Кот, который приезжал к завтраку

— Бидл. На острове полно Бидлов. Тот, которые починил наши ступеньки, — её дедушка. Она привела его ко мне, когда я была в отчаянии. Харриет славная. Она даже работает добровольным пожарным.

Перед уходом Квиллера представили всему выводку семьи Бамба. Шу-Шу, Шеба, Триш, Наташа и Шерман были здесь постоянными жильцами.

— А разве Пушкина у вас не было? — спросил Квиллер.

— Пушкин скончался. От старости. Шерман беременна.

Затем — дети. Старший, Ясон, был сейчас на материке, в первом классе школы. С фотографии глядел шестилетний живчик, светловолосый, как мать. У разговорчивого четырехлетнего Митчела были столь же чёрные, как у отца, волосы и вдумчивое лицо, а говорил он так серьёзно, что Квиллер как мог старался его понять.

— Он хочет знать, — перевела его мама, — не поиграешь ли ты с ним в домино?

— Я не умею, — ответил Квиллер.

На самом деле, подрастая, он играл в домино с матерью — единственный ребёнок в доме единственного родителя, — и эта игра вкупе с уроками музыки и вытиранием посуды была кошмаром его детства.

— Митчел говорит, что научит тебя играть, — сказала Лори. — А это Амуретта, наша младшенькая. Она у нас очень умная, и мы думаем, что когда-нибудь она станет президентом Соединенных Штатов… Амуретта, скажи мистеру Квиллеру, сколько тебе лет.

— Два — в апреле, — чистым голосом сказала крошка. Она была красивая девчушка с обаятельной улыбкой.

— Это было в прошлом году, Амуретта, — поправила её мама. — В нынешнем апреле тебе стукнуло три.

— Вот что я вам скажу, — заметил Квиллер. — Вам лучше поменять ей имя, или она ни за что не пройдет через предварительное голосование в Нью-Хемпшире. СМИ уж постараются обыграть такое имечко, как Амуретта.

Затем он попросил Лори подыскать местечко для чехлов из «Четырех очков», потому что у него, кажется, аллергия на краску.

— Я всё поснимал нынче ночью, — сказал он, — и сегодня у меня ни бронхита, ни астматического кашля.

— Вот уж не знала, что у тебя аллергия, Квилл. Плохо дело. Экономка сегодня срочно уберет их.

— Они все в стенном шкафу спальни, — сообщил он. — Скажи ей, чтобы кошек не выпустила.

В центральном пункте проката Кваллер взял велосипед-вездеход — впереди у него было первое островное приключение, поездка к маяку. Дорога западного побережья все время шла вверх. Когда он проезжая мимо гостиницы «Домино», гости помахали ему с крыльца, а Митчел погнался за ним, как дружелюбная собачонка, разве что не лая. Он проехал три других ПП, «Семейное кафе» Харриет и уникальное заведение под названием «Курортные помощники». Согласно вывеске на фасаде перестроенного домика, они «сидели с вашим ребенком, стирали вашу рубашку, пекли торт ко дню вашего рождения, пришивали вам пуговицу, закупали вам продовольствие для пикника, писали и отправляли ваши открытки, посылали вашим адресатам ириски и чистили вашу рыбу».

Квиллер остановился, чтобы прочесть объявление, и подумал, что это хорошая мысль. Очевидно, на верхних этажах размещались комнаты женщин, работающих в отеле, потому что некоторые из них шли на работу, одетые в футболки с черепами и скрещенными костями. Одна из них помахала ему рукой — вчерашняя официантка.

Здесь кончался общественный участок прибрежной дороги, и начинались частные владения. Сперва — эксклюзивный Клуб Гранд-острова с теннисными кортами, длинным рядом конюшен и частной пристанью, к которой были пришвартованы маленькие яхты и парусники с высокими мачтами. Затем — летние поместья с большими сельскими домами, стоявшими в глубине, за широкими лужайками. По другую сторону дороги марши деревянных лестниц вели вниз, к частным пляжам с белым песком. Купальщиков не оказалось: озеро было печально известно как холодное даже летом, и владельцы домов, несомненно, подогревали воду в своих бассейнах.

На перекрестках виднелись простенькие сельские знаки, указывавшие дорогу к поместьям: Красные Дубы, Белые Пески или Кедровые Кроны. Последнее и крупнейшее из них называлось Сосны и было огорожено высокой железной рёшеткой, похожей на ограду Букингемского дворца. Как, спрашивал себя Квиллер, эти привилегированные отдыхающие относились к усиливавшемуся на прибрежной дороге движению? По уик-эндам здесь должен быть непрерывный поток велосипедистов, жмущих к маяку. Экипажи, нагруженные неотесанными зеваками, верно, останавливаются перед именитыми дачами, чтобы сделать снимки и внимать болтовне гидов о семейных скандалах.

К тому же как нелюдимые островитяне реагируют на шумных чужаков, на запах ирисок, оскверняющий их чистый озерный воздух, на развязных горожан, которые рядятся как клоуны и нарушают священное их одиночество? Возмущает ли этих грубых аборигенов вторжение цивилизации настолько сильно, чтобы они решились мстить? Они ведь могли сделаться армией маленьких Давидов, желающих стрельнуть из рогаток в разбогатевшего Голиафа, взимающего налоги.

За Соснами пышный лес редел, превращаясь в низкорослую, истрепанную ветром поросль на вершине песчаной дюны. За ней виднелся маяк, девственно-белый на фоне голубого неба. Последние сотни ярдов дорога стала крутой, но Квиллер решительно поднажал на педали. Он тяжело дышал, когда добрался до вершины, но все же не выглядел вконец измочаленным.

Вершина маяка оказалась безлюдным мысом над бескрайней водой, раскинувшейся на север, восток и запад. Сама башня ослепительно белела на ярком солнце, да и подсобные строения смотрелись столь же хорошо. Однако вокруг не было никаких признаков жизни. Романтические персонажи вроде смотрителя маяка и смотрителевой дочки устарели из-за автоматизации. Весь комплекс окружала высокая стальная решетка. Внутри ограды, но на виду у посетителей располагался бронзовый диск — напоминание о старых днях:

ПАМЯТИ

ТРЁХ ВЕРНЫХ СМОТРИТЕЛЕЙ МАЯКА,

КОТОРЫЕ,

СОХРАНИВ СИГНАЛЬНЫЙ ОГОНЬ,

СПАСЛИ СОТНИ ЖИЗНЕЙ,

НО ПОТЕРЯЛИ НА ПУТИ ДОЛГА

СВОИ СОБСТВЕННЫЕ

Ниже следовали имена троих мужчин — типичные имена жителей северных мест, которые можно было отыскать на кладбищах Мускаунти: Тривильен… Шмидт… Мейфас. И всё же по каким-то причинам их сочли героями. Квиллер спросил себя: «Чем всё-таки заслужили они эту памятную надпись? Были ли эти случаи чем-то особенным в череде лет? Или их попросту смело со скалы штормом? Почему в истории округа об этом ничего не говорится?» Он мысленно наметил обсудить этот казус с Гомером Тиббитом.

С наружной стороны решетки находилась каменистая, поросшая горной травой площадка со многими свидетельствами несанкционированных пикников. Здесь не предусматривались столы для пикников или контейнеры для мусора, и вокруг площадки валялись пустые бутылки, а обертки от еды прибивало ветром к ограде и сметало с утеса вниз, где торчали предательские скалы, о которые в куски разбивались деревянные парусники в те дни, когда ещё не построили маяк.

Мускаунти в годы экономического подъема девятнадцатого века был богатейшим округом в штате. Согласно мистеру Тиббиту, мимо острова ежемесячно проходили сотни кораблей, транспортировавших лес, руду, золотые монеты и ром. Сотни разбитых суденышек и по сей день лежали погребенные в песке под глубокими этими водами.

Сегодня озеро только булькало и плескалось в камнях, но ветер на вершине утеса был пронзителен, и Квиллер вскоре направил свой велосипед вниз. Он сосредоточенно сжимал рукоятки руля и стискивал челюсти, покуда велосипед рискованно подпрыгивал на камнях и выбоинах. Два юных атлета в шлемах и велосипедках крутили педали своих скоростных байков, легко поднимаясь по склону, который доставил ему столько неприятных ощущений. Когда они проносились мимо, у них даже хватило дыхания выкрикнуть:

— Приветик, сосед! Счастливо доехать!

Вернув велосипед в пункт проката, он купил в «Деликатесах» запас закусок и напитков для себя и возможных гостей. Набралось два больших бумажных пакета, и он нанял извозчика, чтобы отвезти их домой. Даже не поздоровавшись со своими сиамцами, он проверил стенной шкаф спальни. Чехлы, как и обещала Лори, были убраны, но в нос ему оскорбительно ударило все тем же запахом — теперь он впитался в его собственную одежду.

— Эта женщина! — взвыл Квиллер. — Пусть её фортепиано всегда будет расстроено!

Ни слова не сказав недоумевающим кошкам, он уложил своё имущество в две сумки и побрел вверх по прибрежной дороге к «Курортным помощникам».

Заведение занимало бельэтаж бывшего рыбачьего домика. И рабочие столы, и оборудование — стиральная машина, сушилка, гладильная доска, текст-процессор и детский манеж — стояли в одном просторном помещении.

Когда Квиллер вывалил содержимое двух своих сумок на один из столов, молоденькая приемщица принюхалась и сказала:

— Ммм! Да вокруг вас витает какой-то очаровательный аромат!

— Вы угадали, — проворчал он. — Как скоро вы сможете привести все в порядок? Кое-что из этого мне нужно надеть к обеду.

— Одна рубашка шёлковая, и с ней придётся повозиться, но большую часть вещей — постирать да погладить. Я могу подготовить их… к шести часам, идет?

— Сделайте к пяти тридцати. Я за ними зайду. — Без обычных своих любезностей он направился к дверям.

— Сэр! Мне отдать ваш сверток любому мужчине с большими усами? — игриво окликнула его приемщица. — Или вы всё-таки назовете своё имя?

— Извините, — сказал он. — Я задумался. Меня зовут Квиллер. Сокращается до мистера К.

— Я — Шелли, а мои партнерши — Мэри и Миджи.

— Как идут дела? — спросил он, заметив, что оборудование, стоявшее в комнате, не используется.

— Мы недавно открылись. Наплыв клиентов начнется с первых чисел июля. Кстати, наши ланчи для пикников весьма популярны даже далеко отсюда. Хотите что-нибудь попробовать?

Он шёл обедать, но им явно нужно было хоть что-то продать, так что он вынул деньги и унёс домой коробку, в которой, как выяснилось, лежал сандвич с мясным хлебцем, пакетик шинкованной капусты, печенье и… груша! Он положил все это в холодильник и плюхнулся в шезлонг.

Ухх! Забыл о ломаной пружине. Уселся сызнова, на сей раз он был предусмотрительнее. Затем спросил самого себя: «Что поделывают кошки?»

Коко сидел на крыльце, пытаясь ловить комаров на сетке, — затрудняло его охоту лишь то, что все они были снаружи.

— И ты ещё полагаешь себя умным котом, — процедил Квиллер.

Юм-Юм суетилась в крохотной кухоньке. Когда Юм-Юм суетилась, она могла по часу трудолюбиво и упрямо действовать без видимой цели и результата. В нынешнем его настроении Квиллеру были ни к чему нервирующие звуки — бумканье, щелканье, шмяканье и прыганье.

— Что ты только делаешь на зелёной земле Господней? — раздраженно воскликнул он наконец.

Она нашла в щёлке ржавый гвоздь и, потрудившись, потрудившись и ещё раз потрудившись, чтобы извлечь его оттуда, столкнула обретенное в другую щёлку.

— О кошки! — воскликнул он, воздевая к небесам руки. Тем не менее ржавый гвоздь навел его на мысли о входных ступеньках гостиницы «Домино». Пожилой плотник валил поломку ступенек на ржавые гвозди. Лори обвиняла небрежную инспекцию. Нику хотелось приписать все хулиганью из Локмастера. Квиллер склонялся к версии Давида и Голиафа. Меж тем благоразумие требовало вернуться в «Пиратское логово», пока бармен ещё помнил его и его великодушные чаевые.

Шишковатое лицо бармена, затвердевшее после восемнадцати лет в чикагской «Мёртвой петле», прояснилось, когда Квиллер скользнул на табуретку бара.

— Ничего денёк? — оживленно спросил Берт, обтирая полотенцем стойку.

— Недурно. А в баре как?

— Типичный понедельник. — Берт махнул старомодным двойным стаканом. — Такую же?

— На этот раз — пожарную тревогу четвёртой степени. Подгорячите её одной из тех кайенских специй, что бывают в Корсарской комнате.

— Ага, у нас там отменный повар. Я это зелье по нескольку раз в день посылаю на кухню. — Он поставил полный стакан кроваво-красного питья на стойку и подождал Квиллерова одобрения. — Надолго к нам?

— На пару недель.

— В отеле остановились?

— Нет. В гостинице «Домино». Её хозяин — мой друг.

— Так я его знаю. Коротышка в черных кудряшках. Хороший парень. Семейный.

— Как вам его гостиница?

— Обалденная! — воскликнул Берт. — Обшивка из коры там пропитана кислотой, чтобы отогнать насекомых. Вот почему она такая прочная.

— А на маяке вы бываете? — спросил Квиллер.

— А как же! Перед открытием отеля наши целой оравой поднялись туда в фургоне. Устроил это мистер Эксбридж. Он — босс что надо. Владеет в «XYZ» целой третью, но по нему этого не скажешь. Работать на него — просто удовольствие.

— Я слышал, он хороший парень. Плохо вот только с этим отравлением и утопленником. Это были несчастные случаи? Или чья-то контра против «XYZ»?

— Несчастные случаи, — выдавил Берт после паузы.

И вдруг спешно занялся бутылками и стаканами.

— Парень, который утонул, вы его помните? Вы его обслуживали?

— Ни фига я не помню.

— Он пил в баре или возле бассейна? — настаивал Квиллер.

Бармен пожал плечами.

— А кто-нибудь из официантов, работающих около бассейна, его помнит?

Берт покачал головой. Он нервозно оглядывал бар.

— Он был лодочник или постоялец отеля? Интересно бы узнать, кто с ним пил.

Берт отошёл к двум своим помощникам, которые обернулись и тревожно воззрились на клиента с внушительными усами. И все трое так и остались стоять в дальнем конце бара.

Значит, Эксбридж заткнул им рты. Насколько крепко, Квиллер догадался, обедая с Двайтом Сомерсом. Допив свой сок, он пошёл в Корсарскую комнату, чтобы отведать джамбалайи (пряной смеси из креветок, ветчины и сосисок). Он пробыл на острове двадцать четыре часа — впрочем, они скорее походили на целую неделю. В атмосфере острова было нечто, изменяющее восприятие времени. А в джамбалайе таилось нечто, толкавшее на опрометчивые поступки.

Чтобы доехать до дому, он нанял кеб — паукообразную повозку с небольшим сиденьем, подвешенным меж двумя громадными скрипучими колесами, — она выглядела весьма изысканно. Он уселся рядом с коренастым стариком, державшим вожжи, и спросил:

— Вы знаете гостиницу «Домино» на западном побережье?

— Угу, — сказал возница.

Одет он был в бесформенное, бесцветное тряпье островитянина. Повозка медленно покатилась за тяжело ступавшей лошадью с прогнувшейся спиной.

— Добрый конь, — дружелюбно сказал Квиллер.

— Угу.

— Как его зовут?

— Боб.

— Он молодой или старый?

— Нормальный.

— Он ваш?

— Угу.

— Где вы его держите?

— Вон там.

— Как вам погодка? — Квиллер пожалел, что с ним нет диктофона.