Час героев

– Не видно ни х... – раздраженно сказал старший, сидящий в «Хаммере».

– Педератам-то[22] как раз все видно... – пошутил водитель, молодой совсем пацан, не армейский, а просто прибился к воинской части от бескормицы.

– Заткнулись все! – резко ответил командир. – Смотреть по сторонам!

Нервы – после штурма города, закончившегося в Польше днем общенационального траура, – были у всех на пределе.

– Э, а это что там такое?

– Э, Ярик... кто там! Свети влево!

Луч света вырвал из темноты машину, покоцанный «УАЗ» с надписью «полиция» на борту. Возле машины был вооруженный автоматом человек.

– Че за... А ну, стой!

Поляк – у него был хороший ночной прицел на его автомате – осмотрелся.

– О’кей, – сказал он интернациональное слово, понятное всем.

– Это полиция.

– Олесь, давай ближе. Так... стоп. Досмотровая группа – вперед!

Человек с автоматом спокойно смотрел на настороженно подходящих к нему военных, у него была повязка на рукаве, точно такую же носили люди из военных комендатур.

– Ты кто такой?

– А кто спрашивает? – отозвался человек.

Человек был среднего роста. На вид – между сорока и пятьюдесятью. Вел он себя как человек, имеющий право здесь находиться.

– Майор Грицюк, ваши документы! – представился старший патруля.

– Майор... – с насмешкой сказал человек, – званье то успел обмыть?

Это был удар, и удар достиг цели. Когда армия начала разваливаться – на местах остались в основном рядовой и младший офицерский состав, самые молодые, родившиеся уже в независимой Украине. Звания присваивали через шаг, через два... у кого и через три.

– Попрошу документы предъявить! – набычился «майор», который месяц назад был всего лишь старшим лейтенантом.

Человек полез в карман, и майор, а также и остальные заметно напряглись. Но человек просто достал карточку и протянул ее майору.

Карточка – наподобие банковской, памятуя опыт Ирака, поляки (видимо, заранее подготовились) провернули большую работу по организации учета как населения, так и немедленному становлению комендатур, с выдачей документов нового, единого образца. В Ираке с этим был хаос, и это в немалой степени обусловило все то, что случилось там потом. Кроме того – в Ираке не принимали на работу «бывших» – бывших полицейских, бывших военных – поляки извлекли урок и из этого. Правда, Украина была не Ираком, а русские – не иракцами...

Специального сканера, чтобы считывать информацию – у этого патруля не было, сломался, а может, специально кто сломал, саботаж здесь цвел пышным цветом. Тем не менее – на документе были данные, была фотография, и документ казался подлинным.

Военный вернул документ.

– Что вы здесь делаете?

– А с какой стати я должен отчитываться всего лишь майору, дитынко?

Слово «майору» незнакомец произнес с явной иронией, желая оскорбить новоиспеченного майора сичевых стрельцов.

– Мы патрулируем сектор и обязаны проверять документы!

– Тогда, может быть, окажете нам помощь? Вон там вон, поступил сигнал, видели подозрительных лиц. Возможно – снайперов. Поможете проверить?

Из темноты – странно, но никто так и не заметил этого человека – шагнул еще один, в такой же форме, на автомате у него был прицел «день-ночь» русской фирмы «Дедал» – но это ничего не значило, их в США продавали в большом количестве, по соотношению цена-качество одни из лучших.

– Э...

Майору совершенно не хотелось лезть в развалины, но человек повелительно махнул рукой – и им ничего не оставалось, кроме как идти за ними...

* * *

Когда-то тут был дом. Потом – огневая точка, готовились к обороне те, кто насмотрелся на подобные укрепления в Грозном. Подорванные лестничные пролеты, сквозные дыры в стенах, в межэтажных перекрытиях с тросами, чтобы можно было свободно перемещаться из комнаты в комнату, с этажа на этаж. Чтобы взять этот квартал – потребовалось вмешательство «GROM», десантников аэромобильной бригады Войска Польского тут разбили. Естественно, долбали и с самолетов...

Битый кирпич хрустел под ногами, польский «наблюдатель» нервничал, просматривал то одну сторону, то другую через свой прицел. Комендантские вели себя на удивление хладнокровно, у того, который говорил с ними, был монокуляр ночного видения, крепившийся на кронштейне на каске, американский, достаточно дорогой.

– Осторожно. Растяжка. Мы ее не сняли.

Поляк включил фонарик.

– Нет! Выключи! Ты что, пан, совсем дурак?

– Что такое?

– Снайпер выстрелит через окно на свет! Выключи.

Немного поразмыслив, польский жолнер выключил фонарик, решив, что лучше упасть и расквасить нос, чем если пуля расквасит тебе всю голову...

Пахло почему-то дерьмом... видимо, канализацию прорвало, и в подвале теперь был потоп из канализационных труб.

– Вот. Дальше мы не проходили.

– А зачем вы вышли к машине, панове? – подозрительно спросил поляк.

– Потому что подкрепления ждали, пан, – ответил комендантский, – может быть, вы и есть это подкрепление.

– Нет... нет. Нам не сообщали.

– Все равно – дом надо прочесать. Пан жолнер, принимай командование.

– Да... да. Ты и ты... Проверяем.

Пан жолнер немного владел языком, который у него был чем-то средним между русским и украинским. В Польше до сих пор оставалось много из тех, кто владел русским, в конце концов, раньше его учили в школе как обязательный...

Выйдя на четвертый этаж, второй огляделся, чтобы никто не подслушал – затем обратился к первому.

– Делаем?

– Зачем? – первый пожал плечами. – Дураки, они и есть дураки.

Разговор прервал хлопок взрыва и мучительный крик.

– У... матка боска...

– Это ты фотоэлемент поставил?

Второй пожал плечами.

– Дураки...

Луганск

На следующий день

– Паны... я категорически возражаю против этого!

Американцы переглянулись.

– Пан генерал бригады, мы даем вам рекомендации, которые вы можете выполнять, а можете – и не выполнять. Но в таком случае – мы просто сворачиваемся и уезжаем домой.

Генерал бригады Юзеф Замойский, худощавый, с нездоровым цветом лица и бородкой «а-ля Ришелье», вспыхнул негодованием и только усилием воли сдержал ругательство. Посмотрел на полковника – но тот с преувеличенным вниманием рассматривал карту.

– Это... недопустимо, – поляк помолчал, подбирая нужное слово, – неприемлемо!

Ганнери-сержант Нули пожал плечами.

– Я же не говорю о том, что вы должны снять всю охрану, и пусть ваш пан Бачинский идет по главной улице города в ожидании, пока его пристрелят. Вы можете предпринимать любые меры охраны... в конце концов, это ваша работа.

– Мы не вправе рисковать жизнью пана Бачинского. Это исключено, – отрезал генерал бригады.

– Быть может, об этом стоит спросить самого пана Бачинского? – как бы между делом вставил реплику полковник Свифт.

Генерал резко повернулся к нему.

– И вы туда же, пан полковник!

– Это просто мысли вслух. Если это ваша земля – почему вы боитесь визита сюда вашего президента?

– Мы...

– О да, пан генерал бригады. Вы просто выполняете миротворческую операцию.

– Пся крев! – Генерал бригады Замойский стукнул кулаком по столу и вышел, не сказав больше наглым американцам ни слова.

Американцы переглянулись.

– Сэр? – вопросительно посмотрел на старшего по званию ганнери-сержант.

Свифт усмехнулся.

– Дело сделано. Эти поляки... они наглецы, но в них есть... гонор.

– Гонор, сэр?

– Это такое слово. Гневливость, стремление к показушности, безрассудность, бравада. Это сильно схоже с одним из смертных грехов в понимании церкви, с гордыней. Они все тут такие, и их президент не исключение. Он при-едет. Информация уже передана, они не смогут не клюнуть.

Нули кивнул.

– Ваш план?

– Все просто, сэр. Надо заставить их действовать на наших условиях. А это – очень жирная приманка. Он не сможет не клюнуть. И тогда мы его уберем.

Свифт кивнул.

– Лучше бы вам сделать это, парни. Иначе этот снайпер доведет нас до безумия...

– Сделаем, – ганнери-сержант протянул полковнику записку, – вот это нужно доставить сюда, и как можно быстрее...

На следующий день

– Ерунда... – первый откинулся на неудобном, продавленном дерматиновом сиденье «УАЗа», закрыл глаза.

– Но почему?! – второй, корректировщик огня, был более молодым, кроме того – в этой войне у него были свои личные счеты с поляками. – Этот Бачинский?

– Дурак ты. Это ловушка.

– Мы должны...

– Никому и ничего мы не должны. Ты что, еще ничего не понял? Этот Бачинский – он не фигура, он пешка, не более того. Завалить его – придет другой. Поляки выбрали его не просто так, Бачинский – это поляки. Он – всего лишь один из них.

– Тогда зачем мы здесь?

– Затем, что никому не нравится умирать. Рано или поздно поляки похоронят пятитысячного убитого в этой войне. Потом десятитысячного. Потом – двадцатитысячного. Потом им это надоест. Чем больше гробов – тем короче война.

Первый зевнул.

– Смени меня. Я посплю...

Луганск

02 апреля 2014 года

Вертолет Польского правительственного авиаотряда, с позывным «Ожел-один»[23], бронированный «Евро-Сикорский» девяносто второй модели, произведенный[24] в Свиднике, заходил на посадку по широкой дуге – президент Бачинский приказал ее заложить над городом, чтобы своими глазами посмотреть, что там происходит, – эскортируемый двумя ощетинившимися ракетами «Ми-24» польских ВВС, готовых подавить любую огневую точку. Пилота, а заодно и старшего группы безопасности, отвечавшего за жизнь президента в зоне вооруженного конфликта – пробрало холодным потом, когда «первый» приказал совершить круг над городом. В городе и окрестностях все еще оставались группы бандитов, у них на во-оружении были в том числе и ПЗРК – но все знали, что представляет собой первый. Ему надо было осмотреть город сверху, сделать круг над ним точно так же, как раньше польским рыцарям надо был въехать на белой лошади в покоренный город. Это был символ, понимаете, символ того, что город – взят. За прошедший год у «первого» сменилось два начальника охраны – один, не выдержав, написал рапорт сам, еще одного потребовал убрать сам «первый». Оба – за то, что не рекомендовали «первому» делать что-то. У охраны и у прикрепленного, тем более такого, как глава государства, – отношения очень сложные, глава государства должен был слушаться прикрепленных ради своего же блага, тем более если они находятся на «красной территории». Но если «первый» – холерик и упивается властью...

Пример погибшего брата, который приказал сажать самолет в густом тумане – «первого» так ничему и не научил.

– Наш флаг, флаг нашего жолнерства! – Первый приник к иллюминатору. – Видите, наш флаг! Слава Иезусу! Польша!

И захлопал руками, как ребенок...