Граф Мечников

Василий Сахаров

Граф Мечников

(Кубанская Конфедерация — 5)

Глава 1

Кубанская Конфедерация. 31.05.2066

Последний день весны застал меня на побережье Черного моря, невдалеке от развалин населенного пункта Хоста. В тихой бухте, на берегу которой мой родственник Николай Буров, по кличке Кара, некогда грозный наемник, а ныне мирный рантье, на месте одного из «олимпийских» отелей построил себе небольшое трехэтажное поместье и проводил время на отдыхе. Так сложилось, что я с женами и детьми был неподалеку. Осматривал свои высокогорные чайные плантации, и не заехать к тестю, конечно же, просто не мог. Лида и Марьяна, мои жены, две умные женщины, которые быстро нашли между собой общий язык и смогли без криков и скандалов обойти большую часть внутрисемейных шероховатостей, вместе с детьми сейчас находятся в жилище Буровых, где их встречают Ирина и Светлана, верные спутницы однорукого наемника. А я, узнав, что сам хозяин в данный момент находится на пляже, в сопровождении псов-мутантов Лихого и Умного, отправился на его поиски.

По каменистой тропке все вниз и вниз, вышел к пляжу, и никого не обнаружил, хотя на старом бетонном моле, который выдавался в море метров на двадцать пять, разглядел глубокое пустое ведро и пару спиннингов. Был бы я сам по себе, то, наверное, сразу Кару и не нашел бы. Но со мной рядом разумные псы, которые сразу учуяли бывшего наемника и локализовали его местонахождение.

Несколько десятков осторожных бесшумных шагов от тропинки в сторону, и я замираю среди зарослей самшита, которые по периметру окружают уютную широкую поляну с несколькими деревьями посередине, и сразу же разглядел своего тестя. Совершенно седой высокий однорукий мужчина, с изрезанным морщинами лицом, в линялой серой горке, опершись спиной на большой граб, сидел на пиленой чурке. В его единственной руке был зажат исписанный лист бумаги, и с чрезвычайно задумчивым выражением лица, он смотрел куда-то вдаль, в сторону выходящего на пляж просвета между зарослями. Почему-то, сразу вспомнилось произведение Эрнесто Хемингуэя «Старик и море». Правда, эту книгу я никогда не читал, но обложка с картинкой, попадалась в развалинах одного из покинутых людьми городов, и название запомнилось.

— Фьюить! — Обозначая свое присутствие, свистнул я в сторону Бурова и, выйдя из зарослей метрах в десяти от него, выкрикнул: — Здравствуй, дядя Коля!

На свист, рука Бурова быстро метнулась под горку, наверняка, старый вояка, у которого много кровников, схватился за пистолет. Однако, увидев меня, он сразу же успокоился, расплылся в широкой улыбке и, вскочив на ноги, направился ко мне навстречу.

— Саня! — Мы с ним обнялись и, расчувствовавшийся тесть, похлопал своей правой рукой меня по спине. — Как же я рад тебя видеть. Ты не представляешь!

— Да, вроде бы и виделись не так давно.

Я немного удивился реакции Кары, и подумал о том, что стареет гроза Причерноморья, и оттого, видимо, становится слишком сентиментален.

— С тех пор как ты дворянином стал, так и не виделись. Я уж думал, что ты себя эдаким аристократом в десятом колене вообразил, и потому не заезжаешь. А мне, понимаешь, скучно, и рядом никого, с кем бы можно было нормально поговорить.

— А как же воины твои?

— Они мужчины приземленные, суровые и молчаливые. Про оружие или славные былые деньки, разговаривать могут, а в остальном, их мало что интересует. Несут охрану дома и окрестностей, на выходные в ближайшие населенные пункты выбираются, с гулящими девками позажигать и побухать, а все остальное мимо них проходит.

Мы присели под дерево, в просвете перед собой я увидел синюю спокойную гладь Черного море, и заметил:

— Странно, а жены твои говорят, что ты счастлив, сутками на берегу пропадаешь, рыбалкой увлекся, и каждый день хороший улов имеешь.

— А-а-а, — поморщился тесть, — бабы. Что они могут понимать? Время от времени рыбачу, в самом деле, полюбил это занятие. Но это тоже надоедает и приедается, так что теперь с утра ухожу, и по лесу вдоль берега брожу, а как время к вечеру, рыбы наловлю, и на покой. А Иринка со Светкой этого не видят.

— Не скажи, мудрые женщины все подмечают и понимают, а рядом со мной и с тобой, как раз таки именно такие. Другое дело, что они этого не показывают или тешат себя иллюзиями. — Помедлив, я спросил: — А чем ты недоволен? Сам ведь о такой жизни мечтал. Я помню, как ты много про усталость говорил, подступающую старость и про спокойную жизнь в домике у моря. Ведь было такое?

— Было. Но прошло какое-то время, я отдохнул, и теперь снова к боям и походам готов.

— Какие походы, дядя Коля? Без обид, но ты на себя посмотри. Седой инвалид с одной рукой.

— Но-но, зятек. Я еще в силе, и не одного молодого наглого бычка, вроде тебя, обломать смогу. Даже с одной рукой.

Взгляд Бурова прошелся по мне, и глаза его полыхнули такой неукротимой энергией, что становилось понятно, списывать старика со счетов рано, и он может еще таких дел наворотить, что любой вольный командир Причерноморья и Кавказа ему завидовать будет. Но я ему этого не сказал, а кивнув на бумагу в кармане горки, которую Кара читал перед моим приходом, спросил:

— Что это?

— Письмо из Дебальцево.

— От Остапа-одессита?

— Да.

— И что, твой верный приспешник пишет?

Кара прищурил глаза, посмотрел на ласковое полуденное солнышко, широко, как сытый кот, улыбнулся и, с какой-то мечтательностью в голосе, сказал:

— Зовет меня очередной поход на Харьков возглавить.

— Одного мало было?

Я демонстративно сосредоточил взгляд на пустом левом рукаве стариковской горки, который был по локоть подшит внутрь.

— Мало. Мне с этими сатанистами посчитаться надо, а сейчас, после того, как ваши войска их под Воронежем и Луганском потрепали, да крестоносцы под Грайвороном резню учинили, для этого самое время. Вот и зовет меня Остап. У него влияния не хватает, чтобы вольнонаемную братву на битву поднять, а я личность известная. К тому же ваши генералы мне обязаны, а значит, с оружием помогут. Внуков Зари все равно когда-нибудь добивать придется, так лучше сейчас, пока они ослаблены и не успели восстановиться.

— Значит, ты уже все решил?

Тесть мотнул подбородком.

— Решил.

— И когда отбываешь?

— Через две недели. Ответ Остапу уже отправлен, посланцы к вольным отрядам Причерноморья разосланы, мой клич разнесется быстро, и уже в августе месяце, мы перейдем в наступление. — Кара погрозил кулаком в сторону севера и зло добавил: — Эти суки вспомнят, кто такой Кара-Мясник.

— Силен ты, дядя Коля, — протянул я. — А мне недавно говорили, что все, не поднимется больше Буров…

— Кто говорил?

— Да, так, дамочка одна высказывалась.

— Наверное, Маринка Алексеева с радиостанции «Голос Столицы»?

— Она самая. Месяц назад у меня интервью брала, и про тебя разговор был.

— Стерва рыжая. Ко мне тоже приезжала, поговорить хотела, а я ее послал… Так и говорю, иди-ка ты, милочка, в госбезопасность, в Серый Дом, найди генерал-майора Еременко, и ему мозги вкручивай, а мне не надо, я подписку давал, что ни с кем попусту болтать не стану.

— Понятно.

Старик встал, и кивнул на старый бетонный мол:

— Пойдем, рыбешку половим?

— Я не против. Все равно, до ужина в дом возвращаться не стоит, пусть наши женщины наговорятся.

— Ну, да, так и есть. — По узкой тропинке мы стали спускаться вниз, и Кара, искоса посмотрев на меня, спросил: — Саня, помчали со мной в Дебальцево? Сатанистов погоняем, и за прошлое с ними посчитаемся. Ты, как, готов к подвигу?

— Всегда готов, — я усмехнулся, двумя пальцами правой руки похлопал по черному «гэбэшному» погону на левом плече, и добавил: — Да только мне в другую сторону дорога ложится.

— Опять Средиземка?

— Она самая.

— Значит, Симаков решил всерьез Гибралтар перекрыть?

— Меня Гибралтар особо касаться не будет, там и без моего отряда имеется, кому проливы прикрыть.

— А как через территорию Альянса пройдешь?

— Нормально, там сейчас замятня начинается, в которой генералы с адмиралами на Игнасио Каннингема зубы точат. И пока у средиземноморцев такие дела, наши суда, что на Гибралтар идут, никто особо не проверяет. Командующему Черноморской оперативной группой адмиралу Чейни с нами надо дружить, и он не наглеет, так что проскочу. Поначалу, была мысль семьи и припасы по морю отправить, а мне с небольшой группой Босфор и Дарданеллы по земле обойти. Но пока отряд отдыхал и в дорогу собирался, ситуация изменилась, и мои начальники решили, что не надо множить дополнительные сложности, если и без них обойтись можно. Так что через месяц, я срываюсь, гружусь на транспортные суда и убываю в западном направлении.

— Ясно. Жен и детей с собой потянешь?

Помедлив, я подтвердил:

— Да, хотя не хотелось. Думал наши семьи в столице оставить, но расклад такой, что мы надолго уходим, может так сложиться, что на три-четыре года.

— А они-то сами знают, что ты их с места срываешь?

— Лида знает, а Марьяна, наверняка, догадывается.

Кара тяжко вздохнул.

— С одной стороны правильно, что в Средиземное море идешь, для тебя это хорошо, будешь сам по себе. А лично для меня и Ирины со Светланой, конечно же, плохо, внуков теперь долго не увидим.

— Так все в твоих руках, дядя Коля. Надоест сектантов по лесам гонять, добро пожаловать ко мне в гости.

— Посмотрим.

За разговором, вышли на мол. Здесь Кара замолчал и, ловко подхватив своей единственной рукой спиннинг, приступил к рыбной ловле. Я последовал его примеру, и с первого броска, сразу же вытащил довольно крупную, сантиметров около сорока в длину, барабулю. Серебристое тело рыбешки забилось на бетоне, я закинул ее в ведро, и подумал о том, как странно мы с Карой сейчас выглядим. На совершенно пустынном побережье, стоят два человека. Один, седой инвалид в армейской горке. Другой, высокий плечистый блондин в новеньком темно-зеленом камуфляже с черными погонами майора госбезопасности. Наемник, который ушел на покой и снова желающий вернуться на войну, и офицер ГБ, полунезависимый вольный командир на службе государства, а с недавнего времени еще и аристократ. Кара и Мечник. Тесть и зять. Мы такие разные, и в то же самое время имеем немало общего, в первую очередь то, что вся наша жизнь так или иначе, завязана на военные аспекты жизнедеятельности человека. И хотя, Буров всю свою жизнь посвятил наемничеству, я от него недалеко ушел. Тем же самым, что и Кара, занимаюсь, только к государству поближе прислонился, а так-то, суть одна и та же, только вид сбоку и в моих действиях жестокости немного поменьше.

Взмах спиннинга. Катушка быстро разматывается и тяжелое свинцовое грузило, увлекая за собой леску с крючками, уходит в воду. Руки действуют сами по себе, а мысли перескакивают в прошлое, на то время, когда ровно восемь месяцев назад мой отряд вернулся в столицу из своего очередного дальнего похода. В тот день я имел беседу с диктатором ККФ Николаем Симаковым. И после этого, жизнь моя, в очередной раз, серьезно изменилась.

Ну, кем я был раньше? Простым гвардейцем из Четвертой бригады. Затем стал купцом и разведчиком Отдела Дальней Разведки при ГБ. Далее, средиземноморским корсаром на службе государства и командиром вольного отряда, идущего от берегов Балтийского моря к берегам моря Черного. А после всего этого, и проявленного ко мне со стороны верховной власти в ККФ внимания, начинался очередной этап моей жизни.

Везде я был желанный гость и многие из тех, кто еще три года назад не подал бы купцу и лейтенанту ГБ Александру Мечникову руки, теперь набивались ко мне в друзья. На мои плечи упали майорские звезды. На грудь просыпался дождь из орденов и медалей. А дела моей торговой компании были хороши как никогда. В общем, живи и радуйся, и в праздниках, отдыхе и возне с детьми прошла осень. За ней своим чередом наступила зима, и перед самым Новым Годом, вместе с еще девяносто девятью самыми преданными диктатору и популярными в Конфедерации людьми, по принятому Государственной Думой закону, в замке Симаковых, я стал дворянином.

Сама церемония прошла без пафоса, салютов и широкого освещения в СМИ. Правитель ККФ решил провести мероприятие тихо, хотя в обществе про это событие, конечно же, знали, и много о нем говорили. В большом зале, который был обставлен под старину, собралось около полусотни гостей, а в центре, несколькими рядами, выстроились будущие дворяне. Сначала, как и ожидалось, перед нами выступил диктатор, который двинул короткую десятиминутную речь. Он говорил про смутное время, которому наше общество должно противопоставить не только армию, флот и спецслужбы, но и касту людей, готовых честно служить обществу и государству не взирая ни на что, то есть нас, аристократов Кубанской Конфедерации.

Диктатора поддержали аплодисментами, а затем он стал вызывать нас к себе. Мы выходили один за другим. Стоящий рядом с Симаковым-старшим герольд кратко рассказывал о заслугах каждого новоиспеченного аристократа перед государством. Диктатор жал нам руки, вручал бумаги на пожизненное дворянство и титул, и вешал на шею серебряный диск с цветной гравировкой герба, который у каждого был свой. На моем гербе, кстати сказать, был изображен черный щит, а на нем алое сердце в языках красного пламени, крестообразно пронзенное черным мечом и стрелами. По ободу шел затейливый узор девиза: «Не тлеть, а пылать. Не существовать, а жить».

Так я стал графом. И после фуршета, когда вернулся домой, несколько часов привыкал к новому титулу, который выделял меня из всех прочих людей, населяющих Кубанскую Конфедерацию. Перекатывал словосочетание: «граф Мечников» на языке, и пришел к выводу, что это звучит. Однако, по факту, графское звание не дает мне никаких явных привилегий. Оно только обозначает близость к правящей верхушке, и обязывает ко многому, ибо все мы, сто человек, военные, предприниматели, купцы, разведчики, мореходы и промышленники, поклялись в верности диктатору и его сыну Илье. И не знаю, кто и как, а я и мой патрон генерал-майор ГБ Еременко к своей клятве относимся чрезвычайно серьезно, и готовы выполнить практически любой приказ нашего будущего императора.

С чего бы, вдруг такая верность? А с того, что мы видели мир за пределами ККФ без всяких прикрас, и нам совершенно ясно, что для выживания нашего общества в мире, который пережил уничтоживший более девяносто пяти процентов населения всей планеты Земля катаклизм, необходимо всю полноту власти сосредоточить в одних руках. Только так, Конфедерация сможет быстро и правильно реагировать на все многочисленные опасности вокруг нас. Тут и харьковские сектанты-сатанисты, называющие себя Внуками Зари, и дикари-«беспределы» на востоке, и рабовладельческий Крымский имамат, впитавший в себя всю безродную накипь рода человеческого, и Всероссийский Диктат в Москве, и Средиземноморский Альянс, и Новоисламский Халифат за Кавказским хребтом. Да, и мало ли еще кто. Куда ни посмотри, кругом потенциальные агрессоры и упыри смутного времени, которые имеют желание с нас что-то получить, в этом Симаков-старший прав. И чтобы жить спокойно, и не бояться за жизнь детей и честь жен, не только своих, но и чужих, таким людям как я и Еременко, приходится поступаться своей личной свободой и принципами. И не просто поступаться, но и делать то, что нам прикажет будущий император, а пока еще только правая рука диктатора ККФ, его сын и наследник Илья Симаков. Такие вот дела.

— Санек, ты чего?

Мои думки были прерваны Буровым, который подошел ко мне вплотную и обеспокоено заглядывал мне в лицо.

— Не понял, — очнулся я.

— Это я не понял, — тесть кивнул на ведро, которое было до краев наполнено крупной барабулей. — Ты как заведенный, спиннингом машешь, катушку крутишь, и рыбешек, не глядя, в ведро скидываешь. Ты в порядке?

— Да, — я усмехнулся, — просто задумался крепко. Сам знаешь, как это бывает, одна мыслишка цепляется за другую, а та за собой третью тянет и так далее.

— Ну, ты осторожней, — Кара тоже улыбнулся, — зятек. А то серьезные мысли в такие дебри завести могут, что потом и не выберешься.

Желая сменить тему, я посмотрел на опускающееся к горизонту вечернее южное солнце, начал сматывать орудие лова и предложил:

— Пошли домой?

— Пожалуй, пора, — согласился старик.

Собрались быстро. Я взял ведро с нашим совместным уловом, и мы пошли наверх. Идти молча, Кара не мог, а может быть, специально, хотел отвлечь меня от мыслей, и всю дорогу сыпал вопросами.

— Саня, а правда, что в Краснодаре телевещание наладили?

— Верная информация. Правда, пока только один канал, но и это уже кое-что.

— А чего показывают?

— Фильмы старые, музыки идет много, программ общеобразовательных, и новости местные. На всю столицу и окрестности не больше тысячи телевизоров, так что этого пока хватает.

— Хорошо вам, к цивилизации приобщаетесь. А как у тебя по бизнесу дела?

— Нормально. Дела компании «Мечников и сын» идут просто замечательно. Разлука всем транспортом занимается. Исмаил-ага сидит в Гвардейском и для отряда пополнение готовит. Иван Штеменка со своими людьми в Краснодаре, любую технику ремонтирует, мастерская оснащена отлично и сейчас у него больше сотни мастеров трудится. Ветер плантации держит, и только постоянных работяг у этого плантатора уже четыреста человек, а объемы продукции с каждым годом только увеличиваются. Лист охранную структуру возглавляет. А над всеми Калуга стоит, денежки считает, и мои интересы отстаивает.

— А ты не опасаешься, что они тебя кинут?

— Ну, а чего опасаться? Крысятничества? Так парни бывшие гвардейцы и все на меня замкнуты, доход имеют хороший и постоянный, да еще за ними люди Еременко присматривают. Ну, кинут они меня и вскроется это, и что дальше? Куда из Конфедерации побегут? Некуда бежать, ибо нигде они не нужны, вокруг нас по всем границам полная хрень творится. А со мной у них все хорошо, крыша от госбезопасности имеется, громкое имя главы компании и никаких наездов со стороны наших олигархов. Опять же у каждого семья, дети, хозяйство и планы на будущее. Нет, мои управленцы не дураки.

— Не слышу в твоем голосе энтузиазма.

— Про другое мысли, а компания, это так, одна из точек опоры, на которую я всегда могу опереться.

— Ты прям, как стратег рассуждаешь.

— Расту, дядя Коля. Раньше был рядовым, думал за день сегодняшний и голову особо не забивал. Потом сержантом стал, за группу все планировал. А дальше, больше, сейчас я уже дворянин, многого в жизни добился, и пришло понимание того, что деньги это не самое главное в жизни.

— Ага, — хохотнул тесть, — особенно если они в достатке. Кстати, Саня, а чего ты, вообще, желаешь достичь?

— Черт его знает. Чего хотел, в общем-то, достиг. Буду дальше служить, закреплюсь где-нибудь в Испании или Португалии, стану мир исследовать и, когда-нибудь, наверняка, дослужусь до генерала. Вырастут дети, постараюсь сделать из них настоящих людей, передам им все, что имею, может быть даже внуков дождусь, и этим буду счастлив.

— С твоим образом жизни до старости и внуков дожить мудрено.

— Кто бы говорил, — я посмотрел на старика. — Сидел бы себе на месте и в ус не дул, а туда же, по новой с сектантами воевать.

— Не начинай.

— Не буду.

Мы вышли на дорогу, вошли на территорию особняка, и замолчали. Через минуту, миновав вечно настороженную охрану семьи Буровых, которая стояла на воротах и была усилена моими людьми, оказываемся во дворе и останавливаемся перед трехэтажным белым домом с колоннами, который сильно напоминает типовой особняк какого-нибудь русского помещика девятнадцатого века. Здесь сдаем улов служанке, под колонкой умываемся холодной водой и направляемся в молодой яблоневый сад, где за большим столом расположились наши семьи. Тискающие моих детей, двухлетнюю чернявую Олюшку и шестилетнего русоволосого Игоря, жены Кары, его верные спутницы жизни, сидят с одной стороны. С другой стороны, расположились мои красавицы, блондинка Лида и брюнетка Марьяна, которые одеты в одинаковые легкие сарафаны светло-синего цвета и выглядят просто сногсшибательно.