Любовь не кончается: Джулитта

— Сэр Рольф в Бризе?

— Разве твой отец когда-нибудь задерживался в Бризе надолго? — слегка раздраженно спросила Арлетт. — Разумеется, его там нет. Он на ярмарке в Брюгге. Жизель уехала с Бенедиктом. Я осталась совсем одна.

— Они уехали в Англию? — собравшись с духом, как бы невзначай спросила Джулитта.

Арлетт покачала головой.

— Жизель терпеть не может пересекать пролив. Они в Руане, молятся в монастыре Сент-Петронеллы.

— Но почему именно там? — невольно вырвалось у Джулитты, плохо разбиравшейся в святых и знавшей лишь нескольких, самых известных.

— Потому что святая Петронелла может творить чудеса. Некоторые женщины, посетившие ее могилу, забеременели спустя месяц после визита в монастырь. Я девять раз ездила туда прежде, чем родилась Жизель.

Джулитта чуть не выпалила, что женщины, совершающие древний языческий ритуал в канун мая, тоже быстро беременеют, но вовремя прикусила язык, вспомнив о ночи, проведенной с Бенедиктом. Мысль о том, что теперь он держал в объятиях Жизель, казалась ей невыносимой и причиняла острую боль.

— Желаю им удачи. Пусть их мечта сбудется, — с трудом выдавила она.

— Возможно, вам с Моджером тоже пора подумать об этом. Ведь вы женаты уже больше года.

Джулитта промолчала. Ей не хотелось иметь детей, похожих на Моджера. Она мечтала о детях, похожих на Бенедикта, но сама понимала тщетность своих желаний.

— Вижу, замужество пошло тебе на пользу, — продолжала Арлетт, искоса глядя на нее. — Знаешь, временами твой неуравновешенный нрав приводил меня в отчаяние. Судя по всему, то, что не удалось сделать с ним мне, удалось Моджеру. Он укротил тебя.

Джулитта едва заметно пожала плечами. Укротил? Нет, скорее, загнал в угол, в клетку. Желая покончить с неприятным разговором, она резко повернулась и пошла прочь, направляясь к лошади. Арлетт последовала было за ней, но, не сделав и трех шагов, пошатнулась и с тихим стоном прижала руку к боку.

Джулитта обернулась как раз в тот момент, когда Арлетт начала оседать на землю. — Подскочив к мачехе, она подхватила ее под локти. Морщась от невыносимой боли и хватая ртом воздух, женщина положила правую руку на низ живота.

Джулитта без лишних вопросов сообразила, что дело серьезно. Не в силах помочь, она могла лишь попытаться утешить и поддержать больную. Подбежавшая служанка, застыв рядом, сложила в молитве руки и запричитала:

— О, Господи! Боли мучат госпожу с самой Пасхи. Но не помню, чтобы ей когда-нибудь было так худо, как сейчас. — Она разрыдалась и извлекла из-под фартука огромный платок, впрочем так и не решаясь дотронуться до Арлетт. Джулитта мрачно усмехнулась, подумав, что страх служанки перед всеми без исключения болезнями был настолько силен, что в данный момент она даже боялась послать за помощью.

— Иди к фургону и приготовь подушки для госпожи, — раздраженно фыркнула девушка. — И вели кучеру запрягать. Что ты стоишь как вкопанная и хлопаешь глазами? Иди! Да побыстрее! — Она энергично взмахнула рукой. Служанка, облизав пересохшие от страха губы, неуклюже поклонилась и бросилась выполнять распоряжения.

— Эда, Симон, помогите мне усадить ее в фургон, — велела Джулитта своим людям.

Когда молоденький воин подхватил Арлетт на руки, она вдруг вскрикнула и начала сопротивляться так энергично, что он чуть не уронил ее на землю. С большим трудом ему удалось удержать свою ношу, донести ее до фургона и уложить на подушки. Находясь в полубессознательном состоянии, Арлетт продолжала стонать и вздрагивать от приступов боли.

— Что нам делать дальше, госпожа? — испуганно прошептала Эда.

Сосредоточенно обдумывая создавшееся положение, Джулитта прикусила губу. Она хорошо знала, насколько опасна в таких ситуациях паника, и понимала, какая ответственность легла ей на плечи. Не оставалось ничего другого, как срочно действовать.

— Симон!

— Слушаю, госпожа Джулитта, — откликнулся стоявший у фургона юноша и густо покраснел. Воспитанного, умного и надежного Симона любили все. Даже Моджер, любивший, чуть что, высказать недовольство и поворчать, не мог к нему придраться.

— Возвращайся в Фоввиль и сообщи о случившемся. Я уезжаю в Бриз-сюр-Рисл вместе с леди Арлетт. Так как в замке нет никого из господ, я намерена остаться там до приезда моего отца или леди Жизели.

Молодой человек кивнул и молча удалился.

Две мили, отделявшие монастырь от Бриз-сюр-Рисла, показались Джулитте бесконечными. Кучер проявлял предельную осторожность, поэтому фургон, тихо поскрипывая, катился по дороге очень медленно. Всякий раз, когда колесо случайно попадало на камень, Арлетт хваталась за низ живота и начинала громко стонать. Сидя рядом и держа несчастную за руку, Джулитта понимала, что облегчить страдания могла лишь порция макового отвара. Однако слишком большая доза могла оказаться и ядовитой. Глядя на то, как Арлетт, словно попавшее в ловушку раненое животное, корчилась от боли, Джулитта подумала о том, что таким образом мачеху, вполне возможно, настигло возмездие. Потом она вспомнила об Эйлит, но усилием воли отогнала ее образ прочь. Вовсе не болезнь легких, а какая-то другая смертельная немочь терзала Арлетт де Бриз, в считанные месяцы превратив ее тело в кожу да кости. Теперь Джулитта очень сомневалась в том, что мачеха доживет до дня освящения монастыря, в котором собиралась провести остаток своих дней.

Арлетт открыла глаза и туманным взором обвела комнату. Ее ресницы трепетали, как листья на ветру. Склонившись над ней, Джулитта перехватила невидящий взгляд ее мутных, остекленевших глаз: к сожалению, маковый отвар не только снимал боль, но и влиял на сознание человека, нередко вызывая видения.

— Жизель? — Арлетт облизала губы и попыталась сесть.

— Нет, это я, Джулитта. Не уверена, что вы помните то, что с вами произошло. В монастыре вы упали в обморок, и я привезла вас домой.

— Я хочу видеть свою дочь.

— Я уверена, что она скоро приедет, — сказала Джулитта, снова укладывая ее на подушки. — Вы еще чувствуете боль?

Рука Арлетт медленно сползла к низу живота и, вздрогнув, замерла.

— Да, она по-прежнему там. Но сейчас затаилась. — Ее пальцы судорожно вцепились в одеяло. — Иногда она просыпается и начинает безжалостно меня мучить. Мне не следовало отправляться в дорогу, но я хотела увидеть монастырь. — Ее затуманенный взор заметался по комнате и остановился на Джулитте. — Люди говорят, что ты вся в отца. Ты действительно похожа на него внешне, да и ваши характеры схожи. И все же ты другая, не такая, как он.

— Но почему? — в голосе Джулитты прозвучали враждебные нотки. Она слишком хорошо знала мнение Арлетт о своей персоне и не хотела выслушивать его еще раз.

— Будь ты такая, как он, ты не привезла бы меня в Бриз, не сидела бы у моей постели и не ждала, пока я проснусь. Я не хочу обманывать ни тебя, ни себя: мы никогда не питали друг к другу теплых чувств. Но я должна признать, что в тебе есть то, чего нет в Рольфе: постоянство. Очевидно, ты унаследовала его от матери.

— Постоянство во мне? — Джулитта горько улыбнулась. — Думаю, вы заблуждаетесь.

— Нет, я права.

Джулитта печально покачала головой.

— Скорее я унаследовала от нее своенравие и независимость. — Чувствуя, что на глаза вот-вот навернутся слезы, она поспешила сменить тему разговора. — Вам что-нибудь нужно?

Арлетт тяжело вздохнула и беспокойно заметалась по подушке.

— Мне нужно видеть свою дочь. Пусть Господь заставит ее поторопиться и поскорее вернуться из Руана. А сейчас я хотела бы поговорить с отцом Гойлем. Мне необходим душевный покой.

Опустив голову, Джулитта направилась к двери. Разумеется, она могла бы послать за священником служанку, но ей хотелось поскорее выбраться из этой комнаты: близость умирающей тяготила ее. Ей казалось, что там, на огромном и холодном ложе, лежала не Арлетт, а Эйлит, ее родная мать.

Джулитта как раз пересекала внутренний двор, разыскивая отца Гойля, когда в проеме ворот показались силуэты всадников. За ними ехал запряженный четырьмя лошадьми большой дорожный фургон. Еще несколько всадников замыкали кавалькаду. Джулитта застыла на месте и всмотрелась в лица въезжающих. Ее сердце тревожно заныло.

Между тем Бенедикт соскочил на землю и передал своего любимого серого жеребца Сайли конюху. Ветер растрепал жгуче-черные волосы молодого человека, бронзовое от загара лицо поблескивало в лучах солнца.

Джулитта не могла оторвать от него глаз. Все в нем — и выразительные брови, и проницательные карие глаза, и чувственные, подвижные губы — казалось ей до боли знакомым и милым. Только выглядел Бенедикт усталым и непривычно мрачным. Судя по всему, бдения у могилы святой Петронеллы и дорога утомили его. Он был одет в стеганый жилет, который обычно носили воины, на боку висел меч — эти меры предосторожности когда-то порекомендовал ему Рольф, справедливо считавший, что желающих напасть на солдата всегда гораздо меньше, чем тех, кто не прочь поживиться за счет миролюбивого торговца.

Прошло несколько мгновений, прежде чем Бенедикт увидел Джулитту. Его глаза округлились от удивления, губы беззвучно зашевелились, произнося ее имя. Ошеломленный, он наконец сумел выговорить его вслух:

— Джулитта?!

Она осознавала, что их окружали десятки любопытных глаз; сейчас люди видели лишь дочь господина, выказывавшую должное почтение мужу своей сестры, но с каждым мигом ситуация становилась все опаснее и опаснее: сплетники могли припомнить слухи относительно позапрошлогоднего майского праздника. Поэтому Джулитта даже не решилась по-родственному расцеловать Бенедикта в обе щеки, а осталась стоять на месте.

— Жизель приехала с тобой?

Бенедикт недоуменно сдвинул брови и помрачнел.

— Да, она в фургоне.

Стараясь не смотреть на него, Джулитта сделала несколько шагов к фургону. Оттуда, опершись на руку слуги, уже вышла Жизель, свежая и безупречная, как статуя девы Марии. Невозможно было поверить в то, что она только что прибыла из Руана и протряслась в фургоне целый день. Отблагодарив слугу такой же холодной, как у матери, улыбкой, Жизель направилась было к дому, но, увидев Джулитту, резко — остановилась.

— Сестра?! Чем обязаны твоему визиту? — подчеркнуто вежливо спросила она. — Что привело тебя в Бриз?

— Твоей матери стало плохо в монастыре, — не вдаваясь в подробности, сообщила Джулитта. — Я тоже случайно оказалась там и привезла ее сюда… Сейчас она послала меня за отцом Гойлем.

— За отцом Гойлем? — Жизель побледнела, ее хрупкие пальцы сжали висящий на груди серебряный крест. Другая рука потянулась к привязанному к поясу флакону со святой водой. — Она очень плоха? — Джулитта неопределенно покачала головой.

— Не знаю. Мне она сказала, что нуждается в душевном покое. И очень хочет видеть тебя.

Жизель побледнела еще больше.

— Я должна немедленно пойти к ней. — Она бросила умоляющий взгляд на мужа, который вышел из-за фургона. — Моя мать…

— Да, дорогая, я слышал, — равнодушным тоном перебил ее Бенедикт.

— Если бы я знала, что она серьезно больна, то ни за что бы не поехала в Руан! — По-прежнему сжимая в руке крест, Жизель быстро, почти бегом, направилась к башне. Ее накидка развевалась на ветру как знамя. Словно не замечая Бенедикта, Джулитта поспешила следом.

— Джулитта, задержись, пожалуйста, — крикнул он.

Джулитта словно физически ощущала его взгляд, направленный ей в спину, и продолжала идти, но затем все-таки застыла на месте и стояла так, не оборачиваясь.

— Зачем? — спросила она, обводя взглядом двор. — Разве нам есть что сказать друг другу?

Бенедикт скрипнул зубами и нагнал ее.

— Есть. И немало. Правда, я не знаю, с чего начать.

— Тогда не начинай. — Она прикусила губу и очень кстати вспомнила услышанное от Арлетт выражение. — Мне потребовалось много времени, чтобы обрести душевный покой. Я не хочу больше терять его, не хочу страдать и мучиться.

— Но мне кажется, нам все-таки стоит поговорить.

Вокруг царила суета. Конюхи распрягали лошадей, слуги выгружали из фургона вещи. Один из них подошел к Бенедикту и о чем-то спросил, но тот только нетерпеливо отмахнулся от него.

Джулитта закрыла глаза, собираясь с силами.

— Незачем начинать все заново, — устало вымолвила она и снова двинулась вперед. — Я этого не вынесу. — Каждый шаг давался ей с трудом, отзываясь острой болью в сердце.

Растерянно переступая с ноги на ногу, Бенедикт смотрел ей вслед. Сначала ему хотелось догнать ее, схватить за руку, повернуть к себе лицом и заставить выслушать его. Но он усилием воли подавил порыв, осознавая, что для такого личного разговора вокруг слишком много свидетелей. Юноша запустил пальцы в волосы, как это делал Рольф в минуты раздумья, и вполголоса выругался. В ту злополучную майскую ночь они с Джулиттой, взявшись за руки, прыгнули в бурную реку, но ее потоки, увы, разлучили их, выбросив на противоположные берега. Теперь ему предстояло построить через эту реку мост, чтобы в следующий раз он и Джулитта могли, по крайней мере, встретиться на нем, не рискуя снова упасть в воду. При этом Бенедикт понимал и то, что, возможно, желал неосуществимого, и то, что ему предстояло возвести еще один мост: между ним и женой.

В Руане они с Жизелью стояли на коленях перед могилой святой Петронеллы и молили о милосердии. Со дня их свадьбы прошло почти два года, а Жизель никак не могла забеременеть. Чаще всего они спали порознь, и именно она вычисляла те редкие ночи, когда Бенедикт мог отведать супружеских радостей. Только не во время церковных праздников и Великого Поста, ни в коем случае днем. Даже при свете свечей Жизель предпочитала оставаться в рубашке, стыдясь своего обнаженного тела. При любых попытках Бенедикта нарушить установленные правила она принималась плакать, а с утра пораньше кидалась к исповеднику, чтобы покаяться в грехах, и требовала того же от мужа.

Пошатнувшееся здоровье матери кое-что изменило. Арлетт неоднократно намекала, что хотела бы подержать на руках внука или внучку. Теперь Жизель молилась еще усерднее, чаще допускала к себе супруга и пила настой норичника, свято веря, что он поможет ей зачать. С той же целью они посетили могилу святой Петронеллы.

Предоставив заботу о вещах в фургоне прислуге, Бенедикт вошел в башню. Окинув ее беглым взглядом, он убедился, что Джулитты там не было. За столом, поглощая тушеное мясо с хлебом, сидели обитатели замка. Почетные места занимали местные рыцари с семьями, но тяжелые кресла с прогнутыми спинками, расположенные во главе стола, пустовали. Бенедикт мог бы занять одно из них, но у него не было ни желания, ни аппетита.

Юноша поднялся в верхнюю комнату, но не обнаружил Джулитту и там. Он прошел мимо ткацкого станка, мимо скамьи и сундука, на котором стояла небольшая корзинка с роговым гребнем и лентами для волос. У проема, соединяющего мастерскую со спальней, он помедлил, но затем решительно раздвинул занавески.

Арлетт лежала на горе подушек. На фоне льняной рубашки ее лицо казалось совершенно желтым, из-под полупрозрачной кожи проступали кости. Бенедикт был потрясен. Он знал, что последнее время теще не здоровилось, но не принимал этого всерьез, считая, что впечатлительная Жизель по своему обыкновению слишком драматизировала ситуацию. Сегодня Бенедикт своими глазами увидел во взгляде Арлетт тень смерти.

Жизель сидела на краю кровати и, держа мать за руку, что-то негромко говорила, но, заметив мужа, бросила на него обеспокоенный взгляд и замолчала. По другую сторону кровати служанка разбирала вещи молодой госпожи, доставая их из только что принесенного со двора сундука. Почти уверенный, что до его прихода дочка нашептывала умирающей мамаше подробности их визита к святой Петронелле, Бенедикт помрачнел, подошел к кровати и поцеловал Арлетт в горячую и сухую щеку.

— Здравствуйте, мама, — с чувством исполненного долга произнес он, жалея, что нельзя сейчас же вытереть губы.

— Здравствуй, сын, — непривычно тепло поприветствовала его женщина.

Бенедикт прекрасно знал правила, издавна заведенные в доме Арлетт де Бриз: никто из мужчин, за исключением Рольфа, его самого и изредка Моджера, ставшего теперь членом семьи, не допускался в спальню хозяйки. Теперь, когда он, Бенедикт, нанес краткий визит вежливости, ему следовало немедленно покинуть комнату. Арлетт всегда давала зятю понять, что с трудом терпит его и не горит желанием общаться без особой на то надобности.

— Мне искренне жаль, что вы плохо себя чувствуете.

— Это пройдет, — передернув плечами, устало ответила Арлетт. — Такое случалось со мной и раньше.

— Тебе нужно отдохнуть и поспать, мама. Теперь за тобой есть кому присмотреть. — Жизель ласково похлопала больную по руке. — Я здесь, рядом, и не покину тебя, пока ты не поправишься.

— Ты всегда была прекрасной дочерью. — Изможденное лицо Арлетт просветлело. Она перевела взгляд на зятя. — Я просила Джулитту привести отца Гойля, но она, видимо, забыла. Не мог бы ты найти его?

Бенедикт с готовностью согласился, обрадованный возможностью улизнуть. И уж конечно тому, что он ушел, обрадовалась Арлетт, столь бесцеремонно его отсылавшая. Сентябрьский воздух был изумительно свеж. В чистом небе сияла полная серебристая луна, прекрасная и холодная, недостижимо далекая. У основания башенной лестницы Бенедикт встретил отца Гойля. Видимо, Джулитта все-таки не забыла просьбу Арлетт. Когда юноша спросил о ней у священника, тот лишь развел руками.

— Ничем не могу помочь. Я встретил Джулитту во дворе. Лучше спроси о ней у охранников, сын мой.

— Благодарю за совет.

Освещавщий внутренний двор тусклый свет факелов играл тенями на стенах башни, из ее узких бойниц струились ленивые серо-голубые ленточки дыма. Бенедикт стоял у башни и смотрел вниз, на реку. Рисл, извиваясь, сверкал в ночи, словно агатовое ожерелье, лежащее на темно-синих бугорках земли. Тишину изредка нарушало фырканье лошадей и скрип дверей.

Стражники, охранявшие ворота нижнего двора, грелись у раскаленной жаровни. Жена одного из них принесла мужу металлический котелок с кашей и поставила его на угли. На вопрос Бенедикта о Джулитте стражники отрицательно покачали головами. Нет, она не покидала замок. Да, они видели, что она разговаривала во дворе со святым отцом, но никто не заметил, куда она направилась потом.

— Если увидите ее, передайте, что она сможет найти меня в конюшне или в зале, — с нарочитой небрежностью обронил Бенедикт и удалился.

Он побрел куда глаза глядят, пока случайно не натолкнулся на болтавшегося в полумраке малыша, сына одного из воинов. Мальчик был буквально с ног до головы обмазан медом, и на рубашке Бенедикта тотчас расплылось блестящее желтоватое пятно. Из ближайшей пристройки выскочила мать ребенка и с силой потянула его за собой, на ходу извиняясь перед Бенедиктом.

Но молодой человек, осененный догадкой, уже не слышал ее извинений.

— Ну, конечно же, пчелы, — пробормотал он. Его глаза радостно заблестели. Спустя мгновение собравшиеся у жаровни воины немало удивились, увидев, как молодой господин опрометью бросился в сторону сада, примыкавшего к крепостной стене. Сюда, в это райское местечко, в хорошую погоду с утра до вечера залитое солнцем, в послеобеденные часы имели обыкновение приходить Арлетт и Жизель. Они подолгу гуляли здесь по дорожкам, занимаясь шитьем и слушая религиозные притчи в исполнении отца Гойля. Могучие стены окружали сад с трех сторон, четвертую заменяла огромная калитка, не позволявшая забредать внутрь животным.

Лунный свет посеребрил деревья и кусты, траву и цветы. В голову ударяли пропитавшие воздух горьковато-сладкие запахи. Ночные бабочки плавно перелетали с цветка на цветок, издалека слышались воинственные крики летучих мышей, охотившихся за добычей.

Бенедикт осторожно продвигался в глубину сада, пока не добрался до места, где боковая стена заканчивалась, образуя тупик. Увидев Джулитту, юноша замер, переводя дыхание.

Она стояла у одного из ульев и, положив руку на крышку, тихо разговаривала с пчелами. Настолько тихо, что на расстоянии невозможно было разобрать ни слова. Распущенные волосы Джулитты тяжелыми волнами струились по спине. Она прижимала к бедру аккуратно сложенный платок.

— Снова разговариваешь с пчелами? — негромко спросил Бенедикт… — Я знал, что найду тебя здесь.

Испуганно вскрикнув, Джулитта повернулась на голос и прижала руку с платком к груди.

— Извини, я не хотел тебя испугать, — поспешно добавил молодой человек. — Если бы я дал знать о своем приближении раньше, ты бы убежала.