Помоги проекту - поделись книгой:
Страшное подозрение, внезапно охватившее молодого человека, теперь превращалось в уверенность.
А ну-ка…
Подойдя ближе, Максим помахал рукой перед глазами чернявого. Тот продолжал разливать вино, ничего не видя. Тогда, собравшись с силами, Тихомиров размахнулся и ударил парня в скулу… И упал, упал прямо в грязь – кулак прошел сквозь морду чернявого, словно его и не было.
Вот теперь все сомнения отпали.
Морок!!!
Как тогда, в Калиновке.
Тоже середина семидесятых? Или какая-то иная эпоха?
Поднявшись, Макс посмотрел на грузовик – номер «12–34 ЛОХ» белыми по черному буквами. Ну точно, снова семидесятые – черные номера! Интересно, почему так?
Впрочем, не об этом сейчас нужно было думать. Весь этот мир, как хорошо помнил Тихомиров, был для него мороком, мифическим зазеркальем, где нельзя было ни попить, ни поесть, зато можно было легко проходить сквозь стены – вот только разбежаться. И никто не мог его здесь видеть… никто, кроме особо одаренных, так сказать, поцелованных Господом – художников, музыкантов и прочих. Да и то для этого нужно было взять какую-то вещь из их мира – кепку, например, на голову надеть.
Молодой человек уже потянулся рукой к сидевшему рядом с парнями шоферу – столь малое воздействие Макс мог проделать и в мороке, и даже бутылку с портвейном мог бы с ящика скинуть, разбить… а вот стакан из чьих-нибудь рук выбить – уже не мог.
Студенты… народ умный, творческий… может, кто и увидит? Хотя…
Тихомиров резко отдернул руку – а зачем ему общаться с кем-то из «этих»? Чем они ему смогут помочь? Накормят? Хха!!! При всем даже желании… Расскажут о самолете? Хм… Если б здесь что-то такое и случилось – так давно бы уже все взахлеб обсуждали! И не сидели бы здесь – смотреть кинулись бы. Значит, ничего тут такого не было… Что же тогда получается – Ан-2, Олесю с Сашкой обратно в кокон выбило? А так и выходит! Тогда нужно что-то делать, нужно вернуться обратно, туда… Только вот как? В пригородных лесах, Макс хорошо помнил, была одна полянка, где росли странные радужные цветы – цветики-семицветики, и вот они каким-то образом давали возможность проникнуть… и туда, и обратно… Но до той полянки километров двести! А здесь? Здесь, может быть, тоже что-то подобное есть, но вот как найдешь? Посмотреть на месте падения «кукурузника»? На месте предполагаемого падения… нет, лучше сказать – посадки. А что еще остается-то? Пожалуй, так и надобно поступить.
Приняв решение, молодой человек зябко поежился от налетевшего ветра – его он все-таки чувствовал – и быстро зашагал обратно к оврагу. Студенты за спиной запели «Летку-енку».
Глава 2
ЦВЕТИК-СЕМИЦВЕТИК
А вазе уж грозит нежданная беда!
Увял ее цветок; ушла ее вода…
Тихомиров прошлялся вокруг оторванной самолетной двери до полудня, обследовал весь овраг и картофельное поле – и ничего не нашел. Никаких цветиков-семицветиков, никаких обломков – ни-че-го!
И что было теперь делать? Ни пожрать, ни попить, ни даже – при всем желании, а желание такое было – выпить! Оставалось одно – медленно сдохнуть. Впрочем, отнюдь не медленно – сколько человеческий организм может выдержать без воды?
А хоть бы и сколько – Максим вовсе не горел желанием испытывать это на себе, совсем наоборот, он собирался отсюда выбраться и отыскать своих…
Нужно действовать, ничего другого не остается. Действовать… А как? Думай, Макс, думай, на то тебе и башка дана, а не только для того, чтоб ею кушать и кого-нибудь в нос бить. Что, не думается? Так походи по полю, поищи…
Цветики-семицветики… Если учесть, что они всему причина, то… студенты ведь, кажется, с биофака, без разницы, из универа или из «Герцена», девчонки про гербарий болтали. Точно – болтали! Гербарий… А вдруг?
Сплюнув, Максим опять побежал к ребятам. Вот уж поистине – дурная голова ногам покоя не дает.
Скользила под ногами вязкая бурая грязь, пару раз молодой человек чуть было не упал, но ничего, обошлось, выскочил к костру… уже затушенному – студенты закончили работу и теперь с хохотом забирались в кузов грузовика. Не того, что приезжал за ящиками, другого, ГАЗ-57, с желтой кабиной и устроенной в кузове дощатой будкой. На будке кто-то уже успел написать цветным мелом – «Deep Purple».
Макс едва успел забраться, устроился у кого-то на коленках – все равно никто его тут не видел и не ощущал. Запустив двигатель, водитель – усатый, средних лет дядька – заглянул в кузов:
– Все?
– Все, все, поехали.
Грузовик, сдав задним ходом, развернулся и, подпрыгивая на колдобинах, покатил по полю к шоссе.
– Как прекрасен этот мир – посмотри-и-и! – хором затянули студентки, среди которых попадались и вполне симпатичные, и очень даже ничего, и даже просто писаные красавицы. Особенно одна брюнеточка с глазами цвета синего моря и золотистой от летнего загара кожей. Одета она была в светло-синие, застиранные чуть ли не до дыр джинсы, клетчатую ковбойскую рубашку и хэбэшную курточку со значками – комсомольский, «Ленинград – город-герой» и подобными, среди которых резко выделялся эмалевый волк из мультфильма «Ну, погоди!». Веселая, видать, была девчонка! Кстати, именно у нее на коленках Максим сейчас и сидел, жаль, что девчонка этого не ощущала. А рубашечка-то у нее расстегнута аж на три пуговицы… Интересно, есть ли… Есть. Вон он, бюстгальтер, черный, кружевной – наверное, импортный, для того и пуговицы расстегнуты, вовсе не для сексуальности пущей, а чтоб хоть кусочек заграничной, бог весть как раздобытой красоты показать.
Волнистые волосы девушки ниспадали на плечи, пушистые ресницы томно прикрывали глаза. Э-эх…
– Надька, запевай-ка нашу!
Брюнетка улыбнулась:
– Да ведь только что ее пели!
– Все равно! Давай, Надюха!
– Ну ладно…
Хорошо ехали! Славно. Только что-то рановато – далеко ведь не вечер еще.
– Рустам, танцы сегодня устроим?
Это обращались к тому, к чернявому.
– Ну правда, Рустамчик, суббота же!
Ага, вот оно что. Суббота.
– Будут вам танцы, – покосившись на Надю, ухмыльнулся чернявый. – Но только – после комсомольского собрания.
– Ну, Руста-ам, может, мы собрание потом, в институте уже, проведем?
– Потом? Да вы что, с ума все посходили? – Рустам явно разволновался. – Историки и физики уже давно все провели, один наш геофак в отстающих! А кому на бюро отвечать? Мне, как комсоргу курса!
Ага, вот ты, гад, кто – комсорг курса.
Тихомиров почему-то почувствовал неприязнь к этому самоуверенному типу. Может быть, оттого, что тот казался слишком прилизанным и правильным, хотя, вот, вино на поле с ребятами пил, разливал даже, а скорее всего, потому, что все время косил глаза на брюнеточку Надю. Что девушке – уж в этом-то Максим разбирался – вовсе не нравилось.
Хотя сам по себе комсорг был, конечно, не писаный красавец, но и не урод – так, средний человек, только вот волосы уж слишком прилизанные, зачесанные на косой пробор.
Выбравшись на шоссе, грузовик поехал быстрее и вскоре остановился перед какими-то дощатыми бараками, похоже, в них-то студенты и жили. А невдалеке под навесом аппетитно дымила полевая кухня. Выбираясь из кузова, Макс сглотнул набежавшую слюну – вот уж поистине танталовы муки!
Весело переговариваясь, студенты отправились по баракам, а кое-кто – сразу к умывальникам, повешенным в ряд здесь же, тоже под навесом, к которому был приколочен кумачовый лозунг «XXV съезду КПСС – достойную встречу!»
Немного постояв, Тихомиров быстро сориентировался и направился к бараку девчонок. Интересно, у кого тут гербарии? Наверняка у самых заучек! Вот, верно, у той очкастой… А ну-ка…
Кроме девушки в черных роговых очках, в комнате еще жили ее соседки, но все, быстро переодевшись, ушли на обед в столовую, чем тотчас же и воспользовался Максим, торопливо перелопатив все тумбочки. И, как оказалось, зря! Ничего, даже отдаленно напоминающего гербарий, он, к своему несказанному огорчению, не обнаружил. В задумчивости молодой человек уселся на чью-то аккуратно заправленную койку, невидяще глядя на прикнопленные к стенке фотографии артистов, вырезанные из журнала «Советский экран». Смоктуновский, Олялин, Олег Видов… Секс-символы.
Черт! Что ж с цветочками-то?
А вот что!
Углядев валявшиеся на столе карандаш и блокнот, Тихомиров тут же вырвал листочек и, написав «Через неделю – сдача гербариев на кафедре», пришпилил его к двери найденными в чьей-то тумбочке кнопками.
И довольно уселся на койку – теперь оставалось только ждать.
Минут через двадцать в комнату, смеясь, вернулись девчонки, кое-кто на ходу стягивал свитер, рабочую рубашку…
Ох… Максим деликатно отвернулся.
– Ой, девочки! Вы объявление видели?
Ага! Ну наконец-то, узрели!
– Гербарии сдавать? Ха! Я-то давно сдала, еще в августе.
– И я, девчонки!
– И я…
– Это такие, как Курдюкова… у них-то еще и конь не валялся!
– Да, надо предупредить Надюху…
– А успеет собрать-то?
– Успеет. Она какие-то цветки на той неделе засушивала.
Так-так… Надюха Курдюкова, значит? А не та ли это Надюха, что…
Мысли Максима прервало шумное появление парней – двух волосатиков-хиппи, похожих друг на друга, словно близнецы-братья. И оба в одинаковых кримпленовых брюках-клеш. Уже переоделись к танцам! А как же комсомольское собрание? Неужели с такими прическами пустят?
– Ну что, девчонки, собираетесь? – Один из парней многозначительно подмигнул и ухмыльнулся.
Второй прищелкнул пальцами:
– Надо бы того… скинуться. В местный магазин «Фурминт» завезли, венгерский! Так что, девушки, само собой – две бутылки с нас, на угощение, ну а остальное – как хотите. Мы с Виталькой и подумали: зайдем, спросим, вдруг брать будете?
– Не, не будем, – резко отмахнулась очкастая. – Нечего тут пьянствовать.
– Ну как хотите. – Парни пожали плечами и уже собирались уйти, как вдруг их догнала одна их девчонок – рыженькая такая хохотушка в черной юбке-колоколе:
– Ребята! Мы-то не будем… а вы бы к Курдюковой в комнату заглянули, мало ли…
– Точно! Если самой Надюхе и не надо, так ее соседки… Идем, Виталик!
И Тихомиров тоже выскользнул вслед за ребятами, прошел, как путный человек, в дверь, хотя легко мог и сквозь стену.
Курдюкова, оказывается, жила в соседнем бараке… хотя нет – парни просто остановились напротив входа, переглянулись…
– Ну что, к Рустаму заглянем? – почему-то шепотом спросил приятеля Виталик.
– Заглянем… Думаешь, он привез уже?
– Да привез! Сам шепнул, чтоб зашли.
– Может, попозже заглянуть?
– Зачем же попозже? Сейчас как раз очень даже удобно, в комнате у него наверняка никого нет.
Студенты еще немного потоптались, зачем-то оглянулись по сторонам и быстренько вошли в барак. А за ними – так же спешно – и Макс. Не очень-то хотелось самому искать Надю Курдюкову с ее гербарием. Пройдя по длинному полутемному коридору, патлатые студенты остановились напротив дальней двери и постучали.
– Ну? – Дверь открыл сам комсорг – уже в белой рубашке и при галстуке. – А, это вы… Чего пожаловали?
– Мы это… деньги принесли. Но если сейчас неудобно…
– Удобно, удобно. – Рустам захлопнул дверь сразу же, как только парни вошли.
Почесав затылок, Максим подпрыгнул, оттолкнулся и ласточкой нырнул в дверь, вынырнув уже в комнате комсорга. Перевернулся на застилавшем пол коврике, уселся на койку…
Под койку, сейчас же заглянул Рустам, вытащив светло-коричневый саквояж дивной свиной кожи.
– Вот! – Вытащив из саквояжа два свертка, он протянул их парням. – Можете не примерять, размер ваш.
– А посмотреть-то хоть можно?
Комсорг махнул рукой:
– Смотрите, только быстро. Врать не стану – фирма!
Джинсы!!!
Макс негромко расхохотался – мог бы и громко, все равно его здесь никто не услышал. Комсорг курса Рустам, оказывается, втихаря спекулировал джинсами – самым модным по тем временам дефицитом. Впрочем, не «спекулировал», тогда говорили «фарцевал» или «толкал». Ну черт чернявый! Хотя… у каждого свой бизнес.
– Точно фирма! – делая ударение на последний слог, с придыханием прошептал Виталик. – Ишь ты, лейбак-то – «Леви Страус».
– Рустам, а они хоть «пилятся»?
– А ты проверь, – усмехнулся комсорг. – Возьми вон спички.
Недоверчивый Виталькин напарник поелозил по шву спичкой, пока та не окрасилась синим, точнее сказать, в цвет «индиго». А это значило, что джинсы были настоящими, фирменными – их можно было для крутости натирать кирпичом.
– Слышь, Рустамчик… А у тебя потом еще будет? Мы к Новому году деньги накопим…
– Вот как накопите, так и придете! – хохотнул комсорг. – Все, идите. Смотрите на собрание не опаздывайте!
Он буквально вытолкнул довольных парней в двери. Туда же проследовал и Максим, минут через пять, вслед за парнями, оказавшийся в другом бараке, третьем, в комнате у девчонок. Собственно, девчонка там была одна – та самая красотулька-брюнеточка. Надя?
Поделиться книгой: