Герман Вук еще жив

Стивен Кинг

ГЕРМАН ВУК ЕЩЕ ЖИВ

9 человек погибли в ужасной аварии на трассе I-95

Объявлен траур

Автор: Рэй Дуган

ФЭРФИЛД, штат Мэн. Менее чем через шесть часов после автомобильной аварии, унесшей жизни двух взрослых и семерых детей младше 10 лет, началась траурная процессия. Букеты из полевых цветов в жестяных банках и кофейных чашках звенят на выжженной земле; в прилегающей зоне отдыха на 109-й миле трассы установлен ряд из девяти крестов. На месте, где были обнаружены тела двух самых младших детей, появилась анонимная надпись, сделанная аэрозольной краской на куске листа. Она гласит: «АНГЕЛЫ СОБИРАЮТСЯ ЗДЕСЬ».

«Портленд Пресс Геральд», 19 сентября 2009 г.

I

Бренда выигрывает в лотерею «ПИК 4» $2700 и сопротивляется первичному порыву

Вместо того чтобы отпраздновать случившееся с бутылкой «Оранж-Драйвер», она пополняет счет кредитки «Мастеркард», и тот стал казаться практически бесконечным. Потом звонит в «Герц» и кое о чем расспрашивает. Затем набирает свою подругу Жасмин, живущую в Норт-Бервике, и рассказывает о «ПИК 4». Жасмин кричит:

— Подруга, да ты богата!

Если бы. Бренда говорит, что погасила кредитку и теперь могла бы взять напрокат «Шевроле Экспресс». Это такой фургон, вмещающий до девяти человек, как сказали в «Герц».

— Мы можем захватить детей и двинуть в Марс Хилл. Навестить твоих родителей и моих тоже. Показать им внуков. Выжать из них еще немного теста. Что скажешь?

Жасмин сомневается. В расхваленной лачуге, которую ее родные называют домом, нет лишней комнаты. Да она не захотела бы там оставаться даже, если бы комната и была. Она ненавидит их обоих. Бренда знает, что на то есть особые причины. Ее собственный отец изнасиловал Жасмин, когда ей было пятнадцать. Мать знала, что произошло, и ничего не сделала. Когда Жасмин пришла к ней в слезах, ее мать сказала:

— Тебе не о чем волноваться, он больше ни на что не способен.

Жас вышла замуж за Митча Робишо, чтобы съехать от них, и сейчас, после трех мужчин, четырех детей и спустя восемь лет, у нее все в порядке. Она вполне себя обеспечивает, работая на катке шестнадцать часов в неделю, выдавая коньки и обменивая мелочь для видеоавтоматов, принимающих только специальные жетоны. Ей позволяют брать с собой двоих самых младших детей. Делайт спит в офисе, а трехлетний Труз, подтягивая подгузники, гуляет среди автоматов. От него немного хлопот, хотя в прошлом году у него нашли вши, и двум подругам пришлось остричь его наголо. Как же он тогда ревел!

— Осталось шесть сотен после того, как я погасила остаток кредита, — сообщает Бренда. — Ну, четыреста, если учесть квартплату, но я не учитываю, потому что могу оплатить ее с «Мастеркард». Можем остановиться в гостинице «Ред-Руф» и смотреть «Хоум-Бокс». Заберем вычет в городе, а дети могут поплавать в бассейне. Что скажешь?

Позади нее раздается вопль. Бренда поднимает голос:

— Фредди, хватит дразнить сестру. Верни ей обратно!

Потом их ссоры будят малыша. Господи Боже! А может, Фридом сам пачкает свои подгузники и просыпается. Фридом всегда пачкает подгузники. Бренде казалось, что Фридом всегда гадит на всю ее работу. Как и ее отец.

— Я думаю… — говорит Жасмин, растягивая «думаю» на четыре слога. А то и на пять.

— Давай, подруга! Это же будет настоящее путешествие! Программа у нас такая. Добираемся до Джетпорта на автобусе, там берем фургон на прокат. Триста миль мы проедем часа за четыре. Дочь говорит, они могут посмотреть DVD. «Русалочка» и все такое.

— Может, я смогу получить от матери часть компенсации, пока не поздно, — задумчиво говорит Жасмин. Ее брат Томми погиб год назад в Афганистане. Подорвался на СВУ. Ее мать и отец после этого получили восемьдесят тысяч. Мама пообещала ей денег, правда, пока старик не слышал их телефонного разговора. Конечно, сейчас уже может быть поздно. Наверняка так и есть. Она в курсе, что мистер Романтик купил гоночную Ямаху. Хотя Жасмин и представления не имеет, как в его возрасте могла пригодиться подобная вещь. Ей также известно, что компенсация — это просто мираж. Это то, что хорошо известно им обеим. Всякий раз, когда видишь какую-то яркую вещь, кто-то включает дождевую машину. Яркие вещи никогда не бывают цветостойкими.

— Да ладно тебе, — говорит Бренда. Она поглощена идеей нагрузить фургон детворой вместе со своей лучшей (и единственной) подругой из средней школы, теперь живущей в соседнем городке. У них обеих все в порядке, между ними семеро детей, позади них слишком много паршивых мужчин, но им все еще удается иногда себя развлекать.

Она слышит глухой стук. Фредди кричит. Глори бьет его игрушкой в глаз.

— Глори, сейчас же перестань, или я опять поломаю! — орет Бренда.

— Он не отдает мою Суперкрошку! — вопит Глори и реветпервой. Тут же они начинают рыдать хором — Фредди, Глори и Фридом. На миг серость закрадывается в ее поле зрения. В последнее время ей приходилось видеть много серого. Вот они в трехкомнатной квартире на третьем этаже. Нет фотографий парней; со своим последним, Тимом, она рассталась полгода назад. Они живут в основном на лапше и пепси, и том дешевом мороженом, которое продают в «Уолмарт», без кондиционера, без кабельного. Она работала в «Квик-Флэш», но компания разорилась, директор нанял Тако Пако на ее место, потому что он мог работать двенадцать или четырнадцать часов в сутки. Тако Пако носит бандану и противные мелкие усики над верхней губой, и он никогда не был беременным. Его работа делать девушек беременными. Они теряют голову от этих мелких усиков, потом разбухают, тест на беременность дает положительный результат — и вот уже приходит еще одна, такая же, как и предыдущая.

Бренда имеет личный опыт. Она говорит людям, что знает, кто отец Фредди, но это не так. Она помнит несколько пьяных ночей, когда все они выглядели мило. И в самом деле, как она могла найти работу? У нее родились эти дети. Ей что, оставить Фредди с Глори и брать с собой Фридома на чертовы собеседования о приеме на работу. Конечно, это должно сработать. И что ей светит, кроме места продавщицы в «Микки Ди» или «Бугер-Кинг»? В Портленде есть пара стрип-клубов, но с ее комплекцией такой работы не получить, а за остальное столько не платят.

Она напоминает себе о выигрыше в лотерею. Она напоминает себе, что они могли бы ночевать сегодня в двухкомнатном номере с кондиционерами в «Ред-Руф», а то и в трехкомнатном. А почему бы и нет? Всякое бывает!

— Бренни? — в голосе ее подруги слышится больше сомнения, чем обычно. — Ты еще здесь?

— Ага, — отзывается она. — Давай, подруга, говорю тебе. Телка из «Герц» говорит, что фургон красный, — и, понизив голос, прибавляет: — Твой счастливый цвет.

— Ты погасила кредитку через интернет? Как это ты так? — Жасмин знает, что случилось с ноутбуком Бренды. В прошлом месяце Фредди и Глори затеяли драку и уронили ноутбук с кровати. Он упал на пол и сломался.

— Я использовала ноутбук в библиотеке, — она проговаривает это, как в детстве в Марс Хилл: в бибитеке. — Пришлось подождать, но оно того стоило. Так что скажешь?

— Может, возьмем бутылочку «Алленс», — спрашивает ее подруга. Жасмин любит кофе-бренди «Алленс», когда может себе его позволить. По правде говоря, Жасмин любит все, когда может себе это позволить.

— Не вопрос! — говорит Бренда. — И мне бутылочку «Драйвера». Но за рулем я пить не буду, Жас. Ты можешь, но я не буду. Мне дороги мои права. Это почти все, что у меня осталось.

— Думаешь, и вправду удастся получить какие-то деньги от родителей?

Бренда загадывает себе, что если они хоть раз увидят детей спокойными, пусть даже с учетом того, что их можно подкупить или запугать, то она сможет получить деньги. Подруге она отвечает:

— Ни слова о лотерее.

— Ни в коем случае, — говорит Жасмин. — Я хоть и родилась ночью, но не вчера.

Они хохочут. Старо, но забавно.

— Так что ты думаешь?

— Мне надо забрать из школы Эдди и Розелин…

— Великое дело! — говорит Бренда. — Так что ты думаешь, подруга?

После долгой паузы Жасмин говорит:

— В путь!

— В путь! — кричит ей в ответ Бренда.

Позже они распевают песни, пока трое детей шумят в квартире Бренды в Санфорде, и еще один, а возможно, двое, шумит у Жасмин в Норт-Берике. Это полные женщины, на которых никто не смотрит на улицах, которых мужчины не хотят цеплять в барах, если только не поздний час, высокий градус и никого поприличнее рядом нет. Бренда и Жасмин обе знают, о чем думают мужчины, когда они пьяны: толстые ляжки лучше, чем ничего. Они вместе ходили в среднюю школу в Марс Хилл, теперь живут на юге штата и по возможности помогают друг другу. Полные женщины, на которых никто не смотрит, с оравой детей между ними, поют: «Путешествие, путешествие», как пара глупеньких чирлидерш. Сентябрьским утром в полдевятого, практически жара. Так и все и происходит. Так было всегда.

II

Два старых поэта, занимавшиеся однажды любовью в Париже, устраивают пикник возле туалетов

Филу Хенрейду уже семьдесят восемь, а Паулине Энслин семьдесят пять. Оба худощавы, оба носят очки. Их седые тонкие волосы развеваются на ветру. Они остановились в зоне отдыха на трассе I-95 у Фэрфилда, что примерно в двадцати милях от Огасты. В зоне отдыха находятся деревянные постройки со смежными кирпичными туалетами. Довольно приятные туалеты. Скромные туалеты. В них не чувствуешь запах. Фил, живущий в Мэне и неплохо знающий здешние места, никогда не предложил бы устроить тут пикник летом. Когда автомагистраль заполняется отдыхающими из других штатов, у дорожной заставы выстраивается такая очередь, что от приятной зеленой зоны воняет, как из преисподней под Новый год. Но в это время года зона отдыха весьма хороша.

Паулина стелет скатерть на столик для пикников под тенью старого дуба и кладет сверху плетеную корзину против легкого теплого ветра. Из нее она достает сэндвичи, картофельный салат, нарезанные ломтики дыни и два куска пирога с кокосовым кремом. Еще она прихватила большую стеклянную бутылку с черным чаем. Внутри весело звенят кубики льда.

— Если бы мы были в Париже, у нас было бы вино, — говорит Фил.

— В Париже мы бы не ехали шестьдесят миль по автомагистрали, — отвечает она. — Чай холодный и свежий. Так что придется тебе обойтись.

— Я не придираюсь, — говорит он и берет ее распухшие от артрита руки в свои, тоже распухшие, но немного меньше. — Это настоящий пир, дорогая.

Они улыбаются друг другу. Фил был трижды женат и имел пятерых детей. Паулина дважды была замужем, детей не имела, зато имела несколько дюжин любовников обоих полов. Тем не менее, в их сердцах есть место друг для друга. И это не просто искра. Фил одновременно удивлен и не удивлен. В его преклонном возрасте принимаешь все, что можешь, и радуешься этому. Они едут на фестиваль поэзии в университете штата Мэн. Пока цена того, что они вместе, себя сполна не оправдала, но она, в общем-то, достаточна. С тех пор, как у Фила появился счет для служебных расходов, он стал его быстро растрачивать и взял напрокат Кадиллак в «Герц» в аэропорту Портленда, где встречал самолет Паулины. Она высмеяла его, сказав, что он всегда был хиппи в душе, но сказала она это нежно. Он не был хиппи, но всегда был искренним, кем бы он ни был, и она знает об этом. Так же, как он знает, что она, с пораженными остеопорозом костьми, любит поездки.

Итак, пикник. Вечером им подадут горячее, секретное блюдо с соусом из кафетерия при одном из сообществ колледжа. Паулина называет это «бежевой пищей». Странствующие поэты всегда едят бежевую пищу, но в любом случае ее подадут не позднее восьми часов. С дешевым белым вином, видимо сделанным для того, чтобы навсегда покончить с постоянно жалующимися на алкоголь пожилыми людьми, такими же, как они сами. Еда для пикника лучше, а чай со льдом великолепен. Фил даже балует свое воображение, представив, как поведет ее под руку к высокой траве позади туалета после ужина, как в старой песне Ван Моррисона, и…

Но нет. Пожилые поэты, чьи сексуальные двигатели навечно застряли на первой передаче, имеют такие же шансы, как посетители смехотворного сайта знакомств. Особенно поэты, испытавшие богатые и разноообразные впечатления, знают, что каждый раз может стать большим огорчением, и каждый раз может стать последним. Фил подумал: «К тому же, у меня уже были два инфаркта. А кто знает, что с ней?».

Паулина думает: «Только не после сэндвичей и картофельного салата, но, пожалуй, сегодня вечером. Даже не обсуждается». Она улыбается ему и достает последнюю вещь из корзины. Это Нью-Йорк Таймс, купленная в том же магазине в Огасте, где и все остальные продукты для пикника, включая скатерть и бутылку охлажденного чая. Как в старые времена, они сразу перелистывают на раздел, посвященный искусству. В старые времена Фил, получивший Национальную книжную премию за «Горящих слонов» в 1970 году, всегда выбирал решку и выигрывал гораздо чаще, чем это предполагала вероятность. Сейчас он выбирает орла… и снова выигрывает.

— Ах ты сморчок! — восклицает Паулина и передает ему газету.

Они едят, делят газету и принимаются читать. Она смотрит на него поверх вилки с картофелем и говорит:

— Я все еще люблю тебя, старый мошенник.

Фил улыбается. Ветер приносит на его волосы парашютики одуванчиков. Его лицо сияет. Он уже не молодой парень, приехавший из Бруклина, буйный и широкоплечий, как сквернословящий портовый грузчик, но Паулина все еще видит в нем тень мужчины, испытавшего гнев, отчаяние и бурную радость.

— Что ж, я тоже тебя люблю, Паулина. — отвечает Фил.

— Мы пара старых доходяг, — говорит она и смеется. Когда-то у нее был секс с королем и примерно тогда же с кинозвездой на балконе, пока из граммофона звучала «Maggie May» на французском языке в исполнении Рода Стюарта. Теперь женщина, которую однажды Нью-Йорк Таймс назвала величайшей из ныне живущих поэтесс, живет в окрестностях Квинси.

— Доходяг, которые читают поэзию в промышленных городках за постыдные гонорары и едят под открытым небом в зонах отдыха.

— Мы не старые, — возражает он. — Мы молоды, ma bébé.

— О чем это ты?

— Взгляни, — говорит он и передает ей первую страницу раздела об искусстве. Она берет газету и смотрит на фотографию. На ней изображен улыбающийся высохший мужчина в соломенной шляпе.

94-летний Вук публикует новую книгу

Автор: Мотоко Рич

Большинство писателей к 94 годам, если им и удается достигнуть этого возраста, уже долгое время находятся на заслуженном отдыхе. Но не Герман Вук, автор таких известных романов, как «Восстание на “Кейне”» (1951) и «Марджори Морнингстар» (1955). Большинство из тех, кто помнит телесериалы по его исчерпывающим романам, посвященным Второй мировой войне, «Ветры войны» (1971) и «Война и память» (1978), сейчас уже находятся на социальном обеспечении. Сам Вук достиг пенсионного возраста еще в 1980 году.

Тем не менее, на этом Вук не останавливается. Он написал неожиданно тепло принятый критиками роман «Дыра в Техасе» в возрасте 90 лет, и собирается опубликовать эссе книжного объема под названием «Язык Бога» в следующем году. Последнее ли это слово?

«В любом случае, я не готов говорить на эту тему, — говорит Вук с улыбкой. — Идеи не могут иссякнуть только из-за старости. Тело слабеет, но слова — никогда».

На вопрос о его…

Продолжение см. на стр. 19

Посмотрев на старое, морщинистое лицо под лихо наклоненной соломенной шляпой, Паулина внезапно ощущает желание всплакнуть.

— Тело слабеет, но слова — никогда, — говорит она. — Как мило.

— Ты когда-нибудь его читала? — спрашивает Фил.

— «Марджори Морнингстар», в молодости. Это раздражающий гимн девственности, но я тогда больше была озлоблена на саму себя. А ты?

— Пытался осилить «Янгблад Хоук», но не смог. Но все же… он хорош собой. И годится нам в отцы.

Фил сгибает газету и кладет ее в корзину. Под высоким сентябрьским небом с ясными облаками летят огоньки шоссе.

— Прежде, чем вернемся к дороге, хочешь, поиграем в менялки? Как в старые времена?

Она, немного подумав, кивает. Много лет прошло с тех пор, как ей читали ее собственные стихи, и это всегда было немного волнительно, словно оказаться в чужом теле. Но почему бы и нет? Зона отдыха в их распоряжении.

— В честь Германа Вука, который все еще хорош собой. Моя рабочая папка в переднем кармане моей сумки.

— Доверяешь мне копаться в твоих вещах?

Она лукаво улыбается ему, и, прикрыв глаза, тянется к солнцу, радуясь теплу. Скоро дни станут холодными, но сейчас еще жарко.

— Можешь копаться в них, сколько захочешь, Филипп. — Она приоткрывает один глаз и обольстительно подмигивает. — Изучи то, что наполняет твое сердце.

— Я подумаю над этим, — говорит он и возвращается к взятому напрокат Кадиллаку.

«Поэты в Кадиллаке, — думает она. — Полный абсурд». Мгновение она смотрит на проносящиеся машины. Она открывает раздел искусства и снова заглядывает в узкое улыбающееся лицо старого писаки. Еще жив. Быть может, прямо сейчас, он взирает в голубое сентябрьское небо, сидя за столом во внутреннем дворике, рядом с открытым блокнотом и бутылкой Перье или вина, если его желудок еще может справиться с ним.

«Если Бог существует, он иногда может проявлять большую щедрость», — думает Паулина Эслин.

Она ждет, пока Фил не возвращается с ее папкой и своим блокнотом, который любит использовать для сочинения. Они играют в менялки. Сегодня они смогут поиграть еще во многие игры. Однажды она снова скажет себе, что об этом не может быть и речи.

III

За рулем фургона Шевроле Бренде кажется, что она в кабине реактивного истребителя.

Вокруг сплошная цифровая техника. Спутниковое радио с GPS дисплеем. Когда она дает задний ход, на дисплее появляется изображение с камеры заднего вида. Все на приборной панели сверкает, запах новой машины заполняет все внутри. А почему бы и нет, если на одометре всего-навсего семьсот пятьдесят миль. Ей никогда не приходилось находиться за рулем автомобиля с таким маленьким пробегом. Можно нажать кнопку на переключателе, чтобы узнать среднюю скорость, расход топлива в милях на галлон и остаток топлива. Двигатель практически не производит никакого шума. Передние сидения обиты белым материалом, который выглядит как кожа. Все это приятно удивляет.

Сзади находится выдвижной экран с DVD-плеером. «Русалочка» не включилась, потому что Труз, трехлетняя дочь Жасмин, замазала диск арахисовым маслом, но они рады тому, что есть еще «Шрек», хотя все и его видели уже миллиард раз. Это действительно острое ощущение, когда смотришь его во время пути, да еще и сидя за рулем! Фридом спит в своем кресле между Фредди и Глори. Делайт, шестимесячная дочь Жасмин, спит у матери на коленях. Но остальные пятеро, втиснувшись в два задних сидения, с восхищением смотрят DVD. Их рты приоткрыты. Сын Жасмин Эдди ковыряет в носу, его старшая сестра Розелин пускает слюни на свой острый маленький подбородок. Но они, в конце концов, спокойны и перестали драться друг с другом. Будто загипнотизированы.

Бренда должна быть довольна, она это понимает. Дети спокойны, дорога простирается вперед, словно взлетно-посадочная полоса в аэропорту. Она находится за рулем абсолютно нового фургона. Движение не очень оживленное, особенно после того, как Портленд остался позади. Цифровой спидометр показывает 70, а эта малышка даже не напрягается. Но все-таки серость снова начинает подкрадываться к ней. К тому же, это не ее фургон. Ей придется его вернуть. Действительно, глупая трата денег. К тому же, неизвестно, что будет, когда они приедут в Марс Хилл. Они захватили еду в кафе «Раунд-ап», где она работала, когда училась в средней школе и еще хранила фигуру. Гамбургеры и картошка фри упакованы в пластиковые обертки. Детвора будет плескаться в бассейне. Как минимум один из них поранится и заревет. Может, и больше. И Глори будет жаловаться, что вода слишком холодная, даже если это не так. Глори всегда жалуется. Она будет жаловаться всю свою жизнь. Бренда ненавидит ее хныканье и любит говорить Глори, что сейчас придет ее отец… но правда в том, что для ребенка все будет так же и при обоих родителях. Бедный ребенок. Да все они, в общем-то. Все бедные дети, обреченные на бедные жизни.

Она поворачивается направо в надежде, что Жас скажет что-нибудь смешное, чтобы ее развеселить, но пугается тем, что подруга плакала. Слезы бесшумно льются из ее глаз и блестят на щеках. На коленях у нее спит малютка Делайт, держа пальчик во рту. Это ее успокоительный палец. Однажды Жас шлепнула ее, когда увидела, как Ди сует палец в рот. Но что толку ругать полугодовалое дитя? С тем же успехом можно бить по дверям. Но иногда ты все равно это делаешь. Иногда не можешь устоять. И не хочешь. Бренда знала по себе.

— В чем дело, подруга? — спрашивает Бренда.

— Ничего. Не обращай внимания, следи лучше за дорогой.

Сзади Осел говорит что-то смешное Шреку, и дети смеются. Но не Глори: она дремлет.

— Давай, Жас. Скажи мне. Я же твоя подруга.

— Ничего, говорю. — Жас наклоняется над спящим младенцем. Детское кресло Делайт валяется на полу. Они отдыхают, сидя на груде подгузников с бутылкой «Алленс» в Южном Портленде, где остановились перед выездом на автостраду. Жас делает пару больших глотков и закрывает крышкой бутылку. Слезы все еще блестят на ее щеках.

— Чего… Ничего… Все получается так, как ты говоришь. Вот что я думаю.

— Это из-за Томми? Из-за твоего брата?

Жас сердито смеется:

— Они не дадут мне ни цента, кого я обманываю? Мама будет винить отца, потому что ей от этого легче, но чувствовать будет то же самое. Все равно так и будет. А ты как? Твои родные тебе что-нибудь дадут?

— Конечно. Думаю да.

Ну да. Наверняка. Около сорока долларов. Полторы сумки всякой бакалеи. Или две, если она использует талоны в «Сделке дядюшки Генри, или Гиде по продажам». Стоит лишь подумать о листании дешевого шершавого журнала, этой Библии бедняков, или о том, как пачкаются пальцы от чернил, серость вокруг нее становится сильнее. Послеобеденное время прекрасно, напоминает скорее лето, чем сентябрь, но сер тот мир, где ты зависишь от лавкидядюшки Генри. Бренда думает: «Как же мы справимся со всей детворой? Не я ли позволила Майку Хиггинсу вчера лапать меня прямо за магазином?»

— Да ну тебя, — говорит Жасмин и вытирает слезы. — У моих в палисаднике скоро появится новая игрушка на горючем. И они еще будут жаловаться на бедность. И знаешь, что мой отец скажет на счет детей? «Не позволяй им ни к чему прикасаться». Вот и все, что он скажет.

— Может, он изменится, — говорит Бренда. — К лучшему.

— Он всегда был таким, — отвечает Жасмин. — Таким и останется.

Розелин сползает с заднего сидения. Она пытается положить голову на плечо своего брата Эдди, но он бьет ее по руке. Она хватается за нее и начинает хныкать, но довольно скоро они снова смотрят «Шрека». Слюна еще висит на ее подбородке. Бренда думает, что так она похожа на слабоумную, что не очень далеко от действительности.

— Не знаю, что и сказать, — говорит Бренда. — В любом случае, мы повеселимся. «Ред-Руф», подруга! Бассейн!

— Ага, и какой-нибудь парень, стучащий по стене с утра, будет мне указывать, чтобы я заткнула детей. Будто я сама разбудила Ди среди ночи, потому что все эти рты открываются в один миг.