Прикладываюсь ухом к передней стенке.
Ничего не слышно, даже дыхания.
Продукция торгового дома «Стронг Бульбуль и К0» в НьюЙорке не могла бы быть более молчаливой.
Не ошибся ли я тогда на борту «Астры»? И если да — крах репортерским надеждам. Но не во сне же мне почудилось это дыхание и чихание? Неужели в ящике никого нет, даже Цейтунга? А может быть, и в самом деле там запакованы зеркала, выписанные мадемуазель Зинкой Клорк.
Нет! Как ни слабо оно было, но через несколько минут я уловил движение внутри ящика. Начинаю ждать, не раздвинется ли стенка и не выйдет ли узник из своей тюрьмы подышать свежим воздухом. Чтобы не быть замеченным, забиваюсь в глубину вагона, между двумя тюками. Благодаря темноте бояться нечего.
Вдруг раздается слабый сухой треск. Тут уже не может быть никакой ошибки: только что чиркнули спичкой…
Вслед за тем сквозь дырочки, просверленные в ящике, начинает пробиваться слабый свет.
Все ясно! Раньше я еще мог ошибиться относительно места, занимаемого пленником в ряду живых существ, а теперь могу сказать с уверенностью, что это человек или… обезьяна, умеющая обращаться со спичками. Некоторые путешественники уверяют, будто такие существуют, но верить им приходится на слово.
Признаться, меня охватывает волнение, стараюсь не шевелиться.
Проходит минута, две… Дверца не отодвигается. Незнакомец, кажется, и не думает выбираться из своего укрытия.
Выжидаю из предосторожности. Затем мне приходит мысль воспользоваться освещением — попробую заглянуть в дырочки… только бы свет не погас.
Осторожно подкравшись к ящику, стараюсь не коснуться его, глядя в одно из отверстий…
Да, там действительно сидит человек, и вовсе не австрийский портной Цейтунг… Небо сжалилось надо мной!.. Мысленно пополняю свой реестр одиннадцатым номером.
На вид ему можно дать не больше двадцати пяти — двадцати шести лет. Это типичный румын. Значит, подтверждаются и мои предположения относительно национальной принадлежности получательницы багажа. У него черная борода, лицо энергичное, но глаза добрые. Да и может ли не быть энергичным человек, отважившийся на такое длительное путешествие в ящике! Но если он нисколько не похож на злодея, выжидающего удобной минуты, чтобы совершить преступление, то, должен вам признаться, еще меньше узник походил на героя, которого я хотел бы сделать главным действующим лицом своего повествования.
Между прочим, и австриец, и испанцы, путешествовавшие в ящиках, тоже не были героями, но однако же они дали возможность репортерам заполнить немало газетных полос. То же будет и с номером 11. С помощью красноречивого вступления, эффектной завязки, преувеличений, метафор и других риторических хитростей я его приукрашу, возвеличу, проявлю… как проявляют фотографическую пластинку.
К тому же совершить путешествие в ящике из Тифлиса в Пекин совсем не то, что съездить в Париж из Вены или Барселоны, как это сделали Цейтунг, Эррес и Флора Англора.
Я умею держать язык за зубами и не выдам румына. Но если его вдруг обнаружат, он может рассчитывать на мои добрые услуги. Но этого не должно случиться!
Интересно, что этот человек сейчас делает? Подумать только, сидя на дне ящика, славный малый преспокойно ужинает при свете маленькой лампочки! На коленях у него коробка с консервами и сухарь, а из маленького шкафчика выглядывает несколько полных бутылок, кроме того, на стенке висят одеяло и плащ.
В общем, он не так уж плохо устроился. Сидит в своем убежище, как улитка в раковине. Его «дом» едет вместе с ним, и румын сэкономит на этом по меньшей мере тысячу франков, которые стоил бы проезд из Тифлиса в Пекин даже во втором классе. Конечно, это мошенничество, и оно преследуется законом. Пока же он может выходить из ящика, когда заблагорассудится, прогуливаться по вагону, а ночью даже выбираться на площадку. Нет, мне его совсем не жалко! Напротив, охотно бы занял его место, место этого живого груза, адресованного на имя хорошенькой румынки.
Приходит в голову мысль — может быть, удачная, а может быть, и нет: слегка постучать в стенку ящика, завести разговор с новым попутчиком и узнать, кто он и откуда едет. А куда направляется — и без него известно! Любопытство так и гложет меня…
Бедный малый, а как он к этому отнесется? Не сомневаюсь, что очень хорошо. Нужно ему отрекомендоваться, а ведь всякий румын прекрасно знает, что на француза можно положиться. Предложу узнику скрасить тюремную скуку моим интервью и постараюсь пополнить его припасы какими-нибудь лакомствами.
Решаюсь — и стучу в стенку.
Свет моментально гаснет.
— Откройте, — шепчу я по-русски, — откройте!..
Но не успеваю закончить фразы — поезд резко содрогается и замедляет ход.
В эту минуту слышу крики. Поспешно покидаю вагон и закрываю за собой дверь. Надо сказать, что как раз вовремя.
Только я успеваю добежать до площадки, как открывается дверь служебного отделения и оттуда вылетает начальник поезда. Не заметив меня, он входит в багажный вагон и направляется к локомотиву.
Почти тотчас же поезд снова набирает скорость, а минутой позже является Попов.
— Что случилось?
— То, что случается довольно часто, господин Бомбарнак. Мы переехали верблюда.
— Бедное животное!
— Да, но из-за него поезд чуть не сошел с рельсов.
— В таком случае отвратительное животное!
ГЛАВА VIII
Я вернулся в вагон раньше, чем поезд прибыл на станцию Геок-Тепе. Проклятый верблюд! Не попадись он так некстати на дороге, мы бы уже дружески побеседовали с румыном… Представляю. как он теперь встревожен — обман раскрылся и ему ничего не известно о намерениях человека, знающего тайну ящика. Ведь ничего не стоит выдать этот секрет… А тогда его извлекут из ящика, на следующей же станции отдадут под стражу, и напрасно мадемуазель Зинка Клорк будет ждать в столице Поднебесной империи!
Да, следовало бы успокоить узника теперь же, этой же ночью… Но как это сделать? Скоро поезд остановится в Геок-Тепе, потом в Ашхабаде и выйдет оттуда уже на рассвете. На сон Попова рассчитывать больше не приходится.
Пока я предавался размышлениям, поезд прибыл в Геок-Тепе. Был час пополуночи. Никто из моих спутников не захотел покинуть своего ложа.
Спустившись на платформу, начинаю прохаживаться возле багажного вагона. Пытаться проникнуть в него было бы чересчур рискованно. Конечно, я бы с удовольствием побродил по городу, но в темноте ничего не увидишь. Судя по тому, что рассказывал майор Нольтиц, там еще оставались следы от военных действий: солдаты генерала Скобелева, штурмовавшие Геок-Тепе 1 января 1881 года, снесли укрепления и разрушили бастионы… Но ничего не поделаешь. Остается только поверить майору на слово.
Поезд отправляется в два часа ночи, приняв несколько новых пассажиров.
С площадки вагона угадываются неясные громады гор, окаймляющие горизонт где-то у персидской границы. На переднем плане зеленеют сады оазиса, орошаемого многочисленными каналами — «арыками». Затем поезд пересекает обширную, хорошо возделанную равнину. Дорога делает частые повороты, или, как говорят здесь, «петляет». Убедившись в том, что Попов и не собирается засыпать, я возвращаюсь в свое купе.
В три часа опять остановка. С платформы кричат: «Ашхабад! Ашхабад!» Не в силах усидеть на месте, выхожу на вокзальную площадь и отправляюсь бродить по городу. Все мои спутники продолжают спать крепким сном.
Ашхабад — самая большая станция на Закаспийской железной дороге. Весьма кстати вспоминаю, что писал о нем инженер Буланжье, совершивший интересное путешествие до Мерва. Мне же, за густой завесой зелени, удалось только разглядеть по левую сторону от вокзала темный силуэт туркменского форта, возвышающегося над новым городом, население которого почти удвоилось с 1887 года.
В половине четвертого возвращаюсь на платформу. Как раз в эту минуту Попов зачем-то проходит в багажный вагон. Представляю, как тревожат молодого румына эти бесконечные хождения мимо его ящика.
Но вот начальник поезда опять на платформе.
— Нет ли чего-нибудь новенького? — спрашиваю его.
— Нет, господин Бомбарнак, если не считать того, что подул свежий утренний ветерок.
— Да, ветерок действительно бодрящий. А нет ли, кстати, на вокзале буфета?
— Как же, есть, для удобства пассажиров.
— Надо думать, что и для удобства служащих? Не зайти ли нам туда, господин Попов?
Буфет открыт, но выбор блюд более чем скуден. Из напитков — один только «кумыс» — перебродившее кобылье молоко, имеющее вкус жидких чернил, правда, говорят, очень питательное. Мне трудно заставить себя попробовать эту сомнительную жидкость, Попов же находит ее превосходной.
Узбеков и киргизов, вышедших в Ашхабаде, в вагонах второго класса заменили другие пассажиры — афганцы, занимающиеся в основном контрабандной торговлей. Весь зеленый чай, потребляемый в Средней Азии, они доставляют из Китая через Индию. И несмотря на то, что это очень замедляет перевозку, ухитряются продавать его дешевле русского. Естественно, что багаж афганцев был осмотрен с большой тщательностью и даже с пристрастием.
Поезд отошел в четыре часа утра. Наш вагон по-прежнему напоминает спальню. Завидую их крепкому сну. Я же опять выхожу на площадку.
На востоке занимается заря. Мимо мелькают то развалины древнего города, то окруженная высокими валами крепость, то ряд длинных портиков, которые тянутся более чем на полтора километра. Миновав несколько насыпей, поезд мчится по гладкой степи вдоль персидской границы со скоростью шестьдесят километров, направляясь на юго-восток. Железнодорожная линия удаляется от нее только за Душаком. На этом участке пути, в течение трех часов, мы останавливались лишь на двух станциях: в Гяурсе, откуда отходит ветка на Мешхед и уже виднеются возвышенности Иранского плоскогорья, и в Артыке, где в изобилии имеется вода, хоть и солоноватая.
Затем пересекаем оазис, образуемый одним из притоков Артека, довольно большой реки, впадающей в Каспийское море. Повсюду много зелени и деревьев. Действительно, это настоящий оазис. Он тянется до станции Душак, куда мы прибываем в шесть часов утра.
Два часа остановки, иначе говоря — двухчасовая прогулка.
Отправляюсь осматривать Душак в сопровождении майора Нольтица, снова выступающего в качестве гида. Нас опережает сэр Фрэнсис Травельян. Майор обращает мое внимание на то, что физиономия этого джентльмена стала еще более кислой, а весь облик типичного англосакса выражал большое недовольство.
— И знаете почему, господин Бомбарнак? Потому, что от станции Душак легко было бы протянуть путь через афганскую границу, Кандагар, Боланский перевал и Пенджикентский оазис, до пересечения с конечной станцией английской железной дороги в Индии. И тогда обе линии соединились бы,
— И какова была бы ее протяженность?..
— Меньше тысячи километров; но англичане упорно не хотят протянуть руку русским. А между тем, как выгодно было бы для их торговли, если бы Калькутта оказалась в двенадцати днях пути от Лондона!
Непринужденно беседуя, мы с майором Нольтицем огибаем Душак. Давно уже говорили, что эта скромная деревушка станет со временем значительной узловой станцией. Так и произошло. Теперь ее соединяет ветка с Тегеранской железной дорогой в Персии[37], а в направлении индийской границы не проводилось даже никаких изысканий. До тех пор, пока джентльмены, подобные сэру Фрэнсису Травельяну, будут задавать тон в Соединенном Королевстве, нечего и надеяться на благоприятное решение этого вопроса.
Я поинтересовался у майора, не безопасна ли езда по Великой Трансазиатской магистрали?
— В пределах Туркестана безопасность вполне гарантирована. Русские железнодорожные служащие непрерывно наблюдают за путями. Поблизости от вокзалов учреждены полицейские посты, а так как станции находятся на небольших расстояниях, го я не думаю, чтобы путешественникам приходилось опасаться кочевых племен. К тому же туркменское население полностью подчинилось требованиям русской администрации, подчас очень суровым[38]. За все годы существования Закаспийской дороги не было ни одного нападения на поезда.
— Это, конечно, утешительно. Ну, а как по ту сторону границы, на пути к Пекину?
— Там другое дело. На Памирском плато до Кашгара путь охраняется строго, но дальше, на собственно китайской территории, местная администрация не столь расторопна, и, по правде говоря, я не особенно ей доверяю.
— А станции там расположены далеко одна от другой?
— Иногда очень далеко.
— И русские служащие будут там заменены китайскими?
— Да, за исключением начальника поезда Попова, который будет сопровождать нас до конца пути.
— Значит, машинисты, кочегары и вся прислуга будут китайцы?.. Это как раз, майор, меня и беспокоит, ведь безопасность пассажиров…
— Можете не беспокоиться, господин Бомбарнак. Китайские железнодорожники не менее опытны, чем русские, и притом они превосходные механики. Есть среди них и инженеры, которые прокладывали линию через всю Поднебесную империю. Китайцы, несомненно, принадлежат к очень умной расе, весьма склонной к промышленному прогрессу.
— Охотно верю, майор Нольтиц, и не сомневаюсь, что в один прекрасный день она станет во главе цивилизованного мира… конечно, вслед за славянской!
— Трудно сказать, что нам готовит будущее, — улыбаясь, заметил майор. — Что же касается китайцев, то могу подтвердить, что они весьма сообразительны и обладают удивительной легкостью восприятия. Я лично в этом убедился, когда видел их за работой.
— Отлично! С этой стороны, стало быть, нет никакой опасности. А что вы скажете о разбойниках? Разве не бродят они по бескрайним пустыням Монголии и Северного Китая?
— И вы думаете, бандиты осмелятся напасть на поезд?
— Надеюсь, майор.
— Надеетесь?!
— Да, потому что боюсь только одного — как бы наше путешествие вообще не обошлось без приключений.
— Поистине, господин репортер, вы меня восхищаете! Значит, вы ищете приключений…
— Как врач ищет больных… Я только о них и мечтаю.
— В таком случае, господин Бомбарнак, думаю, что вы будете разочарованы. Говорят, не знаю, правда это или нет, будто компания вошла в соглашение с несколькими предводителями банд.
— Подобно тому, как греческие власти с разбойником Хаджи Ставросом в романе Абу?…[39]
— Именно так, господин Бомбарнак, и, как знать, может быть, железнодорожная компания успела войти в сделку и с остальными.
— Трудно в это поверить.
— Почему же? Это было бы вполне в духе времени — откупиться от разбойников, чтобы обеспечить таким образом безопасность движения поездов. Впрочем, говорят, что один из этих тружеников большой дороги, некто Ки Цзан, пожелал сохранить свою независимость и свободу действий.
— Что вы о нем знаете?
— Это один из самых дерзких разбойников, полукитаец, полумонгол. После того, как он долго бесчинствовал в Юньнане, где его в конце концов выследили, Ки Цзан перенес свою деятельность в северные провинции. Его видели и в той части Монголии, по которой проходит Великий Трансазиатский путь…
— Вот и отлично! Такой поставщик хроники мне нужен до зарезу!
— Однако, господин Бомбарнак, встреча с Ки Цзаном может вам дорого обойтись…
— Что вы, майор! Разве «XX век» не достаточно богат, чтобы заплатить за свою славу!
— Заплатить деньгами, — да. Но не забывайте, что мы можем поплатиться не только кошельком, но и жизнью. Хорошо еще, что наши попутчики не слышали этих рассуждений, а то бы они потребовали, чтобы вас высадили на первой же станции. Будьте осторожны и не выдавайте своих желаний — желаний репортера, который ищет приключений. А главное — забудем про этого Ки Цзана. Так будет лучше для путешественников…
— Но не для путешествия, майор!
Мы возвращаемся на вокзал. Поезд простоит здесь еще не меньше получаса. Я прогуливаюсь по платформе и наблюдаю, как маневрирует локомотив, цепляющий к нашему составу еще один багажный вагон. Он прибыл из Тегерана по Мешхедской ветке, той самой, что соединяет столицу Персии с Закаспийской магистралью.
Вагон опечатан, его сопровождает конвой из шести монголов, ни на минуту не спускающих с него глаз.
Не знаю, может быть, это зависит от направленности ума репортера, но мне начинает казаться, будто в вагоне этом есть что-то особенное, таинственное, и, так как с майором мы расстались, обращаюсь к Попову, наблюдающему за маневрами паровоза:
— Куда направляется этот вагон?
— В Пекин, господин Бомбарнак.
— И что ж в нем везут, если не секрет?
— Что везут? Важную персону.
— Важную персону?
— Это вас удивляет?