Автограф президента

— Борис Аркадьевич делайте со мной что угодно, но я даю ей заключение, что она абсолютно здорова и может работать в органах госбезопасности! А там поступайте, как считаете нужным!

После этого Новикову ничего не оставалось, как сообщить о настойчивой девушке в Москву, сделав оговорку, что они конечно считают ее просьбу наивной, но тем не менее просят рассмотреть и сообщить о принятом решении.

К его удивлению, в Москве к стремлению Тани стать разведчицей отнеслись без иронии и предложили после завершения учебы в институте направить ее к ним на собеседование.

В Москве с Таней побеседовали, потом она снова прошла тщательное медицинское обследование, выдержала разнообразные контрольные тесты, показав при этом незаурядные способности, и вскоре была зачислена в одно из подразделений центрального аппарата КГБ.

Но к работе приступила не сразу, а лишь через три года, в течение которых проходила полный курс наук по новой для себя специальности и получала соответствующую квалификацию.

Как только в процессе учебы стало ясно, что из Тани выйдет толк, встал вопрос о том, чтобы подобрать ей подходящую пару, то есть найти хорошего партнера, который стал бы ей не только начальником, но по возможности и мужем, потому что одинокой разведчице за границей было бы чрезвычайно трудно справиться со всем многообразием служебных и личных проблем. Их и в обычной-то жизни хватает, а уж в той, которая предстояла Тане, их столько, что и представить страшно…

Как я потом узнал, в качестве ее партнера рассматривалась и моя кандидатура, но я в тот момент был на стажировке, и поэтому решили подождать моего возвращения и тогда определиться окончательно. А тут произошла эта печальная история с курьером, меня отозвали, и вопрос о дальнейшем использовании Тани вообще зашел в тупик.

Рассказывая мне эту историю, мой непосредственный начальник посетовал, что есть замечательная сотрудница, на которую они возлагают большие надежды, а как ее использовать, никто придумать не может, а время идет, и легенда, которая для нее разработана, стареет, а подготовить новую легенду, как известно, не просто, нужны новые документы и много чего еще.

Я все же очень надеялся, что через какое-то время ситуация с моим паспортом прояснится и я уеду туда, куда намечалось, а потому предложил:

— А что, если послать ее пока одну, пусть освоится на месте, а там, глядишь, и я подъеду. Конечно, если мы с ней подойдем друг для друга и найдем общий язык.

Начальник подумал и решил так:

— Ну ладно, посылать ее одну или не посылать — это мы будем решать особо. А вот познакомиться вам действительно не мешает, только раскрываться тебе перед ней не следует. Это на тот случай, если не доведется вам вместе работать. Присмотрись к ней как следует, опыт у тебя есть, да и проблемы, с которыми она столкнется за границей, тебе хорошо известны.

— А «как следует» — это как? — на всякий случай уточнил я, чтобы чего-нибудь не напутать в процессе этого знакомства.

Начальник многозначительно посмотрел на меня и ответил:

— Это значит аккуратно, обстоятельно, но не выходя, как говорится, за рамки. И смотри, чтобы она тебя не расшифровала, глаз у нее острый.

Последнее замечание меня, откровенно скажу, задело. В ту пору я по молодости лет был человеком довольно самонадеянным, и перспектива расшифроваться перед малоопытной сотрудницей показалась мне маловероятной. Я-то уже, как-никак, побывал на стажировке и считал себя если не крупным разведчиком, то уж во всяком случае более сведущим в некоторых особенностях нашей профессии, чем она.

Мы тут же прикинули, как лучше организовать наше знакомство, и, в соответствии с разработанным планом, через пару дней я вылетел в Адлер. Так или иначе, но мне полагался отпуск, и я согласился использовать его, чтобы соединить приятное с полезным. Хотя, если говорить честно, я не сомневался в полезности этой затеи, а вот в том, что это будет приятно, у меня никакой уверенности не было.

В аэропорту Адлер к рейсу из Москвы подали «Волгу», которая и доставила меня и еще двух отдыхающих, прибывших этим же рейсом, в совминовский санаторий «Сочи».

Поселили меня в недавно построенном корпусе, которому дали название «Приморский». Название это было придумано очень удачно и полностью соответствовало расположению корпуса. Это, без всякого преувеличения, уникальное сооружение высотой в одиннадцать этажей стояло прямо на пляже, так что во время шторма волны били в его бетонное основание, а отвесный скалистый берег был как раз на уровне девятого этажа. На этом этаже располагалась столовая и большой танцевальный зал, а еще выше — киноконцертный зал и почта.

Вот на этой почте я и обратил внимание на двух экстравагантных дам средних лет (вообще-то они были даже чуть старше, но мне не хотелось бы их обижать), одна из которых была мне знакома в лицо, поскольку являлась народной артисткой из МХАТа, а вторая оказалась вдовой одного очень известного академика.

Они были старыми подругами и ежегодно в театральное межсезонье ездили вместе в этот санаторий.

Пока мы стояли в очереди, я стал невольным свидетелем их разговора и узнал, что накануне уехала какая-то супружеская пара, сидевшая с ними за одним столом, и теперь их очень волновал вопрос, кого к ним подсадят. Я проникся к ним искренним сочувствием, поэтому, придя пораньше на обед, подкараулил их возле столовой, посмотрел, куда они сели, и, сдав дежурной по столовой свое направление, попросился за их стол.

Так я оказался в обществе этих дам. А дальше все было очень просто, во всяком случае для профессионала, с отличием закончившего полный курс наук, куда входила и наука устанавливать контакты с нужными людьми, в том числе и с экстравагантными дамами средних лет…

Кстати, это не так сложно, как может показаться, подобной премудрости обучают во многих учебных заведениях капиталистических и развивающихся стран, особенно в высших административных школах и на курсах по подготовке менеджеров, и только в нашей стране этот весьма полезный предмет, впрочем, как и многие другие, никак не найдет себе места в программе учебных заведений, если не считать некоторых заведений закрытого типа.

В пользе подобной науки я убеждался неоднократно. Так, в одной из командировок у меня никак не складывались отношения с советником-посланником нашего посольства, я долго не мог понять, в чем дело, и хотя, в общем-то, на моей основной работе это никак не отражалось, наши постоянные стычки раздражали меня и изрядно портили мне настроение. Я применил некоторые специфические приемы и выяснил, что всему виной его молодящаяся жена из бывших мидовских машинисток, взбалмошная и скандальная баба с интеллектом курицы, которая непонятно по какой причине возненавидела меня, а затем и у мужа создала обо мне превратное представление.

Когда я узнал, какими эпитетами она меня награждает в «узком кругу ограниченных людей», мне захотелось сделать ей какую-нибудь пакость (в конце концов, я тоже живой человек, и мне не чужда такая слабость, как отрицательная реакция на оскорбительные высказывания в мой адрес), но потом я подумал, что ее отношение ко мне после ответных мер не станет лучше, а если учесть, что их квартира может прослушиваться местной контрразведкой, то утечка такой тенденциозной информации может мне дорого обойтись, и поэтому будет намного разумнее, если я сумею каким-то образом воздействовать на нее и заставлю изменить отрицательное мнение о моей персоне.

И тогда я резко изменил свое отношение к этой курице. Если раньше я просто игнорировал ее как женщину, достойную внимания, то теперь я не упускал случая, чтобы не сказать ей какой-нибудь комплимент по поводу ее внешности (тут мне приходилось поступаться своими принципами и откровенно лгать), туалетов (это было намного легче, потому что одевалась она хоть и безвкусно, но зато в продукцию лучших домов мод Европы) или смехотворных попыток изображать из себя настоящую светскую даму.

Но мое особое восхищение стали вызывать ее занятия теннисом. Когда она, потрясая дряблыми бедрами, в коротенькой белой юбочке и прочем теннисном одеянии появлялась на корте в загородной резиденции посла и, неуклюже помахав ракеткой у стенки, садилась передохнуть, я старался обязательно сказать что-нибудь лестное по поводу ее потрясающего прогресса, красоты и грации движений и вообще наговорить всяких глупостей, единственный смысл которых состоял в том, чтобы доставить ей удовольствие.

При всем негативном ко мне отношении она признавала мой бесспорный авторитет в области спорта и, как и всякая тщеславная женщина, принимала все за чистую монету.

В общем, не прошло и двух месяцев, как она кардинально изменила свое мнение обо мне, о чем мне тут же поведали верные люди из ее ближайшего окружения. А вслед за этим у нас наладились отношения и с ее мужем, неплохим в целом мужиком, главное несчастье которого состояло в том, что его угораздило жениться на этой дуре.

…Вот и в сочинском случае я довольно быстро установил самые теплые отношения с актрисой и вдовой академика, пожалуй, с вдовой даже более теплые, потому что актриса за свою длительную театральную карьеру была избалована мужским вниманием и мне было трудно ее чем-нибудь удивить. Вдова же долгие годы была верной женой своего академика, а после его смерти оказалась в том возрасте, когда привлечь к себе бескорыстное внимание мужчин уже сложно. Кроме того, по специальности она была переводчицей, и в основе установившейся между нами дружбы были еще длительные беседы на доступном нам обоим испанском языке, которые мы вели, пока актриса была на процедурах.

Я выдавал себя за журналиста-международника и своим глубоким анализом внешнеполитических проблем, а также рассказами о зарубежных поездках и встречах с интересными людьми всего за каких-нибудь пару дней буквально очаровал моих доверчивых соседок по столу. И делал я все это не без тайного умысла, о чем они, естественно, не подозревали.

Через четыре дня в санатории должна была появиться Таня. Мы условились с нашим общим начальником, что она приедет позже, чтобы у меня было некоторое время на подготовку и обзаведение полезными связями. Накануне ее приезда я позвонил в Москву, оттуда позвонили в сочинский горотдел КГБ, а сочинские товарищи связались с заместителем начальника санатория. По их просьбе он проделал одну нехитрую комбинацию, и когда Таня прибыла в санаторий, ее посадили за стол, где сидели народная артистка, вдова академика и очаровавший их тридцатилетний журналист-международник, да к тому же холостяк.

Правда, меня за столом не оказалось: еще за ужином я предупредил своих дам, что получил из редакции задание встретиться с отдыхающим на Пицунде иностранным политическим деятелем и взять у него интервью, в связи с чем рано утром уеду и буду отсутствовать два-три дня. Пока Таня осваивалась в новой обстановке и слушала болтовню своих соседок по столу, я загорал и занимался подводной охотой в районе знаменитого мыса, где меня приютили местные пограничники.

Надо сказать, что Таня сразу понравилась моим дамам. Актриса обнаружила у нее несомненные актерские способности и предложила сделать ей протекцию для поступления в театральную студию при МХАТе, вдова академика нашла у нее другие достоинства, и в результате обе подруги взяли над ней шефство. Вокруг Тани, конечно, сразу же стали вертеться какие-то юные ловеласы, старавшиеся вовлечь ее в свою молодежную компанию, но она вела себя с ними независимо и строго, к тому же подруги посоветовали ей не поддаваться уговорам и подождать возвращения соседа по столу, которому они дали самую лестную характеристику.

В общем, пока я отсутствовал, мои дамы, особенно вдова академика, с которой, как я уже отмечал, у меня сложились более доверительные отношения, прожужжали Тане все уши по поводу моих достоинств и тем самым избавили меня от необходимости вообще что-либо о себе рассказывать. На это я и рассчитывал, когда заводил знакомство и обхаживал моих дам, потому что нет более верного способа испортить отношения с такой подготовленной девушкой, как Таня, чем заниматься саморекламой.

За время моего трехдневного отсутствия дамы так истосковались по мне, а Таня была уже под таким впечатлением от их рассказов, что, когда я однажды вечером появился в санатории, это вызвало у них бурю восторгов. Правда, были опасения, что мой образ, который сложился в Танином воображении в результате всех этих разговоров, окажется лучше оригинала, так довольно часто бывает, когда слышишь вокруг охи да ахи по поводу какого-нибудь человека, книги, фильма, спектакля или события, а потом увидишь, прочитаешь, разберешься — и разочаруешься. Но я очень рассчитывал на интеллигентность и вызванное, несхожим жизненным опытом различие в критериях оценок моих дам, которые и должны были обеспечить необходимую мне объективность их суммарного мнения, и не ошибся. К моему возвращению Таня была готова к тому, чтобы наши отношения развивались так, как будто мы были давно и близко знакомы.

Я не проявлял никакого интереса ни к ее биографии, которая была мне хорошо известна, ни к легенде, под которой она выступала в санатории, выдавая себя за сотрудницу бюро переводов одного министерства оборонного профиля, о чем мне сразу же поведала вдова академика, то есть не делал тех тривиальных глупостей, которые сразу настораживают не только профессионалов, но и не имеющих никакого отношения к секретным службам людей, когда к ним лезут в душу. Наверное, поэтому между нами быстро установились ровные и дружеские отношения, которые приводили в умиление моих дам.

Правда, актриса в какой-то момент, как мне показалось, приревновала меня к Тане, но не как к сопернице, отбивающей у нее мужчину, а как к объекту, на который теперь будет отвлекаться часть моего внимания, поскольку она привыкла, чтобы все внимание окружающих ее мужчин было обращено только на нее. Но я учитывал особенности ее характера и старался вести себя так, чтобы в нашем дружном застольном коллективе не возникало разногласий.

Так прошла примерно неделя.

День мы проводили на пляже, вечером ходили в кино, сидели в баре, танцевали. Таня плавала неважно, вода явно была не ее стихия, и я, не скрою, откровенно пижонил перед ней, демонстрируя различные стили плавания или проныривая под водой от одного волнореза до другого, а между ними, как-никак, было около восьмидесяти метров.

Однажды вечером мы, как обычно, посидели в баре, потом поднялись в танцевальный зал, где под звуки местного музыкального ансамбля я по очереди танцевал с каждой из своих дам либо мы становились в круг все вместе, чтобы попрыгать в каком-нибудь групповом танце.

Наплясавшись до упаду, многие отдыхающие по установившейся традиции пошли купаться, тем более что для этого надо было всего лишь переодеться, взять полотенце и спуститься на пляж.

К вечеру поднялась небольшая волна, и мне пришлось плавать рядом с Таней, страхуя ее от возможных неприятностей. Волнение быстро усиливалось, многие отдыхающие сочли за лучшее не искушать судьбу и поплыли к берегу. Когда мы с Таней наконец вышли из воды, берег был совершенно пуст, и только у расположенного на цокольном этаже московского телефона-автомата толпились отдыхающие.

Я любезно подал Тане полотенце, как делал это при каждом вечернем купании, и, пока она, повернувшись ко мне спиной, вытиралась, наблюдал за ее грациозными движениями, как делал много раз до этого вечера. Но раньше эти достаточно эротические сцены при лунном свете заканчивались без каких-либо последствий, а тут я вдруг, повинуясь непреодолимому влечению, подошел к ней сзади, осторожно обнял за плечи и уткнулся в ее мокрые волосы.

Конечно, в этот момент мне и в голову не пришло, что я нарушаю указания своего руководства! Раскаяние пришло несколько позже.

Таня затихла в моих объятиях, и мы молча простояли так около минуты, слушая, как волны накатываются на берег.

Потом я отпустил ее, мы так же молча оделись и ушли в корпус. В лифте и коридоре, пока я провожал ее до дверей палаты, мы тоже молчали. Меня одолевали угрызения совести за мой порыв, я ощущал определенную неловкость, не так чтобы очень, но все же, и обдумывал, как бы потактичнее выйти из этого, как мне казалось, довольно деликатного положения.

Возле ее палаты мы остановились, и только я собрался что-то промямлить в свое оправдание, как Таня вдруг спросила:

— У твоего соседа завтра есть процедуры?

Моим соседом по палате был сотрудник Министерства внешней торговли. Недавно он вынужден был досрочно вернуться из загранкомандировки, потому что попал в автоаварию. Ему прописали массу всевозможных процедур, и назавтра, насколько я помнил, ему предстояла вытяжка и еще какие-то мучения.

Когда я, не понимая еще, зачем ей понадобилась эта информация, сообщил об этом Тане, она как-то буднично, как будто говорила это в сотый раз за свою жизнь, сказала:

— Не ходи завтра на пляж. Я приду к тебе…

Сказала и скрылась за дверью, не дав мне даже возможности пожелать ей спокойной ночи.

Я был просто поражен ее словами.

Первая мысль, которая пришла мне в голову: «Не знаете вы свои кадры, уважаемые товарищи начальники, плохо вы их изучаете, понабирали всяких…», ну и так далее.

Но отступать было поздно, к тому же бывают ситуации, когда уважающий себя мужчина отступать не имеет права.

Поразмыслив основательно, я решил идти до конца и посмотреть, чем все это закончится, дав себе слово не предпринимать никаких действий, которые могли бы спровоцировать Таню на необдуманные поступки.

После завтрака я вернулся к себе в палату, сел на балконе и стал ждать.

Мой сосед тем временем собрался и ушел в процедурный корпус.

Прошло еще несколько минут, и раздался стук в дверь.

Я открыл, в палату вошла Таня и остановилась в маленьком коридорчике. Как только я закрыл дверь на защелку и обернулся, Таня, не говоря ни слова, прижалась ко мне, обняла меня за шею и с такой страстью поцеловала, что мне ничего не оставалось, как, забыв все свои благие намерения, ответить ей тем же…

Мои упреки в адрес руководства оказались совершенно безосновательными!

Потом я долго размышлял над тем, почему она решила, что именно я должен стать ее первым мужчиной. Я придумывал разные объяснения ее поступку, но ни одно из них не казалось мне достаточно убедительным. Больше всего меня смущало то обстоятельство, что после этого неординарного для нормальной девушки события в наших взаимоотношениях, по крайней мере на людях, не произошло никаких видимых изменений. Мы оба так умело соблюдали конспирацию, что даже актриса вместе со своим невероятным житейским опытом и актерской интуицией, не говоря уже о ее менее искушенной подруге, ничего не заметила.

Мне даже пришла в голову мысль, что все случившееся — это прихоть взбалмошной девчонки, вообразившей себя Мата Хари и отрабатывающей на мне какие-то свои, присущие только женщине приемы, с помощью которых она намерена в дальнейшем обольщать и потрошить носителей государственных секретов.

Что касается меня, то я оправдывал свое конспиративное поведение исключительно необходимостью беречь честь своей возлюбленной и в собственных глазах выглядел истинным рыцарем.

Мы никогда не говорили о наших чувствах, все происходило настолько естественно, что задавать какие-то вопросы или требовать каких-то признаний было просто пошло и глупо. К тому же мы так подошли друг другу, ее женское естество, сдерживаемое до сих пор невероятными самоограничениями, стало раскрываться так быстро и с такой нарастающей силой, что вскоре я выкинул из головы все свои сомнения, решив отложить анализ этого происшествия на тот момент, когда мы расстанемся, я вернусь в Москву и сяду писать отчет.

Прошла еще неделя.

Из всех возможных процедур, имевшихся в богатом арсенале совминовского санатория, я выбрал себе только лечебную греблю и периодически катал поодиночке (больше двух в лодку садиться не разрешалось) своих дам на лодочке вдоль пляжа.

И вот однажды, посадив утром в санаторную «Волгу» актрису и вдову академика, улетавших в Москву, сели мы с Таней в лодочку, и я выгреб к буйкам, ограничивающим зону лодочного катания.

Гребу я себе потихоньку, стараясь удерживать лодочку поперек небольшой волны, а Таня сидит на корме, смотрит на меня и вдруг спрашивает:

— Миша, тебе никогда не предлагали работать в Комитете госбезопасности?

От этого неожиданного вопроса я едва не сбился с ритма, даже «поймал леща», как говорят гребцы, когда идущее назад весло цепляет воду, но быстро восстановил частоту движений и ответил:

— Когда я заканчивал университет, со мной беседовали на эту тему, но я отказался.

— Почему? — спросила Таня.

— Я тогда считал, да и сейчас считаю, что чекист из меня не получится. Надо обладать какими-то особенными качествами, а я, как мне кажется, обычный человек и не гожусь для этой работы.

— Напрасно ты так думаешь. Из тебя бы получился отличный разведчик, поверь мне!

Ее проницательность, конечно, делала ей честь. Но она совершила большую ошибку, по своей инициативе затронув опасную для нее тему, и мне не составило большого труда наказать ее за это.

— А ты почем знаешь? — задал я ей вполне логичный вопрос и приготовился выслушать ее путаные объяснения, потому что на него не так-то легко было ответить.

Да уж знаю! — нисколько не смутившись, ответила Таня и посмотрела мне прямо в глаза. А потом так же спокойно и без всякого смущения она поведала, что сама является сотрудницей разведки и скоро ей предстоит выехать в длительную загранкомандировку.

Я выслушал ее, не перебивая, а потом спросил:

— А зачем ты мне все это рассказала? Насколько я понимаю, ты не должна никому об этом рассказывать.

Не должна, ты прав, — подтвердила Таня. Но я очень люблю тебя. Скоро мы расстанемся навсегда, и я хочу, чтобы ты знал, с кем проводил время.

Итак, все случившееся с нами только подтвердило старую, как этот мир, истину: если для настоящего мужчины главное дело, то для настоящей женщины главное любовь!

Таня смотрела на меня, и глаза ее были полны слез.

Она, наверное, думала о нашем скором расставании, а я думал о том, чего она пока не знала: ее карьера разведчицы закончилась, так и не начавшись. Потому что она действительно никому, ни при каких обстоятельствах не имела права рассказывать о своей принадлежности к нелегальной разведке.

И то, что она любила меня, и то, что я был таким же, как она, разведчиком, не являлось для нее смягчающим обстоятельством.

Почти десять лет она была одержима мечтой стать разведчицей, прошла ради этого через многочисленные испытания и воистину каторжный труд, а когда ее мечта сбылась и она вышла на финишную прямую, вдруг так примитивно сорвалась.

Мне было искренне жаль ее, но я понимал, что она переоценила свои возможности, разведка — это не ее дело, ей нельзя ехать ни в какую загранкомандировку, для этого у нее слишком импульсивный характер, при определенных обстоятельствах она может сорваться, как сорвалась здесь, в Сочи, и погибнуть! Кстати, на ее импульсивность я обратил внимание еще тогда, когда начальник рассказывал мне историю ее, прямо скажем несколько необычного прихода на работу в разведку.

Через несколько дней я уехал.

Наше расставание было спокойным и грустным. Мы не обменивались телефонами, не договаривались о встрече в Москве, не обещали помнить друг друга, не говорили всяких глупостей, мы даже не поцеловались, а только заглянули на мгновение в глаза и расстались…

У меня оставалось несколько дней от отпуска, и я сознательно не пошел в управление, чтобы не докладывать начальнику о том, какая странная история приключилась с нами в Сочи, рассчитывая, что к Таниному возвращению придумаю, как поделикатнее все это изложить.

Все это время меня не покидало ощущение какой-то вины перед этой славной девушкой, которая не рассчитала свои душевные силы и так неосторожно доверилась малознакомому человеку.

Буквально за день до Таниного возвращения в Москву было принято окончательное решение о нецелесообразности моего использования на нелегальной работе. Если бы я в Сочи знал, что так случится, меня с полным основанием можно было бы обвинить в использовании служебного положения в личных целях. Но знать я этого, безусловно, никак не мог, хотя, конечно, кое-какие поводы для того, чтобы это предвидеть, у меня были.

Так или иначе, но теперь, когда судьба, видимо посочувствовав моей личной неустроенности в изменившихся обстоятельствах, предоставила мне такой шанс, я не стал его упускать.

Я встретил Таню в аэропорту Внуково. Наш разговор был недолгим, но весьма содержательным, и в тот же день мы официально стали мужем и женой.

В том, что это произошло так быстро, не было ничего удивительного: отношение Тани ко мне я знал, а что касается меня, то я был влюблен в нее с первого взгляда. Проблем с регистрацией у нас тоже не было, потому что в ЗАГСе мы, кроме паспортов, предъявили удостоверения сотрудников КГБ и сказали… Впрочем, это уже детали.