Помоги проекту - поделись книгой:
И еще одно: символическая физкультура на 5 минут — без толку.
Если старость уже на пороге (свой опыт я описал), нужно «лечиться» — увеличивать количество физической работы. Культурно это делается с подсчетом калорий по таблицам — по часам труда и ощущениям утомления после нагрузок.
Конечно, самое лучшее, когда есть полезная работа — в саду, в домашней мастерской. Но недостающее до 3000 калорий нужно добирать физкультурой. Особенно детренируют зимние перерывы нагрузок.
Не могу утверждать, что мой опыт — оптимум для омоложения или хотя бы для замедления старения, — сроки слишком коротки. Тем более что вопрос о смысле еще далеко не решен. Можно и «перебдеть»… Хотя едва ли. Если ум состарится больше, чем тело, — воля непременно ослабеет и нагрузки «не потянуть» — смысл исчезнет.
Когда я говорю «смысл», то понимаю его эгоистически: смысл для самого старика. Совсем другие смыслы для семьи и общества. Впрочем, я лучше воздержусь от продолжения. У нас теперь свободное, гуманное общество. А что пенсии при этом малы, так для омоложения это может быть и лучше… Выживание само является стимулом.
Мой личный смысл в эксперименте несомненен: это любопытно. На сколько лет хватит — не знаю. Старость есть факт, а разум пока действует, и выводы его печальны.
Во всех трех сферах деятельности — личной, общественной и информационной — произошли большие сдвиги. Это связано с уменьшением потребностей, изменением положения в обществе и сигналами разума: будет хуже.
В плане личного, «телесного» удовольствия от жизни, с поправкой на эксперимент, дело обстоит благополучно, я уже писал. Старость не исчезла, но скорых неприятностей от болезней не ожидаю. К здоровью, однако, привыкаешь, и радость от него гаснет. Правда, когда представляю себе смерть, то спохватываюсь: «Смотреть на мир прекрасно само по себе». В Бога, к сожалению, не верю, поэтому смерть воспринимаю как конец всему.
Пожить полноценно еще можно бы, если бы не нарушились отношения с обществом. Мои общественные потребности остались, силы теперь вернулись, но — «поезд ушел». Как писал вначале, я отказался от операций, от директорства в институте — и выбыл из профессии. Оказалось, что вполне обходятся без меня. Это хорошо — «дело его живет». По-честному, в современных условиях уже не гожусь для управления институтом, слишком много нужно хитрости. И не хочу делать смертельные операции: не позволяет совесть.
Мои публичные лекции и статьи тоже никому не нужны. Общественный климат в связи с перестройкой и независимостью изменился, и «мода на Амосова» прошла. Ждать от старика нечего: свобода уже есть, а для здоровья деньги важнее физкультуры. В результате все правильно, а настроение плохое: «невостребованность омоложения».
Единственную радость доставляют информация и творчество. Хотя и здесь не без ущербности. Отлично знаю ограниченность своих возможностей и бесполезность этих занятий. Знаю и про грядущее ухудшение памяти. Но ведь ничего другого нет. Поэтому и дальше буду искать, читать, думать, писать.
Хотя к статье это и не относится, но перечислю, что мне интересно. «Другая физика» — экстрасенсорные явления. Хотелось бы узнать, есть ли что-нибудь реальное за всем этим шумом. Не буду дальше уточнять, но пульсирует тайная надежда: а вдруг обнаружится Бог? Такова специфика разума — знаю, что ничего нет, а все же думается.
Конечно же, интересны процессы регулирования в организме — они обязательно замкнутся на омоложении. Это единственная экспериментальная тема: есть кролик — Я, есть научный работник — Я, лаборатории найдутся в институтах.
Судьбы общества и человечества просто любопытны, хотя участвовать в этих делах не доведется.
И, наконец, старые мои кибернетические пристрастия: Алгоритм Разума, возможности Искусственного Интеллекта. Но не дальше теоретических рассуждений, с экскурсами в механизмы мышления, создания Бога, души, а также и возможности самопознания.
Придумать бы себе Бога, поверить и сразу получить все недостающие смыслы. Остается только посмотреть на себя со стороны и посмеяться: «Самое время идти в скит!»
На этом я, пожалуй, закончу. Для меня смысл в эксперименте все-таки есть. Другим тоже советую поискать.
Огонек. — 1995. — № 32
Эксперимент-2
Более двух лет назад, в «Огоньке» № 32 за 1995 год, мы опубликовали сочинение Николая Амосова «Эксперимент». В нем всемирно известный хирург и ученый, которому в то время был 81 год, рассказывал об опытах над самим собой: он намеревался подтвердить на практике свою идею о возможности омоложения организма. Способ — интенсивные физические нагрузки.
Как нынче дела у Николая Михайловича? С этим вопросом к нам часто обращаются читатели. В этом номере мы печатаем его подробный и откровенный отчет.
Три года назад моему эксперименту была большая реклама: о первых оптимистических результатах сообщали газеты, еженедельники и даже медицинские журналы. Полагаю, теперь нужно отчитаться перед читателями, тем более что не все прошло гладко. Правда, оговорки я делал с самого начала: мое больное сердце может испортить результаты в любой момент. Но всем моим почитателям (и мне самому) казалось, что этого не произойдет.
Напомню историю эксперимента. В 1992-м я перестал оперировать — вшивать искусственные клапаны в сердце. И через год, как раз перед восьмидесятилетием, почувствовал, что старею. Стало тяжело ходить, шатало, нападала слабость, хотя я продолжал свою физкультуру: 2,5 км трусцы в день и гимнастику в 1000 движений.
Опечалился, но придумал гипотезу: когда человек перестает работать, он детренируется — и это еще ускоряет старение. Чтобы разорвать порочный круг, нужно сильно увеличить физическую нагрузку. Я насчитал добавку к моим 400 калориям от физкультуры (ФК) — еще 600, для соответствия физическому труду средней тяжести.
Скажу немножко (вдобавок к прежней публикации) о теориях старения.
Оно-таки запрограммировано в генах, и все другие факторы — второстепенны и добавочны. Академик В.В. Фролькис, геронтолог и теоретик, создатель генно-регуляторной теории, говорит, что существуют «гены старения». Они включаются в пожилом возрасте и формируют специфические белки, избирательно тормозящие функции клеток и даже ведущие к болезням — атеросклерозу, раку, диабету. (Другие ученые даже находили «гены смерти»). Фролькис же и обнадеживает: во-первых, старение — оно ступенчатое, за ухудшением бывают периоды частичного улучшения (вот когда нужно помочь посредством ФК!). Во-вторых, возможна «генная терапия», создание блокаторов для этих вредных генов (только когда это будет? Уж явно не для меня).
Генетическое старение касается всех органов и систем, хотя в разной степени. Слабые места зависят, во-первых, опять же от генов. Во-вторых, от перенесенных болезней. В-третьих, от внешних вредностей (химия, микробы, вирусы). В-четвертых, от поведения, нагрузок, излишеств. И только в-пятых — от милой моему сердцу тренировки. Впрочем, порядок пунктов не определяет их важности.
Я прислушивался и к советам медиков замедлять старение с помощью химии — принимать антиоксиданты. Но доказательства их действенности очень слабы.
Мои теоретические предпосылки не поменялись: старение можно замедлить физическими нагрузками. Вопрос — какой ценой? Примерный расчет такой: основной обмен — на обеспечение энергией всего организма в покое — 2000 калорий. Для создания эффекта физической работы средней тяжести нужно добавить еще 1000, легкой — 500. При этом добавка нагрузки распределится так: 3/5 достанется мышцам, увеличив обмен раза в два-три. 2/5 — всем другим тканям. Это добавит в их обмен: 20–10 % — сердцу, 8–4 % — легким и всего по 5–3 % — другим органам. Мало пользы? Да, не много. Меньше, чем, к примеру, вреда от нервных стрессов или грубого нарушения режима питания.
Была задача: регулировать нагрузки сообразно эффекту, возможностям, опасностям, старению. Для этого нужен строгий контроль, главным образом сердца и кровообращения. Исходные показатели были такие: кровяное давление 120 на 75, частота пульса установлена программой стимулятора — от 70 в состоянии покоя до 130 при интенсивных движениях.
Вес предполагалось сохранить прежний — 53–55 кг, что на 4 кг меньше минимума и на 10 кг — максимума, рекомендуемого американцами для моего роста в 168 см. Питание — по весу, но мало жиров и мяса, больше овощей и фруктов плюс 0,5 литра молока.
Сообразно выбранной прибавке к основному обмену в 1000 калорий определил нагрузки: 5–6 км бега, гимнастика из 1500 движений с гантелями по 5 кг и еще 1000 — без гантелей. Первоначально я разделил ее на четыре приема, чтобы избежать перегрузок
Через полгода я омолодился. Нет, юношей не стал, но к семидесяти годам вернулся. Бегал 6 км, быстро ходил. Понизилось кровяное давление, исчезла стенокардия.
И вот тут сказались головокружение от успеха и увлеченность: я потерял бдительность. Число упражнений с гантелями увеличил до 3000 и даже стал пробовать нагрузку в 10 кг. Приделал перекладину в дверях, подтягивался, чего раньше не делал. Чувствовал себя отлично. Хвастал! Интервью давал в газеты и даже на ТВ. Друзья и близкие (у нас вся семья — врачи, дочь и зять — профессора) советовали сократить нагрузки — не слушался (да и теперь не жалею — эксперимент требует риска).
Я понимал, что самочувствие сильно зависит от психики: человек убедил себя в чем-то — и доволен. Но такая эйфория не может держаться дольше нескольких месяцев. Поэтому, когда после года упражнений рентгеноснимок показал увеличение размеров сердца, внимания не обратил: «Натренировалось — и увеличилось!».
Первую зиму пережил (пробегал!) легко, а на вторую, в декабре 1995-го, перенес довольно тяжелый грипп. Три дня не делал гимнастики, неделю не бегал. Вылечился. Но что-то как надломилось. Остаток зимы бегал плохо — скользкота, холод, не хватало дыхания.
Весной 1996-го при обследовании выяснилось, что сердце еще более увеличилось и ухудшилась функция. Пришлось отступить: сократил бег до 2 км. Но гимнастику не изменил. Решил обследовать сердце каждые полгода, не полагаясь на хорошее самочувствие.
И вот через два с половиной года (осенью 96-го) — новое увеличение сердца и снижение функции. Вернулись приступы стенокардии, хотя и легкие. Сдался — бег заменил ходьбой. Отложил десятикилограммовые гантели и отменил подтягивание. Для максимальной разгрузки сердца отказался от соли.
Этот, 1997-й, несчастный год начался с напасти: образовалась двухсторонняя грыжа. Хирурги говорили — от гирь. Болело. Сгоряча хотел оперироваться, но тут Новый год, Рождество, холода — перетерпел, и боли отпустили. Но ходить стало тяжелее. Казалось — от грыжи, а оказалось — от старости.
Между тем главный мой бывший враг — позвоночник — совершенно перестал болеть. Как у молодого! Другие суставы тоже в отличном состоянии. Простата оставалась под подозрением, но недавно исследовали и успокоили — увеличена, но операции не требует. Ослабление слуха на правое ухо как было, так и осталось. Все внутренние органы, кроме сердца, здоровы. Мелкие сбои бывали, так у кого их нет? Сон как был плохой, таким и остался. Но снотворных не принимаю. Днем досыпаю.
Пожалуй, больше о болезнях сказать нечего. Если не считать главных — сердца и… старости. Сначала — о первом.
Как уже упомянул, сердце увеличивалось два года, но на третий, после ограничения нагрузок, остановилось в росте. Наибольшие трудности были с ритмом сердца, со стимулятором. Здесь была допущена ошибка — завышены частоты: 70-130. Когда на третьем году опыта возобновилась стенокардия, я попросил уменьшить частоту, и приступы вроде бы прекратились. Но одышка при ходьбе в гору осталась. Признаюсь, я о сердце сначала думал мало, и возникшие трудности объяснял старением. Видали вы, как ходят старики? Малыми шажками, с усилием, лицо напряженное, спина согнута, голову повернуть боятся — шатнет! Вот и я становлюсь таким же. Самому противно.
Ухудшение ходьбы заметил почти год назад, но внимания не обращал. (А если бы обращал, так что?)
С весны 1997-го трудности нарастали. Ощущения — как после большого похода: в тазу и в бедрах тяжесть, ноги не идут. Прямо хоть садись на дороге. Отдохнешь немного — лучше, но легкости, что была раньше, все равно нет. Однако я пересиливал себя и час в день ходил: полчаса — дома, по длинному коридору, и еще полчаса — на улице.
Конечно, я прочитал соответствующую литературу. Пишут: «паркинсонизм», а может быть и «болезнь Паркинсона». Первое — от старости, второе… не знают от чего. Основные симптомы: скованность движений, шаткая походка, дрожание рук, повышение тонуса всех мышц. Мышление, как пишут, не страдает (и то хорошо!). Показался профессору Н.Б. Маниковскому — он все знает, поскольку невропатолог, геронтолог да притом еще почти мой ровесник. «Болезнь» он отверг, дал лекарства, одно-другое попробовал — не помогло, но настойчивости не проявил. Скептик: большинство лекарств длительного действия лишь сопровождают естественные колебания болезней, а не лечат.
Но все равно: плохо! Так и стоят перед моим взором двое знакомых — академик и профессор, оба прожили за 90. Ум сохранили, но с великим трудом и с помощью переходили от машины до подъезда.
В общем, за полгода, что прошли после трех лет эксперимента, рухнула вера во всемогущество физкультуры. Теперь нужно думать заново: как сохранить остатки добытого таким трудом?
Или — не сохранять? Признать провал и плыть по воле волн, как все плывут? Против этого восстает все мое существо. (Вспомни, Амосов, оно уже восставало против начала старения!) Психика — дело темное. Поэтому нужно разобраться.
Итак, старость настигла. Другие прелести паркинсонизма могут появиться в любой день. Уверенности, что физкультура их остановит, уже нет. Тогда зачем убиваться?
Нет, не могу остановиться! Привык к идее. Кажется, как перестану «ломаться» — так и впаду в маразм. Поэтому подыскивал доводы «за». Во-первых, я хорошо себя чувствую, пока не хожу, пока сижу за компьютером. Голова работе отлично. Второе — гимнастику делаю без затруднений. Третье — в литературе о связи гимнастики с «Паркинсоном» пишут глухо: вроде бы да, гимнастика помогает. И уж точно нигде не сказано, что вредит. А между тем многие мои друзья если не говорят, то думают: «Перебрал старик!». Так, может быть, уменьшить нагрузки? Вернуться к 1000 движений, которые делал 40 лет, без всяких гирь? И все же — нет! Гантели мне не в тягость, время тоже не сэкономлю — все равно радио слушаю и новости смотрю, так лучше упражнениями, чем впустую сидеть. Да и для каких таких великих дел экономить время? Поезд уже ушел… Идея дороже. Поэтому все оставалось по-старому.
Так я все распланировал. Но тут снова вмешалась судьба.
22 сентября заболел зуб. С трудом добрался до поликлиники — так плохо стал ходить. Зуб удалили легко. Но — волновался. Уже дома возникла сильнейшая боль. Полечили. Как будто обычное дело. Ан нет: три часа болей — стресс. Когда пошел на прогулку, обнаружилось: идти не могу из-за сильной одышки. Сел на скамейку через полквартала и на лестнице останавливался дважды (еще совсем недавно шагал исключительно через две ступеньки!). Принял мочегонные и сердечные средства. Вошел в норму только через неделю.
Стало ясно, что трудности при ходьбе — не только от старости, но и от сердца. Боль нарушила хрупкое равновесие. Мои домашние доктора давно предупреждали. Не верил. Теперь самоуверенности поубавилось: омоложение через физкультуру не состоялось, а больное сердце ограничивает даже преодоление старости.
Но… не могу я совсем сдаться, опуститься до полной пассивности. Боюсь, что поглупею, что старость скует тело окончательно, да и сердце не вылечится, а ослабнет. Раз воля к риску еще осталась, то нужно искать компромисс: тренироваться столько, чтобы не увеличить патологию сердца и в то же время сопротивляться старению. Пришлось склониться перед докторами: принимал капотен и дигиталис. Однако после трех недель остановился и теперь наблюдаю: нужно исследовать, сколько в препаратах реальности и сколько — от психики.
Гимнастику оставил такую: перегибаний — 500; наклонов, поворотов по оси и вбок, кручений головы, движений рук — по 400. Еще по 50 — отжиманий и приседаний. Так и набирается 2500 движений, приблизительно за полтора часа. Плюс к этому — до часа ходьбы по улице и коридору. Гантели в руки не беру, темп упражнений медленный, одышки не допускаю. Пульс 60–70, давление 105–110. В целом затраты энергии в сравнении с первым вариантом эксперимента уменьшились раза в два.
Этот режим длится всего месяц. Даже боюсь признать, что состояние улучшилось: одышка уменьшилась и хожу прилично. (Не уверен, что от лекарств). А уж за компьютером чувствую себя совершенно здоровым. Надежды вернулись.
Осталось подвести итоги эксперимента. Хотя он затормозился и исход сомнителен, но часто ли вообще опыты бывают совсем удачными? Просто о неудачных не сообщают… Вопрос: укоротил я себе жизнь или удлинил? Скажу откровенно: не знаю. Но точно — улучшил. И не жалею. Старческие нарушения начались еще четыре года назад, и без эксперимента было бы хуже.
Большие нагрузки, несомненно, полезны. Два года чувствовал себя хорошо, моложе лет на десять. Все внутренние органы, кроме сердца, и теперь служат отлично. За это говорят анализы, отсутствие заболеваний и постоянство функций.
Я не рассчитывал на значительное омоложение, больше — на замедление старения. Думаю, надежды оправдались. Если бы сердце было здоровое (и я был бы разумный!), мог бы ежегодно уменьшать нагрузки процентов на десять и к 90 годам еще осталась бы половина резерва здоровья. Что было бы дальше — сказать боюсь, «гены старости» коварны и очень индивидуальны: один и в 90 герой, другой — в 70 развалился…
Трудно сказать, как долго можно держать под контролем двигательную сферу.
Самое страшное для ученого — ослабление памяти. По себе сужу: да, имеет место. Восприятие информации, ее анализ, творчество — все работает, но… Мысли нужно записывать не откладывая — на следующий день можно и не вспомнить. Это меня беспокоит больше, чем трудности при ходьбе. В конце концов, до смерти можно и в кресле дожить. Сидят же безногие. А вот без мыслей — не согласен. На них рассчитывал повлиять через гимнастику: упражнения — это адреналин, он тонизирует мозг.
Получил ли доказательства активизации мышления? Трудно сказать с уверенностью, но скорее «да», чем «нет». Судите сами. За три последних года я написал три брошюры и две книги: «Здоровье», «Общество: оптимальность и разумность», доклад Римскому клубу Украины, «Преодоление старости», «Моя философия». Совместно с фондом члена-корреспондента АНУ Б.Н. Малиновского провел большое социологическое исследование, написал по нему книжечку «Идеология для Украины». Кроме того, сделал несколько докладов в двух академиях, давал много интервью газетам и журналам. За предыдущие три-пять лет продукция была несравненно беднее.
В связи с этим перечислю (больше для самоутверждения) основные выводы из раздумий, разговоров и литературных изысканий.
1. Поколебался мой скептицизм в отношении разных «чудес», так как обнаружилось много опытов с регистрацией техническими средствами. Однако их роль в обычной жизни незначительна.
2. Вник в явления самоорганизации (И. Пригожин). Они объясняют происхождение сложности природы, биологическую и социальную эволюции — без участия Создателя. Они же ограничивают возможности познания и управления живыми системами, поскольку направлены против детерминизма. Ограничивают, но не исключают: возможности разума беспредельны.
3. Искусственный Интеллект калибра человека и выше, несомненно, будет, однако проблема сложнее, чем я думал раньше.
4. Еще больше убедился в биологичности поведения людей. Идеология в их мотивации составляет 20–40 %, и эта доля не возрастает с прогрессом. Меняются только формы поступков, но не мотивы.
5. Компоненты оптимальной идеологии — распределение власти и собственности — зависят от уровня техники, экономики и вектора времени. С ними связаны все другие факторы — неравенство, образование, экология, демография.
В мире происходит не только научно-технический прогресс, но и созревание идеологий. Это — «вектор времени». Для богатых стран оптимум состоит в социальном государстве, для бедных — в поэтапном приближении к нему. Путь этот — увы! — извилистый, так как вмешивается самоорганизация.
6. Угрозы существованию человечества нет, хотя «глобальные проблемы» существуют, и потери будут большие.
Не могу обойти рекомендации, что давал два года назад. Взгляды изменились, несмотря на поражение. Пока человек здоров и работает, ему хватит 1000 движений гимнастики за 30 минут и полчаса бега или 5 км быстрой ходьбы. Вышел на пенсию, нет работы по дому — тогда нужно повышать нагрузку: удвоить упражнения, добавить легкие гантели, а бег или ходьбу оставить в прежнем виде. В диете главное — поддержание малого веса, фрукты и овощи. На омоложение рассчитывать не стоит, но от многих болезней можно спастись. Впрочем, ни в коем случае не следует покидать работу, если она интересна. Это важнее физкультуры!
Я не обманываюсь: моя научная работа — это та же физкультура для преодоления старости, только для ума, а не для тела. Возможности у меня чисто кабинетные, сотрудников нет. Немного выручают модели общества, они по силам и одному. Лет тридцать назад я разработал метод моделирования гипотез и назвал это «эвристическим моделированием». В отделе биокибернетики, которым руководил у академика В.М. Глушкова, два-три десятка сотрудников создавали модели клетки, организма, личности, разума, общества. Компьютеры работали, печатались статьи и монографии, защищались диссертации. Главной темой был Искусственный Интеллект, над ней ребята и теперь трудятся (с удачными выходами на Запад). Я с ними дружу и радуюсь успехам. Руководит Э.М. Куссуль, талантливый и хороший человек.
Столь же символично и мое участие в работе родного Института сердечной хирургии. Хожу туда два раза в месяц, обсуждаем с друзьями проблемы, приходят бывшие пациенты, а также чудаки-изобретатели глобальных теорий, ищущие поддержки. Это называется «Почетный директор». Институт меня радует: во всеобщем бедламе хирурги ухитряются хорошо работать, результаты лучше, чем при мне. Количество операций уменьшилось примерно на четверть, появились новые, их позаимствовали по заграницам, куда теперь ездят запросто. Директор Г.В. Кнышов работает хорошо. Вот только меня раздражает, что больным приходится платить за операции. Хорошо, что в этом не участвую.
Конечно, моя активность не идет сравнение с прошлой. Пришлось приспосабливаться, уменьшить притязания, привыкать.
Во всяком случае, от эксперимента у меня было самое главное — уверенность в будущем. Жил, не оглядываясь на возраст: хотя и без операций, без лекций, без институтской текучки, но с интересом. Теперь будущее сократилось. Но работа продолжается: мои темы неисчерпаемы а остановка — смерти подобна.
Да и надежда не потеряна: может быть, удастся скомпенсировать сердце? Все еще верится. Кажется: вот завтра встану здоровым.
Так и живу… Несчастлив? Нет. «На свете счастья нет, но есть покой и воля»…
Огонек. — 1997. — № 49
Человек умирает, когда он исчерпан
Так все-таки стоит ли доживать до глубокой старости?
В «Огоньке» № 32 за 1995 год и № 49 за 1997 год мы печатали интереснейшие и на редкость откровенные очерки всемирно известного хирурга и ученого о самом себе, точнее, об эксперименте, поставленном над самим собой. Его смысл: подтвердить или опровергнуть собственную гипотезу о возможности омоложения организма посредством интенсивных физических нагрузок.
В конце второй публикации были такие слова: «…надежда не потеряна: может быть, удастся скомпенсировать сердце… Кажется: вот завтра встану здоровым». К сожалению, этого не случилось. Николая Михайловича ждали новые испытания.
Николай Михайлович Амосов родился в 1913 году. Его отец, по определению самого Н.М. Амосова, из полукрестъян-полурабочих, подверженный «семейной страсти» к водке, рано оставил семью. Мать, крестьянская дочь, окончила школу повивальных бабок, стала акушеркой («…за 24 года работы, на три с лишком тысячи родов, умерла одна роженица», — с гордостью писал о матери прославленный врач-академик).
Учился в деревне, потом в школе второй степени в Череповце. Далее — механический техникум, работа на электростанции лесозавода под Архангельском. «Самым главным в жизни была работа и чтение». В 1934 году поступил во Всесоюзный заочный индустриальный институт. За один семестр прошел (и сдал экзамен) весь вузовский курс высшей математики.
Но мечтал об университете. К тому же грозил призыв в армию… Однако в МГУ сказали: «Вы — служащий. Получите все пятерки — пройдете, нет — значит, нет». Рисковать было нельзя. Пришлось поступать в Архангельске, в медицинский. «После заочного института вся эта медицинская зубрильная наука казалась пустяком». Перепрыгнул через курс. Хотел сделать это еще раз — не разрешили: «Нужно видеть много больных». И тогда Амосов начал проектировать… огромный аэроплан с паровым котлом и турбиной.
В 1939-м окончил медицинский (диплом с отличием), а в 1940-м — индустриальный институт: защитил проект своего парового самолета (диплом с отличием). Одновременно приступил к хирургической практике — в Архангельске, в Череповце. «А потом война, ведущий хирург полевого госпиталя, потом областной хирург в Брянске…..С 1952 года — в Киеве, в клинике, которая потом стала Институтом сердечно-сосудистой хирургии, а Амосов — ее руководителем. И одновременно — заведующим отделением биологической кибернетики в институте кибернетики. Лауреат Ленинской премии, Герой Социалистического Труда, академик. Остальное хорошо известно по его замечательным книгам и публикациям в прессе, в том числе в «Огоньке».
(По «Книге о счастье и несчастьях» Н. Амосова)
Этой весной я закончил книгу воспоминаний «послесловием» накануне отъезда на операцию. В нем написано: «жизни нет». За текстом слышно больше: нет желания жить. Об операции я серьезно не думал, даже в последний год, когда сердце снова увеличилось в размерах, наросли одышка и стенокардия. Я все еще себя успокаивал: по данным ультразвукового исследования (УЗИ), показатели не ухудшались уже четыре года. (Правда, это не вязалось с возрастанием объема сердца и стенокардией… Да, я не разобрался в этом явлении. Не хватало квалификации).
…Так и тянул, постепенно сокращая нагрузки и увеличивая дозы нитроглицерина. А последние месяцы еще очень хотелось дописать книгу…
Положение изменилось в середине мая этого года, когда осталось полгода до пяти лет эксперимента. Во-первых, ухудшение стало быстро прогрессировать. Во-вторых, Толя Руденко (нет, Анатолий Викторович, доктор мед. наук, отличный хирург) 12 мая целый час рассказывал о своей трехмесячной командировке в Германию, в клинику Кёрфера в маленьком городке Бад-Ойнхаузен, недалеко от Дюссельдорфа. Толя описывал просто чудеса: 4 тысячи операций в год — шунтирование и замена клапанов (наряду с десятками пересадок сердца и другими сложными вмешательствами), и смертность 1–3 %. Оперируют в любом возрасте. Настоящая фабрика обновления сердец, организованная с немецкой тщательностью и точностью. Операции, разумеется, платные.
Я восхитился, однако даже не подумал: «Вот бы мне!» Так далеко… денег нет… чужие люди… Да и стоит ли? Поживу еще с годик…
Так бы это и забылось, но тут включилась моя дочь Катя. Тоже уже не Катя, а Екатерина Николаевна, профессор, зав. кафедрой терапии в мединституте, притом кардиолог. Все говорят — очень энергичная… Она и Володя Мишалов, зять (тоже доктор наук и кафедру хирургии получил), дружат с Руденко и, естественно, получили всю ту же информацию.
Катя завелась сразу. Пришла к директору нашего института Г. В. Кнышову, он собрал заведующих отделениями, и решили: «Ехать немедленно». Сопровождающая — Катя, в помощь ей — Толя. Отправили факс Кёрферу, поговорили с ним по телефону и через день получили официальное разрешение: приезжайте. Стоимость операции 44000 марок.
Начались хлопоты. Катя, Володя, Г.В. Кнышов и его штат, Академия мед. наук, включая президента Александра Федоровича Возианова, добывали заграничные паспорта, немецкие визы, билеты и… «дойче марки». У меня было около 6000 долларов: накоплены за пять лет от экономии, гонораров, стипендии Сороса — на случай смены стимулятора сердца. Этих денег хватит разве что на дорожные и квартирные расходы. Спасибо зав. горздравом Бедному Валерию Григорьевичу. Он ходатайствовал — и правительство разрешило потратить такую сумму. Тоже спасибо. Вполне могли отказать.
Поделиться книгой: