Помоги проекту - поделись книгой:
Илья Борисович Мощанский
Германо-итальянские боевые операции
1941–1943
Гибель в снегах
(Итальянские войска на территории СССР 3 августа 1941 года — 1 февраля 1943 года)
После начала победного наступления советских войск под Сталинградом 19 ноября 1942 года германское командование неоднократно пыталось спланировать и осуществить контрудар по частям Красной Армии, чтобы из района Среднего Дона деблокировать окруженную группировку 6-й и 4-й танковой армий вермахта. Дабы предвосхитить действия противника в районе Среднего и Верхнего Дона, войсками Юго-Западного и Воронежского фронтов последовательно были проведены операции по разгрому соединений 8-й итальянской армии, прикрывавшей этот участок обороны, а также действовавшие с ней немецкие, румынские и венгерские войска.
Поход в Россию
Ко времени вступления Италии во Второй мировую войну, 10 июня 1940 года, в боевом расписании ее армии числилось 67 дивизий. Из них 43 — пехотные и частично моторизованные и 24 — специального назначения: бронетанковые, моторизованные, альпийские, колониальные армейские и моторизованные дивизии кавалерии. Но только 16 дивизий были полностью вооружены и экипированы, хотя и не до конца укомплектованы личным составом. В отличие от армий большинства стран — участниц Второй мировой войны итальянские дивизии были двухполковыми и скорее напоминали пехотные бригады, усиленные артиллерией и другими видами дивизионного вооружения. Все это затрудняло маневр в глубину и ограничивало способность итальянских дивизий к созданию эшелонированной обороны. Как острили в среде итальянских военных, единственное преимущество двухполковых дивизий заключалось в создании большого количества генеральских должностей.
Однако из всех союзников Германии в Европе только Италия имела вооруженные силы, способные решать самостоятельные задачи на различных ТВД без значительной германской военно-технической помощи. Бронетанковые силы итальянской армии на 10 июня 1940 года состояли из трех бронетанковых дивизий (divisione corazzata): 131 тд «Чентауро», 132 тд «Ариэте», 133 тд «Литторио» и Отдельной танковой бригады (Brigata Corazzata Speciale), в 1940–1941 годах находившейся в Северной Африке. Каждая из дивизий состояла из полка берсальеров (моторизованная пехота), танкового полка (164 танкетки семейства L3), артиллерийской части на мехтяге и подразделений обеспечения. Кроме крупных соединений, в составе итальянской армии существовали сводные полковые танковые группы (Raggruppomento) и отдельные танковые батальоны, придававшиеся пехотным соединениям. Практически все из вышеперечисленных частей находились или готовились к отправке в Северную Африку. Военная промышленность Италии, с трудом восполнявшая потери материальной части, не могла обеспечить укомплектование новых танковых соединений.
За год, прошедший с момента нападения на Францию, до присоединения к агрессии против Советского Союза, положение в итальянской армии не изменилось, поэтому посылка даже одного корпуса на новый фронт была довольно затруднительна для Италии. Тем более что этому корпусу предстояло действовать совместно с лучшими дивизиями германской армии, хорошо оснащенными и натренированными в молниеносных походах.
Но Муссолини по-своему заботился о национальном престиже: 15 июня 1941 года, когда впервые зашел разговор о подготовке экспедиционного корпуса, он сам наметил его состав — бронетанковая дивизия, механизированная дивизия и дивизия гренадеров. Гренадеры входили в корпус, которым командовал король, и на этом основании не пользовались расположением дуче. Но в этом случае Муссолини решил поступиться личными симпатиями. «Гренадеры высокого роста, — сказал он. — Они хорошо представят нашу расу».
Однако жизнь заставляла вносить коррективы в предначертания дуче. На совещании, созванном вскоре в генеральном штабе, выяснилось, что подготовить бронетанковую дивизию, достойную подобного названия, не представляется возможным. Действительно, новые танки M13/40 с пушкой калибра 47 мм были как воздух необходимы итальянским танковым соединениям в Африке, так как Германия, занятая операциями на советско-германском фронте, не могла позволить себе дальнейшее увеличение танковой группировки Африканского корпуса вермахта. Поэтому было выдвинуто предложение дополнительно механизировать имеющиеся пехотные и кавалерийские дивизии, чтобы они могли эффективно взаимодействовать с немецкими танковыми дивизиями. Итальянские генералы справедливо рассудили, что трехтонные танкетки L3 по вооружению и бронезащищенности не идут ни в какое сравнение с сорокатонными немецкими и пятидесятитонными русскими танками. Кроме того, было очевидно, что гренадерская дивизия, столь хорошо выглядевшая на военных парадах, по уровню механизации и вооружения совершенно не подходила для современной войны: высокий рост солдат этой дивизии не мог компенсировать отсутствие в ней автомашин. В итоге было принято решение включить в состав экспедиционного корпуса две пехотные дивизии: «Пасубио» и «Торино», а также дивизию кавалерии «Челере», носившую имя принца Амедео герцога Аосты, и легион чернорубашечников М.V.S.N. «Тальяменто». Кроме того, корпусу придали авиационную группу, состоявшую из транспортных самолетов и эскадрильи истребителей.
9-я пехотная дивизия «Пасубио» находилась под командованием генерала Витторио Джиованелли, а 52-я моторизованная дивизия «Торино» — под командованием генерала Луиджи Манци. Обе дивизии были организованы согласно штату 1940 года (по другим данным, 1938 года. —
Структура 9-й моторизованной дивизии «Пасубио» приводится автором достаточно подробно, чтобы показать читателям реальные возможности подобного соединения. Дивизия состояла из 79-го и 80-го пехотных полков (оба назывались «Рома». —
Состав частей и подразделений, входящих в дивизию «Торино», был следующий: 81-й и 82-й пехотные полки, 52-й артполк, дивизион ПВО, 26-й и 52-й минометные дивизионы, 52-я и 171-я танкоистребительные батареи, 52-й инженерный батальон, 52-й медицинский взвод, 56-й автомобильный взвод, 52-й взвод обеспечения топливом, 66-й взвод карабинеров.
Третья дивизия под наименованием «Челере» (Celere — конная. —
Каждый из кавалерийских полков состоял из 4 эскадронов и пулеметного батальона. Полк берсальеров имел в своем составе батальон мотоциклистов, 2 батальона моторизованной пехоты, противотанковую роту и подразделение бронеавтомобилей. По своему оснащению и составу 3-я моторизованная дивизия кавалерии «Челере» соответствовала требованиям к механизированному соединению.
Все эти дивизии ранее были приданы армии «По», созданной в 1938 году в качестве «ударной армии немедленного использования». Армия оснащалась наиболее современным оружием, а ее штаты были укомплектованы в соответствии с требованиями военного времени. Фашистская пропаганда, не колеблясь, называла эту армию «самым потрясающим современным соединением», которое сочетает в себе «максимум огневой мощи и подвижности». Газеты называли ее «жемчужиной итальянской армии», рожденной «концепцией молниеносной войны Муссолини». Однако итальянский историк Валори, присутствовавший на предвоенных маневрах, вспоминал, как во время наступления танки шли в атаку в колоннах: было ясно, что экипажи не были обучены действовать в развернутом строю. Это зрелище вызвало немалое веселье среди иностранных военных атташе.
1 июля 1941 года на рабочем столе Муссолини лежал полный отчет о ходе подготовки дивизий. Начальник Генерального штаба генерал Каваллеро (иногда пишут Кавальеро. —
Ценность указаний «первого маршала империи» не превышала ценности автографа, ибо его железная воля, столь решительно проявлявшаяся на бумаге, не могла преодолеть слабости военной промышленности. Значительное количество транспорта итальянская армия уже потеряла в Греции и Африке. Для снаряжения дивизий на Восточный фронт военным властям пришлось широко прибегнуть к реквизициям, но и они не давали возможности полностью моторизировать экспедиционный корпус.
Едва первая дивизия экспедиционного корпуса была готова к отправке, Муссолини, прервав свой летний отдых, прилетел в Верону, чтобы осмотреть ее. По мнению дуче, дивизия была подготовлена превосходно. Немецкий военный атташе Рентилен позволил себе не согласиться, но его возражения Муссолини оставил без внимания. Большое значение Муссолини придавал выбору названия экспедиционных сил, которые должны были прославить фашистскую армию на Восточном фронте. Одно время предполагалось утвердить название «итальянский антисоветский корпус» (сокращенно — КАИ). Однако в последний момент кто-то заметил, что КАИ уже имеется — «итальянский альпийский клуб». Пришлось отказаться от политического наименования и согласиться на вариант, предлагаемый военными, — «итальянский экспедиционный корпус в России» (Corpo Spedizione Italiane in Russia) — сокращенно C.S.I.R.
Командование корпусом принял генерал Дзингалес. Ознакомившись с состоянием дивизий, он направился в генеральный штаб, требуя их усиления: замена легких танков средними, резкое увеличение противотанковых орудий, минометов и автоматического оружия. Однако Муссолини, к которому Каваллеро специально прилетал на пляж в Риччоне, на этот раз оказался глух. «Передайте Дзингалесу, что с этого момента он может просить у меня для своих людей только ордена и медали», — сказал он заранее приготовленную фразу. Об оружии не было сказано ни слова.
План посылки второго корпуса пришлось отложить до лучших времен. Тем временем 10 июля 1941 года 3 дивизии первого корпуса начали свое движение: 225 эшелонов через всю Европу везли на Восток 62 тысячи итальянцев — 2900 офицеров и 59 тысяч рядовых. Но подвижный состав срочно собранный по всей Италии, не был подготовлен для столь дальнего путешествия: один из эшелонов на горном перевале Бреннера разорвался пополам, и 15 солдат дивизии «Пасубио» выбыли из строя. Экспедиционный корпус понес потери, еще не покинув пределов Италии.
Наиболее выдающимся событием в пути была смена командующего экспедиционным корпусом. Генерал Дзингалес заболел, и на его место был назначен генерал Мессе — представитель той части итальянской военной верхушки, которая безоговорочно выполняла указания фашистского режима. Прослужив после Первой мировой войны некоторое время адъютантом короля, он участвовал затем во всех захватнических походах Муссолини. Во время войны в Абиссинии Мессе был уже бригадным генералом, а за участие в войне против Греции получил чин корпусного генерала. Июнь 1941 года застал его в должности командующего «специальным корпусом» на Балканах. В своих мемуарах о нападении на СССР Мессе позднее писал: «Немецкая атака в июне 1941 года, по тому, как она была задумана и осуществлена, обладала всеми характерными чертами агрессии». Тем не менее назначение, которое делало его непосредственным участником, Мессе принял в 1941 году с явным удовольствием. Он отправился из Италии, не имея представления о том, как его корпус будут использовать немцы. Подразумевалось, что он будет действовать как самостоятельная боевая единица, находящаяся в оперативном подчинении немецкой армии. Первые дни пребывания в России говорили об обратном. Командование 11-й немецкой армии, в которую был включен итальянский корпус, дало понять, что намеревается распоряжаться прибывающими дивизиями и частями по своему усмотрению.
Недостаточная подвижность итальянских дивизий путала все планы германского командования. Командующие немецкими армиями отдавали итальянскому корпусу приказы, но эти приказы в срок не выполнялись. 11-я армия в момент прибытия КСИР была расположена на Днестре, готовясь осуществить охватывающий маневр между Днестром и Бугом, действуя главным образом своим правым крылом.
Итальянский корпус должен был сконцентрироваться на Днестре у Ямполя в качестве армейского резерва. Движение началось 30 июля. Поскольку автотранспорта хватало для одновременной переброски только одной дивизии, вперед выдвинулась «Пасубио». Дивизия «Торино» последовала за ней пешим порядком. Пошли дожди, дороги размокли, и дивизия «Пасубио» завязла в грязи. Колонны итальянского корпуса, растянувшись на сотни километров, вышли из-под контроля своего командующего.
В это время немецкое командование вывело итальянский корпус из состава 11-й армии и передало его бронетанковому корпусу 1-й танковой группы фон Клейста, двигавшемуся к переправам через Днепр между Запорожьем и Днепропетровском. Итальянцы, боровшиеся с дорожными невзгодами, не смогли участвовать в этой операции. Тогда Клейст приказал корпусу прибыть 29 августа 1941 года на Днепр и сменить немецкие части гарнизонной службы, освободив их для выполнения активных задач.
Только 3 августа основные силы 3 итальянских дивизий, наконец, вышли к Днепру и заняли оборонительный сектор в 150 км. Они еще не участвовали в боях, но уже выглядели потрепанными. Пехотинцы «Торино» прошли пешком 750 км и выглядели хуже всех. Такой же путь проделали нагруженные до предела мулы. Автомобильный парк после езды по размытым дорогам понес значительный ущерб.
В это время Гитлер пригласил Муссолини на Восточный фронт. Муссолини прибыл в сопровождении начальника Генерального штаба Каваллеро, начальника кабинета министерства иностранных дел Анфузо и посла в Берлине Альфьери.
Гитлер и Муссолини направились на перекресток дорог в 18 км от Умани, где был назначен смотр итальянским частям, двигавшимся на фронт. Муссолини стоял в открытой машине рядом с Гитлером, принимая парад проходящих частей. Муссолини считал, что настал его черед, и надеялся показать Гитлеру блестящую дивизию, полную боевого духа. Однако с трудом подготовленный спектакль не удался. На бортах проезжавших грузовиков были ясно видны плохо закрашенные надписи фамилий бывших владельцев: «Пиво Перрони», «Братья Гондрад» и т. д. Мотоциклисты-берсальеры, с петушиными хвостами на стальных шлемах, ехали по скользкой дороге, широко расставив ноги, что придавало им комичный вид. Немцы взирали на эту картину с мрачными и насупленными лицами. Они никак не реагировали на восхищенные возгласы итальянских коллег, будучи убеждены, что эти чернявые солдатики разбегутся при первом же выстреле.
Визит Муссолини не оказал заметного влияния на судьбу солдат экспедиционного корпуса, продолжавших месить грязь на осенних дорогах Украины. К середине сентября итальянские дивизии сосредоточились у Днепропетровского плацдарма, где силы 7-й немецкой армии, натолкнувшись на сопротивление, были остановлены. Командующий 1-й танковой группой фон Клейст приказал бронетанковым дивизиям форсировать Днепр у Кременчуга и, двинувшись на север, окружить советские войска, которые прикрывали путь на Полтаву. Итальянцы были введены в действие, когда советские дивизии уже начали отход. Части корпуса провели несколько операций местного значения: за период активных боевых действий с 22 сентября по 1 октября итальянский корпус потерял 87 человек убитыми и 190 ранеными.
Бой у Петриковки, в котором участвовали преимущественно итальянские части, вошел в историю корпуса как его первая самостоятельная операция. Муссолини направил своим войскам поздравление. В свою очередь Гитлер поздравил Муссолини. При этом его послание содержало намек на подсобную роль итальянцев: «Удар Клейста для создания плацдарма у Днепропетровска дал возможность также и вашим дивизиям с успехом провести собственную боевую операцию». Приказ командующего корпусом Мессе отличался пышностью и риторическими оборотами, характерными для фашистского стиля: «С гордостью командующего, — писал он, — я выражаю восхищение в связи с тем, что экспедиционный корпус показал несокрушимое единство, энергию и волю, полное сознание, что он представляет за рубежом страну, идущую к великому будущему». Однако официальные восторги явно не соответствовали масштабам проведенной операции и положению корпуса.
В тот период перед ним нависла реальная угроза окончательно превратиться в тыловую часть. 2 октября 1941 года Гитлер обратился к войскам действующей армии с приказом о начале наступления по всему фронту для нанесения Красной Армии сокрушительного удара. 8 октября 1-я танковая группа фон Клейста получила приказ двигаться на Сталино, Таганрог и Ростов. Итальянский корпус должен был прикрывать левый фланг армии, двигаясь по Донбассу в направлении Павлоград — Сталино. Однако темпы продвижения, которые намечались для КСИР, были для него явно непосильными. «С самого начала, — писал генерал Мессе, — немцы показали, что они не желают понять реальные возможности нашего корпуса. Название „моторизованные“ означало лишь, что пехота этих дивизий обучена передвижению на автомашинах, но она не имела автотранспорта. Специальные соединения, как их называли до войны, на деле не обладали достаточным количеством автомашин и обозначались как „автоперевозимые“; это была одна из гениальных находок преувеличения нашей пропаганды. Я всячески убеждал немцев зачеркнуть на их картах колесики на условных знаках наших дивизий»[2].
Хотя Мессе и стремился показать, что в возникших недоразумениях повинны непонятливые немцы, даже из его слов ясно, что большую часть ответственности несет итальянский генеральный штаб, механизировавший свои дивизии на бумаге. Как бы там ни было, но задача, поставленная перед корпусом, оказалась ему не по плечу. Мессе направил фон Клейсту протестующее письмо, где указал свой собственный план движения дивизий, наметив рубежом реку Донец. Немецкое командование заметило, что итальянский корпус является частью германской армии и поэтому «обязан подчиняться приказам вышестоящих штабов, так же как любой корпус вермахта».
Результатом этой перепалки было ограничение задач итальянского корпуса. Двигаясь в заданном направлении, он далеко отстал от немецких дивизий. До самого Сталино (ныне Донецк. —
После того, как 1-я германская танковая группа Клейста заняла Сталино, итальянский корпус получил указание двигаться по направлению Горловка — Никитовка — Трудовая. В Никитовке и Горловке итальянские дивизии столкнулись с сопротивлением арьергардов Красной Армии и партизанских отрядов. В Никитовке один итальянский полк даже попал в окружение, потеряв на несколько дней связь с основными силами. Итальянский корпус понес относительно большие потери — около 150 человек убитыми и 700 ранеными. Можно было думать, что период беспрепятственного продвижения вперед подходил к концу. Очередной приказ командования немецкой 1-й танковой группы — продвинуться вперед до Городища для восстановления контакта с выдвинувшимся 17-м немецким корпусом — итальянцами выполнен не был.
Так или иначе, но итальянский корпус окончательно остановился 14 ноября, ограничившись занятием населенного пункта Хацапетовка. Мессе отдал приказ корпусу приступить к фортификационным работам и готовиться к зимовке. Новые усилия генерала фон Клейста заставить Мессе двинуться вперед, до станции Дебальцево, чтобы выпрямить линию фронта и укрепить связь с 17-м корпусом вермахта, ни к чему не привели.
В известной мере упрямство Мессе было вызвано объективными трудностями, о которых он так много писал. К этому времени дивизии КСИР прошли в среднем по 1300 км: из них 1000 км — догоняя немецкие войска от румынской границы до Днепра и 300 км — по Донбассу. Длительное продвижение по Украине и первые бои подтвердили, что материальная часть итальянского корпуса уступает немецкой. Пулеметы «Бреда M1930» и винтовки «Кариано М1938» засорялись и требовали непрерывной чистки. Гранаты ОТО, «Бреда» и SRCM 35-й модели, помимо небольшой боевой мощи, попадая на мягкую почву, в грязь и снег, как правило, не взрывались. Пистолетов-пулеметов «Беретта M1938» и 20-мм противотанковых ружей «Солотурн S-18/100» в войсках было совершенно недостаточно. Артиллерия, особенно противотанковая, была слишком малого калибра. Во время пробных стрельб по подбитому советскому танку Т-34 снаряды 47-мм итальянских пушек модели «47/32» лишь оставляли на броне небольшие вмятины или рикошетили и с громким воем уходили в небо.
Особенно плачевно обстояли дела с автопарком. Подвеска грузовиков совершенно не выдерживала тряски по российским грунтовым дорогам. Покрышки не имели достаточного сцепления с грунтом, и даже после небольшого дождя автоколонны начинали буксовать. Открытые кабины заставляли итальянских водителей задыхаться от пыли летом и мерзнуть зимой. Пестрота марок реквизированных машин крайне затрудняла их ремонт. Мотоциклы берсальерских батальонов значительную часть пути проделали на телегах и в кузовах грузовиков, так как распутица сделала их применение невозможным.
В то же время солдаты 52-й дивизии «Торино», значившейся в немецких документах моторизованной, прошли от румынской границы почти 1300 км пешком. Это вызвало у участников похода ассоциации с картинами средневековых войн, когда, отправляясь на войну, конные немецкие рыцари окружали себя пехотой, набранной среди своих вассалов.
Итальянский корпус, не участвуя в серьезных боях, столкнулся с трудностями, которые превосходили все предполагающиеся при его отправке. Причины этого заключались как в общих недостатках итальянской армии, так и в том, что немецкое командование, без всякого энтузиазма согласившееся на сотрудничество с войсками своего союзника, выделяло ему снабжение в последнюю очередь. Жалобы итальянского руководства на злую волю германского командования были обоснованны лишь частично: немецкая армия в эти месяцы сама испытывала острый недостаток в некоторых видах снабжения, в частности горючего.
Уже в первые месяцы войны у итальянских солдат и офицеров появились серьезные сомнения в том, что речь идет об увеселительной прогулке, которую обещала им фашистская пропаганда.
Наступление зимы осложнило положение итальянского экспедиционного корпуса. Правда, итальянские дивизии расположились в местности, где имелось достаточно помещений для расквартирования. Итальянское интендантство разместило заказы в Румынии на изготовление меховых полушубков и теплого белья. Однако русские морозы доставили много неприятностей итальянским солдатам в эту первую зиму.
Заказанное в Румынии теплое обмундирование начало поступать на фронт только после 15 декабря, причем оно выдавалось лишь офицерам и часовым для несения караульной службы. Большая часть солдат продолжала ходить в широких и коротких шинелях, совершенно не приспособленных к морозной погоде. Наиболее уязвимым местом обмундирования была обувь. Армейские ботинки, подбитые согласно требованиям итальянского устава 72 гвоздями, на морозе моментально обледеневали и сжимали ноги ледяными тисками. Между гвоздями набивался снег, что заставляло солдат поминутно заниматься эквилибристикой. Это вызывало насмешки деревенских жителей и недовольство итальянских офицеров.
Ботинки национальной армии, эффективные в гористой местности, не выдерживали конкуренции с немецкими сапогами и тем более с русскими валенками. Упоминание о русских валенках является обязательным элементом всех воспоминаний участников войны. Историк Валори подробно описывает, что такое валенки, и под конец меланхолически замечает: «Это непревзойденная обувь, теплая и удобная… Если бы эта обувь была распространена среди наших войск, скольких обморожений можно было бы избежать».
Начиная с ноября тон показаний итальянских пленных, захваченных советскими войсками, заметно изменился: в протоколах допроса невозможно найти оптимистических высказываний о судьбе войны, совершенно исчезли нотки превосходства, которые поначалу проскальзывали в ответах офицеров.
Пропали заявления о высоких боевых качествах корпуса. Зато участились похвалы в адрес Красной Армии, ее вооружения и снаряжения ее солдат. Основным объяснением упадка боевого духа было нежелание солдат воевать за чуждые и непонятные им цели. «Когда итальянский солдат знает, за что он воюет, — говорил берсальер 3-го полка дивизии „Челере“, — он воюет неплохо, как это было во времена Гарибальди. В этой же войне солдаты не только не знают, за что они воюют, но они не желали и не желают этой войны. Поэтому они только и думают о том, как бы вернуться домой». Все без исключения пленные говорили об упадке дисциплины в своих частях, причем большинство выражало недовольство своими офицерами, которые плохо подготовлены тактически и слабо занимаются с солдатами. Многие жаловались на питание, и особенно на недостаток зимнего обмундирования.
Первые неудачи немецкой армии осенью 1941 года, слухи, которые просачивались к солдатам, играли важную роль в упадке настроения. «Официальных сообщений о том, что немцы оставили Ростов, не было, — говорил в декабре пленный младший лейтенант из дивизии „Челере“. — Однако среди офицеров и солдат ходят слухи, что немцы под Ростовом потерпели поражение и отошли. Ходят также слухи о поражении немцев под Москвой. Эти слухи оказывают огромное воздействие. Мы все более начинаем понимать, что эта война для нас бесперспективна».
Пленные охотно заявляли о враждебности или равнодушии к фашизму, связывая это с отрицательным отношением к войне. «Я ничего не понимаю в политике, но я решительно против войны, говорил солдат 80-го полка дивизии „Торино“. — Ничего она нам не принесла и не принесет. Пусть воюют немцы. Меня заставили пойти на войну, но ничего хорошего я в ней не вижу. Я не за Муссолини и не против него. Если без его падения война не может кончиться, пусть он падет, лишь бы прекратилась война. Разговоров о победе у нас почти не слышно. Раз мы нигде не побеждаем, как мы победим здесь?»[3]
Упадок боевого духа коснулся не только армейских частей, но распространился также и на чернорубашечников, которых Муссолини считал наиболее крепким ядром итальянской армии. «Солдаты открыто выражают недовольство войной, плохим питанием и недостатком обмундирования, — говорил лейтенант легиона „Тальяменто“, взятый в плен в декабре 1941 года. — До этого наш батальон в боях не участвовал и не имел больших потерь. Однако солдаты панически боятся партизан. Ходит слух, что в районе Сталино действует отряд в 2 тыс. человек».
Другой офицер из того же легиона «Тальяменто» жаловался на плохое настроение солдат, которые мерзнут и голодают. Солдаты открыто читают советские листовки и совершенно определенно ждут окончания войны. Основная причина столкновений с немцами, по его словам, это соперничество при захвате продовольствия. Немецкие коменданты стремятся все прибрать к рукам, ничего не оставляя союзникам. Офицер сообщил также, что ему известно пять случаев перехода итальянских солдат на сторону русских за последний месяц.
Появление дезертиров и перебежчиков служило одним из важных показателей ухудшения морального состояния итальянских войск. В своих мемуарах маршал Мессе категорически утверждал: «За все время существования экспедиционного корпуса в нем не наблюдалось ни одного случая дезертирства». Однако материалы штабов советских соединений, действовавших против итальянского корпуса, опровергают заявление итальянского командующего и подтверждают слова офицера из легиона «Тальяменто».
Уже в осенние месяцы 1941 года в расположение советских войск стали попадать дезертиры и перебежчики. Один из таких солдат говорил во время допроса: «Я знаю, что из моей дивизии дезертировало несколько человек, — они скрываются у русских женщин в городе Орджоникидзе. Я знаю такие случаи, когда за дезертирство расстреливали. В моей батарее были ребята, готовые каждую минуту бросить оружие».
Случаи дезертирства и добровольной сдачи в плен пока были еще исключением. Да и трудно было дезертировать, находясь за тысячи километров от родины, в чужой стране. Кроме того, фашистская пропаганда убеждала итальянцев, что все попадающие в руки Красной Армии солдаты противника подвергались пыткам и расстреливались. Солдаты видели, как обращаются немцы с советскими военнопленными, и думали, что Красная Армия будет платить той же монетой. И если все же находились в таких условиях люди, предпочитавшие окончить войну дезертирством, то это говорило о серьезных явлениях в дивизиях, посланных Муссолини на Восточный фронт.
Существует мнение, что показаниям военнопленных нельзя доверять, поскольку положение заставляет их говорить то, что может благоприятно повлиять на их судьбу. В данном случае имеется возможность сравнить показания итальянских военнопленных с показаниями немецких солдат, захваченных в тот же период. Это солдаты 97, 98-й и 111-й немецких дивизий, которые были расположены рядом с итальянским корпусом.
Показания немецких солдат и офицеров подтверждали сведения об ухудшении отношений между немецкой армией и войсками союзников. Один солдат 97-й немецкой дивизии говорил: «Старая немецкая пословица гласит: сохрани нас бог от друзей наших, а с врагами мы как-нибудь сами справимся. Первая половина поговорки относится к нашим союзникам. Мы смеемся при виде итальянцев. Как солдаты они никуда не годятся, скорее это пушечное мясо. Нам запрещено вступать с ними в близкие отношения. В начале войны мы еще держались вместе, но теперь этого уже нет. С помощью этих союзников мы войны не выиграем, а проиграть ее и сами сумеем». Другой солдат из 111-й дивизии пояснял: «С этими союзниками одни мучения. Только напакостят, а мы должны поправлять их дела. И в самом деле, зачем им драться, — у них нет для этого никаких причин»[4].
В документах штабов советских войск указывалось на две основные группы причин, объясняющих это положение. Во-первых, осознание итальянцами бесцельности войны. В сводке о политико-моральном состоянии итальянских дивизий говорилось: «Итальянский народ не питает враждебных чувств к народам Советского Союза. Большинство солдат и часть офицеров итальянской армии считают, что эта война не нужна Италии». И далее: «Несмотря на пышные проводы в Италии и громкие речи, уже тогда значительная часть солдат и некоторые офицеры считали, что Италии нет никакого смысла воевать против Советского Союза. После перенесенных потерь и затяжки войны ее бессмысленность стала особенно очевидной».
Вторая группа причин — лишения, связанные с наступлением осени и зимы.
В качестве одного из показателей антивоенных настроений итальянских солдат и офицеров указывалось, что они охотно обращались к своим товарищам с призывом сдаваться в плен. В зимний период 1941/1942 года штаб Юго-Западного фронта издал большое количество листовок, подписанных итальянскими военнопленными. Среди них фигурируют такие, как «Обращение 64 пленных итальянских солдат и офицеров», «Обращение 7 итальянских офицеров» и т. д. Из попадавших в плен в то время солдат многие имели при себе листовки или своими ответами показывали, что они их читали, несмотря на строгое запрещение.
Первые морозы угнетающе подействовали и на офицеров экспедиционного корпуса, в том числе и на тех, кто пустился в поход по собственной воле. Проведя 3 месяца на советском фронте и получив право на нашивки за участие в Восточной кампании, некоторые из них решили, что могут убраться восвояси. Один из унтер-офицеров 80-го полка «Рома» дивизии «Пасубио» рассказывал: «За последнее время у нас произошли изменения в командном составе. Большинство прежних командиров отправились в Италию по болезни и по другим неизвестным мне причинам. Уехал в Италию и командир полка полковник Кьяромонти. У него что-то случилось с глазами…»
Недомогание командира 80-го полка Кьяромонти, как и некоторых других, не оказалось слишком серьезным. Возвратившись в Италию, он благополучно дослужился до генеральского чина. Выйдя в отставку, Кьяромонти поселился в родной Сицилии и через двадцать лет после окончания войны выступил с рассказами о своих подвигах на полях Украины. Повествуя о бое под Никитовкой, где 4 тысячи итальянцев под его командованием якобы успешно противостояли атакам 20 тысяч русских, он описывал действия молодого пулеметчика, тоже сицилийца, не называя, правда, его фамилии. По словам Кьяромонти, этот пулеметчик был дважды ранен и оставался в строю. В третий раз осколок снаряда начисто оторвал ему правую руку выше локтя. Однако, зажав спуск челюстями, пулеметчик продолжал вести огонь до тех пор, пока от вибрации оружия у него не вылетели все зубы. «Я лично собирал эти прекрасные белые зубы молодого южанина, рассыпанные вокруг треножника на снегу», — патетически закончил свое повествование генерал в отставке.
У бывшего командира 80-го полка «Рома» было достаточно времени для того, чтобы на досуге составить описание своих подвигов, пусть даже и не всегда укладывающихся в рамки правдоподобия. Этого времени не было у командира 3-го берсальерского полка полковника Каретто, погибшего в донских степях. Однако остались письма полковника, которые рисуют картину, гораздо более реалистическую, чем это делает его сицилийский коллега. Кадровый военный с хорошим образованием, Каретто, уже будучи в чине полковника, отказался вступить в фашистскую партию, хотя это и грозило ему осложнениями по службе. Он часто писал своей семье, подробно и откровенно — в рамках, дозволенных цензурой, — рассказывая о своих впечатлениях. Его письма хорошо иллюстрируют первую фазу действий экспедиционного корпуса.
«Между двумя реками — Бугом и Днепром, — писал полковник Каретто 17 августа, — нам не пришлось сражаться: немцы все сделали за нас. Полк движется вперед, но скольких усилий стоит сохранить дисциплину и заставлять уважать чужую собственность! К сожалению, не все находятся на высоте положения, и не все понимают это так, как я…»
Полк, которым командовал Каретто, первым отличился в боях, освободив под Никитовкой авангард, попавший в окружение. Командир полка был награжден военной медалью. Однако тон его писем продолжал оставаться пессимистичным. «Мы еще держимся, в отличие от других, которые, выражаясь военным языком „отметились“ и уехали или собираются уехать домой».
Впрочем, как вскоре выяснилось, офицеры берсальерского полка также оказались подверженными общему настроению. Сообщая, что недавно полк посетили немецкие генералы во главе с фон Клейстом, Каретто писал жене 16 января 1942 года: «Вообще немецкие генералы появляются здесь чаще, чем наши. У нас царит нечто вроде повального бегства: кто уезжает из-за обморожений, кто из-за болезни живота, кто по семейным обстоятельствам и т. д. Если и дальше так пойдет дело, то через 3 месяца в полку останусь я, еще несколько человек, полковое знамя и павшие в боях, которых не так уж мало».
Награждение полка, которым командовал Каретто, золотой медалью вызвало у него гордость за своих солдат. Однако его возмущало преувеличение фашистской пропаганды: «Вчера у нас был журналист из „Коррьере делла Сера“. Вообще в корреспонденциях о 3-м полке недостатка не ощущается. Почти все газеты „воспевают“ наши подвиги. Сколько риторики и сколько вранья! Ах, если бы можно было сказать правду!!! Полк от этого не пострадал бы, но зато другим пришлось бы плохо». Полковник Каретто писал о том, как скучает по дому, и строил планы тихой семейной жизни после войны. Однако он не стал искать предлога для «легального дезертирства» с фронта. Каретто погиб летом 1942 года на высоте 197, у берега Дона.
В середине ноября генерал Мессе решил выпрямить линии расположения своих дивизий, для чего необходимо было занять станцию Хацапетовку на линии Дебальцево — Малая Орловка. Операция была поручена итальянским частям. Во главе передовой колонны шел известный нам полковник Кьяромонти. Подойдя к станции Трудовая 7 декабря 1941 года, Кьяромонти обнаружил, что силы русских превосходят его колонну, и решил отойти обратно, к Никитовке. Здесь он попал в окружение. Шесть дней части, которыми командовал Кьяромонти, провели в осаде. С первых же дней он стал просить помощи у немцев, а не у собственного командования. Однако отчаянные призывы остались без ответа: немцы не двинулись со своих позиций.
Лишь 13 декабря, когда к Никитовке подошли итальянские полки, в том числе берсальерский полк Каретто, сильно поредевшей колонне Кьяромонти удалось уйти из Никитовки. Дивизия «Торино» понесла в этом бою серьезные потери — из ее состава выбыло почти полторы тысячи человек. Был убит заместитель командира дивизии генерал де Каролис, неосмотрительно выскочивший из убежища во время артиллерийской перестрелки.
Неудачный поход на Хацапетовку, проведенный Мессе без санкции немецкого командования, вызвал недовольство фон Клейста. Видимо, для этого были основания. Во всяком случае, приказы итальянского командования о проведении операции, попавшие в руки советских войск, говорят о том, что она была весьма плохо подготовлена. Анализируя эти документы, офицеры штаба 18-й армии отмечали в оперативной разработке серьезные упущения. Главными из них они считали отсутствие сведений о противнике и недостаточно четко поставленную задачу, что придавало действиям итальянского авангарда характер импровизации и послужило источником серьезных неприятностей для частей, выполнявших операцию.
«Рождественский бой» начался двумя неделями позже. Едва забрезжил рассвет после рождественской ночи, как на передовые позиции итальянцев обрушилась атака советской пехоты. Удар пришелся по частям дивизии «Челере» и чернорубашечникам легиона «Тальяменто». Это был первый серьезный оборонительный бой экспедиционного корпуса. Нельзя сказать, что удар был полной неожиданностью для итальянского командования. Один из офицеров легиона «Тальяменто» во время допроса говорил о том, что 18 декабря командир батальона предупреждал командиров рот о готовящемся наступлении. В числе трофейных документов, попавших в руки советского командования, оказалась запись телефонограммы, переданной из штаба дивизии «Челере» 23 декабря 1941 года, то есть накануне атаки: «Штаб дивизии „Челере“ предупреждает о готовящемся в ближайшее время наступлении противника на нашем направлении. Усильте наблюдение и ускорьте строительство оборонительных сооружений».
Однако никаких серьезных мер предосторожности принято не было. Передовые части в первый же день в панике бежали или, оказавшись в окружении, сдавались в плен. Чернорубашечники из легиона «Тальяменто», впервые попавшие на передовую, оказались наименее стойкими. Передовая рота, находившаяся в деревне Новая Орловка, не успев отступить, сдалась в плен, а остальные поспешно откатились назад. За несколько часов советские части заняли 3 населенных пункта.
К новому году итальянский корпус вернулся на прежние позиции, и официально его престиж был восстановлен. Муссолини, которого первые известия об отступлении привели в бешенство, сменил гнев на милость и даже послал Мессе поздравительную телеграмму.
Тревожное настроение, охватившее итальянского командующего, все более нарастало. Вслед за операцией местного значения в итальянском секторе Красная Армия нанесла сильный удар по немецким войскам на Изюм-Барвенковском направлении. Это наступление, проходившее в непосредственной близости от итальянского корпуса, заставило Мессе строить самые пессимистические предположения. По его приказу штаб занялся вопросом о том, как следует поступать в случае продолжения наступления советских войск. Учитывая трудности, связанные с наступлениями в зимних условиях, Мессе решил, что если операция затронет итальянский сектор, то следует создать круговую оборону и ожидать помощи извне. Прекращение наступления советских войск не дало возможности Мессе испытать реальность его плана.
На итальянском секторе после декабрьского боя наступило затишье. Однако общий ход событий заставлял итальянского командующего дать весьма неутешительные прогнозы. Говоря о «поразительном зимнем возрождении русских», он следующим образом обобщал свои впечатления в докладной записке: «Зимнее наступление русских привело к значительным, хотя и не решающим, результатам. Оно показало в первую очередь неугасимую материальную и духовную жизненность армии, которую немцы считали окончательно разбитой в ходе летне-осенней кампании. Секрет этой чудесной способности к возрождению следует искать в несомненных организационных способностях командования, которое осуществляло руководство войной энергично, последовательно и строго реалистично во всех ситуациях, всегда, оценивая ее ход с большой широтой взглядов; в решительности, с которой руководство оказалось способным вести сражения, пресекать все признаки слабости и контролировать самые трагические события; в огромных материальных и людских ресурсах страны; в превосходной способности людей переносить самые тяжелые испытания, не теряя веры и дисциплины. Последняя — характерная черта, кроме особого физического и духовного склада русского народа, явилась плодом постоянной заботы и пропаганды в рядах русской армии»[5].
Длительное затишье позволило потрепанному корпусу несколько привести себя в порядок. Из Италии прибыло новое пополнение. Лыжный батальон «Червино» («Monte Chervino»), специально подготовленный для действий зимой, был поистине лучшим, что могла дать итальянская армия. Он состоял из альпийских стрелков, прошедших специальную тренировку. Обмундирование, и особенно утепленные лыжные ботинки, которыми его снабдили, служили предметом зависти не только итальянских солдат, но и немцев. «Альпийцы быстро приспособились к условиям России, — писал Валори. — Они сумели максимально использовать местные ресурсы для того, чтобы улучшить паек, выдаваемый интендантством. Даже советские кошки не избегали этой участи: этих домашних хищников ловили при помощи всяких хитростей, и они приятно разнообразили обычный стол. Один из альпийских стрелков по фамилии Каччьалупи (что значит охотник на волков. —
Конец зимних холодов и приближение обещанного летнего наступления немцев несколько приободрили итальянского главнокомандующего. 4 мая 1942 года Мессе послал в Рим отчет, в котором отказывался от попыток добиться замены итальянских дивизий немецкими.
В конце мая Мессе был вызван для доклада в Рим. Он повез с собой обширную докладную записку, в которой говорилось: «После окончания летне-осенней кампании, по моему мнению, 3 дивизии итальянского экспедиционного корпуса должны быть отозваны на родину. Считаю, что они или, во всяком случае, масса ветеранов, которые их составляют, не в силах перенести вторую зимнюю кампанию». Лишь попав на прием к начальнику Генерального штаба, Мессе узнал о новых «исторических решениях» дуче. Эти решения вызвали у него чувство глубокой обиды: Муссолини намеревался отправить на Восточный фронт целую армию, но не Мессе должен был стать ее главнокомандующим. Разумеется, немцы знали об этом, и только сам Мессе пребывал в неведении до последнего момента.
С конца весны 1942 года экспедиционный корпус итальянской армии стал последовательно получать подкрепления из метрополии. Кроме вышеупомянутого батальона альпийских стрелков «Монте Червино», прибывшего в течение мая — июня 1942 года, структурной перестройке была подвергнута 3-я механизированная дивизия кавалерии «Челере». Оба конных полка («Savoia Cavalleria», «Lancieri di Novara») были сведены в отдельную кавалерийскую группу под командованием полковника Джулиано Барбо. Именно это сводное соединение в мае 1942 года участвовало в боях с войсками Юго-Западного фронта, которые безуспешно пытались нанести немецким войскам поражение в районе Харькова. 3-я кавалерийская дивизия, ставшая в начале лета полностью механизированной, дополнительно получила 6-й полк берсальеров и артиллерию особой мощности корпусного подчинения.
Экспедиционная армия
В начале 1942 года Гитлер был крайне заинтересован в итальянских войсках. О причинах подобного интереса позднее рассказывал сам Муссолини во время их свидания в Зальцбурге, состоявшегося в апреле 1942 года. «Во время встречи в Зальцбурге, — говорил Муссолини, выступая на заседании совета министров, — Гитлер признался мне, что прошедшая зима была ужасной для Германии, и она чудом избежала катастрофы… Германское верховное командование пало жертвой нервного кризиса. Большая часть генералов под воздействием русского климата сначала потеряла здоровье, а потом голову и впало в полную моральную и физическую прострацию. Официально немцы сообщают о 260 тысячах убитых. Гитлер мне говорил, что в действительности их вдвое больше, кроме того, более миллиона раненых и обмороженных. Нет ни одной немецкой семьи, в которой не было бы убитых или раненых. Холод превосходил все предсказания и достигал 52° ниже нуля… Столь низкая температура вызвала ужасные явления, такие как потеря пальцев, носов, ушей и век, которые падали на землю как сухие листья, вызывая у солдат панику. У танков лопались радиаторы, и целые бронедивизии исчезали за одну ночь или сокращались до нескольких машин».
Главную новость Муссолини приберег на конец своей речи: «Я могу сообщить Вам, — сказал он, — что итальянский корпус в России будет усилен еще 6 дивизиями и достигнет численности 300 тысяч человек. На восток будут посланы 3 пехотные и 3 альпийские дивизии плюс 18 батальонов чернорубашечников. Для того чтобы попасть на фронт, нашим солдатам придется проделать 3200 км по железной дороге. Я договорился с Гитлером, что переброска будет проведена через Германию, с целью показать немецкому народу, насколько значительно итальянское участие в войне. Гитлер обещал мне, что, когда итальянские силы увеличатся до масштабов армии, им будут предложены такие цели, которые привлекут внимание всего мира».
Гитлер действительно был заинтересован в получении возможно большего числа войск сателлитов для советско-германского фронта. Однако уверенность министра иностранных дел Италии Чиано, что переговоры между генеральными штабами пройдут гладко, не подтвердилась. Итальянский генеральный штаб пытался выторговать максимум немецкого снаряжения для новых дивизий. Особенно настойчиво он просил снабдить их противотанковыми средствами и автотранспортом.
Итальянское командование теперь знало боевую мощь русских танков. Для изучения их боевых качеств в Германию ездила специальная комиссия. После ее возвращения генерал Каваллеро сделал в своем дневнике невеселую запись: «Наши специалисты, посланные в Германию, сообщают о превосходных качествах русского танка Т-34. Мы готовим к выпуску Р40, скорость которого еле достигает 40 км/час, в то время как у русского она равна 56». Танк Р40, о котором упоминал Каваллеро, так и не был запущен в серию до капитуляции Италии в 1943 году. Для усиления армии, посылаемой на Восток, генеральный штаб смог собрать всего несколько десятков трехтонных танкеток L3, которые давно уже стали объектом солдатских шуток.
По сравнению с 1941 годом положение с противотанковым оружием не улучшилось. Когда Муссолини вызвал к себе Каваллеро на доклад о состоянии вооружения армии, то в представленной сводке указывалось, что итальянская промышленность способна производить в месяц 280 орудий. Однако в ходе беседы Каваллеро пришлось признать, что эта мощность — теоретическая и тут же, в присутствии Муссолини, он исправил карандашом цифру 280 на 160. «Такие скидки делают только спекулянты на черном рынке», — заметил по этому поводу Чиано. Муссолини был возмущен столь явной мистификацией, но успокоил себя следующей сентенцией: «Я убедился, что все они вруны. Только Скуэро (один из заместителей Каваллеро. —
В ответ на просьбу предоставить противотанковую и зенитную артиллерию Кейтель ответил 6 февраля 1942 года письмом, в котором сообщал: единственно, что может обещать немецкая сторона, — это железнодорожный транспорт. В утешение он напоминал, что германская армия сама испытывает трудности и «снаряжение немецких войск не может быть таким хорошим, как этого хотелось бы». Кейтель торопил итальянцев с подготовкой армии и настаивал, чтобы первый корпус был готов к 1 мая, а второй — к 1 июня 1942 года. 18-го числа того же месяца Каваллеро ответил согласием, но продолжал торговаться, выпрашивая у немцев хотя бы автомашины.
Окончательные детали подготовки корпуса были согласованы во время поездки Каваллеро в Германию в начале мая. Он был принят Гитлером, от которого узнал, что итальянские войска займут на фронте сектор между венгерской и румынской армиями. Гитлер обещал также, что итальянская армия будет всегда использоваться как единое целое. Первое обещание Гитлера было в дальнейшем выполнено, второе оказалось пустым звуком: немецкие генералы по-прежнему продолжали распоряжаться итальянскими дивизиями по своему усмотрению.
Итальянский историк Валори, осуждающий Муссолини за участие в войне против СССР из соображений военно-стратегического порядка, писал о том, что превращение итальянского корпуса в армию было крупной ошибкой. Он считал, что это не усилило, а лишь раздуло итальянское участие, но проблема заключалась не в количестве дивизий, а в их качестве, и поэтому вместо посылки новых контингентов следовало улучшить оснащение уже находившихся на фронте. А в 1942 году единственно, кто протестовал против планов увеличения итальянских контингентов, был генерал Мессе. В середине мая, когда подготовка армии шла полным ходом, он еще ничего не знал о том, что ему не придется командовать ею. Поэтому, прибыв в Рим в конце месяца, он сразу начал оспаривать целесообразность посылки новых дивизий. Опыт пребывания на фронте достаточно хорошо убедил его в этом. Впечатления Мессе от пребывания на Восточном фронте Чиано синтезировал следующим образом: «Как все, кто имел дело с немцами, он их ненавидит и считает, что единственный способ разговаривать с ними — это пинок в живот. Он говорит, что русская армия сильна и хорошо вооружена и что абсолютной утопией является надежда на крах Советов сверху. Немцы одержат летом успехи, и, может быть, серьезные, но решить ничего не смогут. Мессе не делает выводов, но и не скрывает вопросительных знаков, которых много и которые серьезны»[6].
Мессе пришлось смириться с тем, что командующим теперь стал генерал Гарибольди, при упоминании о котором, по словам Чиано, у Мессе глаза наливались кровью. Не последнюю роль в смещении Мессе сыграл Каваллеро, считавший, что Мессе начинает расти слишком быстро. Новый командующий итальянскими силами на советско-германском фронте Гарибольди был одним из самых старых генералов итальянской армии. Он не отличался большими военными талантами, а Чиано называл его просто «глупым и старым». Флегматичный старик, носивший под массивным носом подкрашенные усики, очень почитал французский генеральный штаб, считал, что немецкий генеральный штаб тоже неплох, но чересчур увлекается, а в отношении русских он вообще сомневался, что они могут быть военными. «Мы о нем мало что можем сказать, — писал один из офицеров штаба Гарибольди, — так как его деятельность, так же как у конституционного монарха, ограничивалась риторическими приказами, речами, награждениями и представительскими обедами. Он очень заботился о том, чтобы его подчиненные носили все награды. Кампания в Северной Африке приучила его к почитанию представителей политической власти: перед отправкой в Россию он нанес визит молодому министру иностранных дел Чиано». Назначением Гарибольди был очень доволен Гитлер: по его сведениям, Гарибольди не отличался сильным характером и не был столь строптив, как Мессе. Это вполне устраивало немецкое командование.
Новые итальянские дивизии экспедиционной армии (Armata Militare Italiana in Russia — ARMIR или A.R.M.I.R.) не смогли прибыть на Восточный фронт к началу летнего немецкого наступления, как просил Гитлер. Лишь в июне 1942 года была окончена подготовка дивизий, снятых с французской границы. Как пишет английский военный историк Дикин, это повлекло за собой серьезное ослабление военных позиций Италии на средиземноморском театре военных действий: Италия лишалась последних резервов в случае высадки англо-американских войск в Северной Африке или попытки открыть второй фронт в Южной Франции.
Ядром новых контингентов служили 3 альпийские дивизии альпийского корпуса под командованием генерала Габриэле Наши: «Тридентина», «Юлия» и «Кунеэнзе». 2-й дивизией альпийских стрелков «Тридентина» командовал генерал Луиджи Ревербелли, 3-й дивизией «Юлия» — генерал Умберто Риккандо, 4-й дивизией «Кунеэнзе» — генерал Эмилио Баттисти. Дополнительно альпийскому корпусу первоначально была придана 156-я пехотная дивизия «Винченца» под командованием генерала Этельвадо Пасколини (Etelvado Pascolini). Альпийские части всегда считались в Италии наиболее надежными войсками. Их личный состав набирался из жителей Северной Италии, преимущественно горцев, которые переносили невзгоды военной жизни легче южан. Набор в альпийские батальоны производился по территориальному признаку, и в ротах и взводах служили не только соседи по деревне, но часто даже родственники. Это придавало подразделениям альпийцев внутреннюю спайку и служило преимуществом при действиях небольшими группами, как это бывало обычно в горной местности. Дивизии, как правило, принимали наименование областей, в которых они формировались.
Вооружение альпийских дивизий было приспособлено для действий в горах. В них отсутствовала артиллерия крупных калибров, горные пушки перебрасывались во вьюках. Основной тягловой силой альпийских частей были мулы. Перед отправкой на фронт подразделения проходили усиленную тренировку в передвижении по равнине. Однако все были уверены, что конечная цель альпийского корпуса — Кавказские горы, поэтому горные стрелки взяли с собой веревки, клинья, альпенштоки и другое имущество. Как впоследствии писал один итальянский офицер, альпенштоки им очень пригодились… сшибать головы курам и уткам в украинских деревнях.
Каждая альпийская дивизия состояла из двух трехбатальонных альпийских полков, альпийского артиллерийского полка и подразделений обеспечения. Например, 3-я альпийская дивизия «Юлия» состояла из 8-го и 9-го альпийских полков, 3-го артиллерийского альпийского полка, 3-го инженерного батальона, 207-го автотранспортного батальона, 415-й и 416-й рот карабинеров, 628,629, 633-го и 813-го полевых госпиталей (часть, равная нашему медсанбату. —
Вместе с альпийскими дивизиями на Восточный фронт отправился 2-й армейский корпус в составе дивизий «Равенна», «Коссерия» и «Сфорцеска». Корпусом командовал генерал Джованни Канджери. 2-й пехотной дивизией «Сфорцеска» командовал генерал Карло Пеллегрини, 3-й пехотной дивизией «Равенна» — генерал Эдуардо Неббиа, а позднее Франческо Дюпон, 5-й дивизией пехоты «Коссерия» — генерал Энрико Гаццале. Перед отправкой они были полностью укомплектованы личным составом, а для их вооружения было собрано все, что еще оставалось на армейских складах. Для несения тыловой службы к армейским пехотным и альпийским дивизиям была добавлена 156-я дивизия «Винченца» неполного состава, не имевшая тяжелого вооружения. Ее солдаты и офицеры были недавно призванные резервисты, многие из них — люди пожилого возраста, давно не служившие в армии. За мало воинственный вид эта дивизия была немедленно окрещена солдатами «дивизией оловянных солдатиков».
В составе экспедиционных сил увеличивалось число батальонов чернорубашечников. Вместе с новыми дивизиями на фронт отправились 18 батальонов M.V.S.N.: в бригадах «3 января», «23 марта» и отдельными частями. Эти батальоны, как и легион «Тальяменто», действовавший в составе КСИР, принадлежали к так называемой Добровольческой милиции национальной безопасности. Добровольческая милиция была создана в начальный период фашистского движения. Позднее Муссолини сохранил ее в качестве своей личной гвардии и на предложение о ее ликвидации как-то энергично ответил: «Кто тронет милицию, получит свинец в живот!»
Милиция представляла собой плохую копию итальянской армии, и последняя относилась к ней с презрением и ненавистью. Части милиции носили пышные названия, заимствованные из терминологии Древнего Рима, — «легионы», «крылья», «манипулы» и т. д., а офицеры — звания римских военачальников: «консул», «проконсул», «командир манипулы». Вооружение милиции было «облегченным» по сравнению с соответствующими частями пехоты. Зато батальоны чернорубашечников, которые назывались «штурмовыми», были хорошо снабжены автотранспортом.
«Преданность идее» и «высокий боевой дух» должны были восполнить слабость вооружения. «К сожалению, этого боевого духа никому не дано было увидеть, — пишет в своих мемуарах заместитель начальника итальянского Генерального штаба генерал Дзанусси. — Он исчезал при первых же стычках с противником. Самые „преданные“ Муссолини фашисты быстро убедились, что на войне недостаточно кричать „дуче, дуче, дуче“ и маршировать гусиным шагом. Особо стоит сказать о „консулах“ и других офицерах этого войска. Это были отбросы армии, — те, кого обошли при присвоении звания, или карьеристы самого низкого пошиба. Кроме того, среди них имелись люди, сделавшие карьеру по самым невероятным причинам — благодаря личным связям, успехам в спорте или на поприще изящных искусств. Когда я с ними сталкивался, я каждый раз поражался смеси невежества и нахальства. Достойным их представителем был командующий милицией Гальбиати: в одном из своих выступлений он заявил, что задача чернорубашечников — „бороться с врагами, которые угрожают Италии со всех 365° горизонта“. Видимо, он решил, что для фашистов обычный горизонт слишком узок, и расширил его на 5°».
К 1942 году батальоны чернорубашечников успели несколько утерять свое звание «избранной гвардии» фашистского режима. Если офицерские должности в них продолжали занимать ветераны партии и руководители местных фашистских организаций, жаждавшие получить медали за боевые заслуги, то для восполнения недостатка солдат-добровольцев пришлось прибегать к обычной мобилизации военнообязанных. Таким образом, среди фашистского воинства появились люди, приверженность режиму которых выражалась главным образом в ношении черной рубашки.
Форму чернорубашечников носили также военнослужащие Хорватского итальянского легиона, имевшего общую численность 1211 человек (45 офицеров, 70 унтер-офицеров, 1108 рядовых и 108 лошадей). Легион состоял из двухротного пехотного батальона, артиллерийского дивизиона огневой поддержки и батареи ПТО. Машин там не было, но итальянское командование назвало эту часть Автотранспортируемый хорватский легион (Legione Croatia Autotransportable). Любовь к прогрессу не убьешь!
Как уже говорилось, новая армия, в состав которой должен был влиться экспедиционный корпус, получила наименование Итальянской армии в России (сокращенно — АРМИР). В июле — августе началась переброска новых дивизий на фронт.
В середине июля в готовившиеся к отправлению части прибыл циркуляр, обобщавший опыт боевых действий экспедиционного корпуса. В нем ничего не говорилось о русских танках, автоматах и катюшах. «Секретный циркуляр» повторял выдумки фашистской пропаганды о том, что русские не хотят сражаться и армия агонизирует. Правда, в нем содержался ряд советов о том, как себя вести, вроде следующего: «Зимой бывает очень холодно, настолько холодно, что русские спят не на кроватях, а предпочитают проводить ночь на печах. Вода плохого качества, и ее следует подвергать химической очистке». Особенно загадочным для офицеров был пункт о печах, поскольку они представляли их в виде небольшой плиты итальянского типа, абсолютно непригодной для спанья.
К середине августа 1942 года большая часть итальянской армии прибыла в Донбасс. Повторилась история 1941 года: итальянским частям пришлось в пешем строю догонять быстро удалявшийся фронт. Опять, как летом 1941 года, мимо беспорядочно двигавшихся колонн итальянцев проезжали моторизованные союзники, вызывая зависть и раздражение альпийцев, непривычных к переходам по равнине. «Мы не видели пеших немцев, — пишет в своем дневнике лейтенант Францини. — Они проезжают мимо на автомашинах, взирая на нас с презрением и заставляя глотать тонны пыли. Иногда хочется продырявить им из винтовки покрышки, а то и головы. Когда кому-то из нас становится плохо, и мы просим его подсадить, они почти всегда делают вид, что не замечают».
Высадка из эшелонов произошла на значительном удалении от итальянской базы в Миллерово, и части оказались без продовольствия. Консервы, выданные сухим пайком, скоро кончились, а немецкие коменданты отказывались снабжать проходившие части. Итальянские батальоны двигались по деревням, как саранча, отыскивая у населения продукты, которые не успели захватить немцы.
Внимание к домашней птице со стороны солдат итальянской королевской армии было сразу отмечено населением. Прозвище «солдат-курка» прочно закрепилось за ними. Оно было связано не только с непривычным видом итальянских солдат в широких кургузых шинелях, из-под которых торчали ноги в обмотках, но и с усиленным истреблением пернатых.
Поделиться книгой: