Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Несостоявшаяся революция - Валерий Дмитриевич Соловей на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Татьяна Соловей, Валерий Соловей

НЕСОСТОЯВШАЯСЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Настоящее бывает следствием прошедшего. Чтобы судить о первом, надлежит вспомнить последнее, одно другим, так сказать, дополняется и в связи представляется мыслям яснее.

Н. М. Карамзин

Незрелая стратегия — причина печали.

Миямото Мусаси

Русский национализм на самом деле означает очень простую вещь — чтобы поезда в России ходили по расписанию, чиновники не требовали откатов, судьи не слушали телефонных звонков, сырьевые бизнесмены не вывозили деньги в Лондон, гаишники жили на зарплату, а Рублёвка сидела на Чистопольской крытой.

Виктор Пелевин

ПРЕДИСЛОВИЕ

Павлу и Фёдору — с любовью и надеждой

Эта книга венчает многолетние штудии авторов по исследованию русского национализма. Отчасти они уже были реализованы: в виде научных и публицистических статей, писавшихся авторами порознь и вместе, а также лекционных курсов по истории русского национализма и актуальным проблемам русской идентичности, читаемых Татьяной Соловей в стенах Московского университета. Объединение усилий вылилось в концептуально нетривиальную, непривычную по жанру и языку, беспрецедентную по хронологическому охвату научную работу.

В сжатом виде ее концепция изложена в одной из глав книги Валерия Соловья «Кровь и почва русской истории» (М., 2008) — в главе, написанной совместно с Татьяной Соловей. Из этой же книги в новую перекочевали несколько глав — в более или менее переработанном виде.

Структура новой книги традиционна: в трех ее разделах хронологически последовательно рассматривается динамика русского национализма на протяжении почти двух веков. Несколько выбивается из общего ряда глава, посвященная старообрядчеству, которое мы считаем первым организованным этническим сопротивлением империи или, говоря более привычным научным языком, проявлением дополитического национализма.

Однако содержание книги весьма нетрадиционно. Мы пытались дать ответ на вопрос, который считаем главным для понимания русского национализма: почему он проигрывал все свои главные политические сражения и не смог оказать решительного влияния на историческую траекторию России. Чтобы разобраться в этом, оказалось недостаточно штудирования источников и научных монографий; не менее, если не более важными были личные наблюдения за современным национализмом и националистами.

Авторам довелось пообщаться практически со всеми видными русскими националистическими лидерами и идеологами последних двадцати лет, и, признаемся честно, это знакомство вызвало у нас, за редким исключением, глубокое разочарование, если не выразиться сильнее и определеннее. Зато общение и дружба с рядовыми националистами, с националистической «пехотой» оказались несравненно более позитивными и вдохновляющими.

Умозаключения книги отражают не только собственно научную рефлексию, но и социальный опыт авторов, а также их глубокую вовлеченность в судьбу родной страны. Можем лишь повторить знаменитое: «У каждого народа есть своя родина, но только у нас — Россия».

Каждая глава книги представляет завершенное и самостоятельное исследование, мини-монографию. Главы связаны логически, концептуально и объединены общим предметом, что порою влечет некоторые повторы в изложении. Первая часть книги написана в основном Татьяной Соловей, третья — преимущественно Валерием, вторая часть писалась совместно.

Авторы хотели бы специально отметить людей, которые в той или иной мере повлияли на замысел и содержание книги, способствовали ее созданию и появлению на свет.

Прежде всего, выражаем глубокую и искренную признательность издательству «Феория» и его руководителям, Андрею Притворову и Михаилу Филину, за поддержку нашего замысла, невмешательство в авторскую концепцию, тщательное и деликатное редактирование, прекрасный внешний вид книги и честь оказаться в одной издательской серии с достойными людьми.

Большую поддержку и помощь нам оказали друзья из Администрации президента и других государственных институций, которые в силу присущей им скромности предпочли остаться неназванными.

Татьяна Соловей благодарна коллегам по кафедре этнологии исторического факультета МГУ, настойчиво стимулировавшим ее интеллектуально и морально.

Александру Антонову мы неизбывно признательны за то, что он открыл нам глаза на впечатляющую и драматическую страницу русской истории.

Дружба с Александром Самоваровым и Сергеем Сергеевым была не только приятна, но и интеллектуально важна. Их тексты и беседы с ними серьезно повлияли на наше видение русского национализма.

То же самое с удовольствием скажем о многочисленных беседах с глубоким и тонким Виктором Милитаревым, теплом общении с Леонтием Бызовым, Михаилом Малютиным (которому мы от всей души желаем полного выздоровления!) и Александром Мелиховым.

Павел Салин стимулировал нас интеллектуально и психологически.

Весьма полезными для книги оказались статьи Константина Крылова и Михаила Ремизова, а сами эти люди нам искренне симпатичны.

Адресуем признательность Владиславу Иноземцеву и Валерию Бу-шуеву за возможность публиковаться в превосходном журнале «Свободная мысль».

Юрий Поляков, Игорь Серков и Сергей Трусевич предоставили нам уникальную возможность выступить на страницах одной из лучших газет России — «Литературной газеты».

С удовольствием отмечаем русофильские работы англичан Питера Данкина и Джеффри Хоскинга, к которым питаем глубокое уважение.

В то же время серьезные культурно-идеологические расхождения с Александром Верховским и Владимиром Прибыловским не мешают нам высоко ценить плоды их интеллектуальной деятельности.

Серьезное влияние на книгу оказало дружеское общение с людьми разного возраста, разных профессий и взглядов. Это Карен Агамиров, Лев Анисов, Александр Барсенков, Наталья и Игорь Булкаты, Александр Вдовин, Владимир Горюнов, Залина и Дмитрий Дементьевы, Александр Иванов, Андрей Карталов, Леонид Милованов, Мкртич Мнацаканян, Екатерина и Андрей Плачендовские, Мария Плясов-ских, Дмитрий Подколзин, Павел Святенков, Кирилл Титов, Андрей Фурсов, Галина и Тимофей Чарыгины, Алексей Черняев, Сергей Чуг-ров, Андрей и Александр Шадрины и другие. (Приносим извинения тем, кого мы по случайности пропустили.) При этом названные люди совсем не обязательно разделяют наши взгляды.

Отмечая участие и помощь тех или иных людей, хотим со всей ответственностью заявить, что только авторы, и никто другой, несут ответственность за книгу от ее первого слова до последнего.

Коллеги и друзья стимулировали наш труд интеллектуально и морально, но своим рождением он обязан исключительно нашим семьям. Наша мама, Вера Федоровна, — самый вдумчивый и пристрастный читатель работ своих детей. Жена Валерия, Света Анащенкова, с пониманием и терпением относившаяся к постоянной занятости мужа, по праву может считаться еще одним автором книги. Но поистине неиссякаемый источник нашего вдохновения и энтузиазма — сыновья Павел и Федор. Мы надеемся и верим, что они сполна используют шанс жить в той России, где русский народ станет, наконец, хозяином своей земли и собственной судьбы.

К ПОНИМАНИЮ

РУССКОГО НАЦИОНАЛИЗМА

(Введение)

Авторы книги вовсе не одержимы стремлением создания очередной — бог знает какой по счету — теории национализма. Мы уверены, что и потенциала уже существующих более чем достаточно для понимания русского национализма, надо лишь корректно воспользоваться имеющимся теоретическим инструментарием. Не будучи преданными одной-единственной из многочисленных концепций национализма1, в своей работе мы использовали идеи целого ряда авторов и положения многих теорий, наиболее важные из которых сейчас охарактеризуем.

Следуя принципу Рене Декарта — «определяйте значение слов», — начнем с прояснения того содержания, которое вложено в термин «национализм». Здесь мы не оригинальны и придерживаемся конвенционального определения национализма как политической идеологии, в центре которой находится «нация», выступающая «источником суверенитета, объектом лояльности и предельным основанием легитимности власти»2. Иными словами, националистическая идеология отличается от других политических идеологий тем, что провозглашает нацию выше всех других форм групповой солидарности и выше всех иных принципов политической легитимности — монархического, классового и религиозного. Такое понимание национализма в целом разделяется современной наукой.

1 Содержательный историографический обзор теорий национализма см. в книгах: Малахов B.C. Национализм как политическая идеология. Учебное пособие. М, 2005; Коротеева В. В. Теории национализма в зарубежных социальных науках. М., 1999.

2 Малахов В. С. Указ. соч. С. 39. Близкое определение доктрины национализма содержится в книге В. В. Коротеевой (С. 10).

(Сразу отметим, что противопоставление вызывающего негативные коннотации «национализма» позитивному «патриотизму» столь же нелепо, как противопоставление «наших» разведчиков «их» шпионам. Патриотизм и национализм по своей природе и функциям — суть одно и то же, их разведение по противоположным углам вызвано оценочными и вкусовыми различиями.)

Национализм зачастую исключается из семьи «великих» идеологий, к которым относят социализм, либерализм и консерватизм. Основанием для чего служит теоретическая бедность национализма, который, в отличие от трех вышеупомянутых идеологий, якобы «не способен дать самостоятельного ответа ни на один ключевой вопрос социальной жизни»3. Однако подобная распространенная точка зрения небесспорна. По мнению выдающегося социолога Раймонда Арона, у национализма гораздо больше оснований быть включенным в семью метаидеологий, чем у консерватизма.

В самом деле, если у национализма имеется идеологический инвариант в виде нации (что бы под ней ни понималось), то у консерватизма такого инварианта попросту нет. Подобно тому, как всякая идеология способна приобретать революционный модус, консерватизм — не отдельная идеология, а такой же модус, то есть временное состояние, любой идеологии. Ведь сохранять (консервировать) можно что угодно: как правые, так и левые идеи, как коммунистические, так и либеральные политические режимы и социальные практики. Что такое консервативный социализм, прекрасно известно^юдям, помнящим брежневскую эпоху. Яркий современный образчик левоконсерватив-ной идеологии и политики — КПРФ.

Консерватизм не имеет трансисторического идеологического ядра, подобного свободе либерализма, справедливости — социализма, братства (чувства большой семьи) — национализма. «Консерватизм — не столько идеология, сколько состояние ума. Либерализм аргументирует. Консерватизм просто есть. Для того, чтобы быть либералом, надо уметь связно, т. е. логически, развертывать свои убеждения. Для того чтобы быть консерватором, достаточно декларировать приоритет Жизни над рассудочными схемами. Веру либерализма в возможность исправления общества к лучшему... необходимо обосновывать. Скепсис по поводу прогресса обосновывать не нужно»4.

3 Смирнов Артем. Национализм: нация = коллективное действие: пустое означающее //Логос. 2006. №2. С. 162.

4 Малахов В. С Указ. соч. С. 164-165 (сноска 1).

Придание же вневременного статуса конкретно-историческим версиям консерватизма (например, взглядам де Местра или русскому православному монархизму начала XX в.) ведет к парадоксальным следствиям: в современном контексте подобный консерватизм приобретает радикальный и даже подрывной характер! Ведь он не столько сохраняет актуальный статус-кво, сколько настаивает на его кардинальной (фактически революционной) трансформации во имя status quo ante.

Поэтому стремление современных русских националистов сформулировать консервативный канон и/или реанимировать конкретно-исторические версии консерватизма выглядит двусмысленно: сами того не понимая, они призывают к революции. Правда, их идеал не слишком привлекателен (и попросту не понятен) для общества, чтобы вызвать в нем хоть какую-то серьезную социальную динамику. Да и сами доморощенные консерваторы чаще всего интеллектуально неадекватны и политически оппортунистичны.

Вообще же то, что считается слабостью национализма — теоретическая бедность, — на самом деле составляет его силу: национализм настолько гибок и пластичен, что способен ассимилировать, включить в себя элементы любых идеологических и политических доктрин и положений — от левых до правых. В первой половине XIX в. национализм выступал союзником либеральных и социалистических идей, в его последней трети националисты стали консерваторами. Современный русский национализм включает как номинально консервативную православно-монархическую версию, так и откровенно радикальную национально-большевистскую.

Всеядность национализма вытекает как из общей структуры националистической идеологии, так и из специфического характера инстанции — нации, от имени которой национализм выступает.

Националистическая идеология должна ответить на три принципиальных вопроса: 1) кто член нации; 2) где проходят ее территориальные границы; 3) какие социополитические, экономические и культурные институты наилучшим образом реализуют интересы и волю нации. Но ведь на каждый из них существует множество ответов! Членство в нации может основываться не только на гражданско-территориаль-ном или этническом признаке, но и сочетать их. Ее территориальные границы могут проводиться не только по признаку этнической гомогенности или этнической гетерогенности, но и комбинировать их. А уж разнообразие институтов и их сочетаний, выражающих волю нации и репрезентирующих ее интересы, самоочевидно.

Та или иная конфигурация ответов на основные вопросы национализма определяет характер и содержание конкретно взятой националистической идеологии: она может быть имперской или антиимперской, демократической или авторитарной, либеральной или консервативной, левой или правой и т.д.5

Впрочем, это положение можно отнести к разряду научных конвенций, в отличие от понимания конечной инстанции национализма — нации.

Из определения национализма как политической идеологии, центральным понятием которой является нация, казалось бы, следует, что национализм — исторически позднее явление, возникшее в Новое время. Однако подобный вывод неточен. Из того, что термины «нация» и «национализм» вошли в широкий оборот после Великой французской революции, вовсе не следует, что только в это время возникли и сами феномены, обозначаемые данными терминами. По уверению одного из крупнейших западных специалистов в области наций и национализма Энтони Смита, «нации и национализм всегда существовали в исторических хрониках... Можно также утверждать, что союзы, которые мы называем нациями, и чувства, которые мы называем национализмом, встречаются во все исторические периоды, даже если мы маскируем этот факт, используя для обозначения аналогичных феноменов другие термины. Это означает, что союзы и чувства, встречающиеся в современном мире, представляют собой более масштабные и более эффективные версии простых союзов и простых чувств, которые можно проследить в гораздо более ранние периоды человеческой истории. И, исходя из того, что данные характеристики человеческих существ, их тяга к родству и принадлежности группе, их потребность в культурном символизме <...> вечны, мы должны ожидать, что нации и национализм вечны и, быть может, универсальны (курсив наш. — Т. С, В. С.)»6.

5 Brudny Yitzhak М. Reinventing Russia. Russian Nationalism and the Soviet State, 1953-1991. Cambridge, Mass., 1998. P. 5.

6 Smith A. The Ethnic Origins of Nations. Oxford, 1986. P. 12. Цит. по: Малахов В. С. Указ. соч. С. 57-58.

Другими словами, в эпоху Модерна произошло лишь теоретическое открытие феноменов — наций и национализма, которые начали формироваться задолго до Нового времени. Здесь можно провести аналогию с гелиоцентрической системой Коперника: если она была сформулирована лишь в XV в., из этого вовсе не следует, что до XV в. Солнце вращалось вокруг Земли. Разумеется, аналогия между историей и космологией, миром людей и миром природы (как и всякая аналогия вообще) не может быть до конца точной.

В отличие от древних народов и племен, современные нации формировались в качественно ином социополитическом, экономическом и культурном контекстах, а потому существенно отличаются от своих предшественников, сохраняя в то же время преемственную связь с ними в первую очередь в виде общего ядра — этничности/этноса. Говоря без экивоков, современные нации выросли из досовременных этнических групп, нация — форма существования этноса в Современности (Modernity). Причем не имеет значения, идет ли речь о так называемых «этнических» или «гражданских (политических)» нациях. Эта популярная дихотомия носит ложный характер, ибо каждая нация имеет как этническое, так и гражданское измерение, а наций без этнических ядер вообще не существует (что верно даже применительно к так называемым «иммиграционным» нациям наподобие американской, канадской или австралийской)7. Связь между этносом и нацией не только историко-логическая (этнос исторически предшествует нации), но и структурно-содержательная (этнос составляет ядро нации)8.

В то же самое время в понимании природы этничности/этноса мы занимаем последовательно примордиалистскую позицию, причем наш примордиализм не культурно-исторический, а социобиологиче-ский. Авторы трактуют этничность/этнос как в прямом смысле слова родство по крови и генетическую характеристику, включающую наследование ряда социальных инстинктов (архетипов). Обширные доказательства этой экстравагантной точки зрения приведены в книге В. Д. Соловья «Кровь и почва русской истории» (М., 2008), к которой мы адресуем всех любопытствующих.

7 Этой точки зрения придерживаются такие видные специалисты, как Р. Брубейкер, Э. Смит, Б. Яак. Об их взглядах на сей счет подробнее см.: Коро-тееваВ.В. Указ. соч. С. 77-81, 121-122.

8 Это точки зрения придерживаются А. Гастингс, П. Горски, Э. Смит. Анализ их взглядов см. в четвертой главе книги: Graham D., Thompson A. Theorizing nationalism / Ed. by J. Campling. Basingstoke; N. Y, 2004. Рецензию на кн. см.: Свободная мысль-XXI. 2005. №6. С.212-214.

Однако из признания этноса/этничности сущностно биологическим явлением вовсе не следует, что оно автоматически порождает национализм. Национализм и даже национальное самосознание лишь возможности, масштаб, интенсивность, да и сам факт реализации которых решающим образом зависят от контекста. Далеко не каждый этнос, определяемый биологически, то есть объективно, в состоянии самоопределиться культурно-исторически и, тем более, политически.

Тем не менее из признания этнических корней и этнических ядер современных наций логически вытекает признание националистических чувств в досовременную эпоху. Хотя эти чувства известны нам под другими именами: культурная и религиозная исключительность, династическая лояльность, государственный патриотизм и т.д., их природа очевидно родственна модерн-национализму. Например, презрение древних евреев к гоям, шовинизм античных греков, считавших всех негреков расово неполноценными и достойными лишь рабской участи, конфессиональная исключительность русских после падения Византии. И этот ряд можно продолжать до бесконечности.

Для объяснения, если так можно сказать, донационалистического национализма весьма плодотворным будет синтез концепции Бенедикта Андерсона о национализме как культурной системе (специфическом способе видения и понимания мира)9 с перенниалистским тезисом о вечности этнических чувств. В результате мы получим следующий теоретический гибрид: этничность — неуничтожима, но в разные исторические эпохи она проявляется и говорит на разных культурных языках. Психоаналитическим языком это можно назвать трансфером (переносом) биологически детерминированного этнического чувства на другие понятия и ситуации. Для европейского и русского Средневековья господствующей культурной системой была религия, соответственно этничность проявлялась в форме религиозной и династической лояльности.

Отождествлению нации и религии способствовали два обстоятельства. Во-первых, близость этнических и религиозных чувств, структурное сходство националистического и теологического дискурсов10. Во-вторых, конкретно-исторический контекст мог привести (или не привести) к отождествлению партикуляристской общности этнической группы с универсальной общностью религии. Вот как это происходило в русской истории.

9 См.: Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М., 2001.

10 См. об этом: Малахов В. С. Указ. соч. С. 113-114.

Мощный стимул трансферу этничности на православие дала длительная монгольская оккупация Руси, а также давление со стороны католического Запада и языческой Литвы. Оказавшись в кольце иноверцев, русские неизбежно осмысливали ситуацию этнического противостояния в религиозных категориях. Не случайно призыв постоять

«за Землю Русскую» возродился во второй половине XIV в. именно в паре с призывом постоять за «веру православную»11. А в первой половине XV в., после Флорентийской унии и падения Византии, русское государство вообще оказалось единственной в тогдашнем мире независимой православной державой. Православие стало для русских такой же этнической религией, как католицизм для французов и испанцев, а протестантизм — для англичан. Номинально вселенские религии испытали острую национализацию.

В каком-то смысле русские вообще очутились в положении евреев — единственного в мире (после разгрома хазаров) народа, исповедовавшего иудаизм. Русские были единственным независимым народом ойкумены, исповедовавшим православие. Подобно евреям, они культивировали свою особость, отграниченность и чувство вселенского одиночества. Как и для евреев, уникальная конфессиональная принадлежность русских выступила отчетливой проекцией этничности, формой саморефлексии (этническим самосознанием до открытия принципа национальности) и подтверждением мессианского избранничества.

Итак, практически вечные националистические чувства выражаются и рационализируются в свойственных своему историческому времени культурных формулах. Не удивительно поэтому, что рождение национализма как политической идеологии произошло именно тогда, когда появились светские идеологии и политика в современном смысле слова, то есть в эпоху Модерна. Однако различие между национализмом современной и досовременной эпох не только историко-типологическое, хотя уже этого достаточно, дабы остеречься излишне расширительного употребления терминов «нация» и «национализм», используя их исключительно для обозначения феноменов Нового времени. Правда, отдавая отчет в том, что не существует китайской стены между «этносом» и «нацией» и что люди испытывали националистические чувства с незапамятных времен.

11 См.: Вдовина Л. Н. Что есть «мы»? (Русское национальное самосознание в контексте истории от Средневековья к Новому времени) // Русский народ: историческая судьба в XX веке. М., 1993. С. 10.

Одна из серьезных методологических проблем понимания национализма состоит в девальвации и размывании самого этого понятия. Под «национализмом» нередко понимаются явления и процессы, тесно с ним связанные, но не тождественные ему. Например, этническая идентичность — чувство принадлежности к определенной этнической группе; этноцентризм — ощущение собственной культурной уникальности и чувство превосходства по отношению к другим народам; этнофобия — комплекс негативных реакций в отношении тех или иных этнических групп и т.д. Хотя национализм, этническая идентичность, этноцентризм и этнофобия имеют общим источником этничность, сами эти понятия не тождественны, пусть даже их объемы пересекаются.

Поясним эту мысль на примере современной Франции. Исторически устойчивый галльский этноцентризм и быстро растущая среди французов этнофобия не превращают их, однако, в националистов. Хотя доля этнофобов среди французов вряд ли составляет меньше двух третей населения, за Национальный фронт Ле Пена голосует не больше 20% избирателей. Оказывается, вполне можно быть этноцентристом и расистом, не будучи националистом.

Аналогичное несовпадение характерно для современной России. Интенсивно развиваются русская этническая идентичность и этнофобия, различным формам которой подвержены около 60% населения. В то же время поддержка национализма как политического течения не превышает 10—15% опрошенных. Причем этнофобия стремительно росла последнее десятилетие, в то время как поддержка национализма «замерзла» на одном уровне. Более того, большинство русских этнофобов настаивает на ужесточении политического и уголовного преследования любых националистических проявлений, не исключая русский национализм. Ситуация не лишена парадоксальности: русские этнофобы одновременно оказываются противниками руёского национализма.

12 См.: Малахов B.C. Указ. соч. С.270-271; Биллиг Майкл. Повседневное напоминание о Родине //Логос. 2007. № 1.

Различие между национализмом и перечисленными выше способами и формами выражения этнических чувств (этнофобией, этноцентризмом, религиозной исключительностью, мессианизмом и т. д.) можно в общем виде концептуализировать как различие между политическим и банальным12 (термин англичанина Майкла Биллига) национализмом, между национализмом как приверженностью определенному политико-идеологическому течению и национализмом как культурной системой (понятие Бенедикта Андерсона). Хотя имплицитный взгляд на мир с позиции этнического превосходства и/или этнического отличия не влечет автоматически голосования на выборах за националистическую партию, национализм в виде банального национализма (или национализма как культурной системы) составляет непрерывный фон политических дискурсов, культурных продуктов и социальных практик большинства современных политий вне зависимости от того, находятся там у власти националисты или же нет.

Из числа других теоретических идей, сослуживших важную службу для нашей книги, отметим предложенную американцем Роджерсом Брубейкером классификацию националистических движений по их отношению к государству. Он выделял: 1) национализм, стремящийся конституировать политию — учредить новое национальное государство и 2) национализм, стремящийся национализировать (эт-низировать) уже существующее государство13. В первой роли обычно выступает национализм меньшинств, стремящихся отделиться от прежнего государства и создать собственное, как правило, этнически гомогенное. Поздняя советская и постсоветская истории в избытке представляют нам примеры подобного национализма.

13 Brubaker Rogers. East European, Soviet and Post-Soviet Nationalism // Research on Democracy and Society Vol. 1 / Ed. Weil Frederick D., Huffman Jeffrey and Gautier Mary. Greenwich, Conn., 1993. P. 353-378.

Национализирующий (этнизирующий) национализм — это национализм номинально доминирующей нации, проявляющийся тогда, когда, по мнению националистов, существующие государственные институты, структуры и практики противоположны базовым интересам нации. Такой национализм, как правило, находится в непростых отношениях с существующим государством: он признает его легитимность, но не обязательно принимает его территориальные границы и конкретный политический режим. В политическом смысле этнизирующий национализм колеблется между лояльностью и оппозиционностью, и эта двойственность воздействует на его судьбу парадоксально. С одной стороны, такой национализм может пользоваться покровительством режима, время от времени нуждающегося в источнике дополнительной легитимации и дополнительном канале политической мобилизации. С другой стороны, подобное покровительство «размагничивает» националистов, лишает их стимулов к политической субъектности. В результате они не только испытывают дефицит воли и самостоятельности, но и вступают в подлинно роковую для себя связь, ведь имперский режим — по крайней мере, в России — обращался к национализму только в критической для себя ситуации, в том числе накануне своей гибели. Идя на дно, он утягивал за собою и националистов.

Вместе с тем покровительство имперской власти в отношении русского национализма никогда не заходило настолько далеко, чтобы она пережила националистическую трансформацию. У правящего режима, как правило, имелся собственный национализм — официальный (это еще один тип национализма в добавление к двум выше указанным), имевший собственные определения членства, территориальных границ нации, а также набор институтов и структур, выражающих ее интересы.

Хотя официальный национализм мог включать в себя некоторые элементы этнизирующего национализма с целью ослабить оппонентов и расширить базу имперской поддержки, два этих национализма обречены были находиться в конфликтных отношениях. Уже сам факт возникновения этнизирующего национализма бросал вызов имперскому режиму и его идеологии, включая официальный национализм.

Еще одна важная теоретическая схема позаимствована нами у Мирослава Хроха, чья типология динамики национализма в Восточной и Северной Европе XIX в. с некоторыми поправками может быть экстраполирована на Россию. Хрох выделял три фазы развития национализма: фазу А — научное обсуждение внешне аполитичных вопросов национального языка, истории и культуры; фазу В — период патриотической агитации, во время которой возникают националистические общества, чьи активисты пропагандируют националистические идеи среди населения; фазу С — массовую националистическую мобилизацию14. При этом ученый подчеркивал решающее значение фазы В для будущего националистического движения: она определяет, состоится ли вообще фаза С или же нет.

Типология Хроха применима к России XIX — начала XX в. и к постсталинскому Советскому Союзу, где возрождение национализма после тотального подавления коммунистами русской этничности и свободы культурных (не говоря уже о политико-идеологических) Манифестаций началось заново, что называется, с «чистого листа».

Историографические заметки



Поделиться книгой:

На главную
Назад