того, ещё раз напомним здесь точку зрения Юнга на возникновение идей: "Нет ни одной существенной идеи либо воззрения без их исторических прообразов. Все они восходят в конечном счете к лежащим в основании архетипическим проформам, образы которых возникли в то время, когда сознание еще не думало, а воспринимало". Можно в качестве аргумента привести выводы Элиаде: "В общем и целом можно сказать, что человечество, находящееся на архаической стадии развития, не знало "мирской" деятельности: каждое действие, имевшее определенную цель, как-то: охота, рыболовство, земледелие, игры, войны, половые отношения и т. д.,- так или иначе было сакрализовано. Как далее нам станет ясно, действиями могут считаться только те, которые не имеют мифологического значения, то есть образца для подражания. Можно сказать, что всякое осознанное действие, преследующее вполне определенную цель, для человека, стоящего на архаической ступени развития, представляло собой определенный ритуал. Но так как большинство этих действий подверглись долгому процессу десакрализации и в современном обществе превратились в действия "мирские", мы сочли необходимым выделить их в отдельную группу.
Возьмем, к примеру, танец. Все танцы были изначально сакральны; иными словами, они имели свои божественные образцы. В одних случаях этот образец задавало то темное или символическое животное, и в этом случае танцевальные движения воспроизводились, чтобы заклясть его с помощью колдовства, умножить его численность или получить для человека дар воплощения в это животное; в других образец создало божество (например, пиррихий, танец с оружием, придуманный Афиной, и т. д.) или герой (ср. танец Тезея в Лабиринте); иногда танец исполнялся, чтобы раздобыть пищу, воздать почести мертвым или же обеспечить упорядоченность Космоса; он мог исполняться во время инициационных, магических и религиозных церемоний, во время бракосочетаний и т. д.- обсуждения подобного рода деталей мы можем избежать. Нас интересует, прежде всего, предполагаемое сверхъестественное происхождение танцев (ибо каждый танец был создан in illo tempore, в мифическое время "предком", тотемным животным, богом или героем). Танцевальные ритмы берут свое начало за пределами мирской жизни человека, воспроизводят ли они движения тотемного или символического животного, или движение звезд, сами ли по себе являются ритуалом (продвижение по лабиринту, прыжки, действия с культовыми предметами и т. д.) - танец всегда воспроизводит действо эталонное или мифологическое. Одним словом, это воспроизведение, а следовательно, реактуализация "того времени". (М. Элиаде. Миф о вечном возвращении). То есть всё то, что мы сейчас готовы принимать как искусство, восходит своими корнями к этнической магии, обращению к нуминозной силе.[5]
Поскольку проявления нуминозного в этом мире Элиаде называет иерофаниями, то тех, кто не утратил или, наоборот, сумел заново обрести связь с этим священным основанием мира можно назвать, подобно жрецам древнеегипетских храмов, иерофантами, или же пастофорами, как называли в древности хранителей священных символов. Драгоценные для человечества познания в области священного миропорядка добываются ими со дна бессознательных вод, отвоёвываются разумом этих великих мыслителей у иррационального естества природы, покоящегося в глубине Мировой Души, а значит, и души всякой нации (что превосходно описал в своих трудах Густав Лебон), и в индивидуальной душе каждого из нас. Именно эти познания нуминозного - воли Богов - должны стать истинным идейным обоснованием настоящего национализма.
И в современной России - то там, то здесь - можно встретить людей и даже наблюдать появление групп, ощутивших свою связь с национальной нуминозной силой. Они называют себя язычниками, родноверами, венедами, но сам факт их возникновения в сегодняшнем мире подтверждает чудо иерофании - возвращение связи, с казалось бы, навсегда забытыми и утраченными внемирскими силами. Более того, эти факты свидетельствуют о том, что это "живая" нуминозная сила, активно влияющая на наш мир. Как я уже писал, она никогда не уходила от "своего" народа, участвуя в нашей истории, это наш народ вуалировал её в дозволенные образы. Ну, действительно, не могли ведь на Чудском озере в 1242 году сражаться две силы покровительствуемые, к примеру, одним и тем же апостолом Павлом. Я не берусь определять, какие это были в реальности силы или Боги, как их называли в исходной древности наши и немецкие предки, но для меня бесспорно одно: через образы христианских святых народы обращались к СВОИМ покровителям, к истинно своей силе. Об этом аспекте надо помнить особо, если речь идет о христианстве. Люди, имеющие единение в духовном мире, не могут убивать друг друга, но ведь история так называемого христианского мира есть часто история взаимных войн. Значит, христианство было и есть зачастую лишь тонкий слой, фасад общих слов, скрывающий глубокие различия духовных пространств, в которых обитают народы. Не хочу ничуть умалить достоинства христианских открытий о взаимосвязи человеческого и божественного, сокровенную тайну, содержавшуюся в словах и деяниях Христа, но оформившаяся христианская доктрина отдаляет нацию от истинного познания её связи с миром духовным - тем, откуда исходит национальная сила и национальный дух. Об этом подробнее будет сказано ниже.
2. Жизнь как священное творчество по образу и подобию.
Мир нижний - отражение мира верхнего
В Изумрудных Скрижалях Гермеса-Трисмегиста, отождествляемого древними египтянами с богом Тотом, сказано: "То, что находится внизу, подобно тому, что находится наверху и то, что находится вверху подобно тому, что находится внизу, ради выполнения чуда единства". В Зогаре ("Книге Сияния"), одной из основных каббалистических книг, говорится: "Мир нижний - это отражение мира верхнего". Иными словами, миропорядок внизу - зеркало миропорядка горнего. Так на языке древних сакральных учений выглядит формула основного закона жизни, к которой сегодня заново приходит, только уже иным, рационалистическим путём, современная научная и философская мысль.
Созидательная деятельность человеческого разума заключается в познании глубинного очага жизни, что означает познание самого себя, и, таким образом, осуществление своего предназначения, исполнение судьбы. Этот контекст, однако, существует не в качестве автономного и абстрактного, а увязанного с тем происхождением, которое в себе ощущает индивидуум. Вспомните из Ветхого Завета наставление Бога: "чтобы вы помнили и исполняли все заповеди Мои, и были святы пред Богом вашим" (Числа. Гл. 15. 40). "Вашим" - совершенно чётко подразумевает не какое-то общее божество для всех народов, а конкретного, еврейского бога. И если мы опять обратимся к Ветхому завету, то обнаружим удивительную вещь, на которую не любят обращать внимание христианские теологи - Бог, якобы сотворивший мир, есть тот же, кто дал начало народу Израиля, заключив договор с Авраамом, но в то же время не тот, кто создал другие народы. Как же так? Наоборот, Бог евреев наказывает "свой" народ, когда евреи прельщаются богами иных народов: "…и ел народ жертвы их и кланялся богам их. И прилепился Израиль к Ваал-Фегору. И воспламенился гнев Господень на Израиля" (Числа. Гл. 25. 2, 3). Кроме этого, есть ещё множество эпизодов божьего гнева на Израиль, обратившийся к другим богам. "Ревнивый Бог" - так определяет его Ветхий Завет. Может ли абсолютное божество быть ревнивым? Или сюжет, когда Бог приказывает Моисею явится перед фараоном с требованием отпустить евреев, обратившись к фараону с такими словами: "Так говорит Господь, Бог Евреев" (Исход. Гл. 9. 13). Не от Бога вообще, а именно от Бога евреев исходит послание фараону. Вроде бы самая читаемая книга - Ветхий Завет, прочитанная сотни миллиардов раз, но никто и никогда не попытался объяснить этот автохтонный характер Бога, о котором там идёт речь, хотя единственно евреям объяснять этого не надо, ибо в этом есть существо и естество собственно иудаизма. В этом нет ничего удивительного, если мы вспомним, что всякий народ рассматривает своё рождение как продолжение акта сотворения мира, поскольку мир появляется с этим народом. В то же время божество евреев не отождествляет себя с божествами других народов, хотя в отношении "своего" народа предстаёт как уникальная и верховная сила. Это действительно исключительно их Бог - нуминозная сила, давшая жизнь еврейскому народу и сопровождающая его, отличающая себя от нуминозной силы других народов. Не случайно в Ветхом завете сказано, что после завершения строительства Храма "облако наполнило дом Господень" (3-царств. Гл. 8. 12-13), и "Тогда сказал Соломон: Господь сказал, что Он благоволит обитать во мгле; я построил храм в жилище Тебе, место, чтобы пребывать Тебе во веки" (3-царств. Гл. 8. 12-13). Наверное, будет справедливо предположить, что сила, наполнившая храм, - это племенная нуминозная сила, имеющая отношение к евреям, - по отношению к ним это действительно творец, господь и единственный бог. Но разве можно считать, что эта сила, наполнившая еврейский храм,- творец и бог других народов? Будет заслуженно предположить, что у других народов их нуминозные покровители отличны от бога евреев. Интересно в этой связи вспомнить фрагмент договора князя Игоря с Византией от 945 года, который звучит так: "А кто с русской стороны замыслит разрушить эту любовь, то пусть те из них, которые получили крещение, получат возмездие от Бога вседержителя, осуждение на погибель в загробной жизни, а те из них, которые не крещены, да не имеют помощи ни от Бога, ни от Перуна, да не защитятся они собственными щитами, и да погибнут они от мечей своих, от стрел и от иного своего оружия, и да будут рабами во всю свою загробную жизнь" ("Повесть временных лет"). В этом фрагменте мы видим, что наши предки чётко и недвусмысленно различали божество христианское и этническую нуминозную силу, представленную Перуном.
К объяснению этого феномена мы ещё вернёмся, но уже сказанного достаточно, чтобы понять: нуминозная сила, воздействующая на народы и связанная с ними, по своему воздействию и мощи, возможно, и сходна, но в то же время совершенно различна как по происхождению, так и в своей идентификации, и свидетельства Ветхого Завета самым убедительным образом подтверждают это. Она, эта сила, персонифицирована, наделена совершенно различными чертами, но, самое главное, она исходно, первопричинно связана с конкретным этносом. Как всё это выстроено в сверхмире, нам судить трудно, поскольку мы пытаемся разобраться с помощью земной логики в вещах, сверхъестественных, однако, возможно, в том и состоит путь каждого из нас и всех вместе, чтобы постараться постичь или, по крайней мере, не мешать чувствовать природу национальной миссии. К Ветхому Завету я ещё вернусь, так как в силу своей огромной известности для нас это очень удобный источник доказательства.
Итак, рациональная, видимая реальность, - это лишь отражение реальности истинной, духовной, которая не только проявляется в вещественном мире посредством иерофаний, но и обуславливает этот мир, является его прототипом. В духовной реальности пребывают прообразы всех явлений и вещей, их нуминозная сущность, определяющая весь миропорядок, как историю человечества, так и жизнь отдельного человека, подспудно мотивируя его мысли и чувства. Как писал Достоевский: "Многое на земле от нас скрыто, но взамен того даровано нам тайное сокровенное ощущение живой связи нашей с миром иным, с миром горним и высшим, да и корни наших мыслей и чувств не здесь, а в мирах иных". Издревле человечество существовало по законам "иного" мира, всё тысячелетиями накопленное культурное, научное, религиозное и историческое наследие - это бесценное хранилище того, что Элиаде, Юнг и другие вслед за Рудольфом Отто называют нуминозным опытом. Это сокровищница интегрированных в постижимую действительность иерофаний, или, если угодно, актуализированных вербально или образно в той или иной форме архетипов. Но когда нуминозный опыт не представлен вербально, в словах и образах, утрачены мифы, являющиеся ключами национального бытия, истина опускается ниже порога сознания, но, тем не менее, продолжает жить в латентном состоянии, будучи постоянно готова пересечь порог и вытеснить другие представления.
Предвосхищая вероятные упрёки в амбициозности, спешу оговориться, что речь в данной книге идёт вовсе не о самозабвенной попытке объять и объяснить Вселенную, мы напрочь лишены претензий на знание некоего универсального методологического способа разрешить все извечные загадки мироздания и не тешим себя иллюзией обладания Истиной. Эта книга свободна от амбиций постичь непостижимое, описать и объяснить духовный мир, у неё иная цель - описать проявление нуминозной реальности в этом, видимом и постижимом мире - национальном феномене. Объяснить, по каким законам она влияет на него, дать в пределах естественных форм человеческого познания представление о запредельном, сверхъестественном и бесформенном. А основанием для этих объяснений и описаний, источником доводов и аргументов стало, в том числе, интеллектуальное достояние великих мыслителей, достояние, которое само по себе есть не что иное, как облачённый в мысль нуминозный опыт.
Итак, если, как выражался Юнг, "мы хотим, чтобы наш новый настрой был подлинным, то есть укорененным в нашей собственной истории", нам нужно обратить свой взор внутрь, в глубину своего исторического прошлого и своего психологического настоящего, от бесформенных и бессознательных, но полных стихийной нуминозной энергетики сил которое нельзя спастись иначе, нежели ассимилировав их соответственно выработанным поколениями законам, воплотить в явь по примеру своих отцов, извечным мифическим примерам, которые несут в себе тайну нашего предназначения и являются ключами к исполнению его. Сказав "спастись", мы имеем ввиду опасность, которую представляет собой эта нуминозная энергия для тех, кто не умеет и не имеет средств обратить её себе во благо, и для кого, таким образом, это благо становится злом. Сама по себе эта бессознательная, первозданная сила, несущая в себе всю волю и дух прошлого и всю потенцию будущего, не просто необходима для жизни, но есть собственно её двигатель.
III. Священное мироздание нации.
1. Священная земля.
Одним из "веских" аргументов исчисления национальной идентичности всегда выдвигается территориальная дислокация народа, некая географичность. Опять же, вспомним марксистское: нация это общность людей, объединённая общей территорией… и так далее. Строится бесчисленное количество логических умозаключений, из которых делаются соответствующие выводы относительно национальной идентичности. Географией объясняют само существование народа, душу народа, географией обосновывают его миссию и так далее и тому подобное. Для русских в этих географических упражнениях придуманы свои "географические" пояснения, среди которых, пресловутое, евразийство, поясняющее место нашей души где-то в том же месте, где и территориальное местоположение - между Европой и Азией. Или другой удивительный тезис: раз русские занимают самые большие пространства, стало быть, туда и переместился Рим, став в России Третьим. Или ещё одно умозаключение: русские призваны в своём государстве собирать и оберегать разные народы, попавшие тем или иным путём со своими землями в состав России, - а раз так, стало быть, земли этих попавших в состав российского государства народов стали русскими землями, точнее российскими, а соответственно русская земля может с полным основанием считаться Родиной и тех, и других народов. Спекуляций с территориальным вопросом вообще в мире много, и это один из самых небезобидных вопросов - наоборот, острейших, ставших причиной многих войн. В России достаточно вспомнить последнюю, чеченскую. Хотя, казалось бы, мир уже начал разбираться в сути "земельного" вопроса, однако у формальных националистов здесь царят глубочайшие заблуждения, тем более, что это, действительно, важнейший вопрос. Ответы на вопросы о земле ищут опять же в научно-популярной системе. Что есть земля, принадлежащая народу? - отнятые у других во имя пропитания территории, которые надо всеми силами приумножать или нечто другое? Читатель спросит: неужели вопрос осмысления соотношения народа и такого материального объекта, как земля, может иметь другую плоскость? Отвечу, имеет, поэтому и в разговоре о нуминозном в истоках нации вопрос о земле, точнее о пространстве, на котором живёт народ, не может быть обойдён вниманием.
В предыдущей части говорилось о том, что появление народа и сотворение мира - звенья одной цепочки в нуминозном восприятии мира. Но сотворённый мир - это неоднородное пространство - "…в нем много разрывов, разломов; одни части пространства качественно отличаются от других. "И сказал Бог: не подходи сюда; сними обувь твою с ног твоих; ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая" (Исход, III, 5). Таким образом, есть пространства священные, т.е. "сильные", значимые, и есть другие пространства, неосвященные, в которых якобы нет ни структуры, ни содержания, одним словом, аморфные", - пишет Элиаде. Эта метафизическая локация священного мира отражается в мире нашем. Поэтому земля для народа - это нечто большее, нежели территория. Сразу и бесспорно надо разделить два понятия - землю, на которой волею случая обретается народ в своём дне сегодняшнем, и землю священную, которая в душе народа есть дар Богов. Именно она, Священная Земля, часть души народа, и есть Земля в национальном понимании, в национальном космосе, всё остальное - Иное, Чужое, если пространство знакомо и не враждебно, Антимир, если пространство враждебно, и Хаос, если не знакомо и индифферентно.
Одной из самых важных форм одухотворённого творчества нуминозных действий человека, уподобленных творчеству божественному, деяниям богов в мистические времена Сотворения Мира, является созидание своего Космоса, то есть выбор на Земле определённой территории в качестве места жительства и её обустройство, построение на ней своего Мира, отражающего облик Вселенной и её сакральную архитектонику. Народ получает землю в дар от его Богов - "итак; встань и перейди через Иордан сей, ты и весь народ сей, в землю, которую Я даю им, сынам Израилевым" (Книга Иисуса Навина Гл.1, 2), - говорит Господь Иисусу Навину. Викинги получили землю в результате победы Одина над великаном Имром, создали её из его костей. Ирландию гэлы отвоевали у враждебных богов при помощи дружественных божественных сил. То есть земля, на которой живёт народ, согласно восприятию через нуминозное, - это не просто территория, а это бесспорно священное пространство, полученное от богов. Насущные выгоды, экономические достоинства и политические условия подобного выбора играют здесь вторичную роль. Выбор и обустройство территории - священнодейство, последствия которого столь же грандиозны и значительны, как и его причины. Для нации это Центр Мира, та сакральная точка, в которой пересекаются духовный и вещественный миры, место входа и выхода, входа в недра архетипической, архаико-мифологической глубины и выхода в поднебесные области божественного духа, место мистического перехода одной реальности в другую, место, где земля сообщается с небом, та ЗЕМЛЯ, на которую снисходят НЕБЕСА, - вот что такое земля для нации. И только на этой священной земле человек сможет жить полноценно, с Богом в душе и миром в сердце. Это - его центр мира, и нет на свете иной земли, где он смог бы найти своё место, где его душа была бы в своём теле. Такое отношение к своей земле существовало издревле у всех народов мира, оно подсказано и привито человеку от Бога, оно связывает человека с Богом. От Бога, сотворившего мир, человек-народ получает Землю. А далее народ начинает обустраивать эту священную землю, наполняя, точнее узнавая в священном пространстве своей земли точки соприкосновения с небом. Об этом свидетельствует как история, так и топонимика многих древних земель. Так Вавилон иначе называли "Домом у начала Неба и Земли", "Мостом между Небом и Землей". При этом сам город был построен на "Вратах Apsu", Apsu же означало Воды Хаоса до сотворения мира. Подобным же образом появились и на нашей земле Киев - мать городов русских, город мифического вождя Кия, Новгород - новый город, Ладога - город богини Лады, где, наверное, обнаруживалось её покровительство, Волхов - река волхвов, жрецов, общающихся с Богами. Даосы Древнего Китая искали местность, благоприятную для строительства с помощью гаданий, связывая небесные явления, звёзды, планеты по знакам зодиака, символами неба, земли, ян, усин. Так развилась специальная наука - геомантия, подарившая человечеству компас.[6]
Исследование и познание священного пространства не прекращается и не ограничивается мифическим периодом. Наоборот, история народа, его жизнь на земле позволяют продолжать наполнение этого пространства ориентирами - местами, где Боги были благосклонны к своему народу, или теми, где они отворачивались от них. На примере еврейской истории можно проследить, что их священное пространство постоянно пополнялось ориентирами, организовывалось. Появляются уделы колен израилевых, определённые божественной волей, города которые передал в руки своего народа их Бог. Например, в римский период добавилась крепость Моссада, а уже в наши дни появился Тель-Авив, как символ воссозданного еврейского государства. История каждого народа полна свидетельств последовательной священной организации пространства при помощи богов. И в нашем, русском священном пространстве уже в исторический период появилось Куликово поле, где бился с Челубеем Пересвет, Запорожская Сечь и донские станицы, где сохранился Великий русский воинский Дух, Нижний Новгород, где началось сопротивление самозванцу, Москва, столица русского мрачного времени. В 20-м столетии к ним прибавилось Пискарёвское кладбище, где погребены 600 тысяч уморенных голодом жителей блокадного Ленинграда, как печальное свидетельство того, что Боги отвернулись от нашего народа или наш народ от них.
Такое обретение происходит в моменты значимых событий. Однако есть и другой не менее ценный опыт обретения священных мест. Элиаде писал: "Но даже и не требуется какой-то теофании или иерофании в собственном смысле: достаточно одного какого-то знака, чтобы указать на священность места. Согласно легенде, мусульманский отшельник, основавший Эль-Хемель в конце XVI в., остановился у ручья, чтобы провести там ночь, и воткнул посох в землю. Утром, собираясь в дорогу, он захотел вытащить посох, но вдруг обнаружил, что тот пророс корнями и на нем раскрылись почки. Отшельник усмотрел в этом знак воли божьей и обосновал свое жилище в этом месте". Из этого следует, что знак, обладающий религиозным значением, вводит какой-то абсолютный элемент, способный положить конец относительности и путанице. Нечто, не принадлежащее данному миру, неопровержимо проявляется и тем самым указывает какое-то направление или определяет какое-то поведение". Так и на Руси мы имеем Оптину Пустынь Серафима Саровского, Валаам, Соловки. Я ещё раз хочу подчеркнуть, что вовсе не считаю эти места связанными с христианским культом, это те священные русские места, где проявлялась нуминозная сила, связанная только и исключительно с русским народом. Христианские декорации не должны вводить в заблуждение, так как всё происходило в эпоху ЗАПРЕТА.
Священное пространство, обретя контуры в сознании нации, уже не исчезает, вне зависимости от физического нахождения представителей нации. Моссада и Иерусалим находились в руках других народов, но для евреев они были ориентирами в их мире, ибо мир этот, хоть и опирается на материальные контуры, но единожды найденные точки соприкосновения с божественным, священным вместилищем национального Духа навсегда остаются нуминозными ориентирами в представлении наций. Армяне потеряли три четверти своей территории, оставшейся ныне у Турции, но эти земли в душе армянского народа всегда останутся их священными землями, увенчанные священной горой Арарат. Косово, захваченное ныне албанцами, тем не менее навсегда останется священной сербской землёй, и Дух этих народов всегда будет стремится к единению со своей земной плотью, о чём бы ни договаривались политики, какие бы ни заключали соглашения.
2. Центр национального Мира и его священная карта.
Поделиться книгой: