Помоги проекту - поделись книгой:
Александр Кириллович ДИТРИХ
КАК ИГРУШКИ ПОШЛИ УЧИТЬСЯ
(повести-сказки)
ЗАГАДОЧНЫЙ ДНЕВНИК
Первое мое знакомство с Владиком Чудобыльским оказалось заочным. Скорее всего, я бы никогда не узнал о существовании этой необыкновенной личности, если б однажды не вернулся... домой.
Из старого московского дома, где прошло мое детство, я уехал лет двадцать назад. Давно уже тянуло меня пройти не спеша по тихому переулку, где знакомы каждая подворотня, каждый камень, и, конечно же, заглянуть во двор, в котором когда-то умещался целый мир с бушующими океанами, неведомыми островами, непроходимыми лесами, полями сражений. И каких сражений! Там бились, гремя латами, рыцари, звенели шпаги мушкетеров, проносилась лихая чапаевская конница, горели, подорванные гранатами, фашистские «тигры» и «пантеры». Главный «танк» был один, постоянный — огромный, обитый железом помойный ящик. В зависимости от времени года в эту мишень летели то обломки кирпичей, то снежки. Но прекраснее всего было с треском подбить броневую махину гранатой — перегоревшей лампочкой.
Все здесь было удивительно взаправдашним: и могучие ледоколы, и фантастические вездеходы и звездолеты, сооруженные из досок и ящиков, и древние, насквозь заколдованные замки в сыром, каменном сарае. Словом, двор был поистине королевским. Впрочем, наверно, как и всякий другой порядочный старый двор, где полновластно царствовало Его Величество Детство, а придворные мальчишки и девчонки даже и не подозревали, что обитают в чудесном мире и что чудеса со временем исчезают.
Мне хотелось посмотреть, кто живет в моем доме теперь, какие ребята топчут мои давным-давно стершиеся следы, узнать, во что они играют, о каких тайнах шепчутся.
И вот я вернулся туда, откуда когда-то ушел навсегда. Навсегда потому, что можно побывать там, где рос, но нельзя возвратиться в то, из чего вырос.
Все было так и не так. Дом мой стал вроде бы ниже: после ремонтов пропали щербатые лепные украшения на фасаде, исчезли ворота с чугунными листьями и шишками. Изменился и двор. Не стало покосившихся сараев, увитых сухим плющом заборов, скрипучих крылечек. Двор раздвинулся, выпрямился, оделся по краям аккуратными газонами, но все здесь теперь выглядело каким-то незначительным, обыкновенным.
Было тихо и пусто. Школьники учились, а малышей, наверное, бабушки пасли в разбитом по соседству скверике.
Я сел на синюю скамейку с выломанной спинкой, достал сигарету и принялся вспоминать свое детство в подробностях. Но подробности почему-то не вспоминались. Было какое-то странное чувство, будто мое собственное детство вдруг обернулось для меня тайной, в которую я никак не могу проникнуть. А может быть, это знакомая старая тайна пришла из моего детства и, как прежде, поджидала меня где-то рядом?
По водосточной трубе с грохотом съехали подтаявшие ледышки, пропищало радио, сообщив, что прошел еще один час, налетевший ветерок запутался в частых ветвях старого тополя, потом, вырвавшись, закрутился в углу двора маленьким смерчем.
Бросив окурок, я собрался было уходить и тут заметил... ее. Она лежала под скамейкой в грязном снегу, по соседству с конфетной оберткой и рваной варежкой. Сначала мне показалось, что это всего лишь обложка с выдранной серединой. Сам не знаю, что меня толкнуло залезть под скамейку и вытащить обыкновенную коричневую общую тетрадь. Середина оказалась на месте. Сдув снег, я раскрыл тетрадь и увидел такое... Впрочем, судите сами — на первой странице аккуратно, большими буквами было написано следующее:
«ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ
Я, Владислав Чудобыльский, находясь в здравом уме и твердой памяти, настоящим подтверждаю, что действительно был участником всех странных, невероятных и необъяснимых событий, изложенных в этом дневнике. Сознавая ответственность перед наукой, заявляю также, что описывал только то, чему был свидетелем, и ничего не присочинил...»
...После такого многообещающего начала все срочные дела, намеченные на ближайшее время, вылетели у меня из головы. Я перевернул страницу, потом другую и, уже не отрываясь, прочел дневник до последней строчки.
То, что я узнал, так меня поразило, что я тут же решил: во-первых, нужно немедленно разыскать автора, потерявшего свою драгоценную тетрадь, а во-вторых, попавший мне в руки дневник следует как можно скорее опубликовать: я попросту не имею права скрывать открытие, которое должно принадлежать всему миру.
К моим розыскам автора мы еще вернемся, а дневник — вот он. В нем исправлены лишь грамматические ошибки да некоторые шероховатости, а в основном все осталось, как было. После первых строчек (вы их уже прочли) шло следующее:
«...Дневник я начал десятого июня этого года, сразу же как приехал с отцом в Сибирь на стройку электростанции.
Папу вызвали туда на лето по проектным делам, а я уговорил его взять меня с собой.
Честно говоря, дневник я вел кое-как, случалось, неделю не притрагивался — некогда было. Впрочем, теперь это уже не имеет значения: все равно, в первых записях нет ничего относящегося к самому главному. По этой причине все страницы до 12-го августа я вообще вырвал. Правда, теперь мне придется заново рассказывать, кто такой Александр Иванович Сулимов и как мы познакомились, но это я быстренько.
В новеньком поселке строителей ребят еще не было — одни взрослые. Отец пропадал на стройплощадке, и поэтому я с утра до вечера жил сам по себе. Сначала я излазил вдоль и поперек всю стройку, потом занялся рыбалкой, а когда совсем освоился, стал исследовать тайгу: уходил на целый день в сопки — так здесь горы называются. Горы не очень высокие, но скалы да обрывы — будь здоров!
И вот однажды иду я между сопок по распадку, вдруг слышу: тюк-тюк-тюк... Точь-в-точь как капель с крыши по ведру. Пошел я на этот звук, гляжу — прилепился к обрыву дяденька и длинным таким молотком отбивает камни. Заметил он меня, спустился, стали мы разговаривать. Оказалось, дяденька — геолог из Ленинграда, Александр Иванович Сулимов.
Я спросил, что он тут разыскивает.
Александр Иванович сказал, что никаких подземных богатств он пока не ищет, разве что они сами вдруг попадутся. Просто есть у него мнение, что геологические карты этих мест составлены недостаточно точна. А если их уточнить, выяснить полную картину того, что тут под землей делается, тогда, может быть, и вправду удастся отыскать такое, о чем никто пока не догадывается.
На другой день мы с утра отправились в сопки уже вместе. А дальше так и пошло: я, чем мог, помогал, а Александр Иванович мне всякие удивительные истории рассказывал про горы, камни, руды.
Вскоре мы так всю тайгу вокруг излазили, что кеды у меня совсем развалились, хорошо, что взял запасные. Камней мы насобирали столько, что из-за ящиков в палатке геолога (он поставил ее У ручья, на краю поселка) повернуться стало негде.
Вот теперь я и пришел к тому, ради чего пришлось писать это самое предуведомление, — к 12-му августа, самому длинному и самому удивительному дню в моей жизни. Дальше пойдет сам дневник. Я называю оставшиеся страницы «дневником», хотя записи касаются всего одного дня.
ПУТЕВОЙ ДНЕВНИК ВЛАДИКА ЧУДОБЫЛЬСКОГО,
пожелавшего, тем не менее, остаться неизвестным.
Начинаю с самого главного. Это было что-то вроде воздушного шарика, надутого светом, и здоровенной круглой лампочки, только и у лампочки и у воздушного шара должна быть оболочка, а я никакой оболочки не заметил.
Иногда шар делался чуть больше, становился расплывчатым и красноватым, иногда уменьшался, и тогда в его середине появлялся яркий голубой комок. Шар этот был со школьный глобус, он висел в самой середине пещеры под потолком и ни на чем не держался.
С потолка, точно над шаром, свисало длинное желтое острие, а внизу, в каменном полу, был вделан большой, тоже желтый, металлический круг.
Был еще в той пещере почти засыпанный ход, который вел дальше, в глубь горы, но мне в тот раз было не до него. После, когда мы забрались под землю уже вдвоем, я пытался залезть в этот ход, но тогда...
Впрочем, лучше все по порядку.
Недалеко от реки, где берег дыбился к небу желто-бурым скалистым обрывом, строители решили добывать камень. Я об этом случайно услышал, когда отец разговаривал с какими-то людьми со стройки. Услышал и тут же забыл.
Мы с Александром Ивановичем сидели на откосе, разбирали добытые образцы пород и заворачивали их в бумажки, на которых геолог предварительно делал необходимые пометки. Было что-то около десяти, когда вдруг вдали протяжно взвыла сирена. Поглядел я на реку, думал буксир идет — нету буксира. Стали мы дальше образцы разбирать, сирена умолкла, все спокойно, и тут как жахнет! Даже земля колыхнулась. Потом грохнуло еще раз, еще... Мы вскочили, глядим, а повыше, где начинался обрыв, ничего не видно, только желтое облако шевелится.
— Камень рвут,— догадался я. Тут снова взвыла сирена.
— Это «отбой»,— объяснил Александр Иванович. Я говорю:
— Раз уж отбой, айда посмотрим, что там подрывники натворили.
Александру Ивановичу тоже не терпелось: ему было интересно проследить какие-то каменные жилы, которые уходили в глубь обрыва.
До нового карьера мы добрались, когда дым и пыль уже уплыли. Могучие темно-бурые скалы, нависавшие над тропкой, рухнули. Казалось, какой-то великан отколупнул часть обрыва огромной ложкой, обнажив его светлую начинку. Тут и там громоздились расколотые глыбы, и все было завалено острыми обломками, щебнем.
Подрывники уже ушли. Птицы, перепуганные взрывом, разлетелись, стояла удивительная тишина, и только один ополоумевший кузнечик все пилил и пилил без остановки. Иногда он словно бы заикался и тут же принимался «чижижикать» еще скорей. Меж камней я отыскал клочок промасленной бумаги, обрывки проводов, два камня с черными подпалинами от взрыва и раздумывал — взять их себе в коллекцию или нет, когда заметил между глыбами у подножия скалы черную дырку. Подошел, заглянул внутрь — темно, только холодком тянет. Сунул в дыру ветку — до конца не достает. Тогда я стал отбрасывать камни. Один я лезть не хотел — боязно: фонаря нет, спичек нет. Я читал, что в пещерах такие провалы бывают — ужас! — можно целый час падать. Я окликнул Александра
Ивановича, он ответил «сейчас». Я подождал, снова крикнул, а потом не выдержал и просунулся в дыру. Как только глаза привыкли, полез дальше. Когда забрался метров на семь, стало посвободнее. Потом стенки, потолок вовсе разошлись, и я смог встать. А дальше был поворот и ступеньки вниз. Я бы туда не пошел, и уже хотел лезть обратно, только смотрю — впереди свет, вроде бы лампа горит. «Зачем здесь лампа? — думаю.— Откуда? И для чего тогда понадобилось гору взрывать, если в ней вырублены подземелья да еще и электричество проведено?»
Я все-таки спустился, завернул за угол и попал в большую каменную комнату, похожую на огромную перевернутую чашку. Стенки тут были ровные, гладкие, а посередине, под куполом, этот самый шар светился, и ни проводов, ни веревки — сам по себе висел. Смотрел я, смотрел, потом взял да и кинул в него камешком. Камень влетел в шар, и тотчас его силой швырнуло обратно.
Тут почему-то на меня напал страх. Обдирая локти, я нырнул в проход и как пробка вылетел на поверхность. Александр Иванович стоял совсем близко и очень удивился, когда я «словно из-под земли вырос».
Я начал объяснять, что со мной приключилось, но геолог не дослушал. Ни слова не говоря, он бросился разбирать вход в дыру. Теперь под землю мы полезли уже вдвоем.
Увидев шар и желтый круг под ним, Александр Иванович так и сел.
Долго он сидел, смотрел и молчал, потом встал, осторожно дотронулся молотком до круга и отскочил. Но ничего не произошло. Он и шар хотел ткнуть, но не решился: вдруг, мол, это что-нибудь вроде шаровой молнии!
Я говорю: «Не может быть, потому что я уже кидал в него камнем, и этот шар не взорвался, только отбросил мой камень обратно».
Александр Иванович сердито уставился на меня, потом махнул рукой и опять стал желтый круг осматривать, сказал, что на нем какие-то знаки, может, даже письмена, и что их надо будет обязательно сфотографировать или срисовать. Затем он достал ножик и стал царапать краешек круга.
— Очень странно,— говорит,— не медь, не золото, не титан... Какой-то сплав, а какой — непонятно. Совсем не окислился, как новый, хотя, надо полагать, находится здесь уже сотни, а может, и тысячи лет.
— Тысячи? — удивился я.— Неужели так давно?
— Сам посмотри — наверху сталактиты успели вырасти.
Тут я заметил несколько тоненьких белых сосулек, свисавших с потолка. Я уже знал, что такие штуки подземная вода устраивает. Она растворяет известняки, и когда по трещине капает в подземную пустоту, то часть растворенного известняка из каждой капли остается на потолке. Так постепенно и вырастают каменные сосульки-сталактиты. А снизу, навстречу им, растут каменные пеньки — сталагмиты. Ведь внизу капли тоже оставляют часть растворенного известняка. Иногда сталактиты и сталагмиты соединяются, срастаются, и получаются настоящие колонны. Но чтобы построить такие колонны, воде нужны десятки тысяч лет. Если ждать, пока в пещере вырастет хоть самая махонькая каменная сосулька, жизни не хватит.
Александр Иванович прикинул на глаз размеры самого длинного сталактита, покачал головой, потом отбил от гладкой стены кусочек, осмотрел его и опять покачал головой.
— Невероятно!— говорит.— Немыслимо! Бред какой-то!
Обошел он желтый круг, глянул на меня растерянно и развел руками: «Хоть убей, ничего не понимаю. Кто мог сделать эту штуковину, когда, зачем?»
И тут мой геолог взял да и шагнул прямо на середину круга. Едва он очутился под шаром, в пещере полыхнул такой свет, что я зажмурился, мне показалось, что шар лопнул. В тот же миг раздался низкий, щекотный гул, как будто загудели и пол, и стены, и вообще все каменные недра.
Открыл я глаза: темновато, шар исчез, сверху, с металлического острия, сбегает что-то вроде тоненькой фиолетовой молнии, а Александра Ивановича на круге нет. И рядом тоже, и вообще в пещере я один.
Только тут до меня стало доходить, что случилась беда и надо что-то делать. Кажется, я закричал, потом, помню, хотел лезть наверх звать людей, но не смог — ноги не держали. А когда наконец я полез по проходу наверх, в пещере за спиной снова полыхнуло. Оборачиваюсь — шар снова под потолком светится, а на желтом круге лежит ничком Александр Иванович. Бросился я к нему, схватил за ноги, потащил к проходу, но не дотащил, потому что Александр Иванович лягнул меня и сел. Сидит, мотает головой и бормочет:
— Это ничего... Это все ничего... Сейчас пройдет. А машина — великая штука! Фантастика! Сдается мне, что она может показывать сны по заказу! Что хочешь, то и смотри.
Посидел он, выпил воды из фляжки и говорит:
— Знаешь, что со мной было? Я все думал, кто мог высечь пещеру и сделать эту штуковину с шаром и кругом? Кто, когда, зачем? Сам не знаю почему, шагнул я на круг. Встал — ничего, а в голове все те же мысли: вот бы заглянуть в те времена, когда строилось это подземное устройство, в прошлое, значит.
Только подумал — в ту же секунду навалилась на меня какая-то невыносимая тяжесть, а вокруг все засверкало. И почудилось мне, что я попал в нутро шара: кругом только свет, и ничего больше, а в световых стенах вьются искорки и змейки.
Нехорошо мне стало — страшно, и тоска какая-то. Хочу вздохнуть — не могу. «Хоть бы скорее все кончилось,— думаю.— Хватит с меня!» И словно бы в ответ на мои мысли — хлоп! — световые стены исчезли, и сразу повеяло холодом. Гляжу: вокруг холмы, скалы... Кое-где сугробы белеют, между ними ручьи, грязь. По склонам холмов и у реки низенькие жидкие рощицы — карликовая березка да полярная ива. И еще заметил я какой-то голубоватый свет. Поднял голову, а это шар надо мной светится. Шагнул — и шар передвинулся, побежал — а он все равно над головой, как на нитке привязан. «Ну,— думаю,— раз шар этот мне вреда не делает — пусть висит».
Конечно, я понимал, что все это мне только кажется или снится, но до чего ясно, подробно!
Стал я соображать, куда меня в моем странном сне занесло. И тут заметил, что над карликовой рощицей плывут вниз, к реке, три стога сена. Лошадей и саней не видно — только стога.
— Вот кстати! — обрадовался я.— Сейчас подойду к возчикам, спрошу, куда я попал.
Между тем передний стог как раз доплыл до опушки, и вывалила из кустов... косматая громадина. Ноги как бревна, клыки колесом загнуты, а над ними хобот шевелится, ветер нюхает. Нет, каков сон, а?! За всю жизнь ни разу мамонт не приснился, а тут сразу три! И сразу ясно, где я: эпоха последнего великого оледенения Земли. Самый конец. Если считать по человеческой истории — каменный век. Перелетел я во сне назад лет этак... тысяч на двадцать, а то и побольше. И до того все явственно вижу, будто мамонты мне не кажутся, а идут мимо меня на самом деле, взаправду. Ай да машина! Какую четкость выдает, куда тебе кино! Но почему она мне показывает именно мамонтов, а не попугаев там или обезьян? Я, например, с детства мечтал попасть в леса Южной Америки.
Только задал я себе этот вопрос и сразу все понял: ведь я, ступив на круг, подумал о прошлом! Машина послушно выполнила заказ: усыпила меня и показала это самое прошлое. Если бы я подождал и не сказал «хватит с меня», то, наверно, перенесся бы еще дальше — в те времена, когда строилась эта пещера.
А что, если я пожелаю проснуться?
Поглядел я на шар, а он висит себе надо мной и тихонько так зудит: з-з-з-з-з...
— Ну-ка,— говорю ему,— верни меня обратно в пещеру. Пора мне просыпаться.
И тотчас холмы, кусты, река — все поплыло, вспыхнуло и завертелось вокруг меня ослепительным вихрем... Тут мне опять стало нехорошо — голова закружилась.
А проснулся я оттого, что ваша милость меня за ноги дергает.
Александр Иванович почесал переносицу, глянул на шар, спокойно сиявший под потолком, тряхнул головой и пробормотал: «Удивительно!.. Непостижимо!..» Потом он опять повернулся ко мне:
— Нет, что это за шутки такие, взрослого человека за ноги таскать?
— Какие уж тут шутки,— говорю,— если человек сперва на глазах исчезает, а потом вдруг появляется и лежит, как мертвый.
— Не морочь мне голову. Кто лежит? Кто исчезает?
— Да вы,— говорю.— Не знаю, почудились вам мамонты или приснились, а только вас здесь не было. И шара не было. Как вы встали на этот круг, так — фьють — и нету!
— Постой... Ты серьезно? — спрашивает Александр Иванович.
— Куда уж серьезней, я из-за вас чуть с ума не сошел.
— Значит... Нет, не может быть! Неужели я наяву попал в прошлое?!
Александр Иванович встал, потер виски и молча направился к проходу.
Вылезли мы наверх, посидели на солнышке, геолог достал свою полевую сумку и стал зарисовывать местность и схему пещеры. Глядя на него, я спохватился — дневник! Такое происшествие надо немедленно записать во всех подробностях, пока ничего не забылось.
...Когда я уже записал все до последней мелочи, Александр Иванович еще корпел над своим планшетом. Сколько можно ждать?! Терпел я, терпел и не вытерпел — решил взять спички и снова лезть в дыру: надо же получше все рассмотреть. К тому же там, в круглой пещере, остался еще один ход, засыпанный.
По обыкновенному земному времени десять часов семь минут. А здесь уже вечереет, солнце идет к закату.
Очутились мы тут вот как.
Залез я в пещеру, подошел к кругу и вдруг подумал: «А что, если самому попробовать?» Сперва страх одолел, а внутри все равно так и зудит, так и чешется. «Э,— говорю себе,— была не была! Александр Иванович живых мамонтов повидал, а я что, хуже? Ведь мне теперь известно, что шар этот повинуется желанию, точнее,— мысленному приказу».
Встал я на круг, закрыл глаза и соображаю, в какое бы мне прошлое отправиться? Посмотреть ли сперва на пиратов, на рыцарей или сразу податься в Древний Египет?
Однако на первый раз решил я задумать приказ попроще: в истории я не силен, еще напутаешь что-нибудь.— «Далекое прошлое» — и все тут.
Стал я изо всех сил внушать неведомой машине свое мысленное приказание и вдруг слышу: «Стой! Прочь с круга!» Но остановиться я уже не смог. В последний миг Александр Иванович все-таки успел прыгнуть и схватить меня за плечи, однако стащить меня с круга он не успел — все вокруг засияло, завертелось, какая-то сила сдавила мне затылок, перекрутила всего меня, как мокрую тряпку, и стала вжимать в землю.
...Как только Александр Иванович крикнул: «Стоп! Хватит!» — светящиеся стены шара померкли и как бы развернулись во все стороны до самого горизонта.
Я думал, что попадем в холод, к мамонтам, а на самом деле очень даже жарко.
Место холмистое, по склонам — рощи. Из знакомых деревьев только дубы и клены, а елок, берез нет вовсе. Вдали — горы. Только что заметил в кустах какого-то зверька. По-моему, простой заяц. Еще я прихлопнул овода, тоже ничем не примечательного.
Несколько минут назад мы были в двадцатом веке, а сейчас — неизвестно где. Но на далекое прошлое не похоже.
Александр Иванович ходит вокруг, осматривает землю, камни: пытается определить время, в котором мы очутились. Шар плывет над его головой. Как выяснилось, шар лучше повинуется тому, кто точнее выражает свою мысль, свое желание. Если не вспоминать о нем, шар всегда перелетает к Александру Ивановичу. Это, наверное, оттого, что у взрослых сильнее электрические сигналы мозга. Я тоже могу переманить шар к себе, нужно только сосредоточиться и подумать о нем. Однако эти опыты Александр Иванович строго-настрого запретил.
Недалеко от нас тянется какая-то дорога. Сначала я не обратил на нее внимания — дорога и дорога, подумаешь, невидаль. Потом сообразил: это очень даже важно. Ведь дорогу кто-то проложил, кто-то по ней ездит, значит, здесь есть люди, значит, мы перенеслись не в прошлое, а если и в прошлое, то совсем недалеко.
Я сообщил о своей догадке Александру Ивановичу, но он только руками замахал, сказал, что мы попали в самую середину эпохи великого оледенения Земли — более трехсот тысяч лет назад отмахали. Ничего себе расстояньице!
Поделиться книгой: