Крылья Тура-3. Истребитель истребителей

-Сашка! Привет! Это я, Туровцев! Ну, как вы там?

-Какой Туровцев? Витька, ты, что ли?

-Я-я, пень глухой, сказал же что я. Как у вас дела? Все живы-здоровы?

-Все нормально, Витя! А как там Москва?

-Стоит Москва, никуда пока не делась… Вот что, Сашка, ты мне Толю Рощина покличь, он там где-то у тебя под боком сидит. Мне с ним парой слов перекинуться надо…

Пришлось подождать парку минут, пока разыскали и притащили к телефону нашего живописца.

-Толя? Привет! Ага, это я, Виктор! Карандаш есть? Возьми у Корзухина, он без планшета не ходит. Готов? Записывай! Зачем я тебе твой номер телефона диктую? Да затем, чтобы вы ночью мне в Москву на этот телефон позвонили. Сначала на "Редут" - это штаб ВВС, а потом попросите у "Редута", чтобы вас соединили с городским номером. Скажите - там ваш командир эскадрильи звонка ждет. Все понял? Ну - пока! Всем привет! Пока-пока!

Я, довольный и улыбающийся, положил трубку телефона на аппарат.

-Соединят твои телефонисты моих ребят с фронта с квартирой в Москве? - обратился я к такому же довольному и улыбающемуся лейтенанту.

-Соединят, я предупрежу… Но только - сам понимаешь - линия открытая!

-Да брось, ты! Какие могут быть секреты! Обычный бытовой разговор. Ну, спасибо тебе, лейтенант! Здорово ты меня выручил! Бывай!

И мы с Колей ушли.

-Ты не занят, Николай? Пошли, по кружечке пивка дернем? Есть тут поблизости?

-Есть, как не быть! Пошли, только разом и быстренько, а то мне уже пора по делам бежать.

Мы быстро опрокинули с Николаем по кружке вполне приличного и прохладного пива по два двадцать пять, я еще удивился - надо же, не дорого, и он убежал к себе в штаб, а я пошел на троллейбус. Кстати - вполне приличный для 43-го года троллейбус, сине-белый такой, с мягкими сиденьями.

Все, на сегодня беготни хватит, пора домой.

***

А поздно вечером мне дозвонились ребята. В общем - как я и надеялся, так оно и получилось. Этому трюку меня научили еще в Советской Армии. Ночью, когда наступает известное затишье, ребята по цепочке всеми правдами и неправдами разысканных и разнюханных позывных, частенько звонили домой, на свои городские телефоны. Правда, для этого лучше служить в какой-нибудь серьезной части. Лучше всего - со своим узлом связи. Я служил в штабе дивизии ПВО страны, в Куйбышеве. Через несколько городов и частей, мне удавалось дозвониться до дома. Я родных не часто баловал, но случалось.

Теперь, таким же Макаром, ко мне дозвонились ребята. Мы болтали, наверное, целый час. Я выслушал все новости, в щадящем, конечно, не секретном варианте. Рассказал, что мог, о своем московском житье-бытье. Немного подколол ребят, сказав им, что птенчик вылупился из яйца, но пока еще дохленький - ни летать, ни пищать еще не умеет. Ничего, к лету научим! Передал приветы всем-всем, получил долгожданный привет из одного полка ночных бомбардировщиков, летающих на По-2 и, совершенно счастливый, аккуратно положил трубку.

Жить - хорошо! А спать - уже пора! Отбой. А, как известно, - по команде "Отбой!" моментально наступает темное время суток. И ведь, правда - уже 23.40! Все - пошли баиньки…

***

"Нас утро встречает прохладой…" - мурлыкал я, умываясь и бреясь. Где-то я уже это пел, не помню… Надо же! Не любитель я петь, совсем не любитель. Да и текстов песен, считай, не знаю совершенно. Так - одну-две самых любимых. А тут - распелся, как Басков, какой.

Что, неужели пришла пора перепеть всего Высоцкого, создать промежуточный патрон, изобрести автомат Калашникова, и напомнить конструктору Кошкину про командирскую башенку на Т-34-85? Такой, как мне кажется, должен быть "попаданский минимум"? Ах, да! Еще нужно поставить палку в колеса "Манхэттенского проекта" и подвести под некролог Н.С. Хрущева. Сколько дел-то впереди, а я еще не жрамши!

Быстренько спроворив яичницу с обжаренными кубиками хлеба, я со вкусом позавтракал, испил чаю, и пошел на остановку, где, как мне сказали в Конторе, останавливается их автобус, который собирает конторский народ по одному из московских маршрутов.

Благодаря форме и командирскому удостоверению в автобус я влез. Но по приезду был ненавязчиво остановлен охраной объекта. Попросил бдительную стражу кое-куда позвонить, и буквально через пять минут, за мной прибежал спортивного вида молодой человек с временным пропуском для меня. Гордо помахав пропуском перед грустными глазами гвардейцев кардинала, совсем уж было раскатавшими губёнки на задержание агента Абвера, я незаметно просочился на охраняемый объект. Спортивного молодого человека звали Петром, и он был приставлен ко мне - гидом и оруженосцем. По крайней мере - сегодня.

-Куда пойдем? - доброжелательно осведомился херр Питер. - Сразу к нам, в группу?

Я, почему-то, сразу представил группу продленного дня какого-нибудь детского садика "Ягодка", и сидящих на ночных горшках молодых, умных конструкторов, продолжающих что-то чертить на ватмане. Улыбнулся и отрицательно помотал головой.

-Нет, Петр. Не будем пока мешать занятым людям. Потом с ними познакомимся. А пока пойдем в цеха опытного завода. Там ведь И-30 стоят? Вот и пойдем, глянем на них, хорошо?

-Хорошо, товарищ капитан…

-Давай так договоримся, Петр. Меня Виктор зовут, и хотя мой позывной на фронте был "Дед", парень я еще достаточно молодой. Да, молодой… достаточно… - хмыкнул я. - так что - давай по именам и на "ты"!

-Давай, Виктор, заметано! Пошли.

***

В цехах опытного завода тоже было чисто, аккуратно, продуманно. Видимо, главный конструктор А.С. Яковлев уделял этим вопросам большое значение, и коллектив понял и поддержал своего руководителя. Это мне понравилось.

Рабочие тоже ходили в халатах. Только в синих. К двум пожилым "синеблузникам" меня и подвел мой новый чичероне.

-Привет славному отряду тружеников тыла! - весело поздоровался я. - Ваш новый член коллектива - летчик Туровцев.

Труженики тыла переглянулись, и один из них, тот, что постарше, ответил: "Ну, здорово, член! Новый…"

Это была катастрофа! Так попасть! Да причем сразу, и по собственной дурости. Теперь мне тут жизни не будет.

Я снял пилотку и низко поклонился.

-Извините за дурь, отцы! Не было у меня желания вас обидеть. Я действительно новенький у вас, прикомандированный. С Южного фронта, летчик-истребитель, капитан Туровцев, Виктор. Командир эскадрильи… - с каждой фразой я говорил все тише и тише.

Отцы молча слушали, не проявляя к В. Туровцеву, командиру и орденоносцу, никакого интереса.

Тут кашлянул позабытый - позаброшенный Петр.

-Между прочим, Архипыч, это ведь Виктора придумка - делать мотораму единым блоком со всем каркасом фюзеляжа. И счетчик боекомплекта - тоже он… - индифферентно, как бы ни к кому особо не обращаясь, обронил мой гид. - Да и еще кое-что… Килограмм на семь-десять веса, между прочим…

-Да ты что! - ужаснулся Архипыч. - Такой человек! А с первого взгляда - дурак дураком!

Я покаянно повесил голову, кося на отцов глазом с поволокой…

-Ладно тебе притворяться, парень! Не боись - не выдадим. А ты впредь язык не распускай! И рабочего человека зря не чепляй! Не дело это, понимаш… А что ты воин знатный - поглядели мы уж на твои заслуги. Ладно, забыли! Говори, чего пришел?

Я и высказался по полной программе. Мол, полазать мне надо по истребителю, в кабине посидеть, прикинуть что-нибудь к носу, покумекать… И еще - комбинезончик бы мне не помешал. А то, вот беда, - переодеться мне не во что. Сирота я московская, стало быть…

Отцы усмехнулись в усы, и ответствовали, что, мол, все будет, все, стал быть, справим. Не сомневайся. Иди, сирота московская, руки мой. Сейчас чай пить будем, с сушками. Так, с чаепития, и начались мои трудовые будни.

Первые впечатления были несколько смутными. Во-первых, в цеху было несколько темновато. Поэтому, переодевшись, я воодушевил передовой отряд работников авиапромышленности на трудовой подвиг, и мы, кряхтя и поругиваясь, выкатили истребитель на солнышко.

Теперь дело пошло веселее. Правда, несколько диковато было смотреть на не покрашенную в привычный камуфляж машину. Истребитель был покрыт пятнами какой-то не то мастики, не то шпаклевки мерзкого серо-желтого цвета, и выглядел как больное проказой, несчастное существо с обвисшими крыльями.

Не было у него бодрого, боевого вида, не было. Хоть ты плачь! Ну, ничего! Это сейчас, как я понимаю, не главное. А что главное? А вот это мне и предстоит уяснить…

Глава 5.

В общем и целом, день прошел не зря. Я от души налазился по, наползался под и насиделся в кабине истребителя. Но - успокоения моей мятущейся душе это не принесло. Что-то было не так. Ну, не складывалась общая картинка, не складывалась! Не получалось этакого красивого и гармоничного рисунка, как в калейдоскопе. Хоть ты убейся - не получалось, и все тут! Все время вылезала какая-то, пусть и маленькая, но - несуразность, несоразмерность какая-то. А время ведь шло. Уже первая декада мая. Еще немного - и ожесточенная воздушная схватка разразится в небе над Курской дугой. А я тут новенький комбинезон маслом пачкаю, руки ветошью вытираю и лоб морщу… Вместо того, чтобы летать. Что же не так?

Я еще раз со всех сторон осмотрел истребитель, потом отошел от самолета и присел поодаль на вытащенную из цеха табуретку.

-Что ты, Виктор, все его обнюхиваешь? Гляди, дырку в машине протрешь, поломаешь, значит… - Это Иван Архипыч, подошел. Скоро за ним, как на веревочке, подтянется и его давнишний друг и напарник Николай Кузьмич. Самые опытные кадры на производстве. Еще с самого начала века судьба-придумщица связала их жизнь с авиацией. Сначала, еще солдатами, таскали первые воздушные этажерки на показательных полетах в Гатчине, потом ремонтировали битые аэропланы, потом - строили первые русские машины. В общем - живая история нашей авиации стоит передо мной, не хала-бала, полено дров!

-Чего-то, Архипыч, не вижу я в нем… Не узнаю. Неправильность какая-то… Или незавершенность. Да еще эти пятна, будь они неладны! Так и лезут в глаза, нервничать заставляют. А вторая машина крашеная? И где она, кстати?

-Вторая-то крашеная, летают уже на ней. А чего ты, голубь, не узнаешь? Рази ты видел где уже этот аэроплан-то?

Вот, блин, Шерлок Холмс советского разлива! Моментом поймал меня за язык. Уже какой раз… Осторожнее надо быть. Надо же! Смершевцы, контрразведчики ничего особого во мне не замечали, а этот дед постоянно меня ловит на несостыковках!

-Да где же я мог его видеть?! Окстись, Архипыч! Я о другом. Мне кажется, что в нем какие-то линии нарушены. Ну - не вижу я целой и законченной картины. Как будто смотрю на красивого боевого коня, а у него одной ноги не видно. А ведь я знаю - она есть! Четыре ноги у него - а нет! Не видать ее, хоть плачь. Так вот и здесь - все, вроде бы есть, а в полете я его не могу представить. Не привык еще, может быть, не знаю…

Но Архипыч вдруг насторожился.

-А ты не спеши, сынок! Не торопись, Витя! Ты сядь, сядь… Подумай, посмотри еще. Это очень важно! Знакомо мне такое чувство, бывало и у меня когда-то вот так же зудела душа, искала ответ, а его и нету! А потом - упаси бог! Прямо-таки - бац! И либо самолет разобьется, либо еще что случится плохое. Знать, можешь ты чувствовать, дано, вишь, тебе это… - уважительно покачивая седой головой, закончил старик.

-Что там мне дано - не дано я не знаю, но смотреть и думать буду, за тем и пришел… Как там насчет чайку? Погорячее?

-А един момент, Витя! Един момент! Тебе сахар как - внакладку или вприкуску?

-Вали внакладку, Иван Архипыч, не умею я как ты, вприкуску, чаи гонять! Ты, видать, еще при царизме, в тактирах, эту школу превзошел? А, дед?

Добродушно посмеиваясь, Иван Архипыч протянул мне самодельную, лично им изготовленную, "особую" чайную кружку из мельхиора. Емкостью 0,7 литра, по-моему.

-А как ты думаешь, Витя, если бы при царизме все плохо было бы, то и России не было бы! Все умели - и чай пить, и воевать, и самолеты строить научились! А уж детей делать на Руси всегда умели! Вон - какие вы, молодые, - все красивые и уверенные…

Вот ехидный дед, всегда вывернется! Всегда последнее слово за собой оставит.

***

Рабочий день подошел к концу. Пора было и мне заканчивать. Ничего сегодня я не придумаю. Хотя… как знать! Одна задумка у меня уже вырисовывается.

Я замочил испачканный комбинезон в большущей банке с бензином. Пожилой вахтер обещал часа через два его вытащить, сполоснуть и повесить на просушку. Знакомый "конторский" автобус довез меня до знакомой остановки, и я побрел домой. Кажется, на легкий ужин я что-нибудь в своей студии наскребу… В ресторан идти неохота, устал малость. Теперь бы еще одно - надо, чтобы сегодня мне позвонили ребята.

Ребята не подвели - позвонили около полуночи. Я их сначала отругал, что не спят. Ведь им завтра вставать ни свет, ни заря. А потом мы минут двадцать потрепались. Затем я приказал идти спать, а трубку передать солдату Рощину. Уже сержанту, как мне сказали. Растет парень, глядишь - скоро лейтенантом станет!

-Толя, привет! Слушай, мне твоя помощь нужна… Тут такое дело… Нет ли у тебя в Москве друга-художника, который либо служил, либо служит в армии. А еще лучше - если он на фронте сейчас. Так, погоди-погоди, записываю… Записал… Еще? Давай, чем больше - тем лучше. Ага! Готово. Ну, Толя, спасибо. Нет, пока не могу сказать - линия не защищена. Был бы ты в Москве, я бы тебя попросил… Слушай! А ведь это идея! Обойдутся они там без тебя месячишко! А ну, пан Анатоль, позови-ка мне оперативного!

-…Кто? Серега, ты? Здорово, это Туровцев, Виктор. Ага, из Москвы… стоит пока. Да, девушки красивые! В таких легких, понимаешь, платьицах - аж в дрожь бросает! Ага, и театры работают и кино… и рестораны тоже! Все-все, Серега! Хорош! Теперь слушай сюда… Бери бумагу, карандаш - пиши…

-…Все записал? Не забудь - сразу, как командир придет… Сразу ему и доложи. И на словах передай - это очень важно! Очень! Все, пока.

По команде "Отбой", как и следовало ожидать, сразу наступила тьма египетская. Спо-кой-й-й-ной но-о-о-о…

***

Утром я уже не пел, утром я чуть не опоздал. В госпиталь, я имею в виду. Ну, да! пришла пора снимать марлю с морды лица и начинать смотреть на мир двумя широко распахнутыми, по-детски радостными глазами, а не как циклоп какой-то, прости господи!

В ОКБ я всех предупредил, сегодня меня там не ждут. Да и пауза там пока намечается. Сегодня надо закончить все медицинские дела и получить допуск к полетам. Это главное. Да, еще и мундир надо взять - пригодится. Может, в театр схожу, может еще, что… А если Анатолия удастся вытащить, может, мы суаре какое закрутим, дело молодое, дело нужное. Еще бы одного летчика пригласить. Из ночного бомбардировочного… Но это уже мечты, причем - кретинско-подростковые.

В госпитале, как я не старался прогнать все процедуры поскорее, пришлось потратить время до пятнадцати ноль-ноль. Но врачебную комиссию я прошел, и соответствующий допуск к полетам получил. Уже веселее. Как там товарищ Сталин сказал: "Жить стало лучше, товарищи! Жить стало веселее!"

А ведь верно! Этот солнечный май 1943 года явно показывает всему советскому народу - жить явно стало лучше. А немцев бить стали веселее. Погодите, гады! Еще вам на Курской дуге рога обломают - обхохочитесь! И я, если успею, в этом веселье поучаствую. Уж я эту веселуху никоим образом пропускать не собираюсь.

Мое хорошее настроение еще больше поднял красивый вид молодого офицера-летчика, которого я увидел в зеркале маленького швейного ателье. Облаченный в новенький, прямо с иголочки, мундир, офицер довольно лыбился узкоглазому татарину-закройщику. У того, кстати, глаза и вовсе превратились в щелки от довольной улыбки. Костюмчик, как это сформулируют позже, сидел! Как влитой сидел! Мне очень понравилось. Правильно сделал Верховный, что вернулся к традициям русской армии и военной формы. Мне лично царская офицерская форма времен Первой мировой, да еще с двумя ремнями портупеи, всегда очень нравилась. Настоящая, мужская форма - красивая, достойная и щегольская! И фуражки тогда были куда как хороши. Я вспомнил аэродромы, введенные Пашей-мерседесом, бр-р-р!

Я полностью рассчитался за пошив мундира, сунул закройщику бутылку коньяка в знак благодарности. Тот начал было, но я его пресек - от души подарок, прими, не обижай. Чтобы мундир не помять, решил домой идти в нем. Форму мне упаковали в аккуратный тючок, и я, распрощавшись, отбыл к себе в студию.

А там уже надрывался телефон. Он продолжал звенеть, пока я крупной рысью гнал через три ступеньки вверх, звенел, пока я судорожно искал ключ, брякал, сволочь, когда я этот ключ провернул в замке и замолк, паразит, когда я распахнул дверь настежь.

Но не успел я разочарованно плюнуть и выругаться, как телефон грянул снова.

-Слушаю, Туровцев! - рявкнул я в трубку.

-Где ходишь, Витя?! Я уже весь палец стер, твой номер набирать! Жди, сейчас командир твой с тобой говорить будет! - Это, если кто не понял, Коля-порученец из Штаба ВВС.

-Туровцев? - раздался в трубке голос майора Россохватского, - ты что чудишь там, Виктор? Какая еще командировка для оказания шефской помощи? Совсем офонарел? Ты, что? Весь полк в Москву за собой перетащить хочешь, а? Ну, что замолк? Отвечай!

-И вам здрасссьте, Кирилл Константиныч! Привет вам из весенней Москвы! Столицы нашей Родины, как известно! Ну, что вы на меня кричите, что сердце надрываете, а? Мало вы меня знаете? Не было бы нужды - я бы к вам с такой просьбой и не обратился бы.

Майор только хмыкнул.

-А тут - дело государственное, можно сказать. Необходимость - прямо "Аллюр три креста!"

-Какой еще аллюр, ты же авиатор, а не лошадник!

-Как знать, как знать, Кирилл Константиныч! Вот, обидели вы меня словами своими злыми, подозрениями разными… Почитай - смертельно обидели. А подам-ка я рапорт товарищу Буденному, попрошусь у него в нашу славную кавалерию! Все лучше мне служить будет в казаках - на коне, на свежем-то воздушке, в поле, вокруг - сплошные ромашки! А не в кабине истребителя - жарко, тесно, пахнет бензином и гарью из моторного отсека, трясет. А ну, как помочиться приспичит? Что - с парашютом сигать надо? Не-е-т, не по мне это! Щас прям и напишу рапорт Семену Михалычу!

На другом конце телефонного провода ржали уже, по-моему, несколько человек. Вот, наверное, "кровавая гэбня", подслушивающая мой телефон от Москвы до самых до окраин, смеется на всем протяжении провода. Смеется и записывает, пишет - и смеется.

-Все-все, Виктор, кончай! Некогда мне тут с тобой ржать! Я что тебя приказал разыскать? Отправили мы твоего Толю Рощина к тебе, с попутным бортом сегодня днем и отправили. Встречай. Уже, наверное, сели они в Москве.

-А где сели-то, товарищ майор? Как я их искать буду?

-А я откуда знаю, куда они сели? Ты его в Москву выдернул, ты его и ищи! Все! Не грузи меня больше. У меня и без вас, оглоедов, дел выше крыши! Пока.

Так, что же делать? Нужно искать палочку-выручалочку. Как хорошо, что я придумал этот телефон подключить! Опять набираю номер Штаба.

-Штаб? Приемная? Здравия желаю, капитан Туровцев… Как бы мне старшего лейтенанта Сидоренко найти? Я только что с ним говорил. Ну, да, - Николая! Хорошо, жду… Коля, тебе снова привет! Это опять я - да Виктор же! Нужна твоя помощь… Слушай…

…Шебутной какой день! Мысли лениво, нехотя, катались в голове. Думал я так, сидя за разграбленным столом, заставленным бутылками и тарелками с закусью. Коля Сидоренко уже ушел, благостный, пьяненький и довольный. С его помощью мне быстро удалось определить, где мог сесть бомбардировщик с юга, вызвонить дежурного по этому аэродрому, убедиться, что найденный им сержант действительно Рощин, и смотаться за ним на штабной машине, любезно предоставленной порученцем Колей.

В общем, Николай это застолье полностью заслужил. Да и мне не вредно было оттянуться, а про Толю я уже и не говорю - он за дорогу сильно оголодал и изнервничался. Сейчас сытый, пьяный и помытый нагретой на керосинке горячей водой, сержант Рощин продолжал тянуть службу Родине в горизонтальном положении. Ничего - пусть спит. Его работа еще впереди, успеет.