Русский романс

Коль надежду истребила В страстном сердце ты моем, Хоть вздохни, тиранка мила, Ты из жалости по нем! Дай хоть эту мне отраду, Чтоб я жизнь мою влачил, Быв уверен, что в награду Я тобой жалеем был! Если б в нашей было воле И любить и не любить — Стал ли б я в злосчастной доле Потаенно слезы лить? Нет! на ту, котора к гробу, Веселясь, мне кажет путь, За ее жестокость, злобу Не хотел бы и взглянуть. Но любовь непостижима! Будь злодейкою моей — Будешь всё боготворима, Будешь сердцу всех милей! О жестока!.. о любезна! Смейся, смейся, что терплю. Я достоин — участь слезна! Презрен, стражду и… люблю! <1794>

ИВАН КРЫЛОВ

(1769–1844)

27. Мой отъезд[47]

(Песня)

Уже близка минута Разлуки моея; Прости, прости, Анюта[48], Уж скоро еду я. Расставшися с тобою, Расстанусь я с душою; А ты, мой друг, кто знает. Ты вспомнишь ли меня. Позволь мне в утешенье Хоть песенкою сей Открыть мое мученье И скорбь души моей. Пусть за меня в разлуке Она напомнит муки, — А ты, мой друг, кто знает, Ты вспомнишь ли меня. Моря переплывая, Меж камней, между гор, Тебя лишь, дорогая, Искать мой станет взор. С кем встречусь, лишь одною Займу его тобою; А ты, мой друг, кто знает, Ты вспомнишь ли меня, Лесок, деревня, поле, Всё вспомнит предо мной Места, где в тихой доле Был счастлив я с тобой. Всё мне тебя представит; Всё слезы лить заставит; А ты, мой друг, кто знает, Ты вспомнишь ли меня. Вот лес, скажу, унылый, Где вдруг ты стала зла, Потом улыбкой милой Знак к миру мне дала. Там я с тобой встречался; Здесь я тобой прельщался; А ты, мой друг, кто знает, Ты вспомнишь ли меня. Предвижу, как в оковы Сердца к тебе летят; Сулят утехи новы, Быть верными сулят. Увы, зря их мученье, Их ласки, обоженье, Увы, мой друг, кто знает, Ты вспомнишь ли меня. Хоть вспомни, как тобою Томится грудь моя, И что, лишась покою, Не льщусь надеждой я. Ах, вспомни всё мученье И это разлученье, — Мой друг! Мой друг, кто знает, Ты вспомнишь ли меня. <1793>

ГРИГОРИЙ ХОВАНСКИЙ

(1767–1796)

28. Романс («Намедни в рощице гуляя…»)

Намедни в рощице гуляя, Где птички порхали одне, Там песни соловья внимая, Вдруг что-то грустно стало мне. Невольным образом вздохнувши, Я с горя к речке подошел, И, на ветвистый дуб взглянувши, Под тень на бережок я сел. Луна свой вид изображала В студеной зе́ркальной реке И тихи воды посребряла, А соловей пел вдалеке. То громко пел, то очень нежно, То жалобно он тосковал. Я, слушая его прилежно, В задумчивость глубоку впал. Меж тем он, в рощице летая, На дуб ветвистый прилетел, И, душу томну услаждая, Еще, еще нежнее пел. Из глаз вдруг слезы покатились И облегчили грудь мою; Слезами чувства освежились — Я обратился к соловью. «Ужель и ты несчастье знаешь, Любезный, милый соловей? Иль только мне лишь сострадаешь Ты в горькой участи моей? Я матери, отца лишился, — В слезах ему я говорил, — А там — жестокою пленился И без надежды полюбил!.. Но ты, мой друг, о чем сгрустился, И отчего ты так уныл?» — «Я с милой, с милой разлучился: Я только для нее и жил! Она вечор мне изменила! Я муку лютую терплю; Она другого полюбила, А я так всё ее люблю!»; Пропел и полетел тихонько Неверную свою искать; А я, вздохнув, пошел легонько Домой по милой тосковать. Пришел — и легкий сон на время Плениру предо мной явил. Проснулся я и зол всех бремя Еще сильнее ощутил. <1796>

29. Романс («Лейтесь, слезы, вы ручьями!..»)

Лейтесь, слезы, вы ручьями! Дайте сердцу отдохнуть. Мне назначено судьбами Ввек в несчастии тонуть. Но почто вооружился Ты, злой рок, против меня? Ах! давно ль отца лишился? Уж в земле и мать моя! Нет родителей со мною! Парка их пресекла дни. Я остался сиротою; Горести со мной одни! О любовь! ты подкрепляла Дух, размученный тоской; Сердце ты еще питала, Облегчая жребий мой. A теперь меня лишаешь И последних ты утех; К горю горе прибавляешь — Ты несчастий злее всех! Ты, кем я горю, пылаю, Кем привязан к жизни сей; Ты, кого я почитаю Божеством души моей! Страсть мою ты презираешь!.. Нет уж боле сил терпеть. Знать, ты смерти мне желаешь — Мне не трудно умереть. Кто, как я, с тобою страстен, Чья вся жизнь лишь бед полна, Ах! тому, кто столь несчастен, Смерть не может быть страшна. Я надежды всей лишился: Без надежды можно ль жить? Если ж я страдать родился, Жизнь я властен прекратить. Жизнь! тебя я покидаю… К вам, родители, иду; Смерть с веселием встречаю — В ней я счастие найду. <1796>

НИКОЛАЙ ШАТРОВ

(1767–1841)

30. Песня («Катя в рощице гуляла…»)[49]

Катя в рощице гуляла, Друга милого искала, Кой клялся ее любить, Всякий вечер с нею быть. Но уж солнце закатилось, Небо ясное затмилось, На цветы роса падет, А сердечный друг нейдет! Уж и полночь наступает, И над рощею сияет В мраке полная луна, Катя в роще — всё одна. Всё одна и понапрасну, Обольщая душу страстну, Друга ищет, друга ждет, Другу голос подает. Друг нейдет — и всё немило: Сердце в Кате приуныло; Стала Катя тосковать, И не знала — что начать! Руки белые ломила, То стояла, то ходила, То смотрела сквозь лесок И кляла свой лютый рок. «Милый!» — Катя говорила. «Милый», — роща повторила. «Иль пришла моя беда?» Отвечала роща: «да!» Катя вдруг остановилась, Испугалась — чувств лишилась; И казалось ей в тот час, Что и лунный свет погас. Мысли все у ней смутились, Слезы градом покатились: Исчезал огонь в глазах И румянец на щеках. Роща стала ей ужасна; И без друга Катя страстна, Заливался слезой, Понесла тоску домой. <1798>

С. МИТРОФАНОВ

31. Песня («За горами, за долами…»)[50]

За горами, за долами, За лесами, меж кустами           Лужочек там был. На лужке росли цветочки, Вокруг милы ручеечки           Блистали в струях. Птички нежны песни пели, Слышны там были свирели,           Соловей свистал. Вся природа веселилась, И утеха там резвилась,           Веял ветерок. Недалёко был там холмик, А на холмике был домик,           На всей красоте. Подле домика дубочек, Где сидел душа-молодчик           В кручине, в тоске. Поджав рученьки сидел, На цветочек всё смотрел —           Песенку запел. Ах! ты милая моя! Миловидная моя!           Скушно без тебя. Все кусточки и листочки, И прекрасные цветочки           Здесь не веселят. Они грусть лишь умножают, Мне тебя напоминают,           Как резвились здесь. Мы играли в мотылечки, И любовь плела веночки           Всякий вечерок. Целовались, миловались, — Птички, глядя, любовались,           Как любились мы. А теперь в несносной скуке, Душенька, с тобой в разлуке —           В смертельной тоске. Нет минуты, ни часа, Чтоб не зрелася краса           В сих твоя местах. Где всегда часто гуляли, Песенки с тобой певали,           Сидя на траве. Вдали эхо раздавалось, И сердечко восхищалось           Среди всех отрад. Без тебя здесь всё не мило — Всё не мило, воё постыло;           Скрылся свет от глаз. Сердце ноет, ноет, ноет; Во разлуке плачет, стонет           Добрый молодец. Не тужи, не плачь, детинка; Ты мне жалок, сиротинка!           Увижусь с тобой Опять будем мотылечки, И по-прежнему дружочки           С тобой, милый друг. <1799 >

ИВАН ДОЛГОРУКИЙ

(1764–1823)

32. «Без тебя, моя Глафира…»

Без тебя, моя Глафира[51], Без тебя, как без души, Никакие царства мира Для меня не хороши. Мне повсюду будет скучно, Не могу я быть счастлив; Будь со мною неразлучно, Будь со мной, доколе жив! Ни богатства не желаю, Ни в большие господа; Всё другим то уступаю, Будь лишь ты со мной всегда. Вот одно мое желанье! У меня другого нет; Без тебя — вся жизнь страданье, Без тебя — пустыня свет. Я люблю тебя всех боле, Я люблю одну тебя; В толь приятной сердцу доле С кем сравняю я себя? Ах! ни с кем, ни с кем, конечно! Только ты люби меня; Буду счастлив, будешь вечно Ты мой друг и жизнь моя! 1790-е годы

ПЕТР ШАЛИКОВ

(1765–1852)

33. Русская песня («Нынче был я на почтовом на дворе…»)[52]

Нынче был я на почтовом на дворе — Льстил себе найти от миленькой письмо, И — пошел назад с унылою душой. Нет письма!.. нет сердцу радости ни в чем! Ах! давно, давно не пишет уж ко мне Та, которою на свете я живу; Та, котора уверяла так меня, Что в разлуке ей отрада только в том, Чтоб писать ко мне… о горести своей!.. Что ж мешает ей в отраде той теперь? Что мешает сердце друга оживить? Неужель забыт я милою моей? Неужели сон был счастие мое?.. Нет, не может статься этого вовек! Я довольно знаю милую мою: Ее сердце не умеет изменить; Ее сердце век останется моим — Знать, свободного и в тереме своем Не имеет она времени часа; Иль препятствуют недобры люди ей К другу грамотки чрез почту посылать… Но, что б ни было причиною того, — Лишь была б здорова милая моя! <1801>

АЛЕКСЕЙ МЕРЗЛЯКОВ

(1778–1830)

34. «Я не думала ни о чем в свете тужить…»[53]

Я не думала ни о чем в свете тужить, Пришло время — начало сердце крушить; С воздыханья белой груди тяжело! То ли в свете здесь любовью прослыло: Полюбя дружка, от горести изныть, Кто по сердцу мне, не сметь того любить? Злые люди все украдкою глядят, Меня, девушку, заочно все бранят… Как же слушать пересудов мне людских? Сердце любит, не спросясь людей чужих, Сердце любит, не спросясь меня самой! Вы уймитесь, злые люди, говорить! Не уйметесь — научите не любить! Потужите лучше в горести со мной: Было время — и на вас была беда. Чье сердечко не болело никогда? Всяк изведал грусть-злодейку по себе, А не всякий погорюет обо мне! Что же делать с горемычной головой? Куда спрятать сердце бедное с тоской? Друг не знает, что я плачусь на него; Людям нужды нет до сердца моего!.. Вы, забавушки при радости моей, Цветы алые, поблекните скорей! Вас горючими слезами оболью, Вам одним скажу про горесть я свою. Как без солнышка не можно вам пробыть, Мне без милого не можно больше жить. <1803>

35. «Чернобровый, черноглазый…»[54]

Чернобровый, черноглазый           Молодец удалый Вложил мысли в мое сердце,           Зажег ретиво́е! Нельзя солнцу быть холодным,           Светлому погаснуть; Нельзя сердцу жить на свете           И не жить любовью! Для того ли солнце греет,           Чтобы травке вянуть? Для того ли сердце любит,           Чтобы горе мыкать? Нет, не дам злодейке скуке           Рети́вого сердца! Полечу к любезну другу           Осеннею пташкой. Покажу ему платочек,           Его же подарок, — Сосчитай горючи слезы           На алом платочке, Иссуши горючи слезы           На белой ты груди, Или сладкими их сделай,           Смешав со своими… Воет сыр-бор за горою,           Метелица в поле; Встала вьюга, непогода,           Запала дорога. Оставайся, бедна птичка,           Запертая в клетке! Не отворишь ты слезами           Отеческий терем; Не увидишь дорогого,           Ни прежнего счастья! Не ходить бы красной девке           Вдоль по лугу-лугу; Не искать было глазами           Пригожих, удалых! Не любить бы красной девке           Молодого парня; Поберечь бы красной девке           Свое нежно сердце! <1803>

36. Сельская элегия («Что мне делать в тяжкой участи своей?..»)

Что мне делать в тяжкой участи своей? Где размыкать горе горькое свое? Сердце, сердце, ты вещун, губитель мой! Для чего нельзя не слушать нам тебя? Как охотник приучает соколов, Приучаешь ты тоску свою к себе; Манишь горесть, без того твою родню; Приласкало грусть слезами ты к себе! Вейте, буйны, легкокрылы ветерки, Развевайте кудри черные лесов, Вейте, весточки, с далекой стороны, Развевайте мою смертную печаль! Вы скажите, жить ли, бедной, мне в тоске? Вы скажите, жив ли милый мой дружок? Долго, долго ждет любовь моя его! Вот уж три года тоске моей минет; Ровно три года, как слуху нет об нем; Нет ни грамотки, ни вестки никакой! Ах, ужли-то солнце стало холодней? Неужли-то кровь ретива не кипит? Неужли твое сердечко, милый друг. Ничего тебе о мне не говорит? Много время, чтоб состариться любви! Много время позабыть и изменить! Ветер дунул с чужой, дальней стороны, Показалася зарница над горой, Улыбнулася красотка молодцу — И прости мое всё счастье и покой! Нет! не верю я причудам всем своим: Милый друг мой! твоя девушка в тоске, Тебе верит больше, нежели себе. Знать, злосчастным нам такой уже талант — Не делясь душой, делиться ввек житьем; Знать, затем-то в зелено́м у нас саду Два цветочка одиночкою росли, Одним солнышком и грелись, и цвели, Одной радостью питались на земли, Чтобы ветры их далеко разнесли, Чтобы в разных рассадить их сторонах, Чтоб на разных вдруг засохнуть им грядах! У них отняли последню радость их, Чтобы вместе горевать и умереть. Поздно, миленький, на родину придешь, Поздно, солнышко, на гроб ты мой блеснешь! Я найду уже другого жениха, Обвенчаюся со смертью без тебя, Сам ты нехотя меня сосватал с ней… Приди, милый друг, к могиле ты моей! Ты сорви цветок лазоревый на ней, Он напомнит, как цвела я при тебе; Ты оттудова поди в темны леса, Там услышишь ты кукушку вдалеке: Куковала так злосчастная в тоске; Горесть съела всю девичью красоту, Сердце бедное слезами истекло. Как подкошенна травинушка в лугу, Вся иссохла я без милого дружка! Место всякое — не место для меня, Все веселья — не веселья без тебя. Рада б я бежать за тридевять земель, Но возможно ли от сердца нам уйти? Но возможно ли от горя убежать? Оно точит стены каменны насквозь, Оно гонится за нами в самый гроб! Девки просят, чтоб не выла я при них: «Ты лишь портишь наши игры, — говорят, —: На тебя глядя, нам тошно и самим!» Ах! подруженьки! вы не жили совсем! Вы не знаете — и дай боже не знать Горя сладкого, опасного — любить! Ваше сердце не делилося ни с кем; В моем сердце половины целой нет! В моем милом я любила этот свет! В нем одном и род, и племя всё мое, В нем одном я весела и хороша, Без него, млада, ни людям, ни себе. Ах, когда вы что узнаете об нем, Не таитесь, добры люди, от меня: Уж не бойтесь испугать меня ничем! Вы скажите правду-истину скорей; Легче, знав беду, однажды умереть, Чем, не знав ее, всечасно умирать. <1805>

37. Чувства в разлуке

Что не девица во тереме своём Заплетает русы кудри серебром, — Месяц на небе, без ровни, сам-большой, Убирается своею красотой. Светлый месяц! весели, дружок, себя! Знать, кручинушке высоко до тебя! Ты один, мой друг, гуляешь в небесах, Ты на небе так, как я в чужих краях; А не знаешь муки тяжкой — быть одним, И не сетуешь с приятелем своим!.. Ах! Всмотрись в мои заплаканны глаза, Отгадай, что говорит моя слеза: Травка на поле лишь дожжичком цветёт, А в разлуке сердце весточкой живёт! Всё ли милая с тобой ещё дружна, Пригорюнившись, сидит ли у окна, Обо мне ли разговор с тобой ведёт И мои ли она песенки поёт?.. Птичка пугана пугается всего! Горько мучиться для горя одного! Горько плакать и конца бедам не знать! Не с кем слёз моих к любезной переслать! У тоски моей нет крыльев полететь, У души моей нет силы потерпеть, У любви моей нет воли умереть! Изнывай же на сторонушке чужой, Как в могиле завален один живой! Будь, любезная, здорова, весела; Знать, ко мне моя судьбинушка пришла! <1805>

38. Песня («Среди долины ровныя…»)[55]

Среди долины ровныя, На гладкой высоте, Цветёт, растёт высокий дуб В могучей красоте. Высокий дуб, развесистый, Один у всех в глазах; Один, один, бедняжечка, Как рекрут на часах! Взойдет ли красно солнышко — Кого под тень принять? Ударит ли погодушка — Кто будет защищать? Ни сосенки кудрявыя, Ни ивки близ него, Ни кустики зеленые Не вьются вкруг него. Ах, скучно одинокому И дереву расти! Ах, горько, горько молодцу Без милой жизнь вести! Есть много сребра, золота — Кого им подарить? Есть много славы, почестей — Но с кем их разделить? Встречаюсь ли с знакомыми — Поклон, да был таков; Встречаюсь ли с пригожими — Поклон да пара слов. Одних я сам пугаюся, Другой бежит меня. Все други, все приятели До черного лишь дня! Где ж сердцем отдохнуть могу, Когда гроза взойдет? Друг нежный спит в сырой земле, На помощь не придет! Ни роду нет, ни племени В чужой мне стороне; Не ластится любезная Подруженька ко мне! Не плачется от радости Старик, глядя на нас; Не вьются вкруг малюточки, Тихохонько резвясь! Возьмите же всё золото, Все почести назад; Мне родину, мне милую, Мне милой дайте взгляд! <1810>

39. «Вылетала бедна пташка на долину…»[56]

Вылетала бедна пташка на долину, Выроняла сизы перья на долине. Быстрый ветер их разносит по дуброве; Слабый голос раздается по пустыне!.. Не скликай, уныла птичка, бедных пташек, Не скликай ты родных деток понапрасну, — Злой стрелок убил малюток для забавы, И гнездо твое развеяно под дубом. В бурю ноченьки осенния, дождливой Бродит по полю несчастна горемыка, Одинехонька с печалью, со кручиной; Черны волосы бедняжка вырывает, Белу грудь свою лебедушка терзает. Пропадай ты, красота, моя злодейка! Онемей ты, сердце нежное, как камень! Растворися, мать сыра земля, могилой! Не расти в пустыне хмелю без подпоры, Не цвести цветам под солнышком осенним, — Мне не можно жить без милого тирана. Не браните, не судите меня, люди: Я пропала не виной, а простотою; Я не думала, что есть в любви измена; Я не знала, что притворно можно плакать. Я в слезах его читала клятву сердца; Для него с отцом я, с матерью рассталась, За бедой своей летела на чужбину, За позором пробежала долы, степи, Будто дома женихов бы не сыскалось, Будто в городе любовь совсем другая, Будто радости живут лишь за горами… Иль чужа земля теплее для могилы? Ты скажи, злодей, к кому я покажуся? Кто со мною слово ласково промолвит? О безродной, о презренной кто потужит? Кто из милости бедняжку похоронит? <1810>

40. Соловушко[57]

Для чего летишь, соловушко, к садам? Для соловушки алеет роза там. Чем понравился лужок мне шелково́й? Там встречаюсь я с твоею красотой. Как лебедушка во стаде голубей, Среди девушек одна ты всех видней! Что лань бы́стра, златорогая в лесах, С робкой поступью гуляешь ты в лугах. Гордо страстный взор разбегчивой блеснул; Молодецкий круг невольно воздохнул, Буйны головы упали на плеча, Люди шепчут: для кого цветет она? Наши души знают боле всех людей. Наши взоры говорят всего ясней. Но когда, скажи, терпеть престану я? Дни ко мне бегут, а счастье — от меня. Пусть еще я не могу владеть тобой, Для чего же запретил тиран мне злой Плакать, видеться с красавицей моей? И слезам моим завидует, злодей! <1830>

41. «Не липочка кудрявая…»

Не липочка кудрявая Колышется ветром, Не реченька глубокая Кипит в непогоде, Не белая ковыль-трава Волнуется в поле, — Волнуется ретивое, Кипит, кипит сердце; У красной у девицы Колышутся груди; Перекатным бисером Текут горьки слезы; Текут с лица на белу грудь И грудь не покоят! Ах, прежде красавица Всех нас веселила, А ныне красавица Вдруг стала уныла. Развейтесь, развейтесь вы, Девически кудри! Поблекни, поблекни ты, Девическа прелесть! К чему вы мне надобны, Коль вы не для друга? К чему мне наряды все, Коль он не со мною? С кем сладко порадуюсь, С кем сладко поплачу? Ты, милый друг, радостью, Ты был мне красоюI Тебя только слышала, Тобою дышала, В тебе свет я видела, В тебе веселилась!.. С собою ты сердце взял — Чем жить, веселиться? Родные вкруг сердятся, Что я изменилась; Другие притворствуют, А я не умею!.. Ах, с дальней сторонушки Пришли ко мне весточку, Что здрав ты и радостен И что меня помнишь! Тогда улыбнуся я На белый свет снова; Тогда и в разлуке злой Сольемся сердцами! Тогда оживу опять Для вас, добры люди! <1830>

42. «Меня любила ты — я жизнью веселился…»[58]

Меня любила ты — я жизнью веселился, День каждый пробуждал меня к восторгам вновь; Я потерял тебя — и с счастием простился: Ах, счастием моим была твоя любовь! Меня любила ты — средь милых вдохновений Я пел прекрасную с зарею каждой вновь; Я потерял тебя — и мой затмился гений: Ах, гением моим была твоя любовь! Меня любила ты — я добрым быть стремился, Искал несчастного, чтоб дать ему покров; Я потерял тебя — мой дух ожесточился: Добро́тою моей была твоя любовь!.. <1806>

43. Велизарий[59][60]

Малютка, шлем нося, просил, Для бога, пищи лишь дневныя Слепцу, которого водил, Кем славны Рим и Византия. «Тронитесь жертвою судеб! — Он так прохожих умоляет. — Подайте мальчику на хлеб: Он Велизария питает. Вот шлем того, который был Для готфов, вандалов грозою; Врагов отечества сразил, Но сам сражен был клеветою. Тиран лишил его очей, И мир хранителя лишился. Увы! свет солнечных лучей Для Велизария закрылся! Несчастный, за кого в слезах Один вознес я глас смиренный, Водил царей земных в цепях, Законы подавал вселенной; Но в счастии своем равно Он не был гордым, лютым, диким; И ныне мне твердит одно: „Не называй меня великим!“ Не видя света и людей, Парит он мыслью в царстве славы, И видит в памяти своей Народы, веки и державы. Вот постоянство здешних благ! Сколь чуден промысл твой, содетель! И я, сиротка, в юных днях Стал Велизарью благодетель!..» <1806>

Тексты, приписываемые авторам XVIII — начала XIX века

44. «Уж как пал туман на сине море…»[61]

Уж как пал туман на сине море, А злодейка-тоска в ретиво сердце, Не сходить туману с синя моря, Уж не выдти кручине из сердца вон. Не звезда блестит далече в чистом поле, Курится огонечек малешенек: У огонечка разостлан шелковый ковер, На коврике лежит удал добрый молодец, Прижимает белым платом рану смертную, Унимает молодецкую кровь горячую. Подле молодца стоит тут его добрый конь, И он бьет своим копытом в мать сыру землю, Будто слово хочет вымолвить хозяину: «Ты вставай, вставай, удалой добрый молодец! Ты садися на меня, на своего слугу, Отвезу я добра молодца в свою сторону, К отцу, к матери родимой, роду-племени, К милым детушкам, к молодой жене». Как вздохнет удалой добрый молодец — Подымалась у удалого его крепка грудь; Опускались у молодца белы руки, Растворилась его рана смертная, Пролилась ручьем кипячим кровь горячая. Тут промолвил добрый молодец своему конки «Ох ты, конь мой, конь, лошадь верная, Ты товарищ моей участи, Добрый пайщик службы царския! Ты скажи моей молодой жене, Что женился я на другой жене; Что за ней я взял поле чистое, Нас сосватала сабля острая, Положила спать калена стрела». 1722(?)

45. «Размучен страстию презлою…»[62]

Размучен страстию презлою И ввержен будучи в напасть, Прости, что я перед тобою Дерзну свою оплакать часть.           Хотя твой милый взор, драгая!           Мне остры стрелы в грудь бросая,           Зрел действие своих побед, —           Но ты еще того не знаешь,           Колико мне ты причиняешь           Несносных мук и лютых бед. Я с той жестокой мне минуты, Как первый раз тебе предстал, Питаю в сердце скорби люты, Питаю страсть и пленник стал.           Не видишь ты, как я смущаюсь,           Как стражду, рвуся и терзаюсь           И горьких слез потоки лью?           Ты прежних дум меня лишила,           Ты жизнь мою переменила,           Тебя, как душу, я люблю. Всегда тебя в уме встречаю, А стретив, зреть тебя хочу; И где тебя найтить лишь чаю, Бегу туда, и там грущу.           Места, где страсть моя родилась,           Где кровь тобою вспламенилась,           Свидетели тоски моей:           Я в них тебя воспоминаю,           Твое в них имя повторяю           Стократко в памяти своей. Теперь узнав себя подвластна И частию владей моей; Но сколько ты, мой свет! прекрасна, Ты столько жалости имей,           За скорбь в душе моей смертельну           И рану в сердце неисцельну           Хоть сладку мне надежду дай.           Коль стыдно то сказать словами,           Хотя прелестными глазами           Скажи, скажи мне; уповай. <1759>

46. «Ты проходишь мимо кельи, дорогая…»[63]

Ты проходишь мимо кельи, дорогая, Мимо кельи, где бедняк-чернец горюет, Где пострижен добрый молодец насильно, Ты скажи мне, красна девица, всю правду: Или люди-то совсем уже ослепли, Для чего меня все старцем называют? Ты сними с меня, драгая, камилавку, Ты сними с меня, мой свет, и черну рясу, Положи ко мне на груди белу руку И пощупай, как трепещет мое сердце, Обливаяся всё кровью с тяжким вздохом; Ты отри с лица румяна горьки слезы, Разгляди ж теперь ты ясными очами, Разглядев, скажи, похож ли я на старца? Как чернец, перед тобой я воздыхаю, Обливаяся весь горькими слезами, Не грехам моим прощенья умоляю, Да чтоб ты меня любила, мое сердце! <1763>

47. «Не будите молоду…»[64]

Не будите молоду Раным-рано поутру; Разбудите молоду, Когда солнышко взойдет, Когда птички запоют, Перепархивать начнут, Когда милый пастушок Заиграет во рожок. Хорошо пастух играл, Будто словом говорил: «Собирайте, девушки, Свое стадо на лужок». Собиралися девушки, В хоровод пошли играть. Одна девка весела В хоровод плясать пошла. Манит девушка рукой Пастуха плясать с собой: «Сюда, сюда, пастушок! Сюда, миленький дружок!» Бросил стадо пастушок, Пошел с девушкой в кружок. Он часочек проплясал — Коровушку потерял. Он еще час проплясал — И полстада потерял. «Когда б знала молода — Не манила б пастуха!»

Неизвестные авторы

48. «Вниз по матушке по Волге…»[65]

Вниз по матушке по Волге, От крутых красных бережков, Разыгралася погода, Погодушка верховая; Ничего в волнах не видно, Одна лодочка чернеет, Никого в лодке не видно, Только парусы белеют. На гребцах шляпы чернеют, Кушаки на них алеют. На корме сидит хозяин, Сам хозяин во наряде, Во коричневом кафтане, В перюиновом камзоле, В алом шелковом платочке, В черном бархатном картузе; На картузе козыречек, Сам отецкий он сыночек. Уж как взговорит хозяин: «И мы грянемте, ребята, Вниз по матушке по Волге, Ко Аленину подворью, Ко Ивановой здоровью». Аленушка выходила, Свою дочку выводила, Таки речи говорила: «Не прогневайся, пожалуй, В чем ходила, в том и вышла. В одной тоненькой рубашке И в кумачной телогрейке». <1770>

49. «Ты проходишь, мой любезный, мимо кельи…»[66]

Ты проходишь, мой любезный, мимо кельи, Где живет несчастна старица в мученьи, Где в шестнадцать лет пострижена неволей И наказана суровой жизни долей! Не тому, было, мучению я льстилась, Но владел чтоб мной, кому я полюбилась; Не к тому меня и в чин сей посвятили И блаженство в жизни будущей купили. Ты взойди, взойди, любезный, в мою келью И меня обрадуй счастия хоть тенью. Не давай страдать ты долго мне в мученьи, Ты утеши своим взором в огорченьи! Ты положь свою ко мне на груди руку И почувствуй бедна сердца тяжку муку! Изведи меня из горькой сей напасти И окончи ты мучительные страсти. <1780>

50. Журнал любви

В понедельник я влюбился, И весь вторник я страдал, В любви в середу открылся, В четверток ответа ждал. Пришло в пятницу решенье, Чтоб не ждал я утешенья. В скорби, грусти и досаде Всю субботу размышлял И, не зря путей к отраде, Жизнь окончить предприял, Но, храня души спасенье, Я раздумал в воскресенье. В понедельник же другой Получил я от драгой Ответ нежный и приятный И с желанием согласный. А во вторник отписал, И письмо я к ней послал, В коем всё то выражал И всю страсть ей объявлял. В среду думал сам в себе, Как придет она ко мне: Сколько радостей мне будет, Скажу — вечно не забудет. В четверток моя любезна Отписала мне полезно, Я в пяток чтоб вечерка Ожидал ее у двора. С нетерпеньем ждал часа́, Как пришла ко мне краса. <1790>

51. Песня («Волга, реченька глубока!..»)[67]

Волга, реченька глубока! Прихожу к тебе с тоской; Мой сердечный друг далеко, Ты беги к нему волной. Ты беги, волна, стремися, К другу весть скорей неси, Как стрела к нему пустися И словечко донеси. Ты скажи, как я страдаю, Как я мучуся по нем! Говорю, сама рыдаю, Слезы катятся ручьем. Вспомню, милый как прощался, И туда вдруг побегу, Где со мною расставался; Плачу там на берегу. С ветром в шуме Волга стонет, А я рвуся злой тоской; Сердце ноет, ноет, ноет И твердит: «Где милый мой? Где мой друг, моя отрада? Где девался дорогой?..» Жизни я тогда не рада, Вся в слезах иду домой. Но к несносному мученью Страсть должна свою скрывать, Здесь предавшись слез стремленью, Дома вид иной казать. Как ни тошно, как ни больно, Чтоб не знали страсть мою, Покажусь на час спокойной; Ночь зато проплачу всю. «Поспешай ко мне, любезный! Ты почувствуй скорбь мою, Ток очей отри мой слезный, Облегчи мою судьбу». Только я уста сомкнула, Стон пустился вслед за мной; Мнится, реченька вздохнула, Понесла слова волной. <1793>

«Я встретил Вас…»

Поэты первой половины XIX века

ВАСИЛИЙ ЖУКОВСКИЙ

(1783–1852)

52. Тоска по милом[68]

(Песня)

          Дубрава шумит;           Сбираются тучи;           На берег зыбучий           Склонившись, сидит В слезах, пригорюнясь, девица-краса; И полночь и буря мрачат небеса; И черные волны, вздымаясь, бушуют; И тяжкие вздохи грудь белу волнуют.           «Душа отцвела;           Природа уныла;           Любовь изменила,           Любовь унесла Надежду, надежду — мой сладкий удел. Куда ты, мой ангел, куда улетел? Ах, полно! я счастьем мирским насладилась: Жила, и любила… и друга лишилась.           Теките струей           Вы, слезы горючи;           Дубравы дремучи,           Тоскуйте со мной. Уж боле не встретить мне радостных дней; Простилась, простилась я с жизнью моей: Мой друг не воскреснет; что было, не будет… И бывшего сердце вовек не забудет.           Ах! скоро ль пройдут           Унылые годы?           С весною — природы           Красы расцветут… Но сладкое счастье не дважды цветет, Пускай же драгое в слезах оживет; Любовь, ты погибла; ты, радость, умчалась; Одна о минувшем тоска мне осталась». 1807

53. Песня («Мой друг, хранитель-ангел мой…»)[69]

Мой друг, хранитель-ангел мой, О ты, с которой нет сравненья, Люблю тебя, дышу тобой; Но где для страсти выраженья? Во всех природы красотах Твой образ милый я встречаю; Прелестных вижу — в их чертах Одну тебя воображаю. Беру перо — им начертать Могу лишь имя незабвенной; Одну тебя лишь прославлять Могу на лире восхищенной, С тобой, один, вблизи, вдали. Тебя любить — одна мне радость; Ты мне все блага на земли; Ты сердцу жизнь, ты жизни сладость. В пустыне, в шуме городском Одной тебе внимать мечтаю; Твой образ, забываясь сном, С последней мыслию сливаю; Приятный звук твоих речей Со мной во сне не расстается; Проснусь — и ты в душе моей Скорей, чем день очам коснется. Ах! мне ль разлуку знать с тобой? Ты всюду спутник мой незримый; Молчишь — мне взор понятен твой, Для всех других неизъяснимый; Я в сердце твой приемлю глас; Я пью любовь в твоем дыханье… Восторги, кто постигнет вас, Тебя, души очарованье? Тобой и для одной тебя Живу и жизнью наслаждаюсь; Тобою чувствую себя; В тебе природе удивляюсь. И с чем мне жребий мой сравнить? Чего желать в толь сладкой доле? Любовь мне жизнь — ах! я любить Еще стократ желал бы боле. 1808

54. Мальвина[70]

(Песня)

С тех пор как ты пленен другою, Мальвина вянет в цвете лет; Мне свет прелестен был тобою; Теперь — прости, прелестный свет! Ах! не отринь любви моленья: Приди… не сердце мне отдать, Но взор потухший мой принять В минуту смертного томленья. Спеши, спеши! близка кончина; Смотри, как в час последний свой Твоя терзается Мальвина Стыдом, любовью и тоской; Не смерти страшной содроганье, Не тусклый, безответный взгляд Тебе, о милый, возвестят, Что жизни кончилось страданье. Ах, нет!.. когда ж Мальвины муку Не услаждает твой приход, Когда хладеющую руку Она тебе не подает; Когда забыт мой друг единый, Мой взор престал его искать, Душа престала обожать, — Тогда — тогда уж нет Мальвины! 1808

55. Песня («О милый друг! теперь с тобою радость!..»)[71]

        О милый друг! теперь с тобою радость!         А я один — и мой печален путь;         Живи, вкушай невинной жизни сладость; В душе не изменись; достойна счастья будь… Но не отринь в толпе пленяемых тобою Ты друга прежнего, увядшего душою; Веселья их дели — ему отрадой будь;                 Его, мой друг, не позабудь.         О милый друг, нам рок велел разлуку:         Дни, месяцы и годы пролетят,         Вотще к тебе простру от сердца руку — Ни голос твой, ни взор меня не усладят. Но и вдали моя душа с твоей согласна; Любовь ни времени, ни месту неподвластна; Всегда, везде ты мой хранитель-ангел будь,                 Меня, мой друг, не позабудь.         О милый друг, пусть будет прах холодный         То сердце, где любовь к тебе жила:         Есть лучший мир; там мы любить свободны Туда моя душа уж всё перенесла; Туда всечасное влечет меня желанье; Там свидимся опять; там наше воздаянье; Сей верой сладкою полна в разлуке будь —                 Меня, мой друг, не позабудь. 1811

56. Цветок[72]

(Романс)

Минутная краса полей, Цветок увядший, одинокой, Лишен ты прелести своей Рукою осени жестокой. Увы! нам тот же дан удел, И тот же рок нас угнетает:* С тебя листочек облетел — От нас веселье отлетает. Отъемлет каждый день у нас Или мечту, иль наслажденье. И каждый разрушает час Драгое сердцу заблужденье. Смотри… очарованья нет; Звезда надежды угасает… Увы! кто скажет: жизнь иль цвет Быстрее в мире исчезает?. 1811

57. Пловец («Вихрем бедствия гонимый…»)[73]

Вихрем бедствия гонимый, Без кормила и весла, В океан неисходимый Буря челн мой занесла. В тучах звездочка светилась; «Не скрывайся!» — я взывал; Непреклонная сокрылась; Якорь был — и тот пропал. Всё оделось черной мглою, Всколыхалися валы; Бездны в мраке предо мною, Вкруг ужасные скалы. «Нет надежды на спасенье!» — Я роптал, уныв душой… О безумец! Провиденье Было тайный кормщик твой. Невиди́мою рукою, Сквозь ревущие валы, Сквозь одеты бездны мглою И грозящие скалы, Мощный вел меня хранитель. Вдруг — всё тихо! мрак исчез; Вижу райскую обитель… В ней трех ангелов небес. О спаситель-провиденье! Скорбный ропот мой утих; На коленах, в восхищенье, Я смотрю на образ их. О! кто прелесть их опишет? Кто их силу над душой? Всё окрест их небом дышит И невинностью святой. Неиспытанная радость — Ими жить, для них дышать, Их речей, их взоров сладость В душу, в сердце принимать. О судьба! одно желанье: Дай все блага им вкусить; Пусть им радость — мне страданье; Но… не дай их пережить. 1812

58. Утешение в слезах[74]

«Скажи, что так задумчив ты?           Всё весело вокруг; В твоих глазах печали след;           Ты, верно, плакал, друг?» — «О чем грущу, то в сердце мне           Запало глубоко; А слезы… слезы в сладость нам;           От них душе легко». — «К тебе ласкаются друзья,           Их ласки не дичись; И что бы ни утратил ты,           Утратой поделись». — «Как вам, счастливцам, то понять,           Что понял я тоской? О чем… но нет! оно мое,           Хотя и не со мной». — «Не унывай же, ободрись, —           Еще ты в цвете лет; Ищи — найдешь; отважным, друг,           Несбыточного нет». — «Увы! напрасные слова!           Найдешь — сказать легко; Мне до него, как до звезды           Небесной, далеко». — «На что ж искать далеких звезд?           Для неба их краса; Любуйся ими в ясну ночь,           Не мысля в небеса». — «Ах! я любуюсь в ясный день!           Нет сил и глаз отвесть; А ночью… ночью плакать мне,           Покуда слезы есть». 1817

59. Песня («Минувших дней очарованье…»)[75]

Минувших дней очарованье, Зачем опять воскресло ты? Кто разбудил воспоминанье И замолчавшие мечты? Шепнул душе привет бывалой; Душе блеснул знакомый взор; И зримо ей минуту стало Незримое с давнишних пор. О милый гость, святое Прежде, Зачем в мою теснишься грудь? Могу ль сказать: живи надежде? Скажу ль тому, что было: будь? Могу ль узреть во блеске новом Мечты увядшей красоту? Могу ль опять одеть покровом Знакомой жизни наготу? Зачем душа в тот край стремится, Где были дни, каких уж нет? Пустынный край не населится, Не у́зрит он минувших лет; Там есть один жилец безгласный, Свидетель милой старины; Там вместе с ним все дни прекрасны В единый гроб положены. 1818

60. Голос с того света[76]

Не узнавай, куда я путь склонила, В какой предел из мира перешла… О друг, я все земное совершила; Я на земле любила и жила. Нашла ли их? Сбылись ли ожиданья? Без страха верь; обмана сердцу нет; Сбылося все; я в стороне свиданья; И знаю здесь, сколь ваш прекрасен свет. Друг, на земле великое не тщетно; Будь тверд, а здесь тебе не изменят; О милый, здесь не будет безответно Ничто, ничто: ни мысль, ни вздох, ни взгляд. Не унызай: минувшее с тобою; Незрима я, но в мире мы одном; Будь верен мне прекрасною душою? Сверши один начатое вдвоем, 1815

61. Песня («Розы расцветают…»)[77]

Розы расцветают, Сердце, отдохни; Скоро засияют Благодатны дни. Все с зимой ненастной Грустное пройдет; Сердце будет ясно; Розою прекрасной Счастье расцветет. Розы расцветают — Сердце, уповай; Есть, нам обещают. Где-то лучший край. Вечно молодая Там веска живет; Там, в долине рая, Жизнь для нас иная Розой расцветет. 1815

62. Песня («К востоку, все к востоку…»)[78]

К востоку, все к востоку Стремление земли — К востоку, все к востоку Летит моя душа; Далеко на востоке, За синевой лесов, За синими горами Прекрасная живет. И мне в разлуке с нею Все мнится, что она — Прекрасное преданье Чудесной старины, Что мне она явилась Когда-то в древни дни, Чтоб мне об ней остался Один блаженный сон. 1815

63. Воспоминание[79]

Прошли, прошли вы, дни очарованья! Подобных вам уж сердцу не нажить! Ваш след в одной тоске воспоминанья! Ах! лучше б вас совсем мне позабыть! К вам часто мчит привычное желанье — И слез любви нет сил остановить! Несчастие — об вас воспоминанье! Но более несчастье — вас забыть! О, будь же грусть заменой упованья! Отрада нам — о счастье слезы лить! Мне умереть с тоски воспоминанья! Но можно ль жить, — увы! и позабыть! 1816

64. Весеннее чувство[80]

Легкий, легкий ветерок, Что так сладко, тихо веешь? Что играешь, что светлеешь, Очарованный поток? Чем опять душа полна? Что опять в ней пробудилось? Что с тобой к ней возвратилось, Перелетная весна? Я смотрю на небеса… Облака, летя, сияют И, сияя, улетают За далекие леса. Иль опять от зышины Весть знакомая несется? Или снова раздается Милый голос старины? Или там, куда летит Птичка, странник поднебесный, Все еще сей неизвестный Край желанного сокрыт?.. Кто ж к неведомым брегам Путь неведомый укажет? Ах! найдется ль, кто мне скажет, Очарованное Там? 1816

65. Сон[81]

Заснув на холме луговом,         Вблизи большой дороги, Я унесен был легким сном         Туда, где жили боги. Но я проснулся наконец         И смутно озирался: Дорогой шел младой певец         И с пеньем удалялся. Вдали пропал за рощей он —         Но струны все звенели. Ах! не они ли дивный сои         Мне на душу напели? 1816

66. Утешение[82]

Светит месяц; на кладби́ще Дева в черной власянице Одинокая стоит, И слеза любви дрожит На густой ее реснице. «Нет его; на том он свете; Сердцу смерть его утешна: Он достался небесам, Будет чистый ангел там — И любовь моя безгрешна». Скорбь ее к святому лику Богоматери подводит: Он стоит в огне лучей, И на деву из очей Милость тихая нисходит. Пала дева пред иконой И безмолвно упованья От пречистыя ждала… И душою перешла Неприметно в мир свиданья. 1818

67. Победитель[83]

Сто красавиц светлооких Председали на турнире, Все — цветочки полевые; А моя одна как роза. На нее глядел я смело, Как орел глядит на солнце. Как от щек моих горячих Разгоралося забрало! Как рвалось пробиться сердце Сквозь тяжелый, твердый панцирь! Светлых взоров тихий пламень Стал душе моей пожаром; Сладкошепчущие речи Стали сердцу бурным вихрем; И она — младое утро — Стала мне грозой могучей; Я помчался, я ударил — И ничто не устояло. 1822

68. Ночь[84]

Уже утомившийся день Склонился в багряные воды, Темнеют лазурные своды, Прохладная стелется тень; И ночь молчаливая мнрно Пошла по дороге эфирной, И Геспер летит перед ней С прекрасной звездою своей. Сойди, о небесная, к нам С волшебным твоим покрыва\ом, С целебным забвенья фиалом. Дай мира усталым сердцам. Своим миротворным явленьем, Своим усыпительным пеньем Томимую душу тоской, Как матерь дитя, успокой. 1823

69. Листок[85]

От дружной ветки отлученный, Скажи, листок уединенный, Куда летишь?.. «Не знаю сам; Гроза разбила дуб родимый; С тех пор, по долам, по горам По воле случая носимый, Стремлюсь, куда велит мне рок, Куда на свете все стремится, Куда и лист лавровый мчится И легкий розовый листок». 1818

70. Любовь

На воле природы, На луге душистом, В цветущей долине, И в пышном чертоге, И в звездном блистанье Безмолвныя ночи — Дышу лишь тобою. Глубокую сладость, Глубокое пламя В меня ты вливаешь; В весне животворной, В цветах благовонных Меня ты объемлешь Спокойствием неба, Святая любовь! 1828(?)