Прис, одетая в розовые бриджи, сидела на полу в гостиной. Она заметно похудела с нашей последней встречи, прическа также изменилась — стала намного короче. Ковер вокруг был усеян разноцветной кафельной плиткой, которую Прис аккуратно расщелкивала на правильные кусочки при помощи кусачек с длинными ручками. Увидев нас, она вскочила:
— Пойдем, я покажу тебе кое-что в ванной.
Я осторожно последовал за ней.
Всю стену ванной комнаты занимала мозаика — там красовались разнообразные рыбы, морские чудовища, обнаружилась даже одна русалка. Все персонажи были выполнены в совершенно невообразимой палитре. Так, у русалки оба соска оказались ярко-красными — два алых пятнышка на груди. Впечатление было одновременно интригующим и отталкивающим.
— Почему бы тебе не пририсовать светлые пузырьки к этим соскам? — сказал я. — Представляешь, входишь в сортир, включаешь свет — а там блестящие пузырьки указывают тебе дорогу!
Очевидно, эта цветовая оргия являлась результатом восстановительной терапии в Канзас-Сити. Считалось, что психическое здоровье человека определяется наличием созидательной деятельности в его жизни. Десятки тысяч граждан находились под наблюдением Бюро в качестве пациентов клиник, разбросанных по всей стране. И все они непременно были заняты шитьем, живописью, танцами или переплетными работами, изготовлением поделок из драгоценных камней или кройкой театральных костюмов. Практически все эти люди находились там не по доброй воле, а согласно закону. Многие, подобно Прис, были помещены в клинику в подростковом возрасте, когда обостряются психические заболевания.
Надо думать, состояние Прис в последнее время улучшилось, иначе бы ее просто не выпустили за ворота клиники. Но, на мой взгляд, она все еще выглядела довольно странно. Я внимательно разглядывал ее, пока мы шли обратно в гостиную. Маленькое суровое личико с заостренным подбородком, черные волосы, растущие ото лба характерным треугольником. По английским поверьям, это предвещает раннее вдовство. Вызывающий макияж под Арлекина — обведенные черным глаза и почти лиловая помада — делали ее лицо нереальным, каким-то кукольным. Казалось, оно прячется за странной маской, надетой поверх кожи. Худоба девушки довершала эффект — невольно на ум приходили жуткие создания, застывшие в Пляске Смерти. Кто их вызвал к жизни, и как? Явно уж не при помощи обычного процесса метаболизма. Мне почему-то подумалось: наверное, эта девушка питалась одной только ореховой скорлупой. Кто-то мог бы, пожалуй, назвать ее хорошенькой, пусть и немного необычной. А по мне, так наш старина Стэнтон выглядел куда нормальнее, чем эта девица.
— Милая, — обратился к ней Мори, — мы оставили Эдвина М. Стэнтона в доме папы Луиса.
— Он выключен? — сверкнула глазами юная леди, этот огонь впечатлил и напугал меня.
— Прис, — сказал я, — похоже, твои врачи в клинике разрыли могилу с монстром, когда выпустили тебя.
— Благодарю. — На ее лице не отразилось никаких чувств. Этот ее абсолютно ровный тон был знаком мне еще по прежним временам. Никаких эмоций, даже в самых критических ситуациях— вот манера поведения Прис.
— Давай приготовим постель, — попросил я Мори, — чтоб я мог лечь.
Вдвоем мы разложили кровать в гостевой спальне, побросали туда простыни, одеяла и подушку. Прис не изъявила ни малейшего желания помочь, она попросту вернулась к своей черепице в гостиной.
— И как долго она работала над своей мозаикой? — спросил я.
С тех пор, как приехала из клиники. Знаешь, первые две недели после возвращения она должна была постоянно показываться психиатрам в районном Бюро. Ее ведь фактически еще не
выписали, сейчас она на пробной адаптационной терапии, своего рода, свобода в кредит.
— Так ей лучше или хуже?
— Намного лучше. Я ведь никогда не рассказывал тебе, насколько плоха она была там, в старшей школе. Благодарение богу за Акт Мак-Хестона! Я не знаю, что с ней было бы сейчас, если бы болезнь не обнаружили своевременно. Думаю, она разваливалась бы на части из-за параноидальной шизофрении или вообще превратилась в законченного гебефреника[7]. Так или иначе, пожизненное заключение в клинике ей было бы обеспечено.
— Она выглядит довольно странно, — сказал я.
— А как тебе нравится ее мозаика?
— Нельзя сказать, чтоб она украсила твой дом…
— Что ты понимаешь! — рассердился Мори.
— Я спросила,
— Да, — ответил Мори. — Если только Джереми вновь не включил его, чтобы продолжить дискуссию о Спинозе.
— Интересно, насколько велик интеллектуальный багаж вашего протеже, — спросил я. — Если вы просто накачали кучу случайных сведений, боюсь, он ненадолго заинтересует моего отца.
Ответила мне Прис:
— Он знает все, что знал настоящий Эдвин М. Стэнтон. Мы исследовали его жизнь до мельчайших подробностей.
Я выставил их обоих за дверь, разделся и лег в постель. Мне было слышно, как Мори пожелал спокойной ночи дочери и поднялся к себе в спальню. Затем наступила тишина, нарушаемая лишь щелканьем в гостиной. Прис продолжала трудиться.
Где-то с час я лежал в постели, пытаясь заснуть. Порой мне это удавалось, но назойливое «щелк-щелк» вновь возвращало меня к действительности. В конце концов, отчаявшись, я включил свет, снова оделся, пригладил волосы и вышел из комнаты. Прис сидела все в той же причудливой позе йога, как и два часа назад. Огромная куча нарезанных плиток громоздилась рядом.
— Я не могу заснуть при таком шуме, — пожаловался я.
Плохо. — Она даже не подняла глаз.
— Я вроде бы как гость в вашем доме…
— Ты можешь пойти еще куда-нибудь.
— Я знаю, что это все символизирует, — во мне невольно нарастало раздражение. — Кастрацию тысяч и тысяч мужчин. Стоило ли ради этого покидать клинику? Чтобы сидеть здесь ночь напролет и заниматься подобной ерундой!
— Я просто делаю мою работу.
— Какую еще работу? Рынок труда переполнен, детка. Ты никому не нужна.
— Меня это не пугает, я знаю, что уникальна. У меня уже есть предложение от компании, занимающейся обработкой Эмиграции. Там большой объем статистической работы.
— Ага, будешь сидеть и решать, кто из нас может улететь с Земли, а кто нет!
— Ошибаешься, это не для меня. Я не собираюсь быть рядовым бюрократом. Ты слышал когда-нибудь о Сэме К. Бар- роузе?
— Нет, — ответил я, хотя имя показалось мне смутно знакомым.
— О нем была статья в «Лук». В возрасте двадцати лет он ежедневно вставал в пять утра, съедал миску размоченного чернослива и пробегал две мили по улицам Сиэтла. Затем возвращался домой, чтобы принять холодный душ, побриться, и уходил изучать свои книги по юриспруденции.
— Так он юрист?
— Уже нет, — ответила Прис. — Посмотри сам, вон там, на полке, копия журнала.
— Какое мне дело до этого? — проворчал я, но все же отправился, куда она мне указала.
Действительно, на обложке красовалась фотография мужчины с подписью:
Статья была датирована 18 июня 1981 года, то есть информация довольная свежая. Фотограф и впрямь захватил момент, когда Сэм Барроуз совершал утреннюю пробежку по одной из Центральных улиц Сиэтла. Серая футболка, шорты цвета хаки и совершенно невыразительные глаза. Как камешки, налепленные на лицо снеговика. Очевидно, широкая, на все лицо, улыбка призвана была компенсировать недостаток эмоций.
— Ты, наверное, видел его по телевизору, — сказала Прис.
— Точно, видел.
Я и в самом деле припомнил, что где-то с год назад видел Барроуза по ящику, и тогда он произвел на меня самое неприятное впечатление. Перед глазами встали кадры интервью, когда он, близко склонившись к микрофону, что-то очень быстро и невнятно бубнил.
— И почему ты хочешь работать на него? — спросил я.
— Сэм К. Барроуз — величайший биржевик из всех живущих ныне на Земле, — ответила Прис. — Подумай об этом.
— Наверное, именно поэтому мы все и бежим с нашей планеты, — заметил я. — Все риэлторы вынуждены сваливать, потому что здесь стало нечего продавать. Тьма народу, и ни клочка свободной земли.
И тут я вдруг вспомнил: Сэм К. Барроуз участвовал в земельных спекуляциях на государственном уровне. Посредством ряда успешных и вполне законных сделок ему удалось получить от правительства Соединенных Штатов разрешение на частные земельные владения на других планетах. Именно он собственноручно открыл дорогу на Луну, Марс и Венеру тем сотням хищников, которые сейчас с азартом рвали на части эти планеты. Да уж, имя Сэма К. Барроуза навечно войдет в историю.
— Так ты, значит, собираешься работать на человека, который умудрился загадить далекие девственные миры, — констатировал я.
Его маклеры, сидя в своих офисах по всей Америке, налево и направо торговали разрекламированными участками на Луне.
— Далекие девственные миры! — скривилась Прис. — Не более чем агитационный слоган консерваторов.
— Но правдивый слоган, — парировал я. — Послушай, давай разберемся. Предположим, ты купила их участок. И что бы ты с ним делала? Как жила бы там? Без воздуха, без воды, без тепла…
— Все это можно обеспечить, — заявила Прис.
— Но как?
— Это именно то, что делает Барроуза великим, — принялась она объяснять, — его предусмотрительность. Предприятия Барроуза, работающие день и ночь…
— Жульнические предприятия, — вставил я.
Прис заткнулась, и воцарилось напряженное молчание. Я попробовал зайти с другой стороны:
А ты когда-нибудь говорила с самим Барроузом? Поверь мне, одно дело создавать себе героя из парня, чья рожа светится с обложек журнала, и совсем другое — выбор работы. Я все понимаю: ты юная девушка, это так естественно — идеализировать человека, который открыл дорогу на Луну и все такое. Но подумай, ведь речь идет о твоем будущем!
— На самом деле я послала запрос в одну из его контор, — сказала Прис. — И указала, что настаиваю на личной встрече с Барроузом.
— Думаю, они рассмеялись тебе в лицо.
— Нет, они отправили меня в его офис. Он целую минуту сидел и слушал меня. Затем, естественно, вернулся к другим делам, а меня переадресовал к менеджеру по персоналу.
— И что же вы обсудили за эту минуту?
— Я просто смотрела на него, а он смотрел на меня. Ты же никогда не видел его в реальной жизни. А он невероятно привлекателен…
— На экране он был похож на ящерицу.
— Затем я сказала, что в качестве его секретарши могла бы ограждать его от домогательств тех бездельников, которые попусту тратят чужое время. Знаешь, я ведь умею быть жесткой. Это просто — включил-выключил. И в то же время я никогда не прогоню нужного человека, который действительно пришел по делу. Понимаешь?
— А письма? Ты умеешь вскрывать письма?
— Для этого есть машины.
— Это, кстати, то, чем занимается твой отец в нашей Компании.
— Я в курсе. И именно поэтому я никогда не стала бы работать у вас. Вы так малы, что почти и не существуете. Нет, я не смогла бы заниматься письмами или другой рутинной работой. Но я тебе скажу,
Что-то кольнуло меня в сердце.
— Мори это даже не пришло бы в голову, — продолжала Прис. — Банди — другое дело, он гений в своей области. Но, к несчастью, это идиот, чей мозг подточен гебефренией. Стэнтона сконструировала я, а он только построил. Согласись, это несомненный успех, то, чего мы добились. И нам не понадобились для этого никакие кредиты. Простая и приятная работа, как вот эта.
Она снова вернулась к своим ножницам.
— Креативная работа.
— А что делал Мори? Шнурки у него на ботинках завязывал?
Мори был организатором. А также занимался снабжением всего предприятия.
Меня преследовало ужасное чувство, что Прис говорит правду. Можно было бы, конечно, все проверить у Мори, но к чему? Я и так знал, что эта девочка абсолютно не умеет лгать. Здесь она, скорее всего, пошла в мать. Которую я, кстати, совсем не знал. Они развелись еще до того, как мы с Мори встретились и стали партнерами. Обычное дело — неполная семья.
— А как идут твои сеансы с психоаналитиком?
— Отлично. А твои?
— Мне они не нужны.
— Вот здесь ты ошибаешься, — улыбнулась Прис. — Не стоит прятать голову в песок, Луис. Ты болен не меньше меня.
— Ты не могла бы прерваться со своим занятием? Чтоб я мог пойти и заснуть.
— Нет, — ответила она. — Я хочу сегодня закончить с этим осьминогом.
— Но если я не посплю, у меня будет спад. Я просто вырублюсь.
— И что?
— Ну пожалуйста, — попросил я.
— Еще два часа. — Прис была неумолима.
— Скажи, а все, вышедшие из клиники, такие, как ты? — поинтересовался я, — Молодое поколение, так сказать, наставленное на путь истинный. Неудивительно, что у нас эта проблема с продажей органов.
— Каких органов? — пожала плечами Прис. — Лично у меня все органы на месте.
— Наши органы электронные.
— Только не мои. У меня все из плоти и крови.
— И что из того? По мне, так лучше бы они были электронные, глядишь, тогда б ты сама отправилась в постель и предоставила такую возможность гостю.
— Ты не мой гость. Позволь напомнить: тебя пригласил мой отец. И кончай толковать о постели или я сама это сделаю. Знаешь, я ведь могу сказать отцу, что ты гнусно приставал ко мне. Это положит конец вашему «Объединению МАСА», а заодно и твоей карьере. Тогда проблема органов, неважно — натуральных или электронных, — перестанет волновать тебя. Так вот, приятель, давай вали в свою постель и радуйся, что у тебя нет более важных поводов для беспокойства. — И Прис снова возобновила свое щелканье.
Мне нечего было ответить, так что после минутного раздумья я поплелся в свою комнату.
О, боже, подумал я, Стэнтон, по сравнению с этой девчонкой, просто образец теплоты и дружелюбия!