Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Брат Иуда - Буало-Нарсежак на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

— Кто такой Робер?

— Вы невыносимы! Мужчина, который меня бросил.

— Вы были помолвлены, — сказал Андуз с болью в сердце.

— Вы говорите как моя бабушка!.. Букужьян мне много что рассказал… что и побудило меня присоединиться к вашей группе.

— Это ужасно, — прошептал Андуз.

— Как мило!

— Нет… Я говорю «ужасно», поскольку думаю, что если он способен угадывать…

Она слегка подкрасила губы, скривив рот.

— Полагаю, что уж вам-то от него скрывать нечего? — Она закрыла сумочку и подвела итог: — Мне совсем не нравится, что он корчит из себя кудесника. Он просто пускает пыль в глаза. Сколько же сейчас расплодилось верховных жрецов, выходцев из Индии или Калифорнии, живущих припеваючи за счет доверчивых простофиль! Знаем мы их!

— Я запрещаю вам…

— Вы ребенок, Поль! Между нами говоря, на какие средства он живет?

— Он беден.

— Оставьте! Эти знаменитые крещения… вы знаете, во сколько они обходятся? Да, само собой разумеется, знаете, потому что вы ведаете деньгами… Две тысячи франков! Я навела справки… А пансион членов общины?.. Двести франков в день. Цена номера в роскошном отеле, и это за то, что тебе подают чечевичную похлебку и предоставляют место в камере, где стоит железная кровать! Согласитесь, что он не остается внакладе. Я уже молчу о пожертвованиях. Предполагаю, что они сыплются как из рога изобилия.

— Замолчите.

— Повторяю, Поль, я не хочу делать вам больно. Но не моя вина, что существуют два Букужьяна: мой Букужьян — просто-напросто медиум, каких наука знает немало, а ваш — выступающий в роли эдакого Ауробиндо[4] и Гурджиева![5]

Андуз больше ее не слушал. Он побледнел, на лбу забилась тоненькая жилка. Глупая! Разве она не понимает, что сама себе выносит смертный приговор? Она почувствовала смятение своего спутника.

— Вам плохо? — спросила она. — Да, кстати, как вы себя чувствуете после той аварии?

Андуз взял кусочек сахару и надкусил его.

— Еще немного побаливает плечо, — сказал он.

— Вы все уладили со страховкой?

— О! Нет! Каждую неделю получаю какую-нибудь бумажку.

— Вы счастливо отделались. И все из-за какого-то кота! Блезо затормозил столь резко, что меня бросило на спину Фильдара, сидевшего впереди. Ведь вы же ехали за нами почти вплотную. Я…

— Не совсем так, — отрезал Андуз. — Если бы у меня была новая машина, я смог бы затормозить вовремя. Но для моей бедной старушки нагрузка оказалась не под силу. Вот я вас и зацепил.

— Есть новости от Ноланов?

— Да. Вдова Че намеревается приехать, но ей надо уладить формальности. День ее прибытия неизвестен.

Андуз колебался. Возможно, настал момент расспросить ее. Вдруг она так ничего и не заметила… бедняга не подозревает, что сейчас поставит на карту собственную жизнь.

— Забавно, — сказал он дрожащим голосом, — но я вижу сцену аварии, как будто мне прокручивают кадры кинохроники. Но есть детали, которые совсем не запечатлелись в моей памяти… Я отчетливо помню, что ваш «рено» остановился довольно далеко, у рощицы слева. Зато совершенно не припомню, как вы подбежали ко мне. Я вижу, как Ван ден Брук помог мне встать…

— Да. За ним шел Фильдар. Я же еле передвигалась. На лбу образовалась шишка.

— И затем?

— Ну как вам сказать, кажется, что… Ах! Боюсь, от меня будет мало проку. У меня кружилась голова… Два тела лежали в траве.

— Постарайтесь вспомнить!

Леа посмотрела на настенные часы.

— Черт! Вы знаете, который час?.. Половина восьмого. А мне предстоит разложить кучу карточек!

Она встала, разгладила платье и взбила волосы.

— До скорого, — сказала она. — И не злитесь. Мне нравится подтрунивать над людьми.

Она выскользнула у него из рук в самый последний момент. Он видел, как она удалялась, изящно огибая столы. Очаровательное создание! Но возможно, она погубит Ашрам, если ему не хватит мужества идти до конца.

Андуз обнаружил в почтовом ящике новое уведомление страховой компании. Он раздраженно прочитал его. Если бы он знал, что авария настолько отравит ему жизнь, то предпочел бы погибнуть вместе с теми двумя пассажирами. На этот раз у него просили уточнить схему. Предыдущая им казалась недостаточно ясной. Он скомкал уведомление и хотел уже выбросить его. Чего они добиваются? Разве он не представил им все необходимые сведения, не говоря уже об отчете полиции? Не хотят платить, пусть так и скажут.

Он снял костюм, не переставая ругаться про себя, надел халат и вытянулся на кровати, скрестив руки на затылке. Значит, Учитель способен читать чужие мысли! Но тогда зачем прилагать столько усилий? Положение безвыходно. Продолжать, несмотря ни на что? Чтобы тебя разоблачили, подвергли презрению и выгнали? Отказаться? Чтобы кредиторы добились ареста на имущество и растащили Ашрам на части?

«В конце концов, — подумал Андуз, — я поклялся действовать на благо общины. Если Учитель так непредусмотрителен — в этом нет моей вины. Или, скорее, это означает, что он всецело полагается на меня. А раз он всецело полагается на меня, значит, он мне слепо верит. Слепо! То есть не пытается меня разгадать. Если он захотел удивить Леа, то это вполне в его духе. Он с ней кокетничает, чтобы покорить ее. А вот я — другое дело. Он уверен, что всецело может на меня положиться, и ему не надо меня проверять, прощупывать. Он пользуется мной, словно орудием. Заметил ли он, как я беспокоюсь за будущее Ашрама? Разумеется, нет. В таком случае, если я уничтожу тех, кто встал на пути Учителя, конечно при условии, что буду действовать терпеливо, спокойно, не выказывая ненависти, он тем более ни о чем не догадается… Выбора у меня нет. Но вот вопрос: насколько я владею собой?.. Давайте расставим все по своим местам. Речь вовсе не идет об убийстве. Это было бы выше моих сил. Я должен всего лишь устранить, ликвидировать их, не забывая ни на минуту, что смерть есть не что иное, как метаморфоза. Доктрина Учителя поможет преуспеть в этом. Если бы мы жили только единожды, разумеется, я не имел бы права поступать подобным образом. Но возьмем, например, Ван ден Брука. Этот человек взял от жизни все, что она может предложить. Он целое состояние истратил на путешествия, праздники, разные пустяки. Дело дошло до того, что семья Ван ден Брука лишила его права самолично распоряжаться деньгами. Она не выделяет ему денег на оплату пансиона, отдавая их Учителю, который, по сути, такой же транжира, как и Ван ден Брук. В результате этой рентой распоряжаюсь я. Ван ден Бруку шестьдесят восемь лет. Он никому не приносит пользы. Уйдя из жизни, он обретет блаженство. Где-то в другом месте он перевоплотится. И вновь станет прежним: молодым, сильным. В чем же моя вина? В чем же меня можно упрекнуть? Ах! Если бы я заставлял его понапрасну страдать, то да, конечно, я был бы виноват. Но если я найду средство, как ему спокойно перейти…»

Андуз встал, настроил радиоприемник на музыкальную волну. Передавали концерт Вивальди. Он отрегулировал звук и снова лег. Под музыку легче думать. Он восстановил ход своих мыслей. Прежде всего нельзя доставлять страданий. Затем — нельзя попасться. И это вовсе не трусость. Он охотно пожертвовал бы собой ради Учителя. В некотором роде, исполнив то, что он замыслил, он тем самым приносил в жертву свою духовную судьбу, ведь посмертная жизнь преступников всегда ужасна. Но безопасность Ашрама зависит от его собственной участи. Следовательно, нужно придумать хитроумный способ. Безболезненный и хитроумный. И кроме того, легковыполнимый, потому что время поджимает. «Я слишком многого требую, — подумал он. — И потом, у меня кишка тонка!»

В конце концов он устроил себе настоящий суд совести. С горечью он сознавал, что ни в чем не преуспел. В детстве он ничем не отличался от других. Учился кое-как. Ему уже тридцать пять лет, а у него так и не появилось никаких стремлений. Впереди бесперспективное будущее. И теперь он возомнил, что ему удастся совершить нечто особенное, что заставило бы вздрогнуть даже самые закаленные сердца. Но… но… он должен был признать, что за всеми доводами, угрызениями совести, сомнениями скрывалось наваждение. Оно возникло из глубины души. Нет, оно не походило ни на желание, ни на настроение. То было совершенно необъяснимое чувство, неуловимое, словно запах, который преследует тебя по пятам. По сути, ему хотелось бы, чтобы жизнь угасла от одного его взгляда, так, как он пытался погасить свечу. Что произойдет потом… последствия… он предпочитал не думать о них…

Вслед за концертом Вивальди зазвучала симфония Моцарта. Андуз не очень-то разбирался в музыке, но любил классические произведения за строгость формы. Они напоминали ему таблицы. Дебет. Кредит. Бухгалтерские расчеты, которые всегда точны. «Однако вернемся к нашей проблеме. Если я возьму в руки оружие, то мне крышка. Тотчас прибежит полиция. Этого нужно избежать любой ценой. Я могу расколоться. Остается несчастный случай. До чего глупо! Два человека погибли, хотя я и пытался избежать худшего, отчаянно вцепившись в руль. А теперь ума не приложу, как подстроить несчастный случай!..» Андуз с завистью подумал о курильщиках, которые всегда находили наилучшее решение, затягиваясь сигаретой. Но в свое время, когда Андузу было тринадцать лет, его мама, найдя в его кармане пачку сигарет «Кэмел», закатила ему такую сцену, что он больше к сигаретам не прикасался. И все же сигарета помогла бы.

Есть ему не хотелось, и он решил выпить чашку чая. Уведомление из страховой компании лежало на столе. Он перечитал его, пока заваривал чай, обдумывал ответ. Авария! Навязчивая идея — авария! Он вытащил из папки бланк заявления пострадавшего и принялся его заполнять: Поль Андуз, VI округ, улица Аббата Грегуара, 21. Марка машины — «ситроен». Регистрационный номер — 1189 FV 75. Номер водительских прав… Он не помнил его наизусть, порылся в бумажнике. Решительно они ничем не побрезгуют, лишь бы оттянуть момент оплаты.

Личности погибших: Патрик Нолан, родился в Сан-Франциско 6 июня 1929 г. Стоит уточнять, что он ходил, опираясь на костыль? О! С какой стати!.. Че Нолан, родился в Сан-Франциско 3 января 1931 г. Они, несомненно, поймут, что речь идет о двух братьях.

Андуз положил ложку заварки в чайник и снова принялся писать. Места, на которых сидели погибшие: Патрик — спереди, справа; Че — сзади, также справа. Обстоятельства автомобильной катастрофы. Они предельно ясны. Он несколько раз их объяснял жандармам, эксперту. Впереди ехал «Рено-16». Машину вел Блезо. Блезо, Ван ден Брук, Фильдар и Леа возвращались из Парижа. Это происходило 22 сентября, в субботу. Они присутствовали на лекции Учителя. Андуз же вез в Ашрам братьев, за которыми заехал в гостиницу… Нужно ли вдаваться в подробности? Говорить, что Патрик решил поселиться в Ашраме, уточнять, что он получил серьезное ранение левой ноги во время войны во Вьетнаме?

«Нужно, — решил Андуз. — Раз они считают, что недостаточно осведомлены, значит, нужно предоставить им максимум информации. И даже лучше, если они поймут, что я посмеиваюсь над ними». И он подробно объяснил, что дорожное полотно было мокрым и скользким, что «Рено-16» ехал медленно и что он решил пойти на обгон. Но в этот момент Блезо резко затормозил. Застигнутый врасплох, он тоже резко нажал на тормоза. «Ситроен» вильнул, слегка врезался в другую машину, помяв правое заднее крыло; затем его вынесло на правую сторону дороги, и здесь он врезался в мачту высоковольтной линии.

Он взял большой лист бумаги, предельно точно указал расположение машин до аварии, потом в момент столкновения и пунктиром обозначил путь «ситроена», когда его вынесло на встречную полосу. Наконец крестиками он пометил место, куда выбросило его пассажиров. Он же очутился лежащим плашмя в луже. Его слегка контузило. Ему неслыханно повезло! Причем даже дважды, поскольку он сохранил присутствие духа, что позволило сделать необходимое… Он на секунду задумался. Может, в конце концов, было бы лучше, если бы он потерял сознание!

Он вспомнил, что чайник, вероятно, уже давно кипит, и побежал выключить газ. Три куска сахару, нет, четыре, ведь чай, наверное, получился очень крепким. Он поставил под заявлением подпись, положил его в конверт, тщательно написал адрес. Он все проделывал машинально, словно школьник. Он даже не забыл о промокашке. Вдова Че много не получит. Несколько миллионов старыми франками, по курсу доллара… не больше. Если же она попытается подать в суд, то ей откажут в иске, потому что «ситроен» хоть и был старым, но вполне исправным. Он как водитель не совершил ни единой ошибки. Его могли упрекнуть лишь в том, что он не покинул свой ряд, но он уже пояснял жандармам, что с его малолитражкой нужно обращаться иначе, чем со скоростным автомобилем. При обгоне сначала следует до конца утопить педаль газа и приблизиться почти вплотную к впереди идущей машине. Нет. Страховой компании придется платить. А вдову Че подстерегает еще одно несчастье: она не сможет даже получить страховку за деверя, потому что Патрик завещал свое состояние Учителю…

И тут в его памяти всплыли слова Леа. Он сделал еще несколько глотков. Наверное, ему предстоит бессонная ночь. Чай был отвратительным. Она полагала, как и многие другие, что Учитель богат. Но уж он-то точно знал, что это не так. Прежде всего, Учитель дорого заплатил за замок и подсобные помещения. Ему пришлось влезть в долги. Затем он затеял грандиозное строительство. В глубине парка он решил возвести нечто вроде гостиницы для гостей. И потом… потом… расходы все возрастали. Иногда ему взбредало на ум, например, закатить шикарный банкет без всякого повода, просто так. Обычно пансионеры питались скудно, но время от времени вдруг устраивался праздник. Или Учитель менял машину. Он продавал «шевроле» и приобретал «линкольн». «Что такое деньги?» — спрашивал он. Безусловно, Леа имела все основания его критиковать. Но ей следовало бы понять, что Учитель уже миновал стадию аскетизма. Он относился к деньгам с презрением. Он не брал на себя никаких обязательств. Просто он хотел доказать, что лицо, посвященное в секреты культа, может то разделять мирские заботы, то уходить от них. И при этом оставаться безразличным ко всему происходящему вокруг. Вот чего Леа, жертва собственного менталитета, искаженного точными науками, никогда не сможет понять.

Он долго мыл свою чашку, поставил ее в кухонный шкаф, рядом с сахарницей… Ему необходимо опять увидеться с Леа, вновь расспросить ее, но ни в коем случае не упорствовать! Возможно, она ничего не помнит! Тогда, вероятно, он пощадит ее. Он относился к ней снисходительно, несмотря на ее неуместные замечания. Даже больше чем снисходительно… Скорее даже доброжелательно. И все же он не обращал почти никакого внимания на людей, на животных, на цветы, на все, что представляется реальным, будучи на самом деле иллюзорным. Но Леа! Она пробуждала в нем любопытство. Не только потому, что она была свидетелем аварии. Трое остальных — Блезо, Фильдар и Ван ден Брук — вызывали у него только беспокойство. Леа — другое дело. Ее отличало необыкновенное вольнодумство! Она жила, казалось, так непринужденно! Она не подозревала, что всецело в его руках, словно маленькая птичка, и достаточно сжать пальцы…

И тут он вдруг вспомнил, что не сделал упражнений. Он лег, чтобы лучше сосредоточиться, и закрыл глаза. Прежде всего ему следует научиться контролировать дыхание, вдыхать медленно, так же медленно выдыхать, затем сконцентрировать свое внимание на руке, мысленно спуститься вдоль нее, проникнуть вглубь, стать капелькой крови, которая течет по запястью и вот уже начинает биться в пальцах… в большом пальце, указательном… Но вдруг внимание рассеивается. Эта рука, держащая скомканный конверт, не принадлежит ему. Это рука Леа, маленькая, нервная… «Снова одно и то же. Мне трудно забыться… Однажды Учитель произнес какую-то фразу, которая должна мне помочь… Он сказал, что нужно уметь дать проявиться своему „я“… Что это, по сути, означает? Если я исчезну, то исчезнет и Учитель и служить станет некому. Я теряю смысл существования. Я испаряюсь, растворяюсь. Вот Леа посмеялась бы, если бы увидела меня. Ну и пусть! Все нужно начать сначала… Учитель знает, о чем говорит, когда проповедует, что познание ускользает от нас, как проточная вода. Я спускаюсь вдоль руки… проникаю вглубь… я там остаюсь… Она становится тяжелой, она покрывается мурашками… она…»

Андуз погрузился в сон.

Ван ден Брук открыл глаза. Девять часов. У него болела рука. Артроз не давал ему покоя. Он всегда испытывал странные ощущения, просыпаясь в железной кровати, расположенной в глубине большой комнаты, очень скромно обставленной. Там стоял шкаф, купленный на одной из распродаж, комод из светлого дерева, колченогий стол, под ножку которого была подложена сложенная в несколько раз бумажка. На стене висел умывальник, а вода стекала в проржавевший таз.

Он никак не мог забыть «Эрмитаж» в Монте-Карло. Молчаливый слуга подносил ему на подносе апельсиновый сок. На ковер падали лучи солнца, и достаточно было выйти из спальни, чтобы взору открылись порт и сверкающее море. Не то что здесь! Он поднялся, зевнул, подошел к окну. Он увидел хмурое небо да стаю ворон. И сразу же на его плечи навалилась усталость. Ведь ему предстоит прожить целый день. Накануне он прочел распорядок субботы, вывешенный в столовой: проповедь Букужьяна, обед, тихий час, групповые занятия и, как всегда по субботам, с 16 часов прогулка ad ibitum.[6]

Он шутки ради сравнил его с тем распорядком, которого он придерживался когда-то давно: просматривал газеты, лежа в кровати, прогуливался в парке перед казино, пропускал стаканчик-другой крепкого вина, обедал в «Эрмитаже», захаживал в тир и, наконец, играл в рулетку… Не стоит больше об этом вспоминать. Впрочем, Ашрам оказался довольно сносным домом для престарелых. Пожалуй, тут вели слишком много философских бесед. Но общество было приятным. Тут обитало несколько экстравагантных женщин, подобных тем, которых он знавал в прошлом. Он не переставал удивляться: постоялицы Ашрама походили чем-то на представительниц высшего света. Он однажды даже встретил одну очень ухоженную пожилую особу. Чувствовалось, что она частенько прибегала к помощи хирургов, массажистов, косметологов. Едва взглянув на нее, он воскликнул: «Глазам не верю! Вы, конечно…» — и последовали воспоминания. «Вы помните, как в Довиле…» И старая дама вздыхала: «Мне очень симпатичен этот Букужьян! Он так поддерживает, утешает! Как я вас понимаю, мой милый друг, вы так правы, что приехали сюда!»

Увы! Если бы она знала!.. Но разве он мог объяснить, что, разорившись, он впал в мистицизм. Он даже подумывал вступить в орден цистерцианцев.[7] Но затем, поразмыслив, он предпочел последовать за Букужьяном. В религии Букужьяна не было ни догм, ни раскаяния, ни исповедей, ни унижений, причиняющих боль, но не изменяющих внутреннего мира. Ашрам распахивал свои двери перед побежденными, одинокими, покинутыми. Здесь ничего ни от кого не требовали. Всем предоставляли возможность забыться, избавиться от ностальгии. Рядом с Букужьяном, которого Ван ден Брук называл профессором, страдальцы вновь обретали уверенность, что в их душе вот-вот воцарится долгожданный покой. Например, Фильдар сложил с себя духовный сан, чтобы вступить в профсоюз. Затем он забросил профсоюзную деятельность и занялся детской преступностью. Но и это занятие ему надоело, и он начал писать книгу, где страстно рассказывал о кризисе нравственности на Западе. Так вот Фильдар говорил, что с Букужьяном можно совершить метафизическое путешествие. Он ошибался. Профессор стремился приспособить свое учение к нуждам каждого. А Ван ден Бруку нужно было прежде всего забыть прошлое. Но унылая равнина и серое небо напротив пробуждали воспоминания о солнечных днях, проведенных на площадках для гольфа или на ипподромах. И тогда он задыхался, как больной, у которого вот-вот начнется сердечный приступ.

Машинально он ощупал пижаму, ища портсигар. Он нашел его в кармане и закурил последнюю сигарету. Нужно будет попросить Андуза выплатить небольшой аванс. Ван ден Брук задумался. Неужели он уже потратил свою пенсию? Но он почти ничего не покупал. Букет цветов, чтобы немного оживить комнату: он выписал из Ниццы гвоздики. Разумеется, сигареты, шелковый платок, поскольку наступили холода. А! Очень дорогой зимний костюм. Безусловно, можно отказаться от всего, но только не от элегантности. Элегантность — это, вероятно, отчаянное проявление мужества. Андуз рассердится, примется читать нравоучения. Ведь он во всем подражает профессору. И затем, сурово сдвинув брови, выплатит.

Странный тип этот юноша. Немного похож на надзирателя! Уж слишком много он проявляет усердия. А Ван ден Брук полагал, что усердие — это неизгладимый след плохого воспитания. Одно крещение чего стоит! Безумная идея! Бухгалтер должен знать свое место. Совсем другое дело, если получить крещение захочет, например, Кастель. В конце концов, Кастель имеет на это право. Он славно повоевал и в Индокитае, и в Алжире. После высадки ОАС[8] в Алжире его посадили в тюрьму. Ашрам прекрасно подходил для этого полковника в отставке. То же самое можно сказать и о любительнице новых приключений, графине де Рошмор. Она участвовала в ралли, играла на сцене, вероятно, пробовала наркотики. «Блудница в поисках вечного спасения», — утверждал Фильдар, не страдающий милосердием. Но Андуз! Вечное спасение Андуза! Смешнее не придумаешь!

Ван ден Брук потянулся, зевнул, решил не ходить на проповедь, посвященную непротивлению. Вкус к жизни появляется тогда, когда ты начинаешь пренебрегать всеми обязанностями, когда каждое мгновение ты стремишься превратить в удовольствие. Так из пустой породы добывают крупинки драгоценных камней. Он тщательно побрился, не торопясь оделся, машинально оглядел стены, ища большое зеркало, в котором он себя критически рассматривал столько лет. Так смотрят на скаковую лошадь при взвешивании. Но в его распоряжении находилось только узенькое зеркальце над умывальником. Он пожал плечами и прикрепил гвоздику в петлицу. «Когда я умру, — подумал он, — то мне бы хотелось, чтобы меня похоронили в этом костюме. Профессор напрасно говорит, что бренные останки — ничто. Все же я предпочел бы быть хорошо одетым. Это придало бы мне уверенности, и я мог бы достойно встретиться с тем, что меня ждет после!» Он спустился в столовую.

— Опаздываете, — недовольно пробурчала мадам Вильбуа. — Все уже пообедали.

Засучив рукава, она уже мыла кафельный пол, походя скорее на домработницу, чем на вдову банкира. Хотя и не забыла надеть резиновые перчатки. Странно, но эта женщина, которую всю жизнь окружали многочисленные слуги, теперь находила явное удовольствие в том, чтобы обслуживать других. Кухня и столовая находились в полном ее подчинении. «Она хочет, — шутил Фильдар, — стать одновременно и Марфой, и Марией!»[9]

Ван ден Брук не стал настаивать. Он отправился в библиотеку, небольшую комнатку, где на стеллажах вперемежку стояли самые разные книги, подаренные гостями и учениками. Здесь можно было отыскать произведения Генона,[10] Олдоса Хаксли,[11] Раймона Абелио,[12] трактаты и проповеди Мейстера Экхарта,[13] Упанишады,[14] а также бесчисленное множество научно-популярных книг, рассказывающих о тайнах пирамид, или об Атлантиде, или о домах, где водились привидения. Больше всего Ван ден Брука интересовали истории о призраках. Стоя на стремянке, он небрежно листал недавно вышедшую книгу Вильяма Томпсона, посвященную ирландским призракам, но она быстро утомила его своей монотонностью. «5 декабря 19… возвращаясь домой, доктор Дюрел заметил…» Или: «Служанку разбудили шаги, раздавшиеся на потолке…» Но как же разобраться в сложной фабуле? Букужьян утверждал, что призраки — всего-навсего «астральные коконы». Красивое словечко, но непонятное. А Ван ден Бруку так хотелось знать! С некоторого времени он часто думал о смерти. Ему только шестьдесят восемь лет, но он чувствовал, что дышит на ладан. Он был не прочь очутиться в машине Андуза в тот день, когда оба американца погибли. Мгновенная смерть. И никаких продолжительных болезней, унижающих человеческое достоинство. Если бы он заболел, то наверняка распрощался бы с Ашрамом. Его семья отправила бы его в какую-нибудь больницу, и он превратился бы в зловонного старикашку, каких пруд пруди!

Он поставил книгу на полку рядом с эссе Ромена Роллана[15] о Вивекананде.[16] В актовом зале профессор продолжал читать свою проповедь. Ван ден Брук заглянул в приоткрытую дверь. Профессор сидел за небольшим столом, положив руки на бювар, где лежали его конспекты. Но ими он никогда не пользовался. Ван ден Брук бесшумно вошел в кабинет Андуза. Но Андуза там не оказалось. Удивительно! Обычно он приходил к девяти часам. Ван ден Брук вышел в парк. Стоял серый печальный день, но ничто не предвещало дождя. «Самое время пройтись пешком, — сказал он себе. — И само собой разумеется, вдоль Марны». Он немного поколебался, так как было прохладно, но так и не смог заставить себя надеть засаленный плащ поверх роскошного костюма. И он бодро зашагал.

Андуз медленно брел по берегу. Он приехал первым утренним поездом и не спешил в Ашрам. Отступать некуда. Ему по-прежнему угрожала опасность. Она даже возрастала по мере того, как приближался момент, когда вдова Че Нолана решит отправиться в дорогу. И если внимательно разобраться, то все четверо свидетелей происшествия одинаково опасны. Бесполезно думать: «Я начну с этого или с того!» Бесполезно говорить: «Последней я убью Леа». И это при том, что из четверых Леа самая болтливая. Нет. Чувства в сторону. Но разве можно предпринять что-либо в Ашраме? Там слишком много людей. К тому же немало приезжих из Парижа. Преподаватели, студенты, одинокие женщины, не знающие, куда деваться от скуки в воскресенье. Любопытные, фанатики, бунтовщики, снобы шатались повсюду, разве что не спускались в подвал, который тщательно запирали. Так что же из этого следует?

Если бы он обладал силой полковника Кастеля, если бы, как он, занимался боевыми искусствами, то вопрос отпал бы сам собой. Достаточно одного из четверых куда-нибудь завлечь, и в мгновение ока все сделано. Смертельный прием, и свидетель замолк навсегда. Но полиция возьмет Ашрам под наблюдение, а Учителю, возможно, придется уехать в Германию. Такое намерение он уже высказывал. Эта мысль часто мучила Андуза. Что же с ним тогда станет?..

Он шел, опустив голову, ударяя ногой по кучкам сухих листьев, как в далеком детстве, когда он вместе с матерью гулял в Люксембургском саду. Спокойная серая река, словно водяная дорога, обсаженная перевернутыми деревьями, скрывалась за туманным горизонтом. И там, вдали, ее очертания едва просматривались, и только стаи ворон летали над полями. Ван ден Брук заметил Андуза издали и ускорил шаг. Андуз очень редко прогуливался здесь. Тем более не следовало упускать такую возможность. Ведь во время приятной беседы гораздо легче решить денежный вопрос. Ван ден Брук дружелюбно взмахнул рукой.

— Вы хорошо выглядите, — бросил он.

— Здравствуйте, — сказал Андуз. — Как видите, решил подышать свежим воздухом. Всю неделю торчу в Париже.

— Позволите пройтись с вами?

— Разумеется.

Андуз беспокойно посмотрел вокруг и обошел своего спутника справа.

— Принесло ли вам крещение долгожданное удовлетворение? — любезно спросил Ван ден Брук.

— В общем-то, да. Но сейчас у меня столько забот.

— А! Но не из-за Ашрама?

— Как раз из-за него.

Андуз обернулся. На берегу ни души.

— Эта авария доставила мне столько хлопот, — продолжил он. — Вы даже не представляете, с какими трудностями мне пришлось столкнуться. Никто не верит мне на слово!

— Я знаю. Я сам десять лет назад сбил велосипедиста в Экс-ан-Провансе. Он неожиданно выскочил на меня. Свидетели твердо стояли на своем.

— О! Свидетели, — со злостью сказал Андуз. — Возьмем наш случай. Вы же находились совсем рядом, как и остальные. Так вот, ваши свидетельские показания расходятся с показаниями Блезо и Фильдара. А малышка Фонтана утверждает, что не помнит, как все случилось.

— Постойте! — запротестовал Ван ден Брук. — Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами. Я смог бы уточнить все детали… Пожалуйста! Я уверен, что перед самой смертью Патрик Нолан еще пытался что-то сказать. Я отчетливо видел, как дрожали его большие усы…

Вдруг он почувствовал сильный удар и потерял равновесие. Левая нога увязла в мягкой земле у кромки берега. Он упал на колени, попытался встать, поскользнулся и, подняв фонтан брызг, опрокинулся навзничь. Его тут же подхватило быстрое течение. Он увидел Андуза, стоявшего наверху, открыл рот, чтобы позвать на помощь, но у него перехватило дыхание. «Что произошло?.. Ко мне!..» Его тело закоченело, и его потянуло вниз. Он скоро умрет. Он попытался двигать ногами, чтобы всплыть. Вода проникла в нос, в рот. Он пошел ко дну. Водоворот, вызванный его падением, перестал бурлить. Две большие волны ударились о берег.

Андуз замер в ожидании. И это конец, так скоро?.. Неужели так легко? Он дрожал с головы до ног. В нем проснулась сила… Сила… Просто толчок, а все остальное довершила река.

Он долго вытирал руки, словно их забрызгала кровь, затем снял куртку. Его бросило в жар. Ему было еще жарче, чем в тот момент, когда бык с перерезанным горлом рухнул над его головой.

Старший инспектор Мазюрье покуривал сигарету, ожидая результатов вскрытия. Он рассматривал предметы, найденные в карманах покойного: ключи, пустой золотой портсигар, золотую зажигалку, носовой платок, очки с двойным фокусом, юфтяной бумажник, где лежали выцветшие фотографии, удостоверение личности на имя Жупа Ван ден Брока… не то Брука… вода и здесь оставила свой след… и письмо. Чернила размыло, но адрес кое-как прочитывался: «замок Сен-Реми». Денег нет. На первый взгляд могло показаться странным, что в бумажнике не оказалось денег. А ведь утопленник был элегантно одет.

Мазюрье уже немало слышал о замке Сен-Реми. Сейчас им владел профессор с труднопроизносимым именем, который занимался, как ему сказали, оккультными науками. За этим могли скрываться странные религиозные обряды! Но ни разу в полицию не поступало никаких жалоб. Профессору часто наносили визиты влиятельные граждане. К тому же ему оказывали покровительство высокопоставленные особы. Так что придется действовать осторожно.

Вошел, вытирая руки, судебно-медицинский эксперт.

— А! Мазюрье, так это вы занимаетесь расследованием? Думаю, что вам не придется ломать голову. На данном этапе я исключаю версию об убийстве. На теле нет никаких подозрительных следов. Произошел несчастный случай… или самоубийство. Не угостите сигаретой? Спасибо.

Он присел на краешек стола, снял очки и протер глаза.

— Организм старикашки поизносился, — продолжил он. — Если бы он не утонул, то его ждал бы инфаркт… Желудок пустой. Немного воды в легких. От переохлаждения он потерял сознание и пошел ко дну. Классический случай.

— Сколько времени он пролежал в воде?

— Два дня… возможно, три… но никак не больше… А! Забыл сказать, что в левой туфле полно грязи.

— Благодарю, — сказал Мазюрье шутливым тоном. — Теперь картина полностью прояснилась. В последнее время пошли дожди, и уровень воды в Марне сильно поднялся. Здесь течение довольно сильное. Тело нашли у железнодорожного моста. Зная, что тело находилось в реке по крайней мере два дня, мы найдем место, где случилась трагедия, элементарно, доктор.

Они улыбнулись друг другу, и эксперт встал.

— Я представлю отчет… Так, сегодня вторник… скажем, к завтрашнему вечеру. Идет?

— Превосходно.

— Много работы?

— Э-э… Ну так, текучка, в общем, терпимо.

— Счастливый человек! Чего обо мне не скажешь. Вы уже ознакомились с вещичками нашего подопечного?



Поделиться книгой:

На главную
Назад