Она чуть отодвинулась, чтобы втиснуть ладони между ним и собой, и принялась расстегивать пуговицы его рубашки. Ей не терпелось ощутить кончиками пальцев тепло его широкой груди. А он стал ей помогать.
Когда с пуговицами было покончено, Тэннер освободился от рубашки, подхватил Колетту на руки и уложил на кровать. Затем присоединился к ней, шепча ласковые и бессвязные слова. Она пропала... пропала в его поцелуе, в тепле кожи, в жестковатых прикосновениях мозолистых ладоней.
Неважно, что у них нет будущего. Будущее ее не волнует. Сейчас ей нужно только это мгновение с ним. А оставшуюся жизнь она отлично проживет одна.
Никогда в жизни Тэннеру не доводилось ласкать такую гладкую, шелковую кожу. Его возбуждали эти хрипловатые звуки, которые вырывались у Колетты, когда он гладил ее горло, покусывал шею, а его пальцы исследовали соблазнительные бугорки грудей.
Его воспламеняло желание овладеть в полной мере этим телом, разумом и душой. Но почему-то у него из головы не шло заявление Колетты о том, что несерьезные связи не по ней. Не это ли произойдет, если они сейчас займутся любовью? Несерьезная связь, о которой она пожалеет, едва действие закончится.
Он попытался отмахнуться от громкого голоса своей встревоженной совести, переступить через это препятствие и целиком раствориться в Колетте. Но не смог.
И тогда его жадное желание начало отступать. Как ни дико это могло бы прозвучать, но Колетта слишком нравилась ему, чтобы он стал заниматься с ней любовью.
— Колетта... — чуть слышно шепнул он.
Она потерлась щекой о его ладонь, словно кошка, ищущая ласки.
— Если мы не остановимся, утром ты будешь меня ненавидеть, — сказал Тэннер.
Она растерянно глянула на него.
— К-к-как?
Он улыбнулся. Оставалось надеяться, что ей сейчас не так больно, как было бы наутро, если бы они дошли до конца.
— Я невероятно хочу тебя, но все-таки не уверен, что это было бы лучшим вариантом для нас.
Даже в серебряном свете, наполнявшем комнату, он видел краску, заливавшую ее щеки.
— Я... не могу понять, о чем я думала, — пробормотала Колетта, спустила ноги с кровати и схватила в охапку платье.
— Дорогая моя, здесь нечего стыдиться. Мы оба несколько увлеклись, только и всего, — сказал он, также вставая.
— Невероятно, что это меня захватило, — прошептала она и натянула платье.
— Я использовал всю мыслимую чертовщину, чтобы захватить тебя, — поддразнил ее Тэннер.
Ответной улыбки не последовало.
Тэннер положил руки ей на плечи, заставляя ее поднять голову.
— Я понимаю, получилось неловко, но я подумал, что будет куда как неловко, если мы продолжим.
— Ты совершенно прав, — ответила Колетта. — Спасибо, ты помог мне прийти в себя.
Тэннер застегнул ей платье на спине, поднял с пола свою рубашку и улыбнулся.
— А вот теперь я действительно с удовольствием выпил бы кофе.
Он понимал, что Колетта хочет, чтобы он как можно скорее покинул ее дом. Но ему почему-то казалось, что, если он уйдет немедленно, эта ночь для них будет продолжаться все время, пока он не покинет город.
— Обещаю тебе, одна чашечка на скорую руку — и я ухожу.
Колетта кивнула. Пока она готовила кофе, в кухне царило напряженное молчание. Когда же ароматная жидкость наполнила стеклянную емкость, она повернулась к Тэннеру.
— Вряд ли ты поверишь, если я скажу, что мне не свойственны такие поступки.
Глаза их встретились.
— Я тебе верю, Колетта.
И он действительно поверил — к собственному удивлению. За последние несколько дней он убедился, что Колетта — совсем не хищная городская штучка, какую он опасался встретить.
Она повернулась к шкафу, чтобы достать чашки и блюдца, и неутоленное желание вновь взыграло в Тэннере. Он даже почти пожалел, что джентльмен взял в нем верх.
Но момент ушел, и теперь Колетта не могла предложить ему большего, чем чашка свежего кофе.
Он нахмурился, не зная, как разорвать пелену возникшего между ними напряжения. Ему хотелось снова видеть ее улыбку, заманчивые ямочки и краску на щеках. Все что угодно, только не это гнетущее молчание.
— Я знал и худшую неловкость, — сказал он наконец.
Колетта взглянула на него, и в ее глазах мелькнула искорка любопытства.
— О чем ты?
— Дженни Мэри Малком была самой красивой девчонкой шестого класса, и я влюбился до умопомрачения. Как-то раз она заговорила о том, какими крутыми ей кажутся тореадоры, вот я и пригласил ее к нам на ранчо и решил устроить бой с нашим быком.
Колетта отставила чашку, и глаза ее заблестели ярче.
— Разве это не опасно?
— Когда у одиннадцатилетнего мальчишки начинаются дела сердечные, он уже ничего не боится. — Он откинулся на спинку стула, любуясь нетерпеливым выражением ее лица. — Дженни в тот день пришла с несколькими подружками, и мы всей компанией отправились на пастбище.
— И у тебя был красный плащ?
— Нет... Красные отцовские кальсоны. — Ее смех стал для Тэннера утешением, и желание опять напомнило о себе. — В общем, я вышел на пастбище, а Дженни с подругами вцепились в забор. И вот я начал махать на эту гору из злобы и мускулов красными подштанниками.
— И что потом?
Колетта слегка подалась вперед, напрочь позабыв про сдержанность.
— Бык ринулся на меня, а я поджал хвост и — деру. Но он-таки подцепил меня рогом за задницу и стащил с меня штаны. Вот и предстал я голышом перед очами той, которая была любовью моей жизни.
Колетта зажала ладонью рот, но смешок все-таки вырвался.
— Ты все это сочинил!
Тэннер торжественно поднял руку.
— Слово бойскаута. И мало того, что я пережил крайнее и беспредельное унижение на глазах у возлюбленной. Отец целые две недели меня изводил: мол, он не может поверить, что воспитал сына, который оказался туп, как пробка.
Они все еще хохотали, когда на пороге кухни показалась Джина.
— Похоже, вы тут напропалую веселитесь, — заметила она.
— Твой брат рассказывал мне о своей первой корриде, — ответила Колетта.
Джина присела рядом с Тэннером и Колеттой к столику.
— Я эту историю слышала раз сто. Дженни сейчас работает в единственной в Фоксране парикмахерской и обожает рассказывать про это представление клиенткам.
Тэннер отметил про себя, что с появлением Джины Колетта совсем расслабилась.
— У меня ничего бы не вышло с Дженни, — сказал он. — Мне никогда не было бы хорошо с женщиной, которой доставляет удовольствие рассказывать посторонним о моем унижении.
— Как у вас прошел вечер? — обратилась к Джине Колетта.
Джина заулыбалась.
— Изумительно. Отец Дэнни очень забавный, а мама у него добрая и ласковая. Сестрицы его и братик — та еще компания, обед замечательный, сумасшедший дом, короче говоря.
Слушая, с каким восторгом Джина описывает вечер, проведенный в семье Дэнни, Тэннер мог только с горечью думать о том, что он не был в состоянии дать ей что-то похожее на такую атмосферу семейного веселья.
— У них золотая семья, — продолжала Джина. — Сразу видно, как они все любят друг друга.
— Я рад, что ты хорошо провела вечер, — сказал Тэннер, стараясь заглушить в себе чувство вины за то, что не все оказалось в его власти.
— Ну а вы чем занимались? — спросила Джина.
Внезапно щеки Колетты побагровели.
— Да ничем, — сухо сказала она. — То есть мы пообедали у Антонио, потом приехали сюда и вот пьем кофе.
Джина долго рассматривала ее лицо, затем перевела подозрительный взгляд на брата.
— Ну, и хорошо было?
— Что именно?
Голос Колетты прозвучал на октаву выше, чем обычно, а щеки запылали еще сильнее. Само раскаяние, со снисходительным удовлетворением подумал Тэннер.
— Ужин у Антонио. — Джина тряхнула головой. — А ты о чем подумала?
— Не знаю... Я слишком устала. — Колетта поднялась из-за стола и отнесла чашку с блюдцем в раковину. — Я бы сказала, что сейчас уже ночь. Спасибо тебе, Тэннер, за роскошный ужин.
— Это мне следует тебя благодарить, поверь.
В ответ Тэннер смог полюбоваться очередным приливом краски к ее щекам. Колетта невнятно пробормотала «Спокойной ночи» и вышла.
А перед мысленным взором Тэннера немедленно встала картина: Колетта падает на простыню, и ее обнаженное тело блестит в лунном свете.
Он тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения, и постарался вслушаться в продолжение восторженного рассказа Джины о минувшем вечере.
В первый раз за все время пребывания в Канзас-Сити он усомнился, прав ли был, стараясь вернуть Джину на ранчо.
Прав, разумеется, зашептал в его голове тихий голос. Если ты оставишь Джину здесь, это еще не значит, что семья Дэнни будет ее семьей. Да ты этого и не хочешь. Она слишком молода, чтобы связывать свою жизнь с каким бы то ни было мужчиной. Ей нужно вернуться домой, чтобы завершить учебу. Вернуться вместе с тобой.
Вспомнив о Колетте, он осознал, что в последние дни упустил из виду свою цель. Его почему-то стала занимать Колетта, а не Джина. Он провел в Канзас-Сити целую неделю и ни на йоту не приблизился к первоначальной цели — вернуть Джину домой.
Пора оставить в покое Колетту и вспомнить, зачем он приехал в Канзас-Сити.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Колетта не помнила, когда в последний раз испытывала такую смертельную опустошенность. Но было к ней примешано не только смущение, а и безмерное облегчение: хотя бы один из них нашел в себе толику разума.
Тэннер прав. Если бы между ними произошел акт любви, она бы пожалела об этом незамедлительно. И все-таки тело ее горело, помнило тепло его ласк. А губы все еще жаждали его.
Он был бы непревзойденным любовником, в этом Колетта не сомневалась. Но в конце концов ей пришлось бы с ним распрощаться. У него своя жизнь, и причины, приведшие его в Канзас-Сити, не имеют к ней никакого отношения.
К тому же она не желает быть слабой, не желает зависеть от мужчины. Не намерена влюбляться... когда-либо.
Колетта повернулась на спину и положила ладонь на живот. Если она сейчас не беременна и если бы любовный акт состоялся, она могла бы забеременеть от Тэннера.
Она прикрыла глаза и попробовала вообразить, каким был бы ее и Тэннера ребенок. Перед ней предстали мальчик и девочка с темными волосами и синими глазами.
Они были бы прекрасными детьми, а Тэннер — образцовым отцом. Она убедилась в том, как он любит Джину, и потому знала, что сердце его будет открыто для детей. Но не она родит ему этих детей. А он, конечно, не одобрит ее решения об искусственном оплодотворении.
Всю ночь ей снился Тэннер, а проснулась она с глухой болью внутри и с сознанием того, что Тэннер представляет собой реальную угрозу для ее чувств. Пришло время держаться от него на расстоянии.
На протяжении следующих нескольких дней выполнение данного себе обещания не составляло для Колетты труда. По всей вероятности, Тэннер пришел к тем же выводам, что и она. Джина неизменно сообщала ей, что завтракает с братом перед тем, как пойти на работу, но сам Тэннер в магазине не появлялся.
Дел у Колетты было невпроворот. Стояла прекрасная погода, и торговля шла на ура. На пятницу Колетта назначила широкую презентацию новых товаров, во время которой планировала похвалиться новым детским уголком; Майк обещал, что работа будет закончена в четверг вечером, и слово свое сдержал.
Колетта закрыла магазин без нескольких минут семь. Джину она отослала домой раньше, так как ей нужно было время, чтобы подготовить столы и скамьи для пикника и расставить книжки и головоломки, предназначенные для развлечения малышей.
Накануне она заказала у Джонни пирожные и печенье, а в газетах разместила купон на двадцатипроцентную скидку на все товары, приобретенные в день презентации.
Теперь ей оставалось сделать только одно. Она присела к прилавку, взяла телефонную трубку и набрала номер матери.
Дважды за последние два дня она оставляла Лилиане на автоответчике сообщения о предстоящей презентации. Пока что Лилиана не откликнулась.
Услышав голос матери, Колетта выпрямилась на стуле.
— Лилиана?
— А-а, это ты. Я ждала, что Джо позвонит. У нас произошла маленькая размолвка, и несколько минут назад он уехал.
— С тобой все в порядке? — с беспокойством спросила Колетта, помня, в какую прострацию впадала ее мать, когда у нее случались неприятности с мужчинами.