Помоги проекту - поделись книгой:
В этот же день, субботу на масленице, царь устроил также на Москве-реке, покрытой льдом, травлю, в которой боролись между собой громадные, английские и других пород, собаки с белыми медведями из страны самоедов. Зрелище было крайне забавное, так как и те и другие часто не могли удержаться на ногах на сем скользком помосте. Вечером же царь ходил туда же смотреть на летающие потешные огни.
Цари московские почитают крайне величественным то, что они, ради внушения большого уважения своим подчиненным, весьма редко появляются среди народа, но скрываются в постоянном глубоком уединении. К ним никто, иначе как по зову, не смеет явиться, за исключением весьма немногих вельмож и служащих при Дворе, которые имеют свободный доступ во внутренние покои дворца. Все же остальные, как русские, так и чужестранцы, не только во внутренние покои, но даже близко к Кремлю не допускаются. Поэтому вокруг царского жилища расположено несколько сотен солдат с оружием наготове, которые никому не позволяют пройти по внутреннему двору, находящемуся под окнами царских покоев, если при нем есть шпага или какое-либо другое оружие. Вследствие сего никто никоим образом не может так, как это обыкновенно делается при дворах всех европейских государей, лично изложить царю свое дело, явиться к нему на суд или даже побеседовать с придворными во внутренних покоях дворца.
Насколько же, поистине, судебное делопроизводство в Московии совершенно отлично от нашего, настолько оно вполне, по-видимому, схоже с турецким и азиатским, так как все дела и здесь, и там решаются, как я убедился на опыте, либо посредством письменных челобитных, либо же чрез некоторых ближайших родственников царя, которым он оказывает непохвальное доверие. К этому недостатку присоединяется у мосхов еще то обстоятельство, что так как в большинстве случаев царь считает ниже своего достоинства собственноручно подписывать указы и грамоты государственного характера, то часто его распоряжения оказываются в высшей степени несправедливыми, причем он сам этого даже и не подозревает.
В древнейшие времена, говорит Геродот, существовал обычай у русских народов, что они своих умерших где бы то ни было царей возили чрезвычайно торжественно и с величайшими посмертными почестями по всем областям государства, делая им как бы продолжительные похороны, до области и реки Герра близ источников Борисфена, где, наконец, они их хоронили в холмах, насыпая таковые из земли наподобие гор. Такого рода холмы и поныне еще можно видеть в разных местах в Московии, в Польше и даже в Швеции и Дании. Затем, с изменением с течением времени общественных нравов, цари у них то хоронились, то сжигались, в разных местах различно, смотря по тому, что повелевало грубое суеверие. Приняв же, наконец, христианство, московские князья пожелали, по выдающемуся своему смирению, быть предаваемыми земле скромно, без всякой пышности. Поэтому ныне, когда кто-либо царской крови умирает, то он почти в самый день смерти хоронится в соборе св. архангела Михаила, без многовещательной надгробной надписи, без дорогих курений, в простом неукрашенном гробе. Оставшиеся в живых родственники и домашние его в изорванных темных одеждах оплакивают его и за время, назначенное для скорби, отращивают себе волосы.
Состоящие при Дворе женщины провожают покойника до могилы с непрерывающимися воплями, усердно проливая слезы, с распущенными в беспорядке волосами, непокрытой головой и неумолкаемыми похоронными песнями. Сам царь удаляется во внутренние покои и, облекшись в поношенную одежду, предается тяжкой печали, пока понемногу, выслушивая утешения друзей, не вернет себе прежнего спокойного состояния духа. Во все это время он оказывает бедным многие благодеяния: подает милостыню, отпускает рабов на волю, освобождает заключенных в темницах и военнопленных и назначает своим подданным либо облегчение в налогах, либо полное освобождение от них.
Увы! В то самое время, однако, как я пишу эти строки, сам великий, несравненный князь, вышепомянутый государь Алексей явил печальный образец похорон! Похоронное шествие его (он скончался 29 января) двинулось в ближайшее по кончине воскресение в соборный храм приблизительно в таком порядке: впереди шли четыре сенатора или боярина, несшие крышку гроба, за ними следовали четыре других боярина, несшие труп царя на золоченых, покрытых золотой парчой носилках, за ними столько же бояр несли самого царя Федора Алексеевича на похоронном седалище. Столько же бояр несли вдовствующую царицу Наталию, распростертую на носилках с закрытым фатою лицом и головою, опущенною на грудь некоей знатной боярыни.
За ними шли пять дочерей царя от первого брака и громадное количество сановников в темного цвета одеждах. Когда опечаленный народ увидел это похоронное шествие, то раздались такие ужасные, исполненные всенародной скорби, вопли, что, казалось, уши раздирает какой-то пронзительный звон колоколов. Воистину, мосхи оплакивали его вполне искренне и заслуженно, ибо никогда еще не было у них, насколько они сами помнят, столь благочестивого и милостивого государя. В этом ведь и заключается счастье добрых государей, что им слезами и стенаниями подданных воздвигается памятник пышнее всякого надгробия. Прах царя стоял непохороненным в вышеназванном храме шесть недель, в течение коих совершались панихиды, и нищие в огромном количестве ежедневно угощались на дворе царского дворца обедами.
Москва, средоточие государства и священное местопребывание царей, по справедливости должна быть отнесена к числу величайших городов на земном шаре, ибо она в окружности имеет четыре германских мили и, окруженная стеною с десятью воротами, заключает в себе более 600000 жителей, так что боярам и иным более почетным лицам, приезжим и местным жителям неизбежно приходится ездить по городу, зимою в санях, летом - верхом. Кроме того на каждом перекрестке и у каждых ворот города стоит с санями или колымагами наготове много извозчиков, т. е. возниц, которые, договорившись за весьма малую плату, быстро доставляют приезжего к месту, им указанному- От северного полюса она отстоит, по расчету Олеария, на 50 град., и самый длинный день в ней продолжается 17 часов. Климат в ней довольно мягок, и местоположение ее весьма красиво; она поражает своими приблизительно двумя тысячами церквей, кои почти все каменные и придают городу великолепный вид. Этой внешней красоте немало способствуют семь умеренной высоты холмов, на которых она отлого возвышается. Дома обывателей большею частью деревянные и имеют очень мало окон; впрочем, между ними попадается много и каменных, принадлежащих боярам и иноземцам. До получения от Ивана Даниловича почетного звания царской столицы Москва составляла собственность рода Тахматовых, но с тех пор она, постоянно увеличиваясь, разрослась до тех почти громаднейших размеров, коими ныне славится, хотя до татарских набегов ее границы простирались еще гораздо дальше. Улицы вымощены не камнем, а деревянными бревнами или кольями, положенными в один непрерывный ряд, постоянно, впрочем, покрытыми грязью или толстым слоем пыли, и бывают довольно гладки лишь зимою, когда снег и лед сравняют все. Внутри за стенами города протекают лишь две реки: Москва с действительно глубоким и судоходным руслом и весьма неглубокая Неглинная, третья же река Яуза, с мелким руслом, омывает лишь предместья города. Все они приводят в движение мельницы, к великой пользе города, хотя обыватели его пользуются также и ручными. В небольших расстояниях от города виднеются несколько летних дворцов, назначенных для отдохновения царей, куда они имеют обыкновение по временам удаляться, дабы собраться с новыми душевными силами. Среди них не последнее место принадлежит селу Измайлову, обладающему знаменитым обширным садом с четырьмя высочайшими, широко раскрытыми воротами, со многими извивающимися дорожками. В расстоянии приблизительно полумили от него находится богатейший зверинец или, лучше сказать, лес, обнесенный забором и наполненный стадами разных животных, а близ него - изящное здание для приготовления лекарств с садом врачебных растений. Таков же и Коломенский загородный дворец, который, кроме прочих украшений, представляет достойнейший обозрения род постройки, хотя и деревянной, так что весь он кажется точно только что вынутым из ларца, благодаря удивительным образом искусно исполненным резным украшениям, блистающим позолотою. Не буду уже ничего здесь еще присовокуплять о Преображенском, тоже величавом и живописном летнем местопребывании. Ближе к городу бросаются в глаза своею величиною деревянные строения - громадная царская житница и многие другие поменьше, особливо же хлебные склады для войска, а также и несколько питейных домов или кабаков. Из предместий главное - Иноземская слобода или Кокуй, отстоящая от последнего городского окопа лишь на расстоянии небольшого поля, с постройками также деревянными, возведенными по правилам и образцам немецким; здесь немцы живут отдельно от русских и посещают три лютеранских церкви, две кальвинистских, одну голландскую и одну англиканскую, кои не имеют, однако, колоколов. Управляются они не выборными из их среды начальниками, но подчинены придворному суду. За нею следует слобода Басманная, населенная всякого рода людьми и называемая поэтому слободою перекрестов, т. е. тех, которые, приняв вторичное крещение, перешли из иноземных христиан в веру московитов. Впрочем, многие пришельцы поклоняются в самом городе, главным образом, на Поганом пруде, т. е. на проклятом болоте, своим богам. Вне города свободно отправляют свое богослужение в одном месте поляки, исповедующие греческую веру, а в другом - татары с своими омерзительными обрядами. За ними, наконец, расположено несколько помещений для тех ямщиков, которые служат для развозки по разным местам гонцов и солдат или стрельцов, и которые как бы опоясывают город. Перед последним окопом города, в части, называемой Скородумом и Стрелецким городком, т. е. городом солдат, также имеют свое местопребывание и прочие стрельцы, вооруженные пищалями. На противоположном берегу Москвы-реки находится между этими же укреплениями часть города - Налейка, названная так тираном Василием потому, что в ней он впервые разрешил продавать вино своим солдатам и безнаказанно напиваться допьяна. Подле Скородума простирается обширнейшая площадь, на которой продается невероятное количество всякого леса: балок, досок, даже мостов и башен, срубленных уже и отделанных домов, которые без всякого затруднения, после покупки и разборки их, перевозятся куда угодно. Ввиду почти непрерывных и опустошительнейших здешних пожаров это устроено как нельзя более кстати. Внутри этого, так сказать, последнего городского пояса находится еще один, отделенный белою, высочайшею и толстейшею стеною, называемый Царь-городом. Здесь находится громадная мастерская металлических изделий, где льются пушки для войны и медные колокола, и другая, не уступающая размерами первой, где приготовляется порох, а также и много иных домов бояр и иностранцев, каменных и деревянных, весьма красивых на вид и с садами. Из них всех пальма первенства вполне заслуженно принадлежит изящнейшему дворцу боярина Артамона Сергеевича. В этом же месте представляется взорам, на той стороне речки Неглинной, Опричный двор, воздвигнутый в 1565 году Иваном Васильевичем, в котором он подолгу проживал вместе со своими жестокими телохранителями. Не следует также оставить без внимания и громаднейшие помещения для послов - христианских, магометанских и языческих, дома шведских купцов, свободные от всяких повинностей, и рынки для зернового хлеба, леса и лошадей. В следующем за сим внутреннем поясе высочайшие красного цвета стены опоясывают Китай-город, вторую часть города. В ней находятся, кроме многих домов знатных людей, великолепнейшие здания князя грузинского и Печатного двора, Греческий двор, уступающий, впрочем, несколько, пожалуй, Греческому подворью в Риме, и три обширнейших гостиных двора или, по их размерам вернее сказать, три укрепленных замка иностранных купцов. В первом, более древнем, продаются дешевые товары для ежедневного потребления, во втором, новом, взимается пошлина по весу и хранятся, главным образом, товары немецкие, в третьем или персидском армяне, персы и татары содержат около 200 лавок с различными товарами, расположенных по порядку под сводами и представляющих красивое пестрое зрелище.
Отсюда тянется обширная площадь, на которой продается громадное количество плодов, даже зимою, в особых подземных чуланах, и в конце коей находится рыбный рынок на берегу Москвы-реки, через которую переброшен плавучий мост, устроенный на судах. На противоположном берегу находится наводящее печаль место казни преступников, которое мосхи называют Козьим болотом. Зимою мосхи постоянно, твердо полагаясь на прочность льда, ездят по самой реке, замерзшей от холода, с тяжелым, преимущественно лесным материалом и другими товарами на продажу. Перед царским дворцом (дабы вернуться к другому берегу реки) простирается четырехугольная площадь, на которой стоят несколько пушек необыкновенной величины, поставленные на кирпичных подмостках, близ которых находится храм св. Иерусалим изящнейшей постройки. Здесь и на соседних площадях постоянно производится торговля съестными припасами и иными предметами, необходимыми в жизненном обиходе, при густейшем стечении народа. К этому рынку примыкает другой, полукругом расположенный, тянущийся почти на полмиллиария, где лавки для разного товара устроены так, что каждый отдельный, какой угодно, товар выставлен для продажи только в назначенном для него месте. Так, например, в одном месте видишь шелковые ткани, в другом - шерсть, в третьем - полотно; в одном - золотые и серебряные вещи и драгоценные камни, в другом - благовония, в третьем - иностранные вина, причем до двухсот погребов расположено в ряде под землею, в четвертом - разные иного рода напитки, приготовленные из меда, вишен и других ягод. Одним взглядом можно увидеть здесь в одном месте дорогие меха разного рода, в другом - колокола, топоры, подсвечники и иные металлические изделия, в третьем - ножи, рукавицы, чулки, ковры, завесы и разные ткани. Особый ряд занимают масло, сало и ветчина, особый - свечи и воск, особый, наконец, разные изделия из дерева. В кожаном ряду лежат кожаные изделия: вожжи и прочая конская сбруя, в меховом - шубы и шапки. В одном месте выставлены лечебные разные зелья и травы, в другом - запоры, ключи, гвозди, далее - шелк нитками, канитель, украшения для девиц, браслеты - все в особом месте. Также продаются, каждое в своем особом месте рынка, и обувь, и поножи, и хмель, и ячная крупа, и рыба соленая, и сено, и овес. Не говоря уж о многом другом еще, и муке, и зерновому хлебу, и иным всякого рода вещам, и чинящим обувь, и низеньким лавочкам цирюльников - всему точно определен свой ряд, и все они прекрасно и удобно расположены так, что покупателю дается полная возможность выбрать наилучшее из всех, собранных в одном месте, тех или других товаров. Немало увеличивает красоту рынка то, что на нем нет ни одного жилого помещения, дабы таким образом держать огонь, сильно свирепствующий обыкновенно в этом городе, как можно далее. По этой же причине рынок тщательно оберегается сторожами, и те мастера, кои работают с огнем, живут в отдаленном от рынка месте. Недалеко от рынка находятся городские суды, в которых разбирают тяжбы граждан, наблюдают за исправностью улиц, взимаются пошлины и т. д.; все это производят двое судей из бояр и столько же писцов. Остальное управление города находится в руках у так называемых старост, заведующих отдельными кварталами, сотников, поставленных во главе сотен, и десятников - начальников над десятками. По другую сторону реки Неглинной находятся, кроме аптеки меньших размеров, две громадные конюшни, вмещающие с тысячу лошадей, а также две обширные темницы (которых, впрочем, немало находится в разных местах и в городе), наполненные преступниками, отправляемыми оттуда, как можно скорее, в Сибирь.
В самой средине города, наконец, стены в виде круга опоясывают царский укрепленный замок, называемый Кремлем-городом. В него ведут пять ворот, многие каменные здания придают ему красивый вид, и он представляет собою род далеко не маленького городка: в нем находится более тридцати храмов, из коих наиболее величественны храмы Св. Троицы, Св. Марии, св. Михаила, св. Николая и два монастыря - мужской и женский. В Большом Соборе, т. е. церкви великого собрания, замечательно огромное серебряное паникадило, у которого бесконечное количество ветвей соединяются в виде венца, и рукописная Библия, украшенная драгоценными камнями на громадную сумму. На круглом куполе этого храма возвышается тяжелый крест из чистого золота. И других храмов башнеобразные купола, покрытые вызолоченными железными листами, при солнечном сиянии также сверкают среди замка и наполняют душу зрителя восхищением пред таким великолепием. Засим кругообразно около замка расположены почти все суды, аптека больших размеров, патриарший двор и дома других придворных, а посреди - колокольня, называемая Иван Великий, в такой степени превосходящая высотою все остальные, более низкие, что смело может поспорить с величайшими в Европе колокольнями. Близко около нее находится знаменитый громадный колокол, частью подвешенный, а частью лежащий на деревянном помосте; благодаря его чрезвычайному весу до 320000 фунтов его тщетно много раз пытались усилиями многих людей поднять над землею, но платились жизнью за такое дерзостное покушение, вследствие чего царь дал клятвенное обещание никогда не делать более подобной попытки. Как бы венцом всему этому служат обширнейшие царские дворцы, из которых один, каменный, выдается и внешним видом своим и величиною, другой, деревянный, где государь обыкновенно обитает зимою ради укрепления своего здоровья, и третий, также каменный, выстроенный с большим изяществом, и в котором некогда проживал Илья Данилович, тесть нынешнего царя.
Несмотря на то что наиболее важные придворные должности исправляются по большей части исключительно русскими, однако немало из них препоручено иноземцам, в особенности таких, к выполнению которых русские не пригодны, благодаря незнанию языков и других облагораживающих человека наук.
Если начать с низших должностей, то толмачи, т. е. переводчики с языков, за исключением весьма немногих, - иностранцы, частью пребывающие в своей вере, частью же принявшие русскую. Они исполняют свои обязанности, лишь служа придворным при обыкновенных разговорах с чужестранцами и в не важных делах. Более важными, нежели они, считаются переводчики или, вернее, секретари по внешним сношениям, которые переводят обоюдно, с одного на другой язык, письма и иные государственные акты, а также и речи послов и разговоры о наиболее важных предметах с царем и боярами.
Среди них первые места занимают принявшие русскую веру Гроций из Регенсбурга и Виниус родом из Бельгии, начертивший не так давно в главных чертах путь из Московии в Китай на географической карте, и еще некто Саксонец, по прозванью - водопийца, отлично знающий множество языков. За ними следует немало поляков, татар, турок, армян, персов, арабов и других. Греков, к которым русские, вследствие одинаковой с ними веры, относятся весьма снисходительно, находится большое количество, как при дворе, так и при церквах. Врачи все иностранцы, ибо русских нет совсем, приглашенные царем из-за границы на превосходных условиях. Первое место меж ними, бесспорно, занимает г-н Иоганн Костер фон Розенбурх, знаменитый некогда придворный врач Карла Густава, короля шведского. Этому ученейшему мужу я обязан - открыто признаюсь в этом - многими благодеяниями. Остальные же врачи в наше время были: знаменитые господа Блументрост и Граммонд, а также еще некто Араб и еще другой, по происхождению еврей, по вере московит, который пользуется необыкновенным расположением царя и один свободно посещает внутренние покои дворца (так как вместе с тем был и старшим спальником). Аптекарей, или составителей лекарств, из иностранцев - до двадцати человек, получающих немалое жалованье, но они весь день проводят в аптеках за приготовлением лекарств. Сюда врачи заходят только рано по утрам для подачи совета, вообще же они пользуются большим досугом, почему на вопрос, что они делают дома, они торжественно отвечают, что заботятся о здоровье царя и ради сего постоянно читают книги. Впрочем, они переступают трудный порог дворца только в случае болезни царя или же если он нарочито велит их почему-либо призвать.
При этом происходит следующее, нам неизвестное: когда им приходится лечить царицу или кого-либо из царских дочерей, то им не дозволяют осматривать больную, но они обязаны на основании показания некоей старухи или приближенной какой-либо служанки определить болезнь и назначить лекарство. Мало того, им не позволяется прибегать к разнообразным лекарствам вообще, даже в случае, если они необходимы. Для того чтобы все это точнее соблюдалось, учреждено в Москве врачебное судилище, или приказ, в котором председательствовал последнее время Лукиан Тимофеевич Колосов, единственный из уроженцев Москвы, хорошо знающий по-латыни, тогда как в другое время в нем обыкновенно председательствовали бояре, ближайшие родственники царя, ради полной безопасности и почета.
Русские, как это подобает, занимают при Дворе наиболее важные должности и имеют более свободный доступ к царю. Из них занимают высшие должности, ежедневно являясь на службу к царю, и пользуются его доверием комнатные бояре, которые допускаются во внутренние покои и участвуют в сокровеннейших совещаниях. В настоящее время к числу таковых принадлежат: Кирилл Полуэктович, Долгорукий, князь Юрий Ромодановский, Артамон Сергеевич, Одоевский, Дохтуров и несколько других, хотя те, подобно большинству нижеследующих, занимают разные государственные места и должности.
После них, кажется, должно первое место отвести священнику, духовнику царя, который заведует его душевным спокойствием и без которого он почти ни в чем и нигде не обходится. На одной почти ступени с ним - лицо того же сословия, заведующее раздачею царской милостыни. Думные бояре суть ближайшие советники царя, с которыми он ежедневно совещается и решает дела. За ними следуют, собственно, так называемые бояре или советники царские, число коих неопределенно. Окольничие также находятся на службе близ царя и призываются иногда для совета и для суда. Чаще всего кто-либо из них сопровождает бояр, когда они по службе отправляются с войском, или послов в качестве товарища. Думные дворяне суть остальные советники царя, занимающие места немного пониже. Спальники и постельничие, которые заботятся о царской постели и по двое каждую ночь проводят без сна, стоя на страже перед спальней. Стольники, принадлежащие также к знатнейшему дворянству, живут постоянно в царской столице и прислуживают за столом, особенно в торжественных случаях. Стряпчие суть ближайшие прислужники при спальне, носящие бармы и шапку царя повсюду за ним. Жильцы суть молодые подростки из дворян, которые в разноцветных шелковых одеждах и собольих шубах стоят на виду у всех в передних комнатах с бердышами. Московские дворяне, получая от царя земли или денежное годовое жалованье, живут постоянно в Москве, всегда готовые выступить в поход. Городовые дворяне, на таковом же положении проживая по городам, собираются обыкновенно по приказанию воеводы или наместника в случае войны. Должно упомянуть здесь и о тех двух юношах, князьях, которые в белом одеянии стоят по обеим сторонам царя, когда он сидит на престоле, один из них держит в руках топор или секиру, украшенную слоновой костью, а другой - шестопер или булаву. Начальник конюшни ныне пользуется значением, гораздо меньшим, нежели прежде: в давно прошедшие времена он, в случае бездетности царя, был ближайшим его наследником. Дворецкий боярин, по-простонародному называемый “набольшим в дому”, - главный управитель Двора. Оружничий боярин заведует складом оружия и украшениями всего дворца. Комнатным с ключом называется главный прислужник в спальне, хранящий ключ от царского кабинета. Кравчий или, как его называют теперь, маршал подает яства, ловчий - начальник над царскою охотою. Главным церемониймейстером называется из числа сенаторов тот, кто управляет Посольским приказом или канцелярией, где ведаются по большей части дела об иностранцах. Думные дьяки суть придворные секретари, между которыми первое место занимают те, которые заведуют тайным архивом царя, так называемые дьяки тайных дел; дьяки же низшего разряда суть писцы, коих очень много и кои обыкновенно пишут, положив бумагу на колени. За ними следуют по порядку подьячие, т. е. прислуживающие дьякам. Рассказ об остальной, наконец, незнатного происхождения царской прислуге, составляющей длинное приложение ко Двору, и о царских телохранителях я здесь опускаю, так как мне еще представится случай говорить об этом в другом месте.
Власть московского царя до того не стеснена никакими законами и до того самоуправна, что справедливо может считаться равною, если не превосходящей, царской власти древних ассирийцев и греков и современных турок, персов и татар. Поэтому-то некий турецкий оратор сказал, что из всех христианских правителей только московский царь один обладает полною и высшею властью над своими: этот варвар, по-видимому, либо по невежеству своему не заметил, а скорее всего не знал того, что гораздо более украшает царей и более священно у христианских царей, именно - их превосходство над прочими. И действительно, царь имеет не только полнейшее право издавать и отменять законы, заключать и нарушать союзы и мирные договоры, назначать и удалять чиновников, уменьшать и увеличивать налоги, но располагает вполне жизнью и смертью своих подданных и их имуществом, так что может, если захочет, отнять у них все состояние и жизнь, не объясняя причин сих действий. Если он иногда совещается о чем-либо с боярами, то он не просит их о согласии, а пользуется их опытностью и покорностью. Поэтому все его подданные открыто признают, что все они целиком и все их имущество принадлежат Богу и царю и прячут все, что у них есть дорогого и ценного, в сундуки или подземелья, дабы другие, увидав, не позавидовали бы, правитель не заподозрил бы, и дабы не привлечь на себя чьей-либо жадности или иную какую опасность. И это одна, между прочим, из главных причин тому, что Москва до сих пор так отвратительно дика и не отличается красотою своих зданий. Самая же царская власть вполне наследственна и составляет достояние царской семьи, причем всегда наследуют сыновья, старшие или младшие, смотря по желанию родителей. Прочие члены семьи не могут никоим образом, основываясь на близком родстве, захватить себе власть, так как воле умирающего царя предоставляется, следуя весьма похвальному обычаю, передать из рук в руки царский скипетр. Из этой власти проистекают и эти многочисленные и пышные прозвания - великого государя, царя, самодержца, отчича и дедича. Единственная цель, к которой единодушно стремится все русское государство, это - исключительно слава царя, выгода его и благосостояние, которая и достигается крайней суровостью и поддерживается строжайшими законами. Поэтому равным образом и все подданные, дабы знали, что меж ними нет никакого различия друг от друга, никогда не допускаются слишком близко к царю, не пользуются освобождением от повинностей или какими-либо преимуществами, никогда, наконец, не могут разбогатеть. Действительно, относительно московских князей мнение таково, что презренная доступность и обилие средств у знати есть та стена, из-за которой ныне сильные борются с царями, и что обилие преимуществ у немногих есть зловредное семя, повод к соблазну и источник мятежа, и напротив, если народу по милости князя предоставляется одна только цель, достигнуть которой никто не может иначе, как через смирение, то всем дается возможность просто и легко идти по правому пути.
Поэтому цари, дабы лучше обосновать свою власть и вполне обезопасить себя, установили следующие основные законы, сходные с древними спартанскими, а ныне - татарскими. Ибо одинаково с ними они не позволяют своим подданным ни путешествовать, ни вступать в брак с чужеземцами, ни, наконец, заниматься науками и искусствами ради умственного развития и нравственного совершенства; в довершение к сему запрещается еще кому бы то ни было спорить о вере или обращаться с речами к народу в церкви. Итак - священники держат в Московии народ в убеждении, что царь ничего не делает помимо воли Божией, и что повинующийся до конца жизни своей приказаниям царя непременно будет угоден Богу. С той же целью князьям и боярам московским приказано постоянно пребывать во дворце, а члены наиболее влиятельных семей обыкновенно разлучаются или высылаются в отдаленные области под видом оказания им чести. Наконец, справедливость князя в особенности, частая перемена должностных лиц и расположенные по всему государству военные стражи до такой степени хорошо упрочивают московский престол, что всем ясно, в какой степени и Россия опирается на платоновское благоустройство.
Первоначально обыкновенно народы во всех вопросах жизни руководились исключительно естественным порядком вещей и общепринятыми обычаями. Такого же порядка придерживались весьма долго и мосхи, но несколько позднее они уже стали излагать письменно свои законы, хотя, кажется, значительная часть их некогда присвоила себе и письмена и законы, письменно изложенные и принятые у готов и древних скифов. По принятии христианства Владимир первый написал кое-какие законы, и с тех пор по мере того, как являлась надобность, вновь составлялись последующими царями новые весьма полезные законы. Из них весьма важны: собрание законов Ивана Васильевича, разбор постановлений Флорентийского собора с строжайшим осуждением Исидора, правила Иоанна митрополита и вопросы некоего Кирилла к Нифонту, епископу Новгородскому.
Все эти отдельные законоположения Алексей Михайлович приказал в 1647 году, значительно добавив, собрать и привести в лучший порядок и напечатать под заглавием Соборное Уложение, т.е. постановления соборов. Здесь все точно изложено: вопросы о вере и о духовных лицах, о судопроизводстве, о должностных лицах, о разграничении земель и о разных сословиях подданных. Что же касается до всенародных собраний, то они у мосхов бывают крайне редко, так как только царь может созвать и распустить таковое. Еженедельно, однако, собираются в особую комнату дворца, называемую столы, или даже в церковь несколько думных бояр, патриарх и митрополит с епископами для частного совещания, причем патриарх крестит лоб и щеки царя, когда тот входит или выходит. Засим, когда у всех их по порядку спрашивают их мнение о предложенном вопросе или, вернее сказать, их совета, то они все полагают на мудрость царя и предоставляют ему полную власть выбрать и решить, как ему угодно как единственному и высшему издателю законов. В сравнении с другими народами мосхи, по правде сказать, немного издали для себя законов, из коих они соблюдают много совершенно не согласных с нашими обычаями, но в силу постоянного применения и привычки строго соблюдаемых, и полагают, что то государство, которое нуждается во многих законах, крайне расстроено.
Глава 17. О союзах
Союзы, необходимые вообще для подкрепления какой бы то ни было власти, московский царь заключает лишь с некоторыми пограничными государями, предпочитая воздерживаться от сношений с более отдаленными, как в этом деле, так почти и во всех остальных. С достопочтеннейшим, впрочем, императором Леопольдом он недавно заключил новый дружественный союз. Да сохранит Господь навеки эту связь двух доблестнейших государей на неоспоримое благо всему христианскому миру! Что же касается до заключенных и соблюдаемых уже несколько лет союзов с англичанами и голландцами, то они касаются исключительно права свободной торговли. Все же остальные священные пункты договоров мосхи, смотря по тому, требует ли того мир или война, спокойно либо твердо соблюдают, либо совершенно нарушают. Из договоров, кажется, никогда ни один не был так долговечен, как заключенный некогда с персами, так как одинаково нежелательное могущество соседей, татар и турок, теснейшим образом связывало стремления тех и других как бы неразрывной связью.
Другой род союза, но не на равных правах, они заключили также с великим китайским ханом ради областей, расположенных по ту сторону Оби, и с этой целью отправляют послов одного за другим в Китай с дарами. Эта во всяком случае многолетняя дружба немало способствует к держанию прочих татарских ханов и мурз между страхом и мирными замыслами. Да наконец, и торговлю-то с Китаем (называемым некоторыми Северным) русские едва ли могли бы вести иным каким-либо способом, если бы они (как это делают персы и другие народы) не открыли себе пути к столь подозрительным и ненавидящим чужеземцев народам под предлогом ввоза даней и подарков. С прочими татарскими мурзами, коих они предпочитают иметь в числе друзей, нежели в числе соседей, нашим мосхам сама необходимость велит заключать союзы. Со шведами и поляками они скорее поддерживают мир, нежели союз, хотя недавно они с весьма похвальным рвением примкнули к полякам против турок.
Впрочем, прочность этой дружбы покоится на основании довольно сомнительной прочности, так как оба эти народа явно соперничают друг с другом и явно питают ненависть друг к другу. Всякий, однако, союз, заключенный царем с чужеземцами, он обыкновенно скрепляет чрез послов крестным целованием.
Никто почти из бывших до него московских царей не посылал столь много и столь блестящих послов в Азию и по всей Европе, как нынешний царь Алексей Михайлович.
В короткий промежуток времени не только у турок, персов, татар, шведов и поляков, но и у голландцев, англичан, французов, испанцев и у священнейшего императора христианского и многих имперских князей, великого герцога тосканского, в Венецианской республике и даже у самого первосвященника римского он чрез послов, подавая пример необычной вежливости и с целью предложить свои услуги, побывал.
Вследствие этого и мосхи также от весьма многих князей получили уверения в дружбе и уважении.
Они принимают совершенно своеобразно иностранных послов и заботливо отсылают их обратно домой, как можно скорее. Ибо они не терпят постоянных в Москве послов, или резидентов, как их называют, а также и сами не позволяют своим долго оставаться при Дворах других государей, дабы те, вследствие слишком долгого постоянного обращения, не изменялись бы и не вносили в отечество новые нравы. Мало того, они и приезжих послов считают как бы честными, явными лазутчиками и законными изменниками своей вере. Посылаемым же ими за пределы государства они постоянно, под угрозою тяжкого наказания, приказывают везде тщательно поддерживать царское достоинство и величие, а также и разузнавать о всех делах до мельчайших подробностей, в течение немногих дней. Во избежание же всякого совращения или подкупа со стороны иноземцев, и дабы послы находились в полной зависимости от царской милости, у них по возвращении домой обыкновенно отбирают подарки, полученные ими за границей, и либо награждают их другими, либо же подвергают наказанию.
Раньше мосхи до того считали себя всячески вправе нарушать почитаемые священными у всех права послов, что Иван Васильевич приказал пробить голову гвоздем некоему татарскому послу, не снявшему шляпы, а другого посла, от римского императора, недостаточно почтительного, отправил в изгнание в холодную Сибирь. (Известно, что отец нынешнего царя поступил таким же образом с неким английским послом.) Послов от держав, не состоящих с ними в дружеских отношениях, русские обыкновенно не допускали даже внутрь государства, а как можно скорее отпускали домой, покончив дело, ради которого те приезжали, чрез посредников на границе. Послы же от дружеских держав, с момента прибытия их к границе России, поступают на полное содержание царя, и их провожают до столицы царства, осыпая всякого рода проявлениями гостеприимства, хотя они часто испытывают завистливое и высокомерное, на словах и на деле, обращение приставов, т. е. чиновников от порубежных воевод. Ибо те стараются последними слезать с коней, выходить из экипажа, сесть повсюду первыми на наиболее почетное место, как можно реже снимать шапку, как можно менее двигаться вперед и по возможности чаще произносить титул царя. Прибыв к первому русскому городу, послы непременно должны некоторое время там пообождать, доколе царь, извещенный об их прибытии, не отпишет, как ему угодно поступить с ними далее; в это время управляющий сею областью воевода редко показывается послам, дабы этим как-нибудь не уронить чести своего государя, а может быть, и для того, чтобы не быть заподозренным в подкупе. Затем они с новым переводчиком и приставом, проезжая по государству, не имеют права идти пешком, ни даже прохаживаться по улицам, лежащим на пути городов, иначе как с согласия и разрешения сопровождающих их приставов и окруженные военною стражею. Приблизясь к Москве, они несколько времени ждут, пока не будет назначен день для торжественного въезда и не явятся новые пристава. Эти с еще большим упорством, нежели прежние, стараются по большей части закрывать послам вид с правой стороны, более по собственной гордости и упорному высокомерию, нежели во исполнение царской воли. Поэтому когда в 1672 году дворянин Адольф Евершильд, мой родственник, будучи послан шведским королем в Московию, заметил своему приставу, что это крайне неприлично, прибавив, что русские незаслуженно требуют, чтобы им за границею оказывали почести, так как они у себя не оказывают ничего подобного чужестранцам, то царь немедленно велел приставу тотчас же перейти на левую сторону посла. Когда же тот собирался уезжать, то царь, оказав ему многие необычайные знаки расположения, пожелал, чтобы он, окруженный знатными людьми, проехал бы по городу на белых лошадях. Итак, обращаясь к началу рассказа, послы въезжают в город среди многочисленных всадников из знати в роскошных одеждах и между рядами пеших солдат, на длинное расстояние развернутыми, и везут их на царских лошадях в громадный дворец, именуемый дворцом христианских послов. Необычное блестящее торжество это не может не поразить зрителя. Затем они в стенах своего жилища окружаются, как бы в какой осаде, воинскою стражею, которая никому не позволяет входить к ним, кроме посланных царем, и никуда наружу не выпускает кого бы то ни было из посольских слуг, дабы как-нибудь не представилась им возможность подкупить московских чиновников деньгами или подарками, или кто-либо не узнал о том, что поручено послам, раньше царя. Впрочем, мосхи поступают так, прикрывая это видом почета и заботы о безопасности. Меж тем послам щедрою рукою отпускается все необходимое для существования, так чтобы им, сколько времени они бы не прожили в Москве, не было бы надобности тратиться самим на что-либо, кроме подарков.
Когда же, наконец, послы отправляются во дворец для изложения пред царем своих поручений, то снова до ворот дворца им предшествует многочисленный отряд всадников, великолепно убранных, несколько рот пехоты, а также и большие пушки, везомые в несколько длинных рядов. Впереди пешком несут подарки царю, каждый подарок особо. Впоследствии их по приказанию царя точно оценивают серебряных дел мастера и купцы, дабы царь мог через это равномернее отдарить ст оящими столько же. При этом некоторые из более почетных членов посольства обыкновенно также выставляют, таким же способом, свои незначительные дары царю с целью получить таким тайным путем наживы более ценные. Русские заметили это, наконец, и в бытность нашу возвратили некоторым из состоявших при посольстве их подарки с изрядною некою придачею. Пройдя ворота, христиане входят далее во внутренние покои иною дверью, нежели магометане и язычники, сквозь тесную стражу телохранителей: тут важно сидят много внушительного вида пожилых мужей, занимающих различные должности при царе, в высоких башнеподобных шапках и великолепных, золотом расшитых, одеждах. Каждый раз как послы входили в какую-либо комнату, двери за ними запирались, пока наконец, пройдя их несколько и сняв предварительно с себя шпаги, они предстали пред царем, сидящим на пышном троне; перед ним стоял длинный ряд бояр в замечательно роскошных одеждах. Позади царя стояли два молодых спальника в одеждах из серебряной парчи, в высочайших шапках, сшитых из белых лисьих шкур: один держал в руке секиру, а другой - булаву. Послы пожелали царю от имени своего государя здоровья и передали привезенные ими грамоты, причем вкратце изложили предмет своего посольства, после чего поцеловали у царя руку, которую в прежние времена цари имели обыкновение обмывать после сего, считая всякое прикосновение со стороны иноверцев осквернительным. Затем царь с своей стороны спрашивал чрез так называемого думного дьяка о здоровье иноземного государя и обыкновенно откладывал дело до дальнейшего рассмотрения, а пока приглашал послов к обеду, изобильно в их помещении приготовленному. Если же послам доводилось обедать вместе с царем, то они сидели за столами, немного пониже. Царь, одетый по большей части в белую одежду (что служит знаком расположения), предлагал каждому из них кубки с пенящимся вином и пил даже сам вино в честь и во здравие их государя, своего друга. Переговоры о мире или войне ведут с послами несколько на то избранных бояр, а царь очень часто слушает их из соседнего тайника. Тотчас же после первого приема (так называемой аудиенции) послам и их слугам дозволяется, однако в сопровождении военной стражи, походить по городу, разрешается также и посторонним приходить к ним, объявив предварительно страже свое имя и причину прихода. В числе таковых весьма часто посещают приезжих знатные, подученные лица и, беседуя о разных обстоятельствах русских, представляют все в превосходном виде и сообщают все, что угодно, кроме истины. Поэтому большинство из побывавших в России привозят с собой поверхностные сведения и общераспространенные басни об этом государстве, так как в тайны московские им не удается проникнуть вполне удовлетворительно никоими, даже окольными, путями.
Долгое время московиты славились между многими другими народами добровольною бедностью и простотою образа жизни, но потом ими также овладели жажда золота и неудержимая страсть к стяжанию, и они начали насильно отнимать чужое имущество, чеканить монету и собирать сокровища. А так как все право и власть над подданными принадлежат в настоящие время князю, то все богатства стекаются к нему одному, так что московский царь справедливо считается одним из богатейших правителей на свете, так как ежегодный его доход, по достоверному счету, в общей сложности значительно превышает два миллиона рублей или венгерских червонцев; один архангельский порт, говорят, доставляет ежегодно 300000 червонцев. Большая часть этих денег идет на расходы по содержанию Двора, на потребности государства и благоустройство Сибири в особенности и других восточных областей. Остальная же часть идет либо на приобретение драгоценных вещей, либо вносится на хранение в казначейство, так что доходов гораздо более, нежели необходимых расходов. Не упоминая здесь вторично о тех поражавших своим количеством богатствах, собранных на Белоцерковном острове, при чем столько областей и городов подвергались кровопролитному разорению, и ныне уже истраченных, я не нахожу нужным, однако, скрывать, что таково же, а может быть, и еще больше, богатство нынешнего царя. Часть его сокровищ хранится в так называемой Золотой палате, где возвышаются в порядке расположенные груды драгоценных камней и жемчуга, причем ежедневно несколько искуснейших золотых дел мастеров и других художников заботливо их перечищают и тем увеличивают их ценность.
Источники доходов крайне разнообразны и почти бесчисленны. Из наследственных дворцовых поместий, называемых оброчными вотчинами, которые занимают около половины всего государства (другая половина распределена между духовенством и знатью), доставляется царю не только хлеб, мед, скот и многое другое в этом же роде, но и громадное количество чеканной монеты. Из повинностей, которые он единолично по желанию то увеличивает, то уменьшает, две в особенности приносят царю доход -
В немалой степени заменяют сокровища и дорогие разного рода меха, которые, как бы по недостатку денег, одинаково служат вместо денег как во внутренней, так и во внешней торговле, так что знаменитый французский географ Сансон и многие другие, кажется, весьма удачно думали видеть в этих мехах золотое руно аргонавтов, ибо и Фазис, ныне называемый Фассом, в соседней с русскими Колхиде, славился некогда как всемирный рынок, да и Севастианополь в той же Грузии, в котором обыкновенно собирались единовременно 300 народов с севера ради торговых целей, пользовался не меньшею известностью. Мало того, и тут и там упоминаются, между прочими товарами, особенно меха, которые тогда необходимо было доставлять туда, главным образом, из московских земель в громадном количестве. Затем с кабаков, т. е. питейных домов, в которых по всему государству исключительно один лишь царь продает пиво, мед и водку, получается такой доход, что трудно даже сказать. Не меньший ежедневный доход доставляют и общественные бани, которые также он один повсюду содержит, так как частое купанье стало у мосхов не только обычаем, но даже законом, так что каждый из них посещает баню, по крайней мере, раза два-три в неделю. Но еще более барышей получается с постоянного преимущественного права торговать всякого рода товаром и в присущем царю праве первому покупать и продавать. То, что казна получает также и половину взысканий по уголовным делам, и десятую часть по всем прочим судебным делам, от продажи лошадей, из Татарии выведенных, и наконец, указ, которым запрещается не ввоз в государство, а вывоз из него денег, - все это приносит громадный доход. Наконец, даже и имущество частных лиц царь в случае крайней нужды считает себя более, чем другие властители, вправе отдать на общественную пользу.
Наш Алексей, однако, до сей поры совершенно справедливо не решался на это и, дабы показать свое милостивое отношение к подданным, решил, что достаточно в военное время взимать десятину, т. е. только десятую часть с доходов имущества по строгой оценке, тогда как отец его Михаил повелел платить себе пятину, т.е. пятую часть.
Хотя обязанности должностных лиц у мосхов носят почти одинаковые названия, как и в Польше, однако в самом отправлении большей части их видна с той и другой стороны разница. У поляков все направлено к свободе знати, в Московии же, вообще говоря, все находится в жалком, рабском подчинении. Некоторые высшие должности, когда-то обладавшие некоторым подобием свободы, либо совершенно отменены царями, или же власть и могущество их до того ограничены, что даже сами бояре, именовавшиеся правителями государства, ныне едва-едва могут считаться наравне с частными, простыми советниками. Но, кажется, многих (я далек от того, чтобы сказать “всех”) одновременно с их обессилением одолело сильное любостяжание, которым они, хоть отчасти, удовлетворяют если не честолюбию своему, то жадности. Так сильно господствуют ныне обман, подкуп, до того стало обычным развращать и развращаться! Из числа знатных должностных лиц воеводы или наместники получают в управление ту или другую область, приблизительно на три года. Они, хотя и являются представителями и подражателями царя, очень ограничены в своей власти. Они обязаны наиболее важные дела представлять на разбирательство царю и не могут лишить кого-либо жизни, не донеся сперва об этом в Москву. В остальном они отправляют правосудие более свободно, но так, однако, что никогда не забывают себя, изменнически выговаривая себе за разбор дела, так как они не получают от царя никакого годового жалованья, кроме взысканной с преступников пени. При отъезде на воеводство царь обыкновенно вручает им жезл, в знак власти, а может быть, и в виде напоминания о предстоящем наказании, ибо они легко лишаются не только своего сана и свободы, но, в виде роковой отместки, и жизни, как только возникает малейшее подозрение или жалоба на дурное ведение ими дел. Раньше они должны были оставлять жен и детей в Москве, дабы царь мог оказывать им большее доверие, ныне же вместе с ними отправляются в области, в качестве спутников, послы и дьяки, дабы взаимный страх и деятельное соревнование могущественнее удерживали каждого из них от несправедливых поступков.
Дабы в столь обширном государстве отдельные дела велись более подобающим образом и в большем порядке, мосхи препоручили много присутственных мест, в простонародье называемых приказами или канцеляриями, почти бесчисленному количеству дьяков или писцов для тщательного ведения. Из них следующие четыре почитаются как бы главенствующими между остальными.
За этими приказами следует большое количество таковых же, приблизительно в следующем порядке:
Московия, по счастию, до сей поры не знает того, что у нас вошло в общеизвестную поговорку, именно, что богатство, жизнь и вера, по большей части, находятся в руках лиц, которым бы никогда не следовало их поручать. Действительно, мосхи не вверяют своей жизни лекарям, которых, за исключением дворца, нигде нет во всем государстве. Не позволяют они своим богословам терзать веру упорными, как какая болезнь, и неразумными спорами: собираться и рассуждать как бы то ни было о вере считается преступлением, достойным казни. Не допускают они, наконец, и того, чтобы ходатаи по делам (которых они никак не терпят) обращались бы легкомысленно с законными правами и имуществом граждан в бесконечных тяжбах (что почти во всей Европе служит основанием великого бедствия).
У мосхов, действительно, без всякой лишней траты слов и времени, так как никакие споры законников не допускаются, в час времени разбираются запутаннейшие жалобы и тяжбы, которые в другой стране тянулись бы целое столетие.
Самые места для судебного производства распределены в городах так, что менее важные недоразумения и споры представляются на суд губных и сотских старост, стоящих во главе своих сотен, более важные - воеводам, наиважнейшие - царю. Порядок так называемого судебного действия установлен следующий, без всяких бесполезных длинных, с той и другой стороны, красноречивых обсуждений: истец, в письменной просьбе, излагает начальнику, которому подлежит спорное дело, кратко, кем и на сколько он обижен и, получив выпись, т. е. разрешение, немедленно приводит чрез приставов обвиняемого. Засим каждый из них (уплатив прежде поруку, т. е. верное обеспечение, если дело того требует) отстаивает свое дело без заместителей и перед судьей, на окончательном решении которого они безусловно успокаиваются. Если, по случаю дальности расстояний или по какой-либо другой причине, дело не может быть кончено с первого же собрания, то дается некоторый добавочный срок для защиты, по истечении которого дело прекращается бесповоротным решением.
Если дело не может быть разъяснено свидетелями или иными доказательствами, то оно решается присягою и крестным целованием. Если же не успокоятся на этих способах доказательства, то каждой из тяжущихся сторон предоставляется позвать на кнут, т.е. к доказательству посредством сего ужасного орудия, однако с тем, что она уплачивает противнику, выдержавшему это истязание и ни в чем не сознавшемуся, по справедливости, большое денежное вознаграждение за перенесенную терпеливо боль или же получает столько же ударов кнутом, чем дело тотчас же и кончается.
В древности, если обвиняемый опровергал на суде свидетелей истца, то, по указу царя Ивана Васильевича, дело решалось в открытом поле поединком. За исключением лука разрешалось биться всякого рода оружием, причем с обеих сторон стояли друзья тяжущихся с дубинами, дабы все происходило правильнее. Ныне этот способ решения тяжб очень мало применяется, ибо считается недостаточно справедливым. А для того, чтобы сильнее уменьшить общераспространенные пагубнейшие ссоры, начальствующие лица учредили присяжных надзирателей, которые, как и восприемники при св. крещении, клятвенно обязаны строго сдерживать всех прочих, а также тщательно записывать имена тех, кто чаще тягается и кто в каком преступлении был найден виновным. Дабы легче можно было отличить беспокойных и испорченных людей, они обязывают их дать поруку в том, что они обижать не будут. И если кому-нибудь неожиданно приключится какая-либо неприятность, и виновник ее не будет известен, то предают жестокой пытке того, со стороны которого он когда-то опасался обиды и заявил о том судье.
Не упоминая здесь, из воспоминаний о давно былом, о тех жесточайших казнях, которыми русские внушали отвращение к себе во времена язычества, я не могу достаточно подивиться тому, что, будучи уже озарены светом христианского закона, они все еще некоторое время были столь бесчеловечны. Всякому, пишущему об них, поэтому приходится сознаваться в своем сомнении: бесчеловечность ли эта народа выработала жестоких властителей, или же народ стал столь жестоким и бесчеловечным чрез жестокосердие своих властителей? Действительно, повторяются ведь вновь, одна за другой, и некоторые государственные болезни, благодаря тому, что их нельзя ни выжечь, ни вырезать. Не станет также никто легкомысленно обвинять и властителя в чрезмерной строгости законов, так как законы должны соответствовать духу народа. А московские племена, будучи, действительно, за отсутствием у них мира и за непроцветанием у них наук совершенно неразвитыми, а скорее одичалыми, благодаря постоянным войнам, погрязли посему сыздавна в ужаснейших преступлениях, не только кражах и убийствах, но безбоязненно совершали даже многое такое, чего нельзя и назвать честному человеку, - так бесчестно оно - и вполне, кажется, заслужили страдать от суровых властителей. Зачастую, правда, их властители были более жестоки, чем по справедливости следовало бы, вроде знаменитого всякими гнусными пороками обезображенного Нерона, который считал, что лишать жизни посредством вскрытия жил не столь справедливо, полезно и необходимо, сколь приятно, и убивал даже невинных, ради своего удовольствия.
О тогдашнем времени некто выразился, нисколько не преувеличивая, таким образом: в Москве людей убивают легче, нежели в других странах собак. Но царь Иван Васильевич вовсе не злоупотреблял казнями или, вернее, жестокостью своею, как говорили. Ибо когда он приказал некоему немцу, живущему в Москве, сказать, как отзываются о нем чужеземные властители, и этот (хотя и отговаривался долго, из страха, незнанием), получив, наконец, от царя обещание в безнаказанности, что бы он ни сказал, объявил: “Ты слывешь у всех чужестранцев за тирана”, - то Иван Васильевич отвечал, что они ошибаются, не зная в точности обстоятельств, ибо, говоря о положении других, имеют в виду лишь свое собственное: те, де, повелевают людям, а он - скотам. Но несправедливо было бы, по моему мнению, умолчать о том, что в царствование кротчайшего Алексея ничего подобного уже мосхи не боятся, разве что как-нибудь наитягчайшими преступлениями они навлекут на себя наказание построже, ибо на случай таковых в России существуют еще и поныне сильнейшие наказания и пытки.
Между орудиями пытки, служащими обыкновенно для выведывания истины или для наказания, кроме дыбы, употребляемой также и в других странах, необходимо упомянуть о знаменитом смертоносном орудии - кнуте, т.е. широком ремне, проваренном в молоке, дабы удары им были бы более люты. Палач бьет им по обнаженной спине наказуемого, которого его помощник держит за руки у себя за плечами в висячем положении, причем судья при каждом ударе восклицает: “Скажи”, т. е. “признавайся”. Бьют еще сих несчастных некими плетеными из гибкого дерева жгутами, называемыми батогами (ими наказывают иногда и за незначительные проступки), по способу, несомненно заимствованному от евреев. Растянув преступника на земле и раздев его до рубашки, два заплечных мастера садятся, один в головах, а другой на ноги, и попеременно колотят его по спине своими палками; мало того, некоторых за более тяжкие преступления они бьют этими же дубинками по животу, пока они не испустят духа. Это наказание, вызывая подкожное нагноение, несравненно более жестоко, нежели кто-либо думает. Засим они подвергают других смертоносному копчению, т. е. жгут их на медленном огне, другим крайне мучительно проводят по телу, что крайне больно на ощущение, раскаленным добела железом, иных, наконец, посредством ледяной воды, падающей каплями на бритое темя, приводят в такое исступление, что они, не вынося невообразимой боли, лишаются жизни и рассудка, отрекаясь иногда даже от Бога.
Применяют они различного рода наказания и казни во многих случаях также совершенно иначе, чем у нас. Кнут и дубины, о которых я выше упомянул, общеупотребительны и знакомы даже боярам. Так, несколько лет тому назад покойная царица приказала всенародно наказать одного боярина знаменитым ужасным кнутом за то, что он изнасиловал сенную девушку; не говорю уже, как бы с намерением, о некоторых, недавно тем же награжденных. У них именно существует торжественный обычай называть наказанье, как бы жестоко оно ни было, царской милостью, и, отбыв его, они благодарят за него царя, судью и господина, кланяясь до земли. Впрочем, в настоящее время большая часть преступников, коих ныне насчитывается десять тысяч во всей России, на всю жизнь заключаются в темницы, судилища и башни или же отправляются в Сибирь в изгнание, с большими казенными издержками, где одни из них определяются в военную службу, другим поручается охота на соболей и обрабатывание почвы, и откуда они по большей части, если получат прощение от царя, возвращаются к себе гораздо более богатыми. Ибо при уходе оттуда им разрешается взять с собою столько собольих шкурок, сколько они могут обернуть вокруг тела вместо одежды; в Москве же они продают их с громадным барышом.
Положение должников в Москве в высшей степени плачевно, так как они по старинному суровому закону расплачиваются своим телом за пустоту в кошельке. Одним, отягченным цепями и замурованным в темницах, через каждые два дня напоминают имена тех, которым они не смогли заплатить, посредством докучливой ругательницы-палки, бьющей по голеням, другие, коим дана законная отсрочка, находятся на полной свободе и занимаются своими домашними делами, но являются сами в назначенные сроки к судье и расплачиваются тем же способом, т. е. терпеливо принимают побои. Это мучение продолжается либо до конца жизни должников, либо до окончания определенного судьей срока.
Женщины, обвиненные в убийстве мужей, также лишаются жизни различными способами, но наиболее употребляемый - это зарывание живыми в землю. Мы видели в Москве поистине потрясающую картину: двух таких мужеубийц, закопанных по шею в земле, коим днем священники читали молитвы и утешения, зажегши вокруг этих живых покойниц восковые свечи, на ночь ожидала другая стража. Проведя три дня в своих могилах, эти живые покойницы, благодаря просьбам царицы, накануне смерти, вернулись к жизни и почти совершенно здоровые поступили в монастырь.
Тех, которые возбуждают какие-либо сомнения относительно веры, заключают в небольшие деревянные домики и сжигают живыми и выглядывающими оттуда. К прочим преступникам применяются: виселица, кол, колесование, топоры, а также иные новые способы умерщвления. Ужасный образец необыкновенного рода казни мы видели в Москве примененным к Стеньке, т. е. Степану Разину, взбунтовавшемуся казаку. Этого изменника ввезли в город прикованным цепями к виселице, на возвышении, точно в триумфальной колеснице, так, чтобы все его видели. За колесницей следовали беспорядочной толпой солдаты и пленники, улицы все были заполнены невероятным количеством зрителей, которых отовсюду привлекло из домов, одних - необыкновенное зрелище или негодование, а многих даже и сожаление. В темнице его били кнутом, жгли огнем, капали ледяную воду на голову и подвергали еще многим другим утонченным пыткам. Тело его было уже все изъязвлено, так что удары кнута падали на обнаженные кости, а он все-таки так пренебрегал ими, что не только не кричал, но даже не стонал и упрекал брата, разделявшего с ним страдания и менее выносливого, в малодушии и изнеженности. Когда, наконец, они на четвертый день прибыли оба на место казни, то последний, пообещав указать царю клад, зарытый им где-то вместе с братом, Стенькою, и которого, де, никто не найдет, если он его не укажет, получил взамен смерти пожизненное заключение в темнице. А Стенька, выслушав сперва длинный перечень своих преступлений и смертный приговор, во всеуслышание объявленный судьею, перекрестился, лег на смертную плаху и, последовательно, был лишен правой и левой рук и ног и, наконец, головы.
Вот, точно, как погиб медленною смертью, чтобы он чувствовал, что умирает по заслугам, тот, который незадолго до сего внезапно перебил много тысяч людей. Части трупа были затем выставлены на высоких шестах, а торс валялся на земле. А дабы предупредить волнения, которых царь опасался со стороны уцелевших случайно заговорщиков, площадь, на которой преступник понес свое наказание, была по приказанию царя окружена тройным рядом преданнейших солдат, и только иностранцы допускались в средину огороженного места, а на перекрестках по всему городу стояли отряды войск.
Книга третья
Сословие подданных и нравы
Всем в достаточной степени, и даже более, известно, как много разноименных народностей и сколь обширные пространства пространных областей заключает в себе Московское государство. Нельзя, однако, скрывать и того, что количество обитателей гораздо меньше, в сравнении с этим большим количеством земли, ибо оно, во-первых, также покрыто крайне густыми лесами, рядом непроходимых болот по направлению к востоку, незаселенными равнинами и ледяными пустынями на севере. Мало того: многие места наводят тоску своим необработанным видом и поныне, вследствие постоянных боевых схваток и гибельных набегов татар, а в особенности вследствие многократных грабежей и уводов людей в рабство и чумы, которая во времена Димитриев гибельно свирепствовала. Если духовенство обладает третьею частью поверхности всего государства, то монастыри, в свою очередь, отнимают немалое количество людей от общества. Немало способствовали малочисленности жителей также и до сей поры еще не достаточно правильно установленные внешние сношения и строжайшее изгнание чужестранцев, хотя в настоящее время по всей Московии, говорят, рассеяно, кроме поляков и греков, около восемнадцати тысяч немцев. Весьма значительную часть людей отнимают стражи, повсюду от набегов многочисленных злейших врагов расположенные, а также и те громадные колонии, которые царь с достойной столь великого государя заботливостью посылает в Сибирь и другие, еще более отдаленные места, освободившиеся в последнее время вследствие ухода татар. Это дело и поныне ведется с таким усердием, что не так давно мосхи предложили духовенству на обсуждение вопрос: можно ли, не преступая христианской веры, разрешить колонистам в Сибири сожительство с двумя женами одновременно? Духовенство, однако, взвесив тщательно всякие доводы, сочло это никоим образом не благоразумным. Как бы то ни было, все-таки, кажется, число жителей в Московии достаточно велико, ибо они без всякого затруднения по первому же призыву могут вывести в поле триста тысяч солдат. Одних татар у них находится под властью более двенадцати орд, или племен, значительно различествующих по языку даже между собою. Что столько же и различных наречий существует у столь же многочисленных народностей московских - это недавно неосновательно выдумано неким французом. Правда, Пермь, Устюг, Печора, Обдория, Мордва и Югория (от которых происходит народ и язык венгерский) и другие некоторые области имели некогда каждая свое особое наречие, подобно тому как и ныне мосхам подвластные татары и лапландцы, хотя даже и последние так начали учиться русскому языку, что забывают мало-помалу родной. Так как царь прилагает всяческое старание к установлению одного языка, то и общераспространенная о русских поговорка (един царь, едина одежда, едина вера, одни деньги и один язык) в высшей степени, кажется, справедлива.
Вследствие того что царь пользуется высшей и снисходительной властью над подчиненными, права дворян и народа почти одинаковы. Все зовут себя его рабами и смиренно прикрепощенными к земле. Длинные родословные записи не выставляются ими ни в домах, ни снаружи; им даже не дозволяется иначе, как по особой милости, иметь у себя дома изображение царя. С пользою для себя никто в Московии не выставляет заботливо древность своего происхождения, ибо самый последний в роде легко может достигнуть высших, каких только пожелает, почестей, если проявит особые достоинства, по одному исключительно решению царя, не прибегая к происхождению или покровителям. Впрочем, в частном кругу, а особенно в глубине души, они гордятся длинным рядом знатных предков, если таковой у них есть, усердно справляются о том даже у иностранцев и превозносят их хвалами. Поэтому занятие торговлею или какими-либо иными пристойными ремеслами дворяне почитают ниже своего достоинства. Так как их имущество и земельные владения, как наследственные, так и в новейшее время государем пожалованные и составляющие третью часть государства, оцениваются точно так же, как и прочие, то ежегодные подати и налоги платят все одинаково, все одинаково поставляют для войны, каждый смотря по своему состоянию, солдат, иногда даже и сами бывают обязаны двинуться в поход. Царь предоставил им только право завещания, дабы они не умирали совсем как бесправные, и право суда в так называемых гражданских делах над своими рабами, но, впрочем, до известной степени ограниченное. Право ловить рыбу и охотиться на дичь дано немногим, но преследовать хищных зверей могут одинаково все. В остальном дворяне не пользуются никакими, хотя бы малейшими, преимуществами, кроме разве того, что держат многочисленную прислугу, носят более пышную одежду, нежели прочие граждане, да еще то, что слуга, когда они едут верхом по городу, несет впереди кожаный чапрак, или когда они едут в санях, то кругом них стоят торжественности ради несколько слуг.
Обыкновенно дворяне подразделяются на следующие: князья, называемые также и удельными, т. е. особо стоящими, ведущие свой род по большей части от старинных московских мелких князей, но утратившие прежнее богатство и могущество. Они служат ныне царю совершенно наравне с другими. Бояре - советники, сидящие также выше и ниже: первые участвуют в тайных совещаниях царя, вторые - почти что носят только название этой должности. Сыны боярские, т. е. дети и внуки бояр, занимают частью разные должности при Дворе или же в областях в военное и мирное время, частью же служат за жалованье у царя во время войны. Они-то собственно и носят название дворян, или придворных солдат. Все они в знак своего дворянского достоинства по вошедшей в общее употребление привычке оканчивают последний слог своего проименования не на “ов”, как прочие граждане, а на “вич”. Это проименование есть только “отчество”, хотя некоторые более древние роды имеют, кроме него, еще и другие прозвания. Но в письменных прошениях, назначаемых ими для подачи царю, они ради большей почтительности подписываются собственными уменьшительными именами, признавая себя вполне зависящими от согласия или отказа его одного.
В наше время из знатнейших дворянских родов выдавались следующие: князь Юрий Ромодановский, князь Воротынской, князь Яков Синкелевич Черкасский, Милославский, Проскуров, Кирилла Полуэктович, тесть царя, Артамон Сергеевич, Салтыков, Богдан Матвеевич, Куденетович, Морозов, Собакин, Колосов, Хитров, Хованский, Нащокин, происходивший из нашей Курляндии, из старинного рода фон Сакен, и Долгорукий, главный начальник над войсками. Название это дано было роду следующим, как рассказывают, поистине удивительным образом: царь Иван Васильевич отправился как-то ночью, переодевшись в чужое простое платье, с целью лично, будучи неузнаваемым, выведать мнение приближенных к нему лиц, и нечаянно попал в какой-то гнусный притон воров. Обходясь с ними по дружески, он (сам царь) стал отпускать на счет царя непристойные шутки. Одному из воров эти его остроты не понравились, и он закатил злословящему увесистую пощечину. Иван Васильевич, столь тяжко проученный за свою отвагу, благоразумно поспешил домой и велел тотчас же схватить этих воров. На другой день он их, заключенных в темнице, поодиночке осмотрел и, узнав своего вчерашнего наставника, промолвил: “Долга поистине у тебя рука, что достал вчера вечером до главы царя твоего и дал ему пощечину. Не падай, впрочем, духом! Повелеваю - да будет навсегда имя тебе и твоему потомству - Долгорукие”. После сего он его возвел в дворянское звание, пожаловал богатства и осыпал почестями. Не менее достойный удивления случай положил начало знаменитому роду Дохтуровых, принадлежащему к наиболее выдающимся в Москве. Некий лекарь, из немцев, при Дворе царя, собрал несметные богатства и пожелал вернуться на родину, дабы спокойно наслаждаться ими. Когда царь чрез доносчиков узнал об этом, то пожелал воспрепятствовать его отъезду, упредив его законом, и издал следующий указ: если он хочет уезжать, то пусть оставит в Москве либо все свои богатства, либо одного из сыновей заложником. А так как тот, стремясь к богатству и отдыху, продолжал настаивать на выезде из России, то и предпочел оставить царю сына, который и был воспитан по-московски при царском Дворе, достиг впоследствии высших почестей и стал основателем нового, далеко не бесславного рода.
Об отважных деяниях русских подробно и последовательно рассказывают не только их собственные, но и иноземные летописи, и, действительно, они совершенно справедливо приравнивают своих героев и героинь, принадлежащих, вообще говоря, к невоинственному полу, к наиболее прославившимся у других народов. Это как нельзя более ясно доказали Визиннии, Владимиры, Василии, Иваны и другие, отличавшиеся богатырским сложением тела и отважным духом мужи и те знаменитые покорительницы мужей, мужеподобные амазонки, Ольги и другие женщины давно прошедших времен. Я не буду говорить здесь о давних, равно как и о новейших военных походах русских против отдаленных скифов, литовцев, поляков, турок, шведов, греков, римлян и других народов, в которых они всегда сражались весьма храбро. Поистине, они, нисколько не ставши менее отважными, и по сию пору так усердно поддерживают войною свою прежнюю славу, что, кажется, питаются боевыми стычками и более занимаются суровыми военными делами, нежели златоносными мирными занятиями. Не вполне, действительно, успокоились еще они после последних волнений, и не достаточно еще побежденные дикие татары и казаки, прославившиеся чуть не ежегодными возмущениями, предались мирным занятиям и образу жизни, так что Московское государство может скорее пострадать от мирного положения, нежели от военного. При таких обстоятельствах русские даже в мирное время содержат более 100000 войска. Большая часть его несет службу в пограничных городах в виде охраны, много войска расположено постоянными лагерями на границах. Пятнадцать тысяч из них, называемые опричниками, отправляют караульную службу в Москве, охраняя царя. Почти все они женаты, и дети, рожденные ими, получают от царя ежегодно вспомоществование, дабы воспитанные, таким образом, наставлениями и примером отцов молодые солдаты со временем могли бы заменить стариков.
Главная сила русских заключается в пехоте и, совершенно справедливо, может быть уподоблена турецким янычарам. Солдаты женятся, более, впрочем, по приказанию царя, нежели по собственному желанию, и, будучи посланы в отдаленные и незаселенные области, не только несут там охранную службу, но и основывают там поселения по образцу римских военных поселенцев. Кроме них, почти постоянно пребывают в Москве много отрядов той могущественной конницы, состоящей из дворян, которая по одному знаку царя может выставить более 100000 вооруженных, а равно и большие и средние дворяне, а также и дети, т. е. сыновья, боярские и жильцы, которых можно уподобить турецким тимариотам. К ним присоединяются, засим, и те весьма значительные отряды, которые обыкновенно составляются духовенством и боярами из их рабов. Дворяне, впрочем, особенно более богатые, в случае войны, во избежание военных тягостей под благовидным предлогом ссылаются по большей части на мнимую болезнь, но тщетно: ибо царь поручает все дело придворным лекарям, честность коих никакими никто подарками не может подкупить, пусть-де они решают - пригоден ли такой-то или нет. Третий род войска - двоякосражающиеся, обучены по немецкому образцу конной и пехотной боевой службе, и их ставят на одну доску с лучшими войсками, где бы то ни было. Ибо будучи обучены немцами, они, благодаря лучшему теоретическому военному образованию, а может быть и вследствие долголетнего упражнения, так усовершенствовались, что, кажется, превзошли самих себя. Те же иностранцы поставили и пешее войско у мосхов и артиллерию в настоящие время так, что русские уже сами ежегодно отливают пушки в большом количестве и весьма ловко управляют ими. Видя таковую пользу от иностранцев, царь с благодарностью повелел им никогда не служить в Московии рядовыми, но занимать исключительно почетные места в награду за эти услуги. Раньше иностранцы получали также и громаднейшее жалованье, но несколько лет тому назад оно, по завистливому ревнованию неких купцов, было сильно урезано и сокращено. Царь, правда, извлек из сего обстоятельства себе пользу, но оба ревнивца потерпели убыток. Русские солдаты получают жалованье деньгами также гораздо меньшее, но зато царь обильно снабжает их одеждою, хлебом и иными, нужными для войны припасами. Каждому роду войска назначен свой, совершенно особый приказ, или управление. В случае же крайней необходимости царь, обыкновенно, призывает к оружию десятого, седьмого, иногда даже и третьего человека из всего числа подданных, а также набирает несметное количество солдат из калмыков и татар, питающихся исключительно сырым мясом, из черемисов, у которых оба пола одинаково воинственны, из черкесов, кои никакой опасности не страшатся, и, наконец, из казаков, частью находящихся под его властью, частью же союзных с ним, преимущественно ради их проворства, достойных высшей похвалы.
Вследствие разнообразия в способах сражаться, все эти воины употребляют и разного рода оружие: большинство конницы вооружено кривыми короткими саблями, стрелами, копьями и одето в железные кольчуги. В пехоте стрельцы не дают врагу приблизиться, посредством сабель и самопалов, называемых ими колесчатыми; остальные вступают в бой с легче переносимыми огнестрельными орудиями, какие в большом ходу и у нас. Зимою у них в большом употреблении деревянные лыжи, загнутые кверху спереди и сзади; подвязав их к подошвам ног, они с неимоверною быстротою несутся по глубокому снегу и по льду и нападают на врага, который не в состоянии двигаться. Четыре тысячи человек солдат из Норботнии и северной Московии действовали успешно таким образом в 1610 году, когда были призваны шведским военачальником Яковом Делагарди против поляков. Делая общую оценку московскому воинству, должно считать его пехоту несомненно лучшею, нежели конницу, ибо она более старается о завоевании и защите городов, нежели об удачных стычках в открытом поле. Вполне справедливо выразился царь Иван Васильевич, что для русских на войне нужны шпоры, а для поляков - узда, так как он воочию убедился, что они более обладают способностью к повиновению и перенесению невзгод, нежели страстью к сражениям. Хотя они в начале нападения действуют горячо, как большинство народов скифского происхождения, однако не могут долго устоять в сражении, и если бегство где-либо началось, то их нельзя удержать никакою высшею властью.
Поэтому они, скрывая свои намерения, охотно прибегают к сражениям на расстоянии, притворным отступлениям, разделениям, расстройствам рядов, засадам, хитростям и обманам. Значки или военные знамена они употребляют с разными на них изображениями - орлов, драконов, всадников и креста. На том из них, которое есть собственно царское знамя, находится изображение Иисуса Навина, останавливающего своими молитвами бег солнца, как бы наложив на него руки. Главные начальники войск в знак своей власти привешивают конские хвосты и гривы, окрашенные в красный цвет, к копьям (этот обычай существует в Польше и поныне). Из средств, возбуждающих к бою, главным образом употребляются многочисленные трубачи, которые, дуя по-азиатски в рога и трубы, похожие на пастушеские, издают для изнеженного европейского слуха крайне нестройные звуки, преимущественно в то время, когда солдаты с дикими криками бросаются на неприятеля, дабы устрашить его. Употребляют они также и бубны, деревянные и металлические, обтянутые кожей, очень небольшого размера. Некоторые всадники возят их с собой, привязанными к седлу, как это делают татары. Рассеявшись по лесу, они бьют по деревьям стрелами и тем подают друг другу весть о себе. С собою они не берут никакой тяжелой поклажи и носят за плечами только на один день рассчитанное пропитание - сухари, сушеную рыбу и толокно, т. е. овсяную муку, которую они смешивают с молоком или сырою водою в густую кашу. Благодаря, однако, слишком длинной и неудобной для ходьбы одежде они подвигаются вперед только шагом. Отличившихся царь по большей части награждает золотой медалью с своим изображением и каким-либо нарядным платьем; более знатным предоставляется иногда прибавлять себе прозвище по побежденным неприятелям. Некогда они праздновали победу неслыханным образом и пятнали добытую доблестно славу жестоким кровопролитием, но в настоящее время от этих неистовств не осталось и следа. Состоящие на службе иностранцы носят те же военные чины, которые в употреблении вне Московии, да и русские не много отличаются от них в этом. Полуголова - я опускаю здесь более низшие чины - значит то же, что прохилиарх, т. е. подполковник (как любят выражаться новейшие писатели), а голова - хилиарх. И тот и другой имеет под своим начальством несколько тысяч солдат. Остальных, следующих за этими главными, военачальников зовут воеводами. Главный начальник всего войска имеет ближайшего себе помощника, который называется, так как он заведует выбором места и разбитием лагеря, гулевым, от слова Гуляй - или подвижной - город, т. е. того деревянного укрепления, которым мосхи обыкновенно окружают свое войско, главным образом против нападений татар и их стрел. То же самое, нечто вроде переносных стен, было, говорят, некогда в употреблении у персов. Особому, далее, начальнику, опытному в военном деле, поручаются пушки и все нужные к ним принадлежности, а четыре вождя, имеющие каждый при себе двух помощников, предводительствуют каждый над одной четвертой частью войска. Первая часть носит название правого крыла, вторая - левого, третья - разведочного и запасного, четвертая - сторожевого; последнее охраняет остальные, выставляя со всех сторон многочисленных караульных. Военную дисциплину, главное условие для успешного ведения войны, русские поддерживают столь строгими законами, что во время похода им никогда не приходится прибегать к наказаниям, кроме разве что это случится по достижении ими неприятельской страны, или же наказывать слегка за небольшие проступки. Дорогие всякого рода принадлежности, оружие, палатки, могущие возбудить у неприятеля желание завладеть ими и придать ему храбрости, русские держат как можно далее от лагеря, хотя если присутствует случайно царь, то они являются в пышном уборе. Мы с великим изумлением видели превосходный образец этой военной пышности в 1670 году на окружающих Москву полях, когда Алексей Михайлович, во время бунта Стеньки Разина, в течении восьми дней производил смотр 60000 дворян. Поистине, едва ли кто, не видавший сего собственными глазами, может себе верно представить вид воинов, блиставших, одинаково, богатою одеждою и оружием. В двух милях от города, близ рощи, предназначенной для охоты, среди обширного поля возвышался дом, весь обтянутый внутри пурпурными и златотканными настенными коврами, а снаружи - красным сукном. С трех сторон устланные также драгоценнейшими коврами крыльца в 12 ступеней вели ко входу в него, а все это сооружение было ограждено на большом расстоянии кругом, для сдерживания толпы, деревянными перилами, обернутыми красною тканью, а около них, также кругом, стояли в большом количестве пушки; в виде как бы подкрепления была протянута еще цепь солдат. Недалеко от сего бросалась в глаза некая круглая, искусно из дерева выстроенная, с окнами во все стороны и обитая разноцветным шелком башня, в которой весело играли трубачи и литаврщики. Против царского престола было выстроено до пяти тысяч пехоты с развевающимися знаменами; между ею и выше описанным домом проходили знатные военачальники с своими конными отрядами, приветствуя царя низким наклонением головы и, спешиваясь, представляли ему без замедления донесения о своем отряде, каждый особо. Богатое убранство солдат, бывших на этом смотру, хотя и уступало в изяществе убранству, употребляемому в Европе, но зато превосходило его дороговизною тканей и азиатскою роскошью. Все зрители с изумлением останавливали взоры на всадниках, из которых исключительно состояло все это войско, не только из-за их блестящего разнообразного оружия, но и вследствие красивого вида их одежд. За каждым из них вели разукрашенных коней, без седоков, а в поводу, в сопровождении многочисленной свиты рабов. У коней не только грива, шея, голова, ноги и копыта блистали серебром, золотом и драгоценными камнями, но и уздечки, попоны, нахвостники и чапраки были до того отягчены драгоценностями, что лошади насилу могли двигаться. Но впрочем, дабы не сказали обо мне, что я слишком отдалился от своего предмета, я предоставляю каждому самому великолепную эту картину, согласно с тем, что я выше сообщил.
Опыт целых веков показывает, как страшны бывали часто властителям, вследствие частых гибельных мятежей, большие города, уздою закона еще не сдерживаемые, но так как они чересчур надеялись на себя, то большею частью их могущество и богатство быстро подрывались. Точно так же и у московитов: Новгород, Тверь, Псков и многие другие города, некогда пользовавшиеся громадными вольностями и обладавшие большими военными силами, ныне находятся в таком рабском подчинении у царя, что не смеют даже и помыслить о прежнем благополучии. Итак - в настоящее время горожане в Московии мало чем отличаются по своему положению от деревенских жителей, так как они стали рабски подчиняться знатным людям и находятся в презрении у собственных рабов. Они совершенно лишены права выбирать правителей из своей среды и собираться на народные собрания и обязаны постоянно повиноваться царским чиновникам. Мало того, все города (как мы говорили при описании Москвы) имеют свое особое судилище, называемое земским приказом, в котором, впрочем, разбираются председательствующим в нем воеводою лишь более незначительные и обыденные тяжбы, которые не могут решаться судьями низшего разряда, т. е. судьями-гостями, или квесторами, старостами-сотниками, т. е. центурионами, и десятниками, т. е. декурионами.
Не имеют горожане также права приобретать имения для передачи их по духовному завещанию своим наследникам, - мало того, им гораздо легче лишиться всего, что они имеют, в пользу чужих.
Количество же их (горожан) во всей Московии поистине велико донельзя, ибо города благодаря обилию лесов выстроены во всех удобных для сего местах, большею частью обширны и густо населены. Наиболее выдающимися из них почитаются: Москва, знаменитое местопребывание царей, Новгород, некогда член ганзейского союза, Псков, граничащий с Литвою, знаменитая, во имя св. Михаила Архангела, гавань на Белом море, а также и Казань, Астрахань, Тобольск в Сибири, Белозерск, Нижний Новгород, Белгород, Киев, Смоленск, Могилев, Тверь, Вологда, Великие Луки, Холмогоры, Великая Пермь, Владимир, Ярославль, Рязань, Калуга, Тула, Холопий город, Переяславль, Галич, Ростов и многие другие. Из них некоторые, хотя и сильно обремененные ярмом тяжкого рабства, подняли несколько лет тому назад оружие против царских чиновников, так как подати и налоги были сверх меры увеличены. В Пскове в 1649 году вспыхнул упорный мятеж, потому что было приказано царем уплатить Швеции большое количество денег и пшеницы, и порядок был восстановлен лишь тогда, когда город осадили и силою принудили исполнить царское повеление. В самой Москве в 1646 году, в самом начале царствования нынешнего царя, происходили дерзкие волнения, когда по причине чрезмерных своеволия и жадности некоторых бояр весь город пришел в такое негодование, что горожане, схватив под уздцы коня, на котором случайно проезжал царь, стали скорее требовать, нежели просить, выдачи головою народу бояр. Царь, находившийся тогда еще в незрелом возрасте, устрашенный необычайным сим делом, пообещал народу, что будет произведено строгое следствие над каждым боярином отдельно и, укрывшись во дворце, велел выдать мятежникам судью Плещеева, на которого народ был более всего зол, дабы хоть сколько-нибудь успокоить раздражение в народе, готовом, пожалуй, на что-либо худшее. Не дождавшись палача, толпа в отмщение в одно мгновение ока растерзала сего на части, Морозову же, второму обвиняемому, она охотно простила его злодеяния, так как царь на другой день обратился к народу с речью, в которой просил за него, как за своего наставника.
Международные сношения, благодаря которым, обыкновенно, в значительной степени становятся более мягкими грубые и дикие наклонности, стали в последнее время вновь оживляться а Москве. Ибо до того, как португальцы, с целью помешать усилению Турции, открыли большим окольным морским путем нынешнюю дорогу в восточную Индию, товары китайские, индийские и персидские большей частью шли через Астрахань и Тану, города на Черном море, и отсюда уже распространялись по всей Европе. Гораздо же раньше сего наши мосхи вели в Колхиде и по всей Греции широко распространенную торговлю высоко ценимыми собольими мехами, не говоря уже о знаменитой торговле Новгорода и Киева. Впрочем, в древнейшие времена торговые дела шли далеко не вполне правильно, благодаря постоянным войнам, пока приблизительно со средины XVI века английская торговая предприимчивость, при короле Эдуарде VI, благодаря тому, что жители балтийского прибережья, воюя между собою, преградили обычные торговые пути, не перенеслась благополучно впервые на московские берега Белого моря и получила от царя Ивана Васильевича право торговать в Московии, платя небольшую пошлину. Царь Алексей Михайлович, узнав, что англичане убили своего короля, лишил было их сего права, но потом возвратил им его, хотя с некоторым ограничением.
В настоящее время эта гавань ежегодно посещается также кораблями из Голландии и Гамбурга и других более просвещенных народов Европы с большею выгодою для себя, ибо мосхи, татары, финны, лапландцы и самоеды стекаются туда большею частью исключительно сухим путем. Вышеназванные же заморские пришельцы бывают вынуждены в короткий промежуток времени скорее спешно, нежели основательно, покончить свои дела и поторопиться, как можно скорее, возвращением к себе, дабы они могли совершить свой длинный путь при благоприятной еще погоде и избежать неприятной задержки суровой зимою. Кроме того, Москва, Новгород, Псков, Смоленск, Киев, Астрахань и многие другие города ведут круглый год весьма прибыльную сухопутную и морскую торговлю со шведами, поляками, турками, армянами, персами и татарами. А так как они производят торговлю почти исключительно лишь обменом товаров, а не уплатою денег, то обыкновенно бывает так, что привезенные из Италии, Франции, Германии, Турции, Персии, Татарии и других стран товары продаются в Москве за ту же цену, что они стоят у себя на месте, а часто и за меньшую.
Нет сомнения, что многие области Московии могли бы с великою выгодою пользоваться этими многочисленными торговыми сношениями, если бы можно было в точности расследовать тот северный путь в Китай вокруг Новой Земли, которым тщетно до сей поры пытались проплыть англичане, батавы и датчане. Совершить это дело может всего легче сам царь, у которого оно, так сказать, всецело в руках: ибо ему известна и подчинена вся та северная полоса, простирающаяся далеко по ту сторону реки Оби до самого Татарского моря (которого еще никогда не бороздили европейские корабли). Весьма легко было бы, посему, исследовать положение тех мест, как на суше, так и на море, начиная с реки Оби и Вайгачского пролива, и свойства самой почвы, лишь бы Бог внушил царю мысль приступить к сему, или кто-либо из европейских государей, одушевленный теми же, как и он, намерениями, прислал в Москву план образа действий и людей, хорошо знающих это дело. Таким образом была бы, так сказать, распахнута новая дверь не только для того, чтобы могли сойтись купцы с той и другой стороны, но и к лучшему изучению учеными этой, далеко не заслуживающей презрения, части мира, а также и к распространению среди многочисленных невежественных народов священнослужителями Христа, Бога нашего, Евангельского вечного света. Если бы это не увенчалось успехом, то желательно было бы, чтобы, по крайней мере, плавание по Каспийскому морю было, наконец, сделано удобным для торговых сношений с Персией и Индией, или же чтобы царь согласился на то, чтобы дорога сушею в Китай и Персию, через Московию, гораздо более короткая, нежели указанная знаменитым иезуитом Афанасием Кирхером в его книге о Китае, была бы открыта и для европейцев. Хотя в 1632 году голштинский герцог пытался установить этим путем торговые сношения с Персией, однако все попытки оказались неудачными, вследствие страха пред азиатскими разбойниками или, вернее, по неблагоразумию послов. Таковое же предложение сделал, во времена папы Льва X, Николай Белл, но оно также не состоялось. В настоящее время, однако, кажется, все эти прежние препятствия большею частью устранены. Впрочем, царь чуть ли не один ведет все наиболее важные торговые дела в государстве или иногда входит в товарищество с своими подданными или с чужестранцами ради обоюдной выгоды. Мало того, если мосхи заключат как-нибудь с чужестранцами какой-либо договор, то царь, как бы постоянный опекун их, по желанию может все нарушить и все утвердить. Не имеют подданные также права продать что-либо, раньше чем будут разобраны царские товары, разве что он кому-нибудь дарует преимущественное особое право свободной продажи. Благодаря этому они не могут спокойно заниматься беспрепятственной наживой, а те, к которым счастье было более благосклонно, те принуждены наслаждаться своим богатством лишь в тайниках, среди сундуков, ибо в Московии подданным можно безопасно хвастаться всем иным, кроме богатства. Что касается торговли драгоценнейшими собольими мехами, то сами русские обязаны покупать их не иначе как у царя из Сибирского приказа по цене, какую будет ему угодно назначить. Иностранцам, впрочем, предоставлены кой-какие незначительные преимущества: они покупают товар у продавцов из первых рук, как кредиторы, они предпочитаются русским, из которых приходится долги выколачивать, и пользуются разными льготами от царя при уплачивании пошлин и таможенных сборов. Могут, однако, и русские купцы выезжать за пределы отечества, но непременно с разрешения царя и с обязательством вернуться обратно. Они имеют даже вне своего отечества несколько складочных мест, пользующихся необычайною свободою, как, например, в Гольме, в Швеции, в Вильне, в Литве, в Ревеле и Риге в Ливонии и других соседних городах, куда они свозят товары и продают их без всякого стеснения. Для вывоза в разные места морским путем своих товаров они обыкновенно нанимают за большую цену иностранные суда, так как у них судов, сделанных у себя дома, немного, да и те непрочны. Для поездок по суше, которые они зимою совершают как нельзя более кратким путем и быстро, служат главным образом резвые наемные лошади, расставленные по всему пути, по всем большим дорогам. Ими-то и пользуются для совершения чрезвычайно быстрых поездок не только одни купцы, взнося за это небольшую плату, но и гонцы, развозящие царские указы. Благодаря этой быстрой езде гонцы с самых отдаленных границ государства в короткое время поспевают в столицу, что весьма удобно для царя. Стоянки этих Пегасов, называемые ямами, находятся на расстоянии семи или десяти германских миль друг от друга. Крестьяне или ямщики, несущие этот род службы, освобождены навсегда от всяких других повинностей. Подъезжая к которой-нибудь из этих стоянок, они издают при помощи зубов пронзительный свист, услыхав который ямщики ближайшей деревни тотчас приводят свежих лошадей, дабы проезжие могли, не теряя времени, продолжать путь, если пожелают.
Что же касается до нравов московских купцов, то они весьма способны к торговым делам и крайне искусны во всякого рода хитростях и обманах, особенно там, где дело идет о их собственной выгоде, но об этом нам удобнее будет говорить в другом месте.
Монета, которая в настоящее время обращается в торговле, довольна чиста и тяжеловесна. В прежние времена, когда у русских еще не было чеканной монеты, они употребляли вместо нее мордочки и ушки белок. Потом они стали делать продолговатые серебряные слитки безо всяких клейм на них, а затем, наконец, вошла в употребление и нынешняя. Так как первоначально вся торговля велась исключительно меновая либо на вес серебра, то во времена Венцеслава, короля венгерского, чешского и польского, который впервые ввел в этих государствах кожаную монету, московиты стали употреблять такую же монету с 1290 года, при великом князе московском Льве Данииловиче, а с течением времени, разбогатевши, заменили ее серебряной и золотой. Наблюдая постоянно строжайше за ее доброкачественностью, они всегда чеканили ее из совершенно чистого серебра. Медные же деньги, прежде по необходимости бывшие в употреблении, теперь уже изъяты из обращения по приказанию царя. Некогда какие-то купцы якобы для того, чтобы помочь государственной нужде, но имевшие в виду удовлетворение собственного корыстолюбия, обманули соседей шведов, в высшей степени недобросовестно, низкопробною монетою, но этот нечестный поступок обошелся им крайне дорого, ибо шведы, заметив обман, частью потопили сих мошенников в расплавленном металле, частью же повесили. Серебряная монета (ибо золото чеканится здесь крайне редко) имеет форму гладкого овала шириною не более чем в ноготь, на одной стороне которого оттиснуто изображение царя, а на другой - всадник с копьем. Впрочем, если исключить монеты памятные, или торжественные, как их называют, то все они сводятся к двум образцам, именно: к копейкам, пятьдесят штук которых, обыкновенно, составляют один немецкий талер, и денежкам, составляющим половину копейки. Прежде были еще в большом ходу полушки, стоившие полденежки, но теперь их более не видно. Сто копеек составляют рубль, равняющийся венгерскому червонцу, пятьдесят копеек - полтину, двадцать пять копеек - полуполтину, двадцать - гривну, десять - полгривны, три - алтын, две - грош. Эти монеты, так как они очень невелики, простой народ носит во рту, так что зачастую они, имея во рту сотню копеек, разговаривают, однако, совершенно свободно. В настоящее время монету чеканят почти исключительно в Москве, хотя раньше встречались монеты, чеканные в Твери, Новгороде и Пскове. Таким образом, отсюда как бы растекаются по всем направлениям по всему Московскому государству деньги, за исключением лишь некоторых сибирских народов и лопарей, которые блаженно относятся к таким золотым и серебряным деньгам как бы философски, с насмешкою, презирая их.
Число искусных мастеров, некогда весьма небольшое в Московии, в наше время сильно увеличилось, и самые мастерства в высокой степени усовершенствовались. Этого русские достигли благодаря становящемуся с каждым днем все более свободным обращению с иностранцами, а также и природной понятливости и способности их ума. И действительно, они не только радушно принимают иностранных мастеров, европейских и азиатских, являющихся к ним по собственному желанию, но и приглашают их к себе, предлагая чрез послов и письменно большое вознаграждение, причем так успешно подражают им, что нередко превосходят их новыми изобретениями. В кузнечном мастерстве, в искусстве приготовлять порох и тканье сукна они уже стали весьма опытны.
В более сложных же и требующих знания и опытности делах, как то добывание металлов и приготовление их на дело, они более полагаются на знание и опытность французов и немцев, чем на свои собственные. Последние добывают в округе города Тулы, расположенного близ источников р. Волги, и в иных местах железо, а близ Новгорода - медь с большою выгодою для государства. Не так давно царь послал некоторых из них за Казань, по направлению к Сибири, откуда незадолго перед этим были доставлены в Москву прекрасные образцы скрытых там сокровищ, для обстоятельного исследования недр тех гор, что отстоят недалеко от Рифейских и заключают в себе серебряную и золотую руду. Я полагаю, что, без сомнения, из глубины холодной московской земли можно вырыть обильнейшие богатства, если только для этого будут призваны несколько опытных иностранцев и сами русские отнесутся к этому делу с большим рвением.
Что касается прочих ремесел, то мосхи обладают особенно им свойственным наследственным уменьем строить чрезвычайно изящные деревянные дома, вытачивать из дерева разного рода утварь, искусно ткать полотно, идущее на исподнее платье, и некоторыми другими, требующими усидчивости. Не буду здесь говорить о мастерствах, требующих постоянного сидения, но живопись у них совершенно своеобразна, обращена на священные предметы, ибо кроме некоторых цветочков и животных, они пишут исключительно одних давно умерших святых, по греческим образцам. Мало того, считается поступком не только неблагочестивым, но заслуживающим наказания, если торговец изображениями блаженных небожителей выставит на продажу рядом с ними картины светского содержания. В случае желания иметь изображения светских лиц они поручают иностранным художникам написать таковые (зато этим последним строго запрещено писать изображения святых), хотя мосхи, не знаю почему, кроме изображений святых, не любят изображений человеческих лиц и иных картин. Цирюльники (дабы не подумали, что я умолчал о них из презрения, ибо я много раз видел их в Москве не без ощущения тошноты) сидят на рынке, где торгуют старыми вещами и потому называемом Вшивым, в низеньких лавочках, крытых древесною корою, и обрезывают простому народу волоса на голове теми же ножами, которыми разрезают хлеб и прочую пищу. Бороды мосхи, считая ее украшением, не бреют, а напротив, как бы она ни была длинна, постоянно желают, чтобы она была еще длиннее.
Деревенские жители в Московии называются крестьянами или черным, или лесным, людом, ведут хотя и самый простой образ жизни, но далеко не самый счастливый, ибо, являя собою наружно, в пище, одежде и ежедневных трудах как бы образец простоты золотого века, они до настоящего времени при этом находятся в глубочайшем невежестве относительно Божественного Откровения, и нравы их до того грубы, что нет возможности вполне достойно оплакать их. Они проводят жизнь совершенно по-детски, чтобы не сказать чего худшего, безо всяких необходимых сведений о Законе Божьем, не умея молиться и только раз в году принимая Св. Тайны. Когда мы ехали в Московию, то мы вдосталь насмотрелись на возбуждающее сожаление невежество их. Ибо когда мы спросили у нескольких попавших нам по пути земледельцев, между другими некоторыми вопросами касательно вероисповедания, знают ли они также что-либо об Иуде-предателе, то все они стали переглядываться между собою, и один, более остальных смышленый, отвечал, что говорят, дескать, у нас, что он изменил Иисусу Христу и предал его врагам, но что он не вполне твердо уверен, что это было действительно совершенно так. Да не удивится никто таковому их незнанию Священной Истории, ибо все их христианские упражнения и молитвы заключаются в возможно частом осенении себя крестным знамением и повторении слов “Господи, помилуй”, т. е. “Боже, сжалься надо мною”. Будучи обречены на тяжкую работу и прикрепощены к земле, эти люди безнаказанно оскверняют праздничные дни, благодаря снисхождению законов, работою на самих себя, дабы не пропасть, так как в течение всей недели они обязаны в поте лица трудиться на своих господ. Тяжелыми податями они доведены до такой бедности, что ничего не имеют кроме кое-какой изорванной одежды и коровы с подойником. Мужчины по большей части работают летом в поле на быках, хотя местами, вследствие мягкой почвы, они пашут плугами в одну лишь лошадь, но во время жатвы и сенокоса женщины трудятся в полях гораздо более, нежели мужчины. Зимою же обыкновенно они занимаются рубкою леса, плетением обуви из липовой коры и рыбною ловлею, а иногда бывают вынуждены, за неимением каких бы то ни было средств, таскаться толпами по городам и просить милостыни. Вследствие дороговизны хлеба, чрезмерного постоянного холода и голода это, конечно, случается чуть не из года в год. А иногда они прокармливаются и дома крайне скудною пищею. В Перми, Самоедии и других, с ними соседних областях они и по сию пору ни разу не пробовали даже хлеба, а питаются рыбою, сушеною на солнце, и не лишенным вкуса корнем багуна или же сырым мясом диких зверей и кобыльим молоком. Во всей остальной Московии голод утоляют хлебом пшеничным, ржаным, бобами с чесноком, а жажду - водою, в которой заквашена мука, или свежезачерпнутой из колодца или из реки. При таком-то скудном питании они жадно, как никто другой, пьют водку, считая ее нектаром, средством для согревания и лекарством от всех болезней. Когда они захотят устроить роскошный пир, то варят похлебку из воды и нескольких изрезанных листов капусты; в случае, если это блюдо им не приходится по вкусу, то они наливают в него много кислого молока. Они доят коров, с которыми живут вместе в одной избушке только ради этого, не умея совершенно приготовлять сыр, хотя бы в малом количестве. Коровье масло (которое они приготовляют также жидким, так что оно никогда не твердеет) они отдают в пользу своих господ. Для одежд они употребляют грубые шерстяные ткани, а зимою овечьи шкуры. Летом они носят легкие рубахи, холщовые или шерстяные, большею частью белого цвета. Вместо обуви они обертывают ноги снятою с деревьев корою или невыделанною бычьею кожею, разрезанной на ремни, а голени обматывают обрывками грубой шерстяной ткани. Приспособлений для спанья у них нет никаких, так что даже кровати у них отсутствуют, а печи и скамьи служат вместо кроватей, а обыденная одежда - вместо тюфяков и одеял. Женщины носят на голове не шапочки с завязками для ушей, как городские и знатные, но повязки с полукружием из шерсти, девушки носят род венка из древесной коры - прочие же части одежды у них те же, как и у остальных женщин.
Празднуя свадьбу, они ради веселья пронзительно играют на волынках, напиваются до потери сознания и пляшут в хороводах с уродливыми, даже крайне непристойными телодвижениями. Домашняя утварь у них вся деревянная, да и та очень немногочисленна, железного же у них почти что ничего нет. Живут они не разбросанно, а разделенные на огромные деревни, под начальством старост, т. е. старших своих, которые играют у них и роль судей. Если они случайно увидят чужестранцев, то они скорее боятся их, нежели ненавидят; их удел от рождения - бичевание и рабство.
Кроме земледельцев, в Московии есть также и рабы - редкое и несправедливое явление между христианами, - из которых некоторые несут рабское иго до самой смерти, а некоторые - в течение известного срока. Дело в том, что многие добровольно продают самих себя в рабство, многие делаются таковыми или из-за долгов, или по какой-либо другой причине. Мало того, отцы имеют право, полное и законное, продавать своих сыновей четыре раза на известный срок, а мужья - жен (это называется кабалою), причем сыновья освобождаются из-под родительской власти и становятся сами полноправными лишь после четвертой продажи. Но вышеупомянутые и многие иные, будучи отпущены на волю по заявлению их владельца или другим каким-либо способом, снова отдают себя во власть новых господ, так что, переходя постоянно из одной рабской зависимости в другую, не становятся свободными никогда. Таким образом у знатных и несколько зажиточных людей кормятся по домам целые полчища рабов обоего пола, у коих нарождаются дети, имевшие быть также под властью хозяина; они служат посыльными, управляющими, надсмотрщиками за работами всякого рода. Они же поочередно караулят, в то время когда господа их крепко спят, извещают ударами дубины, который час ночи, и высматривают с домовых вышек, нет ли где пожара. Кормят же их обыкновенно пищею до того гнусною, что в издевательство о них говорят, что они питаются похлебкою из яичных скорлуп. Если же они, в свою очередь, позволят себе что-либо дурное, то их господа, с разрешения закона, могут назначить им какой угодно род наказания, за исключением только смертной казни.
Поделиться книгой: