Девушка посмотрела на меня как на ненормальную.
— Слушать, дорогуша, — медленно проговорила она. — Раз, у меня нету бумажка, чтоб писать записка. Два, писать и не уметь ни фига, я только уметь рисовать брови. И три, эти ананас я есть сама.
Она сделала большие глаза и уставилась на меня.
Пока все это происходило, девушка, стоявшая в очереди второй — та, что была в лимонно-желтом сари, с пустым прозрачным пакетом, — стала в очереди первой. Она взяла трубку и стала что-то шептать на каком-то языке, звучавшем так, будто мотыльки тонут в меду. Я тихо похлопала ее по плечу, потянула за краешек ее сари и сказала ей:
— Пожалуйста, ты должна попробовать поговорить с ними
Девушка в сари глянула на меня и перестала лопотать на своем мотыльковом языке. Очень медленно и неуверенно, будто вспоминая слова, привидевшиеся ей во сне, она проговорила в телефонную трубку:
— Англия. Да, пожалуйста. Да, пожалуйста, спасибо, я хочу идти в Англию.
После этих слов девушка в лиловом платье с открытыми плечами наклонилась и почти прижалась носом к носу девушки в лимонно-желтом сари, постучала пальцем по ее лбу и, сложив губы, издала звук, похожий на тот, который получился бы, если бы рукояткой швабры постучали по пустому ведру.
— Бонг! Бонг! — произнесла она, глядя в упор на девушку в сари. — Ты уже есть в Англия, понимать? — И направила оба указательных пальца на линолеумный пол. — Это есть Англия, дорогуша, или ты не видеть? Прям тут, ага? Уже тут мы.
Девушка в желтом сари молчала, распахнув свои зеленые глаза, похожие на леденцовые луны. А девушка в лиловом платье — девушка с Ямайки — сказала:
— А ну дать-ка сюда.
Она выхватила телефонную трубку у девушки в сари и проговорила:
— Слушайте, ждите минутка, пожалста…
Но тут она умолкла и протянула трубку мне. Я приложила ухо к трубке, но услышала только длинный гудок. Я повернула голову к девушке в сари.
— Нужно сначала набрать номер, — сказала я. — Понимаешь? Сначала набери номер, а потом скажи таксисту, куда ты хочешь поехать. Хорошо?
Но девушка в сари только прищурилась и крепче прижала к себе свой пустой прозрачный пакет, будто испугалась, что я отберу его у нее, как другая девушка отобрала телефонную трубку. Девушка в лиловом платье повернулась ко мне.
— Ни фига так не получаться, дорогуша, — сказала она со вздохом. — Бог свои детишки звать домой скорей, чем этот деваха вызывать такси. — Она снова протянула мне телефонную трубку и добавила: — Ну-ка, лучше ты говорить.
Я указала на девушку, стоявшую в очереди третьей — ту, которая была в голубой футболке, синих джинсах, белых кроссовках и с полным пакетом документов.
— Как насчет нее? — спросила я. — Она стоит в очереди передо мной.
— Угу, — кивнула девушка в лиловом платье, — да только у нее нету ни фига
Я посмотрела на телефонную трубку. Она была серая и грязная, и мне стало немного страшно. Я посмотрела на девушку в лиловом платье.
— Куда ты хочешь поехать? — спросила я.
— Да на все четыре, — ответила она.
— Прошу прощения?
— Без разница, дорогуша.
Она это таким тоном произнесла, будто сделала мне большое одолжение.
— Доброе утро. Я хотела бы вызвать такси, пожалуйста.
— Вам кеб нужен?
— Да. Пожалуйста. Такси-кеб. Четыре пассажирки.
— Откуда?
— От центра временного содержания иммигрантов «Блэк Хилл». Это в Хай Истер, недалеко от Хелмс-форда.
— Знаю я, где это. А теперь послушай меня…
— Пожалуйста, все в порядке. Я знаю, вы не возите беженцев. Мы не беженки. Мы уборщицы. Мы тут прибираем.
— Уборщицы, говоришь?
— Да.
— Правду говоришь? А то ведь, если бы мне приплачивали по фунту за каждого гребаного иммигранта, который в такси садится, а потом не знает, куда ему ехать надо, и начинает моему водителю мозги конопатить своим суахили, а потом еще пытается сигаретами расплатиться, я бы сейчас в гольф играл, а не с тобой разговаривал.
— Мы уборщицы.
— Ладно. Ты-то точно говоришь не как беженка. Куда ехать-то?
Я запомнила тот адрес, который был указан на водительском удостоверении, лежавшем в моем прозрачном пластиковом пакете. Эндрю О’Рурк — белый мужчина, с которым я встретилась на берегу: он жил в Кингстоне-на-Темзе в английском графстве Суррей. Я проговорила в рубку:
— В Кингстон, пожалуйста.
Девушка в лиловом платье схватила меня за руку и зашипела:
— Ты что, дорогуша, того? Куда угодно, только не на Ямайка! Да меня там угробить в один момент, как только увидать!
Я сначала не поняла, почему она так испугалась, но теперь понимаю. Есть Кингстон в Англии, а есть еще Кингстон на Ямайке, только там совсем другой климат. Вот еще над чем потрудились ваши волшебники. У вас даже города с двумя хвостами.
— Кингстон? — переспросил тот мужчина, с кем я говорила по телефону.
— Кингстон-на-Темзе, — уточнила я.
— Так это же черт знает где, да? Это же в этом, как его…
— В Суррее, — подсказала я.
— В Суррее. Ага. Четыре уборщицы из гребаного Суррея, так, что ли?
— Нет. Мы уборщицы и живем поблизости. Но нас посылают на работу в Суррей. Нужно там прибраться.
— Наличка, безналичка? — устало спросил мужчина.
— Прошу прощения?
— Наличными платить будете или центр ваш гребаный деньги на счет переведет?
— Мы расплатимся наличными, мистер. Расплатимся, когда доедем.
— Только попробуйте не расплатиться.
Еще минуту я слышала его указания, а потом нажала на рычаг. Послышался гудок. Я набрала другой номер. Этот номер был указан на визитной карточке, которая тоже лежала в моем пластиковом прозрачном пакете. Карточка была мокрая, когда я подобрала ее, а потом высохла и покоробилась, и я не могла разобрать последнюю цифру — 8 или 3. Я набрала 8, потому что в моей стране нечетные числа приносят неудачу, а неудач мне и так уже хватало.
Трубку взял мужчина. Он был сердит.
— Кто это? Черт, сейчас шесть утра.
— Это мистер Эндрю О’Рурк?
— Да. А вы кто?
— Могу я приехать и повидаться с вами, мистер?
— Черт побери, да кто это говорит?
— Мы познакомились на пляже в Нигерии. Я вас помню очень хорошо, мистер О’Рурк. Я сейчас в Англии. Могу я повидать вас и Сару? Мне больше некуда поехать.
Мой собеседник долго молчал, потом кашлянул и расхохотался:
— Это чепуха какая-то! Кто это говорит? Предупреждаю, мне то и дело названивают какие-то чокнутые. Оставьте меня в покое, иначе вам не поздоровится. Моя газета за всем следит. Этот звонок вычислят, выяснят, кто вы такая, и вас арестуют. И вы будете не первая.
— Вы не верите, что это я?
— Просто оставьте меня в покое. Понятно? Слышать ничего не хочу. Это случилось черт знает как давно, и я ни в чем не виноват.
— Я приду к вам. Тогда вы поверите, что это я.
— Нет.
— Я больше никого не знаю в этой стране, мистер О’Рурк. Извините. Я просто говорю вам это, чтобы вы были готовы.
Мужчина перестал злиться. Он издал негромкий звук, будто ребенок, который боится того, что может случиться. Я повесила трубку и повернулась к другим девушкам. Сердце у меня стучало так часто, что я испугалась, как бы меня не стошнило прямо тут, на линолеумный пол. Другие девушки смотрели на меня нервно, с ожиданием.
— Ну? — произнесла девушка в лиловом платье.
— А? — отозвалась я.
— Такси, дорогуша! С такси-то чего?
— Ах да, такси. Он сказал, что кеб подъедет за нами через десять минут. Сказал, чтобы мы ждали снаружи.
Девушка в лиловом платье улыбнулась:
— Меня звать Йеветта. С Ямайка я. А от тебя бывать
— Меня зовут Пчелка.
— Это чего за имечко?
— Это мое имя.
— Да ты откудова родом-то? Где это девочка называть как какой-нибудь мошка?
— В Нигерии.
Йеветта расхохоталась. Смех у нее был заливистый и басовитый. Так смеются самые главные злодеи в фильмах про пиратов.
—
Телефонная трубка, лежавшая на рычаге, задребезжала.
—
Йеветта продолжала смеяться и тогда, когда мы вчетвером проходили мимо стола дежурного, к дверям. Дежурный офицер в этот момент оторвал глаза от газеты. Девушка «топлес» уже исчезла — офицер перевернул страницу. Я на ходу бросила взгляд на газету. Заголовок на новой странице говорил: БЕЗДОМНЫЕ ПОЕДАЮТ НАШИХ ЛЕБЕДЕЙ. Я посмотрела на дежурного, но он на меня смотреть не стал. Он прикрыл заголовок рукой, но сделал это так, будто ему нужно было почесать локоть. А может, ему и вправду было
Я обернулась и еще раз посмотрела на дежурного офицера, когда мы уже стояли перед дверями. Он провожал нас взглядом. Он выглядел очень маленьким и одиноким со своими тонкими запястьями, под лампами дневного света. Из-за этого света его кожа казалась светло-зеленой, такой цвет бывает у маленьких гусениц, когда они только вылупляются из яиц. Сквозь стекла в дверях в помещение вливался свет утреннего солнца. Офицер сощурился от этого света. Наверное, мы ему виделись просто фигурами. Он открыл было рот, словно собрался что-то сказать, но промолчал.
— Что? — спросила я. Мне представилось, что он сейчас скажет, что произошла ошибка. Я подумала: не стоит ли нам убежать? Мне не хотелось возвращаться назад. Я гадала, далеко ли мы успеем убежать и не погонятся ли за нами с собаками.
Дежурный офицер встал. Я услышала, как ножки стула, на котором он сидел, чиркнули по линолеумному полу. Офицер стоял чуть ли не по стойке смирно.
— Дамы… — проговорил он.
— Да?
Он посмотрел себе под ноги и тут же перевел взгляд на нас:
— Удачи вам.
И мы повернулись и пошли к свету.
Я распахнула двустворчатые двери и замерла. Меня остановил солнечный свет. Я чувствовала себя такой хрупкой после пребывания в центре временного содержания, что испугалась, как бы эти яркие лучи солнца не разрезали меня пополам. Я никак не могла сделать первый шаг.
— Ты чего застрять, Пт-челка?
У меня за спиной стояла Йеветта. Я всем заслоняла дорогу.
— Секундочку, пожалуйста.
Воздух пахнул мокрой травой. Этот запах ударил мне в лицо и ужасно меня напугал. Два года я ощущала только запах хлорки, моего лака для ногтей и дыма чужих сигарет. Ничего естественного. Ничего подобного. Мне казалось, что, если я сделаю хоть шаг вперед, сама земля всколыхнется и оттолкнет меня. Во мне теперь не осталось ничего естественного. Грудь у меня была туго обвязана, и я стояла в своих тяжеленных ботинках — не женщина и не девочка, существо, забывшее родной язык и выучившее ваш, существо, чье прошлое превратилось в прах.
— Да ты чего ждешь-то, дорогуша?