Голос

— Вы полагаете, отель — подходящее место для таких людей?

— Я? Я не… Он всегда был очень обходительным, и никто никогда на него не жаловался. Правда.

— Правда?

— В самом деле, никто никогда не жаловался на него. Честно говоря, он был скорее неплохим служащим.

— А где кафетерий? — спросил Эрленд.

— Я вас провожу.

Директор отер пот с лица, довольный тем, что они решили не закрывать отель.

— К нему часто наведывались гости? — задал очередной вопрос Эрленд.

— Что? — удивился директор.

— Гости, — повторил Эрленд. — Не кажется ли вам, что здесь побывал некто, с ним знакомый?

Директор посмотрел на тело, и его взгляд остановился на презервативе.

— Мне ничего не известно о его подружках, — проговорил он. — Ничего.

— Да, похоже, вы и в самом деле ничего толком не знаете об этом человеке, — заключил Эрленд.

— Он был здесь швейцаром, — отозвался директор, полагая, что инспектор должен удовлетвориться таким ответом.

Они освободили помещение. Пришли техники-криминалисты со своими аппаратами и инструментами, за ними несколько полицейских. Они с трудом разминулись с директором в узком коридоре. Эрленд попросил их как следует осмотреть темный тупик за комнатой. Сигурд Оли и Элинборг остались в тесной каморке разглядывать труп.

— Не хотелось бы мне оказаться в таком виде, — заметил Сигурд Оли.

— Ему уже все равно, — проговорила Элинборг.

— Кто знает, может быть, и не все равно.

— В нем что-нибудь есть? — спросила Элинборг, достав маленький пакетик с солеными орешками. Ей требовалось непрерывно что-то жевать. Сигурд Оли полагал, что это нервная реакция.

— В нем? — не понял Сигурд Оли.

Она кивнула в сторону трупа. Сигурд Оли таращился на нее, пока до него не дошло, что она имела в виду. Немного поколебавшись, он все же опустился на колени возле трупа и внимательно осмотрел презерватив.

— Ничего, он пустой.

— Ну, значит, она убила его прежде, чем он получил удовлетворение, — сказала Элинборг. — А врач-то утверждал…

— Она? — переспросил Сигурд Оли.

— Ну да. Разве это не ясно? — ответила Элинборг, отправляя в рот целую пригоршню орешков. Она предложила угощение и Сигурду Оли, но он отказался. — Какая-нибудь проститутка. Совершенно очевидно, что он был здесь с женщиной. Разве не так?

— Ну, это самое простое объяснение, — протянул Сигурд Оли, поднимаясь.

— А ты так не думаешь?

— Не знаю, у меня пока нет идей на этот счет.

2

Кафетерий для персонала мало походил на сверкающий гостиничный холл, на роскошные помещения отеля. Здесь не было ни рождественских украшений, ни рождественской музыки, а только замызганные обеденные столы и стулья, на полу прорезанный в одном месте линолеум, в углу холодильник и маленькая кухня с полками и кофеваркой. Все находилось в таком состоянии, словно никто не следил за порядком. На столах остались кофейные разводы, повсюду грязные чашки. Видавшая виды кофеварка была включена и выплевывала воду.

Несколько гостиничных служащих образовали кружок вокруг горничной, все еще не пришедшей в себя после обнаружения трупа. Глаза на мокром месте, по щекам размазана черная тушь с ресниц. Когда Эрленд с директором вошли, она подняла глаза.

— Вот она, — объявил толстяк таким тоном, как будто именно девушка испортила рождественские праздники, после чего выпроводил персонал вон. Эрленд попросил оставить их с горничной наедине, чтобы можно было спокойно поговорить. Директор с удивлением уставился на него, но не стал возражать, сказав, что у него и без того много работы. Эрленд закрыл за ним дверь.

Девушка стерла тушь со щек и посмотрела на Эрленда, не зная, чего ей ждать. Эрленд улыбнулся, пододвинул к себе стул и уселся напротив нее. Горничная была такого же возраста, как и его дочь, немного за двадцать. Девушка казалась смущенной и подавленной. Черноволосая и стройная, она была одета в специальную форму гостиничной горничной — светло-голубой халат. На бейджике, прикрепленном к нагрудному карману, значилось имя «Осп».

— Давно тут работаете? — поинтересовался Эрленд.

— Почти год, — ответила Осп еле слышно и посмотрела на него. Не похоже, чтобы он собирался ее мучить. Она шмыгнула носом и выпрямилась на стуле. Очевидно, обнаружение трупа сильно подействовало на нее. Ее немного знобило. Имя хорошо ей подходит, подумал Эрленд: Осп — «осина». Она словно дрожала всем телом.

— И вам нравится здесь работать? — спросил Эрленд.

— Нет, — ответила она.

— Почему вы этим занимаетесь в таком случае?

— Нужно ведь работать.

— Что же вызывает ваше недовольство?

Она посмотрела на него так, будто вопрос был нелепым.

— Я заправляю постели, — ответила она, — чищу туалеты, убираю. Все же лучше, чем работать в «Бонусе».[5]

— А народ?

— Директор — придурок.

— Он напоминает продырявленный пожарный шланг, — заметил Эрленд.

Осп улыбнулась.

— А некоторые постояльцы ведут себя так, будто ты тут работаешь для того, чтобы тебя лапали.

— Зачем вы пошли в подвал? — поинтересовался Эрленд.

— За Дедом Морозом. Дети просили.

— Дети?

— Для рождественского праздника. Мы устраиваем рождественскую елку для персонала отеля и их детей. И для детей постояльцев. А он был Дедом Морозом. Поскольку он задерживался, меня послали за ним.

— Ничего веселого из этого не вышло.

— Я никогда раньше покойников не видела. А потом еще этот презерватив…

Осп явно старалась отогнать от себя неприятный образ.

— У него были подружки здесь, в отеле?

— Нет, насколько мне известно.

— Не знаете ли вы, с кем он общался за пределами отеля?

— Я почти не знакома с этим человеком, и мне пришлось узнать о нем даже больше, чем я бы желала.

— Чем мне бы хотелось, — поправил Эрленд.

— Чего?

— Говорят «чем мне бы хотелось», а не «я бы желала».

Она посмотрела на него как на полоумного:

— Вы придаете этому значение?

— Да, — ответил Эрленд.

Она покачала головой с рассеянным выражением лица.

— И вам ничего не известно о его гостях? — продолжил Эрленд, чтобы замять разговор о грамматических ошибках. Он вдруг представил себе центр реабилитации для депрессивных больных с речевыми отклонениями, где пациенты ходят в халатах и тапочках и сознаются в своей болезни: меня зовут Финн, и я говорю «я бы желал».

— Нет, — отозвалась Осп.

— Когда вы спустились к нему, дверь была открыта?

Осп задумалась.

— Нет, это я ее открыла. Я постучалась, но ответа не получила. Я подождала и хотела было уже уйти, но решила все-таки открыть дверь. Сначала мне показалось, что дверь заперта, а она вдруг открылась, и он там сидел полуголый с презервативом на…

— Почему вы подумали, что дверь заперта? — перебил Эрленд.

— Ну, я знала, что это его жилище.

— Вы встретили кого-нибудь, когда спускались к нему?

— Нет, никого.

— Он был уже готов идти на праздник, но кто-то пришел и помешал ему. Он уже надел наряд Деда Мороза.

Осп пожала плечами.

— Кто заправлял ему кровать?

— Что вы имеете в виду?

— Постельное белье давно не меняли.

— Понятия не имею. Скорее всего, он сам.

— Вас, похоже, здорово покоробило.

— Было омерзительно увидеть его в таком виде, — ответила Осп.

— Понимаю, — проговорил Эрленд. — Постарайтесь забыть это как можно скорее. Если сможете. Он был хорошим Дедом Морозом?

Девушка посмотрела на полицейского.

— Что такое? — спросил Эрленд.

— Я не верю в Деда Мороза.

Женщина, ответственная за организацию рождественской елки, была небольшого роста, изящно одета. Около тридцати лет, подумал Эрленд. Она представилась как начальница отдела маркетинга и рекламы в отеле. Эрленд решил не вдаваться в подробности; последнее время большинство из тех, кто встречался ему на пути, были как-то связаны с маркетингом. Ее кабинет находился на втором этаже, там Эрленд и застал ее. Она говорила по телефону. До прессы уже докатился слух о ЧП в отеле, и Эрленд попытался вообразить, что она такое плетет журналисту. Разговор тут же прекратился. Женщина опустила трубку со словами, что она не может ничего сообщить.

Эрленд представился и пожал ее маленькую руку. Он поинтересовался, когда она общалась в последний раз с человеком из подвала. Кхем-м, кашлянул Эрленд, он не знал, как лучше сказать: «швейцар» или «Дед Мороз», а имя позабыл. «Дед Мороз» как-то плохо ему подходило, подумалось Эрленду. Вот Сигурд Оли настоящий Дед Мороз, хотя никогда в жизни не надевал костюма.

— Гулли? — спросила она, разрешив проблему. — Да вот сегодня утром, напомнила ему о елке. Я столкнулась с ним у входа. Он работал швейцаром, но вы, наверное, это уже знаете. И даже больше чем швейцаром. Прямо-таки домовой! Мастер на все руки.

— Шустрый? — уточнил Эрленд.

— Простите?

— Ну, трудолюбивый, отзывчивый, его не приходилось заставлять работать?

— Не знаю. Это так важно? Он никогда ничего для меня не делал. Или скорее мне никогда ничего от него не было нужно.

— Почему он изображал Деда Мороза? Он любил детей? Шутил? Был смешным?

— Так было, когда я устроилась сюда. Я работаю здесь третий год, и это третья елка, которую я организовываю. Оба предыдущих раза он изображал Деда Мороза, и вполне успешно. Ребятам было весело.

Казалось, смерть Гудлауга не произвела впечатления на эту женщину. Он ее не волновал. Убийство лишь нарушило распорядок рабочего дня службы маркетинга и рекламы, и Эрленду подумалось: как это люди могут быть такими бесчувственными и нудными?

— А каким он был человеком?

— Не могу вам сказать, — ответила она. — Я его плохо знала. Он был швейцаром. И Дедом Морозом. Я и разговаривала-то с ним только пару раз, когда он был нужен для елки.

— Как прошел праздник, после того как стало известно о смерти Деда Мороза?