Мертвая хватка

Бритвенные лезвия — вот на что это похоже. Они режут и полосуют тебя изнутри, словно стремятся выбраться наружу. Мыслить хоть сколько-нибудь рационально невозможно.

Боль поглотила ее целиком. Она даже забыла о том, что сделала. О вреде, который причинила не только сегодня, сейчас, но за всю жизнь. Родители рано постарели — а все из-за ее безумных подростковых выходок. Первый муж страдал от бесконечных измен, второй — от того, как она с ним обращалась. А потом появился ребенок. Лишь с немногими ей удавалось сохранять дружеские отношения, но хватало их всего на несколько недель.

Мужчины, которых она старалась использовать до того, как они используют ее… Мужчины… Возможно, это тоже часть мести. Обидеть, унизить прежде, чем они причинят боль тебе.

Марианне показалось, ее вот-вот вырвет.

— В туалет, — выдавила она.

— Поняла.

Снова Соломенная Блондинка.

Марианна почувствовала, что падает с табурета. Но прежде чем это случилось, чьи-то сильные руки подхватили ее под мышки, поставили на ноги. Кто-то, похоже, Соломенная Блондинка, направил ее к двери, подталкивая в спину.

Спотыкаясь, Марианна брела к туалету. В горле пересохло. Боль в животе не позволяла выпрямиться. Но ее поддерживали сильные руки.

Марианна смотрела в пол. Темно. Видно лишь собственные ноги, как она шаркает ими по полу, едва передвигает.

Марианна пыталась поднять голову. Увидела, что дверь в туалет уже недалеко. Подумала: удастся ли дойти? Дошла. И продолжала двигаться вперед.

Соломенная Блондинка поддерживала ее. Направила Марианну мимо двери в туалет. Марианна пыталась притормозить. Но мышцы не подчинялись командам мозга. Попробовала крикнуть, подсказать своей спасительнице, что они прошли мимо, но голос не подчинился.

— На улицу, — шепнула женщина. — Там тебе станет лучше.

«Лучше?»

Она почувствовала, как тело протиснулось через турникет черного входа. Дверь поддалась.

«Запасный выход. Имеет смысл, — подумала Марианна. — К чему пачкать в туалете? Лучше уж сделать это где-нибудь в темном проулке. А заодно глотнуть свежего воздуха. Свежий воздух всегда помогает. От свежего воздуха сразу станет лучше».

Дверь резко распахнулась, громко ударилась о наружную стену. Марианна выкатилась на улицу. Воздух действительно хорош. Но лучше не стало. Боль не отпускала. Но прохлада омыла лицо, и это было приятно.

И тут она увидела фургон. Белый фургон с тонированными окнами. Задние дверцы распахнуты настежь, точно рот, жаждущий заглотать ее всю, целиком. И рядом, прямо у этих дверей, стоял мужчина с пушистыми усами. Подхватил Марианну и стал заталкивать ее внутрь.

Она пыталась сопротивляться. Бесполезно. Усатый швырнул ее на пол, точно мешок с картошкой. Она очень больно ударилась при падении. Он влез в фургон, закрыл двери и теперь возвышался над нею.

Марианна свернулась калачиком. Живот все еще болел, но теперь над всеми ощущениями преобладал страх.

Мужчина отлепил усы и улыбнулся ей. Машина тронулась с места. «За рулем, должно быть, Соломенная Блондинка», — автоматически заметила Марианна.

— Привет, Марианна, — сказал он.

Она не двигалась, затаила дыхание. Он присел рядом с ней, отвел руку, сжатую в кулак, и нанес сильный удар в живот.

Если то, что она испытывала чуть раньше, называлось болью… теперь это перешло уже в какое-то другое измерение.

— Где пленка? — спросил мужчина. И принялся за нее по-настоящему.

Глава 2

— Вы уверены, что хотите этого?

Бывают времена, когда ты словно падаешь с горы. Как в одном из мультиков «Луни тьюнс», где Хитрый Койот бежит со страшной скоростью. Он продолжает бежать, хотя уже скатился с горы, а потом застывает на месте, смотрит вниз и понимает: он точно свинцовый отвес, грузило, и остановиться уже просто не в силах.

Но иногда, даже в большинстве случаев, это не столь очевидно. Темно, ты на самом краю отвесной скалы. Но двигаешься медленно, не зная, какое выбрать направление. Шагаешь осторожненько, но все равно вслепую, потому что ночь. Не понимаешь, насколько ты близко от края. Не сознаешь, что мягкая земля в любую секунду может податься под ногами: стоит только оступиться, поскользнуться — и ты улетишь во тьму.

Майк понял, что они с Тиа находятся на самом краю пропасти, только когда установщик, юнец с копной спутанных волос, напоминающей крысиное гнездо, с тощими руками сплошь в татуировках и длинными грязными ногтями, обернулся, посмотрел на них и задал этот чертов вопрос каким-то слишком грозным для его лет голосом:

— Вы уверены, что хотите этого?..

В этой комнате ничего им не принадлежало. Нет, конечно, Майк и Тиа Бай находились в собственном разноуровневом доме, в кондоминиуме, тип застройки Макмэнсон, на окраине Глен-Рок. Однако эта спальня считалась для них вражеской территорией, и входить им сюда строго воспрещалось. Здесь до сих пор, с удивлением отметил Майк, осталось много предметов из прошлого. Даже хоккейные трофеи на месте. Но если прежде они доминировали в комнате, красовались на самом видном месте, теперь их отодвинули на полке к стене. Постеры с Яромиром Ягром и Крисом Друри по-прежнему висели на своих местах, но поблекли — выгорели от солнца или от недостатка внимания.

Майк ушел мыслями в прошлое. Вспомнил, как его сын Адам любил читать «Ужастики»[3] и книжку Майка Лупики о детях-спортсменах, которые преодолевали немыслимые трудности. Еще он изучал страничку спортивных новостей, с вниманием, достойным изучения Талмуда, особенно все, что касалось хоккея. Писал своим любимым игрокам открытки с просьбой прислать автограф, затем прилеплял их на стену скотчем. А когда они посещали спорткомплекс Мэдисон-сквер-гарден, Адам настойчиво просил подождать у выхода для игроков, на углу Тридцать второй улицы и Восьмой авеню, чтобы выпросить у них новые автографы.

И вот теперь все это ушло, не только из этой комнаты, но и из жизни их сына.

Адам просто перерос свои прежние увлечения. Что ж, это нормально. Он уже не ребенок, хотя и юношей его не назовешь. Парень упорно и слишком быстро стремится повзрослеть. А вот комната неохотно сдает позиции детской.

«Интересно, — подумал Майк, — сохранилась ли у сына связь с прошлым? Был ли Адам счастлив в детстве? Возможно, какая-то его часть все еще тоскует по тем дням, когда Адам мечтал стать врачом, как его дорогой любимый папочка. По временам, когда я был в глазах сына героем… Бесплодные размышления».

Майк вздохнул.

Юнец-айтишник — Майку никак не удавалось запомнить его имя, кажется, Бретт, что-то в этом роде, — повторил вопрос:

— Вы уверены?

Тиа скрестила руки на груди. Лицо суровое — ни за что не сдастся. В такие моменты она казалась Майку старше, что ничуть не преуменьшало ее красоты. И в голосе ее сомнения не было, разве что звучал он немного нетерпеливо.

— Да, уверены.

Майк промолчал.

В спальне сына было темно, горела лишь старая настольная лампа с изогнутым, словно гусиная шея, кронштейном. Говорили они шепотом, хотя никто не мог подслушать или увидеть. Одиннадцатилетняя дочка Джил в школе. Адам, шестнадцатилетний сын, отправился с одноклассниками в поход с ночевкой. Разумеется, идти ему не хотелось — теперь такие мероприятия для него «отстой», — но школьное начальство настояло, и даже самые отвязные из отвязных его дружков тоже будут там, чтобы ворчать и жаловаться.

— Вы понимаете, как это работает?

Тиа и Майк одновременно закивали.

— Программное обеспечение позволяет зарегистрировать любое нажатие на клавишу, какое только сделает ваш сын, — начал пояснения Бретт. — В конце дня вся информация будет собрана и отправлена вам по электронной почте. Она покажет все — каждый сайт, который он посетил, каждое входящее и исходящее письмо, каждое срочное сообщение. Если Адам создаст новый документ в Word, это вы тоже увидите. Словом, все. Вы сможете следить за ним в непрерывном режиме, если хотите, конечно. Стоит только нажать вот здесь. — И он указал на небольшую плашку с надписью «ШПИОН ОНЛАЙН!» на красном фоне.

Майк обежал взглядом комнату. Хоккейные трофеи — просто смешно. Его удивляло, что Адам не убрал их. Сам Майк играл за хоккейную команду колледжа в Дартмуте. Затем его переманили в «Нью-Йорк рейнджерс». Примерно год он играл за эту команду в Хартфорде, ему даже довелось принять участие в двух играх НХЛ.

Он передал свою любовь к хоккею Адаму. Адам встал на коньки в три года. Потом стал голкипером в детской команде. До сих пор на выезде из гаража стояли проржавевшие ворота, вернее, то, что от них осталось, — сетка давно сгнила от непогоды.

Майк потратил немало времени, тренируя сына ловить броски с близкого расстояния. Адам был потрясающ — определенно самый перспективный спортсмен в колледже. А потом вдруг, полгода назад, взял и бросил спорт. Просто ушел. Положил клюшку, наколенники, шлем с маской и сказал, что он завязывает.

С чего все началось? Может, уход из спорта стал первым признаком его падения?

Майк пытался понять, чем продиктовано решение сына. Не стал уподобляться слишком настойчивым родителям, отождествляющим успехи в спорте с жизненным успехом. Но что правда, то правда, уход сына из спорта сильно огорчил Майка. И еще сильнее — Тиа.

— Мы его теряем, — сказала она тогда.

Майк так не считал. Адам перенес настоящую трагедию — самоубийство друга — и наверняка пытался выработать какое-то взрослое противоядие. Он стал угрюм и тих. Почти все время проводил у себя в комнате, сидел за стареньким компьютером, играл в игры в стиле фэнтези или отправлял эсэмэски неизвестно кому. Но разве не так ведут себя другие подростки? Он почти не разговаривал с родителями, отвечал редко, нехотя и сквозь зубы. И опять же — что здесь такого ненормального?

Наблюдение, это была ее идея. Тиа работала в адвокатской конторе «Бёртон и Кримштейн» на Манхэттене, вела уголовные дела. В одном из ее дел фигурировал некий Пейл Хейли, замешанный в отмывании денег. ФБР удалось выйти на след Хейли, благодаря контролю над его перепиской в Интернете.

Бретт, установщик электронного оборудования, ведал техническим обслуживанием на фирме у Тиа. И вот теперь Майк глаз не сводил с длинных его пальцев с грязными ногтями. Эти ногти прикасались к клавиатуре Адама. Почему-то Майку не давала покоя эта мысль. Тип с мерзкими ногтями находится в комнате его сына, прикасается к самому ценному имуществу Адама, делает с ним, что хочет.

— Еще секунда — и дело сделано, — сообщил Бретт.

Майк посетил сайт «Право шпионить» и увидел две рекламные заставки, набранные крупными печатными буквами:

К ВАШИМ ДЕТЯМ ПРИБЛИЖАЛСЯ ПЕДОФИЛ?

ВАШИ СОТРУДНИКИ ВОРУЮТ У ВАС?

А затем, чуть ниже, набранный еще более крупным и жирным шрифтом аргумент, который выдвигала Тиа:

ВЫ ИМЕЕТЕ ПРАВО ЗНАТЬ!

Ниже приводился рекламный перечень свидетельств:

«Ваша продукция помогла спасти мою дочь от худшего кошмара родителей — сексуального домогательства! Спасибо тебе, программа „Шпион“!» Боб. Денвер, Колорадо

«Я обнаружил, что самый доверенный из сотрудников ворует из нашего офиса. Помогло выявить нечистоплотного работника ваше программное обеспечение!» Кевин. Бостон, Массачусетс

Майк все еще колебался.

— Он наш сын, — напомнила Тиа.

— Думаешь, я не знаю?

— Разве тебя это не беспокоит?

— Конечно, беспокоит. Но…

— Что «но»? Мы его родители. — А затем, словно перечитав рекламу, добавила: — Мы имеем право знать.

— Разве мы имеем право вторгаться в его личную жизнь?

— С целью защитить его? Конечно! Он наш сын.

Майк покачал головой.

— Мы не только имеем на это право. — Тиа приблизилась к нему на шаг. — На нас лежит ответственность.

— А твои родители всегда знали, чем ты занимаешься?

— Нет.

— О том, что ты думаешь? О каждом разговоре с другом?

— Нет.

— Вот видишь. О том и речь.

— А ты вспомни родителей Спенсера Хилла, — возразила она.

Майк тут же умолк. Они переглянулись.

— Если бы можно было начать все сначала, — вздохнула Тиа. — Если бы Бетси и Рон могли вернуть Спенсера…

— Но это невозможно, ты знаешь.

— Нет, послушай меня. Если бы они могли вернуть его… Будь Спенсер жив, как думаешь, они бы стали следить за ним внимательнее?

Спенсер Хилл, одноклассник и друг Адама, четыре месяца назад покончил с собой. Ужасная трагедия, она потрясла Адама и его школьных товарищей. И Майк не преминул напомнить об этом жене.

— А ты не считаешь, что этим и объясняется поведение Адама?

— Самоубийством Спенсера?

— Да.

— До какой-то степени конечно. Но к тому времени он уже изменился. Это просто ускорило процесс…

— Но, может, если дать ему больше свободы…

— Нет, — сказала, как отрезала, Тиа. — Возможно, именно этой трагедией и объясняется поведение Адама, но от этого опасность не меньше. Скорее, напротив, гораздо больше.

Майк задумался.

— Мы должны сказать ему, — произнес он, помолчав.

— Что?

— Сказать Адаму, что следим за его жизнью в непрерывном режиме.

— Какой смысл? — Тиа поморщилась.

— Пусть знает, что за ним наблюдают.

— Как садится коп тебе на «хвост» проследить, чтобы ты не превышал скорость? Нет, это совсем другое.

— То же самое.

— Он все равно будет заниматься тем же, чем обычно. Заходить к другу, в интернет-кафе и так далее.

— И что с того? Пусть знает, что мы следим. К тому же Адам доверяет самые сокровенные мысли компьютеру.

Тиа приблизилась еще на шаг, прикоснулась ладонью к его груди. Даже теперь, после стольких лет совместной жизни, подобное прикосновение его возбуждало.