На следующее утро, в двадцать минут десятого, я уже спускалась в холл. Правда, хозяина дома мне опередить не удалось, он уже ждал, нетерпеливо поглядывая на часы. Увидев меня на лестнице, хмуро буркнул:
― Опаздываем. Давай быстрей в машину, ― и вышел.
Я хотела было крикнуть ему в спину, что явилась во время, но промолчала. В то утро я пребывала в меланхолии, и настроения затевать новую свару что-то не было.
Я ожидала увидеть на водительском месте Аркадия, однако тот отсутствовал, а Стасик сам сел за руль.
― А шофер где? ― удивленно выпалила я и тут же об этом пожалела.
Стасик наградил меня насмешливым взглядом и ехидно поинтересовался:
― С личным водителем привыкла ездить? Не хочется тебя огорчать, но сегодня придется потерпеть и обойтись без него.
Я проглотила оскорбление и примирительно заметила:
― Просто так спросила! Думала, ты всегда с водителем ездишь. Ведь зачем-то ты его держишь?
― Аркадий меня по делам возит, а сегодня поездка сугубо конфиденциальная и мне совсем ни к чему, чтоб служащие были в курсе моих семейных проблем.
Я понимающе кивнула, устроилась на соседнем сидении и машина сорвалась с места. Мы неслись по шоссе с явным превышением скорости и полным презрением к правилам дорожного движения. Похоже, Стасик был нетерпелив во всем, а не только в общении с окружающими, но делать ему замечание я не стала. В конце концов, если кого и оштрафуют, так уж точно не меня, чего ж суетиться и нарываться на очередную грубость? В полном молчании мы домчали до города, и только тут мой спутник разлепил губы:
― До дома довезти не смогу. Опаздываю. Хочешь, высажу где-нибудь на остановке, там доберешься своим ходом. А если не особо торопишься, можешь поехать со мной. Подождешь в машине, пока я переговорю, потом закину тебя, куда скажешь.
Конечно, я вполне могла добраться до своей квартиры самостоятельно, никакой трудности для меня это не представляло, но делать этого ужасно не хотелось. Нужно честно признать, я сгорала от любопытства. Учуяла тайну, она взволновала мое воображение, и расстаться со Стасиком в такой момент было выше моих сил. Поэтому, в ответ на его слова, покладисто кивнула и тоненьким голоском сказала:
― Лучше я с тобой поеду. Чувствую себя не очень.
Он недоверчиво покосился в мою сторону, но промолчал, только кивком дал знать, что принял мои слова к сведению.
Встреча у него, как я поняла, была назначена в двухэтажном здании, расположенном на главной площади города рядом с мэрией и напротив монумента Ленину. Припарковавшись у обочины и приказав никуда не отлучаться, Стас покинул машину и скрылся за парадной дверью. Как только она за ним захлопнулась, я выскочила на тротуар и кинулась следом. Еще чего не хватало! Сидеть в машине и ждать! Не для того я увязалась за ним и терпела его малоприятное общество, что б оставаться в неведении.
Бросив взгляд на вывеску, которая гласила, что в доме располагается «Центр здоровья и обучения детей», я заскочила в гулкий вестибюль и нервно закрутила головой. Если я не хотела пропустить беседу Стасика с директрисой Центра, нужно было срочно разыскивать её кабинет. Как назло, вокруг не наблюдалось ни одного человека, у которого можно было бы спросить, где именно он находится. Судя по тому, как внутри пахло краской, и разносился стук молотков, персонал Центра был распущен на каникулы, а в здании полным ходом шел ремонт. Сообразив, что ждать помощи абсолютно не от кого, опрометью кинулась вверх по лестнице. Удача сопутствовала мне, и кабинет директора я увидела сразу, как только поднялась на второй этаж. Он располагался прямо против лестницы, о чем и извещала солидная, черная с золотом, табличка. Стараясь не скрипеть расшатанными половицами, я приблизилась к двери и прислушалась, надеясь уловить хоть отзвук разговора. Однако изнутри не доносилось ни слова, и тогда я толкнула дверь, решив, что предлог для оправдания столь наглого вторжения придумаю исходя из обстановки. Объяснять ничего не пришлось, потому что попала я в приемную, и на мое счастье она было абсолютно пуста. Секретарша отсутствовала, наверное, тоже была отправлена в отпуск, и мне никто не мешал припасть ухом к двери и заняться вульгарным подслушиванием.
― Поверить не могу! То, что вы рассказали, звучит настолько дико, что в голове не укладывается, ― услышала я взволнованный женский голос.
― Тем не менее, это правда, ― сухо проронил Стасик.
― Да, да, я не сомневаюсь в ваших словах, однако…
Собеседник её не дослушал и резко оборвал:
― Давайте не будем попусту терять время и перейдем к существу дела.
Я сокрушенно покачала головой. Ну, кто так разговаривает с женщиной? Хочет получить от неё информацию, а сам хамит! Идиот! Конечно, она обиделась и теперь черта лысого скажет ему хоть что-то.
И действительно, когда директриса заговорила снова, её голос звучал очень сдержанно:
― Я мало что могу вам сказать. Мне позвонила женщина, представилась Юлией Егоровой. Сказала, что на лето ей нужен педагог для девочки семи лет. Ничего необычного в этом звонке не было. Правда, она поставила условие: педагог должен жить с ребенком за городом, поэтому просила порекомендовать молодую одинокую женщину без семьи. Это немного необычно, мы такого не практикуем, но она обещала неудобства компенсировать хорошей оплатой. Ничего криминального я в этом не усмотрела, тем более что у нас начались каникулы, педагоги свободны. Почему же не подработать?
Ее многословие явно раздражало Стаса, и он нетерпеливо спросил:
― И что дальше?
― Ничего! Я дала ей домашний телефон педагога и посоветовала договариваться самой. Все! Я не вспоминала об этой истории до вашего прихода. У меня в Центре идет ремонт и…
Собеседник явно не был сторонником пустых разговоров и потому неделикатно пресек её попытку поделиться наболевшим.
― Да, я это уже слышал! А что вы можете о ней рассказать, как о человеке?
― Я мало что знаю о личной жизни своих сотрудников. Меня интересует только их профессиональные качества, ― уклончиво ответила женщина.
― Что, совсем ничего не знаете? А как же вы работаете?
― Ну, зачем вы так? ― обиделась она. ― На каждого сотрудника заведено личное дело. Хотите, можете почитать.
Послышался звук отодвигаемого стула, цокот каблучков, шуршание страниц. Некоторое время было тихо, потом послышался недовольный голос Стаса:
― Не густо!
― Чем богаты! ― процедила в ответ женщина. ― По работе нам больше и не нужно.
― Ну, а дружила она с кем? Может её подруги смогут больше рассказать? ― не отставал мужчина.
Его собеседница некоторое время молчала, потом, осторожно подбирая слова, заговорила:
― Она... как бы это лучше сказать… немного замкнутый человек. Стеснительная, молчаливая, всех сторонится... Я точно не знаю, с кем она дружит… Разве что, с Ниной Лебедевой. Навестите её, поговорите… если, конечно, она никуда не уехала.
Опять зашуршала бумага, раздался голос Стаса:
― Спасибо за помощь. Всего хорошего.
Разговор был окончен, ничего интересного дальше произойти не могло, и я со спокойной душой покинула свой пост. Вышла в коридор, прислонилась плечом к стене и напустила на себя безразличный вид. В следующую минуту из кабинета вылетел Стас, собрался было бежать вниз, и тут увидел меня.
― А ты что здесь делаешь? ― осведомился он, разглядывая меня без всякой приязни.
― Тебя жду, ― пожала я плечами, удивленная дурацким вопросом.
― Это ещё зачем? Я же приказал тебе в машине сидеть, ― спросил он, начиная тихо свирепеть.
― А я сюда поднялась, ― беззаботно ответила я.
― Подслушивала! ― догадался он.
― Естественно! Интересно же знать, что происходит.
Пока он переваривал услышанное, я миролюбиво сказала:
― Ты неправильно разговор повел. Ты же её обидел! А если хочешь от человека что-нибудь узнать, нужно быть дружелюбнее. Она не твоя служащая и не обязана перед тобой отчитываться. Чтоб тебе душу открыли, нужно к ней ключик найти. Понимаешь?
Он слушал молча, не возражал, и я посчитала это согласием. Приободренная, предложила:
― Хочешь, к подруге с тобой поеду? Если явишься один, не факт, что она захочет с тобой откровенничать. А присутствие женщины может произвести на неё благоприятное впечатление.
Он поколебался немного, потом пересилил себя и согласно кивнул:
― Поехали!
― Куда едем? ― бодро спросила я, решив, что теперь мы компаньоны и, значит, я имею право задавать вопросы.
― К Лебедевой Нине Ивановне, ― ответил Стасик, не скажу чтоб очень приветливо, но и без особой угрюмости.
Похоже, мы стали потихоньку привыкать друг к другу. Если так дальше дело пойдет, мы чего доброго ещё и друзьями станем. В принципе, мне это было не нужно, но душу грело. С друзьями у меня в то время был явный дефицит.
Город был не слишком большим и переезд с одного места в другое много времени не занял. Как только мы отъехали не несколько кварталов в сторону от административного центра, улицы стали значительно уже и дома пошли сплошь двухэтажные, возведенные явно задолго до семнадцатого года, украшенные резными каменными наличниками с замысловатым орнаментом. Над дверями многочисленных магазинчиков замелькали названия: «Продукты», «Мясная лавка», «Книги». Стас сделал резкий разворот, свернул за угол и въехал на площадь. Она была небольшая, уютная, с памятником героям революции в центре и небольшим сквером. Не успела я её как следует разглядеть, а мы уже покинули исторический центр и за окном замелькали четырех и пятиэтажные дома послевоенной постройки. К сожалению, ничего особенно интересного и радующего взор я в этом районе не увидела, а вскоре пошли ровные ряды грязно-белых девятиэтажек, унылых и похожих друг на друга, как близнецы-братья. Построили их от силы лет десять назад, а выглядели они так, будто простояли не меньше века. Безрадостную картину не скрашивали ни зеленые газоны, разбитые между домами, ни чахлые кусты, высаженные работниками ДЭЗа в их благородной тяге к прекрасному. Увиденное навевало грусть, вызывало томление в груди, и непрошеные слезы на глазах.
― Неужели мне суждено всю жизнь жить в этом городе? ― тоскливо подумала я и от такой перспективы неожиданно пришла головная боль. Что б как-то её унять, я откинулась на спинку сидения, закрыла глаза и принялась массировать виски. Когда же первый приступ миновал, и я смогла снова глянуть в окно, то машина уже тормозила перед одной из этих многочисленных девятиэтажек. Не говоря ни слова, мой напарник выскочил из машины и заспешил к подъезду. Меня он с собой не позвал, дверцу машины передо мной не открыл, и выйти не помог, но я на него не обиделась. Во-первых, понимала, что, будучи мужчиной, он не способен думать о двух вещах одновременно, а значит, поглощенный своими проблемами, обо мне не помнил, во-вторых, у меня в тот день было, уж не знаю почему, мирное настроение. В общем, я выгрузилась на тротуар самостоятельно и резво затрусила следом.
Нина Лебедева жила на первом этаже, и дверь отворила раньше, чем мы позвонили.
― Вы по поводу Ляли? ― с ходу спросила она. ― Мне только что звонила директриса.
Мы дружно кивнули и тогда она посторонилась, пропуская нас в квартиру:
― Проходите. На беспорядок внимания не обращайте ― я только из отпуска вернулась.
Следом за хозяйкой мы прошли в комнату и разместились рядком на диване. Хозяйка устроилась в кресле напротив и с недоумением спросила:
― Что же вы от меня хотите? Алина... Ну, директриса наша... Просила помочь, а толком ничего не объяснила. В чем дело-то?
Лично я внятного ответа на её вопросы дать не могла ― сама ничего не знала, поэтому промолчала, предоставив объясняться Стасу. Тот не заставил себя ждать, весь подобрался и в обычной для него манере приступил к изложению сути дела.
― Ваша подруга похитила мою дочь! ― выпалил он, ни мало не заботясь о том, какое впечатление произведут его слова.
И надо сказать, они произвели впечатление! Нина тихо охнула и обмякла в кресле, я тоже опешила. Всякие догадки я строила по поводу проблем в его семье, но до такого додуматься не смогла.
Стас собрался ещё что-то сказать, но тут Нина пришла в себя и возмутилась:
― Ляля! Похитила ребенка?! Да не может этого быть! Чушь какая! Это, что, неудачная шутка?
Ее слова подействовали на Стасика именно так, как я и ожидала: он взорвался!
― Это не чушь! И мне, знаете ли, не до шуток! Моя дочь исчезла девять дней назад, и с тех пор о ней нет никаких известий. А похитила её ваша подруга!
Он шумно вздохнул, переводя дыхание, и снова открыл было рот, собираясь выпалить новую порцию обвинений, от которых было больше вреда, чем пользы, но тут я положила руку ему на колено и впилась в него ногтями. От неожиданности он проглотил заготовленные слова и, выпучив глаза, бешено глянул на меня. Ну и характерец! Чистый динамит! Только меня взглядами не проймешь! Тихо улыбнувшись, я ласково прошелестела:
― Дорогой, ты зря нападаешь на Нину. Она лично ни в чем не виновата. Возьми себя в руки и спокойно изложи суть дела. В этой ситуации важна каждая мелочь! Если она не будет волноваться, то может и вспомнит что полезное.
Говоря это, проникновенно глядела ему в глаза, а ногтями все глубже впивалась в колено. Он скривился от боли, но в себя пришел и, когда заговорил снова, его голос звучал уже намного спокойнее:
― Это случилось в мое отсутствие, я был за границей по делам. Поисками учителя занималась моя сестра, она же и нашла эту вашу... Лялю! Девочке семь лет и она домашний ребенок. Никогда не посещала никаких садов и специально к школе её не готовили. Конечно, у девочки есть няня, но сестра хотела, чтоб с ней позанимался профессиональный педагог. Когда Юля договаривалась с вашей подругой, она поставила условие, что та, за соответствующее вознаграждение, все лето будет жить вместе с нами за городом. По началу все было хорошо, учительница отлично ладила с девочкой и все были довольны. Но десятого июля дочь начала жаловаться на боль в ухе, нужно было срочно везти её в город к врачу, а в доме, как назло, никого, кроме моей сестры и вашей подруги, не оказалось. Юля поехать с девочкой не могла, у неё была назначена важная встреча, и тогда отвезти ребенка к врачу вызвалась учительница. Сестра с благодарностью согласилась. Ваша подруга взяла девочку, села в машину и уехала. С тех пор они обе бесследно исчезли и мы о них ничего не знаем.
Нина упрямо покачала головой:
― Может, вы и правду говорите, может, вашу девочку действительно похитили, только я уверена, что Ляля тут ни при чем. Не такой она человек, чтоб детей красть!
У Стаса, конечно, на этот счет было другое мнение. Он тут же налился яростью, бешено завращал глазами и открыл рот, чтоб выложить все, что кипело на душе. Но я его опередила и, желая пресечь выступление, которое окончательно испортит наши отношения с Ниной, снова впилась ногтями ему в колено. Он скривился от боли, но рот закрыл, а я воспользовалась наступившей паузой и поспешила обратиться к Нине:
― Давайте не будем ссориться! Нина, мы прекрасно понимаем ваши чувства и поверьте, ваша преданность подруге ничего, кроме уважения, не вызывает. Но и вы нас поймите! Пропал ребенок! Маленький ребенок! Его нужно найти, как можно скорее! Единственная ниточка к этому исчезновению ― ваша подруга. Это она уехала с девочкой! Возможно, произошла трагическая ошибка... Нет, я неправильно выразилась! Я очень надеюсь, что произошла трагическая ошибка, и мы зря виним вашу подругу. И, пожалуйста, не обижайтесь на Стаса! Он отец, переживает и потому говорит с излишней горячностью. Согласитесь, его можно понять! Он пришел к вам в надежде узнать хоть что-то, что поможет скорейшему возвращению ребенка домой. Пожалуйста, войдите в его положение, отбросьте обиды и расскажите все, что знаете. Если мы сможем во всем спокойно разобраться, это пойдет на пользу не только ребенку, но и вашей подруге! Что она собой представляет? Что за человек? С кем, кроме вас, дружит? Чем интересуется? Поверьте, важна любая мелочь!
Выпалив все это, я выдохлась и замолчала. Нина тоже молчала, но, похоже, моя пламенная речь все-таки произвела на неё впечатление. Она перестала гневно сверкать глазами и нервно хрустеть костяшками пальцев. Рассеяно потерла переносицу и задумчиво протянула:
― Даже не знаю, что сказать. Все это так неожиданно… Так не похоже на Лялю... Не могла она похитить ребенка. Уверена, произошла трагическая ошибка... Вы зря её вините...
Она пребывала в полной растерянности, никак не могла собраться с мыслями и без конца повторяла одно и то же. Ясно было, если мы будем вести беседу такими темпами и дальше, то никогда не доберемся до сути дела, а между тем рядом сидел Стасик, терпение которого было отнюдь не безгранично. Пришлось снова вмешаться и начать задавать наводящие вопросы:
― Нина, давайте вспоминать по порядку. Откуда она родом?
Нина благодарно кивнула и с готовностью ответила:
― Ляля местная, родилась и выросла в этом городе. Детство у неё было не очень радостное. Мать умерла, когда девочка была маленькая. Отец тут же снова женился, у той женщины было двое своих детей и присутствие в семье ещё одного ребенка её не радовало. Тем более что оба супруга крепко пили, и денег в семье никогда не было. Все уходило на спиртное. Сами понимаете, родителям было не до детей и при живом отце Ляля, можно сказать, была сиротой. Знаете, она не любит про это вспоминать, и я мало что знаю про её детство.
Нина помолчала, собираясь с мыслями, потом продолжила:
― В семнадцать окончила школу, уехала в Псков и там поступила в педагогический институт. Почему она поехала именно в Псков, тоже не знаю и могу только догадываться. Думаю, хотела быть подальше от своей развеселой семейки, ведь к тому времени пили не только отец с мачехой, но и сводные братья. За годы учебы она сюда ни разу не приезжала, а вот после окончания института вернулась, хотя здесь её никто не ждал. Почему не осталась в Пскове, опять же не знаю. Ляля... Она неразговорчивая... О себе говорить не любит и о многом можно только догадываться. Мне кажется, из-за своего замкнутого характера она не обзавелась друзьями и её в Пскове ничего не держало. А здесь город детства, да и тетка у неё здесь была. Правда, отношения между ними были не очень, но все-таки родная душа... В общем, приехала она сюда и устроилась на работу в наш Центр. Характер у неё замкнутый, но с детьми работает великолепно. Она добрая и умеет их расположить к себе...
― Значит у неё есть в городе родственники?
― Никого нет, - покачала головой Нина. ― Пока Ляля училась, отец успел умереть. Вроде выпил больше, чем мог, и сердце не выдержало. А мачеха быстро продала квартиру и куда-то исчезла вместе с сыновьями. Правда, здесь тетка жила, одинокая. Но она племянницу к себе принять не захотела, и той пришлось снимать квартиру. Но Ляля... она добрая… тетку не забывала, навещала, по дому помогала. Сначала старуха её в штыки встречала, ругала, из квартиры выгоняла. Ляля плакала, а все равно к ней возвращалась. И постепенно все переменилось... старуха смягчилась, помирились с племянницей, и даже завещание на неё написала. Ляля была очень довольна, твердила, что на старости лет у неё теперь будет свой угол. Я ещё смеялась и говорила, чтоб она губы особо не раскатывала. Тетка крепкая, сто лет проживет, а когда помрет, то Ляле уже ничего не нужно будет. Но все повернулось иначе... Совершенно неожиданно, буквально через несколько месяцев после написания завещания, старуха умерла. Вроде бытовое отравление... Я не в курсе, что там произошло, Ляля особо не распространялась... В общем, она стала хозяйкой квартиры. Не хорошо, конечно, чужой смерти радоваться, но за Лялю я была рада. Она, бедняжка, так долго по чужим углам мыкалась, а тут вдруг своя квартира!
Честно говоря, меня такая своевременная смерть старушки очень заинтриговала и я осторожно спросила:
― И когда это несчастье случилась?
― Зимой где-то, а я узнала об этом в первых числах лета, прямо перед началом каникул. Я Лялю видела в последний раз, когда отпускные получали, вот тогда она и сказала, что тетка умерла и квартира теперь её… Я в шутку спросила, когда новоселье будет, она ответила ― не скоро. Сетовала, что все сильно запущено, ремонт нужно делать, а денег нет. Говорила, что сама переселится и займется благоустройством, а вещи пока на съемной квартире останутся.
― После этого вы с ней не встречались, не перезванивались?
― Нет, я к родным уезжала, вот только пару дней как вернулась. Знаете, я к Ляле очень тепло отношусь... Мы с ней коллеги, занимаемся одним делом... Когда она к нам пришла, её со мной в одной комнате посадили. Смотрю, она замкнутая, ни с кем не разговаривает... дичится... А я человек общительный, говорливый. Долго молчать не могу. Мне её жалко стало... она все время одна. Так и сблизились. Но настоящими подругами не стали! Я даже у неё дома ни разу не была. И ко мне она приходить отказывалась, все делами отговаривалась. В общем, много о ней я рассказать не могу.
― И, где она квартиру снимала, не знаете.
― Нет, она их часто меняла, переезжала с одной на другую. Нет, не знаю!
Тут Стасику надоело молчать, и он подал голос:
― Она машину водила?