Помоги проекту - поделись книгой:
5 свистков оловянных № 502 75 к.
Ручки для дверей № 385 (для ватера внизу, для моей двери на балкон; каменные или фарфоровые, как у умывальника).
Костылей.
1 флакон клею «Синдетикон» — 20 к.
Несколько «затворок с двумя личинками с круглой или острой задвижкой».
Сергеенко П. А., 27 марта 1900*
3083. П. А. СЕРГЕЕНКО
27 марта 1900 г. Ялта.
Милый Петр Алексеевич, если ты намерен в Крыму купаться и работать в тишине, то поезжай в Симеиз*, — говорят, что там очень хорошо: и удобно, и одиноко, и купанье чудесное. Симеиз — это там, где живет Милютин, за Алупкой. В Кучук-Кое ты умер бы с голоду*; там нельзя жить, не организовавши предварительно правильного хозяйства. Но, радуйся, с голоду ты не умрешь, так как я продаю Кучук-Кой. Уже есть покупатель*.
Зачем продаю? Нуждаюсь в деньгах, как это ни странно…
Гинцбург прислал письмо*. Статуэтка стоит больше ста рублей. Для меня это немножко дорого.
Ну, будь здоров и счастлив. Желаю тебе всего хорошего. Жму руку.
Лазаревскому Б. А., 2 апреля 1900*
3084. Б. А. ЛАЗАРЕВСКОМУ
2 апреля 1900 г. Ялта.
Многоуважаемый Борис Александрович, папка великолепна*, мне нужна именно такая для начатых рукописей, которые в беспорядке валяются у меня по всему столу; Вы мне очень угодили и больше всего, конечно, рисунками. Только когда приедете в Ялту, я попрошу Вас закрасить вывеску «текущие работы». Это похоже на «входящие и исходящие»*.
Поссе был в Ялте, я говорил ему о Вашем «Машинисте»*. Он обещал отнестись к этой повести с особенным вниманием.
Ваша папка немножко измялась в дороге*, придется прибегнуть к утюгу.
Нового у нас в Ялте ничего нет, погода скверная, холодно, интересных людей мало.
Будьте здоровы и веселы. Желаю Вам всего хорошего и еще раз благодарю — от всего сердца. Жму руку.
В Севастополе я буду не раньше мая*.
Соболевскому В. М., 2 апреля 1900*
3085. В. М. СОБОЛЕВСКОМУ
2 апреля 1900 г. Ялта.
Дорогой Василий Михайлович, сегодня я получил Ваше письмо, а вчера была у меня Наташа. Она приходила с Вениаминовыми*, потом мы вместе провели часа два, гуляя по городу. Она очень выросла и поздоровела. Теперь мы переговариваемся по телефону и решили так: она зайдет ко мне, и мы вместе поедем к Елпатьевскому. Живу я в Верхней Аутке, как раз на пути в Исар, стало быть, с Наташей, буде она пожелает, будем часто видеться. Я ей очень обрадовался; Вашему письму — тоже*.
Наша весна запоздала, ходим еще в осеннем пальто и в калошах, но, слава богу, всё же зима кончилась, стали приезжать интересные люди, и мне уже не так скучно. Приехал, между прочим, Горький*, человек очень интересный и приятный во всех смыслах. Я и Елпатьевский живем в собственных дачах, как магнаты, наши дачи далеко видно, и когда к Ялте подойдет английский флот, то начнет палить прежде всего в наши дачи. У меня среди сада растет большая пальма, много цветов; барышни присылают подушки. Одним словом, не жизнь, а малина. Но всё же я недоволен. Всё чаще и чаще посещает мечта — продать дачу и уехать в Монте-Карло и поставить там на quatre premier сразу сто франков. Жизнь оседлая, правильная, да еще в провинции — это слишком длинная жизнь, месяц ее следует считать за год, как под Севастополем.
Я получаю очень много газет. Получаю и «Россию», и «Северный курьер», и теперь, когда мне приходится много читать и невольно сравнивать, я с каждым днем всё больше убеждаюсь, что нет лучше газеты, как «Русские ведомости»*. Прежде я как-то поддавался общему гулу, что газета ведется скучновато, сухо, что нужно бы ее разнообразить и проч., теперь же, разбираясь в белиберде текущих событий, я вижу, что в этой якобы скуке было спасение. Мне очень, очень грустно, что я так редко работаю у Вас*, так мало выражаю Вам свое сочувствие на деле, но утешаю себя мыслью, что виноваты тут чисто внешние обстоятельства и что в будущем я всё наверстаю.
Я раза два принимался писать Варваре Алексеевне*, хотел уговорить ее не покупать дачи в Туапсе. Теперь узнал от Наташи, что Туапсе отклонено, — и я рад. Надо иметь дачу в Крыму на берегу, у самого моря. Через 5-10 лет здесь будет очень хорошо — конечно, не зимой, а в сезон.
Осенью я буду в Москве*, а пока до осени делайте так, чтобы я всё время знал Ваш адрес. Сердечный привет Варваре Алексеевне. Крепко жму Вам руку и обнимаю.
Никольской Е. А., 4 апреля 1900*
3086. Е. А. НИКОЛЬСКОЙ
4 апреля 1900 г. Ялта.
Милостивая государыня Елизавета Александровна!
Вы можете прислать рукопись*, когда угодно, я рад служить Вам, только не взыщите, я не могу обещать Вам прочесть рукопись в очень скором времени*, так как у меня на столе немало книг и рукописей, которые я должен прочесть.
Лейкину Н. А., 9 апреля 1900*
3087. Н. А. ЛЕЙКИНУ
9 апреля 1900 г. Ялта.
Христос воскрес, многоуважаемый и дорогой Николай Александрович! Спешу поздравить Вас с сорокалетием Вашей литературной деятельности* и пожелать Вам всего хорошего! Дай Вам бог здоровья — это главное, а остальное само приложится, как Вами завоеванное и давно заслуженное.
Прасковью Никифоровну поздравляю и от души желаю ей всего лучшего. С истинным уважением Ваш покорнейший слуга
После Вашего юбилея буду писать Вам о своем житье-бытье. Сегодня читать Вам некогда, а мне писать — нездоровится.
Карпову Е. П., 20 апреля 1900*
3088. Е. П. КАРПОВУ
20 апреля 1900 г. Ялта.
Дорогой Евтихий Павлович, простите, я долго не отвечал на Ваше письмо*. Причина тому — поездка моя в Севастополь* и затем приезд труппы Художественного театра в Ялту*. Я говорил с В. И. Немировичем-Данченко о «Дяде Ване»*, и он уверяет, что эта пьеса была отдана ему мною больше двух лет назад, не для одной Москвы, а вообще. Будет ли Художественный театр когда-нибудь в Петербурге*, я не знаю, но если будет, то пьеса моя пройдет не больше 2–3 раз — а затем наступит тишина и спокойствие. Как видите, мне не везет с моими пьесами, это в конце концов мне следует признать и покориться. Отдавая свои пьесы в Художественный театр, я ни в каком случае не предполагал, что он будет когда-нибудь в Петербурге, мне это и в голову не приходило. Как бы ни было, я прошу извинения, дорогой Евтихий Павлович, и снисхождения к своим ошибкам невольным, причиняемым, быть может, оттого, что я вот уже третий год живу вдали от столиц и людей, с которыми работаю.
Желаю Вам всего хорошего. Если Немирович-Данченко изменит свои планы, то я тотчас же извещу Вас об этом.
Миролюбову В. С., 20 апреля 1900*
3089. В. С. МИРОЛЮБОВУ
20 апреля 1900 г. Ялта.
Дорогой Виктор Сергеевич, шлю ответ на Вашу телеграмму*: «Чайка» пойдет во второй раз в воскресенье*. Так как Вы видели всё, кроме «Чайки», то я и отвечаю только насчет «Чайки». Буду очень, очень рад повидать Вас. В субботу устраивается литературный вечер*, с чтением стихов и проч. и проч.
На обороте:
Иорданову П. Ф., 27 апреля 1900*
3090. П. Ф. ИОРДАНОВУ
27 апреля 1900 г. Ялта.
Многоуважаемый Павел Федорович!
Посылаю Вам немного книг*, будьте добры, пошлите за ними в «Р<усское> о<бщество> п<ароходства> и т<орговли>». Они пошли с пассажирским пароходом и, вероятно, уже в Таганроге.
На Страстной неделе у меня приключилось геморроидальное кровотечение*, от которого я до сих пор никак не могу прийти в себя. На Святой неделе в Ялте был Художественный театр*, от которого я тоже никак не могу прийти в себя, так как после длинной, тихой и скучной зимы пришлось ложиться спать в 3–4 часа утра и обедать каждый день в большой компании — и этак больше двух недель. Теперь я отдыхаю.
Что нового в Таганроге? Разрешен «Гелиос»?* А когда начнутся работы?
Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку. Будьте здоровы.
На конверте:
Марксу А. Ф., 27 апреля 1900*
3091. А. Ф. МАРКСУ
27 апреля 1900 г. Ялта.
Многоуважаемый Адольф Федорович!
Простите, я несколько замедлил ответом на Ваши письма, потому что был нездоров. Корректуру я читаю* и вышлю ее завтра или послезавтра, непременно.
М. Горького я видел вчера и передал ему Ваше приглашение работать в «Ниве»* и дал ему прочесть Ваше письмо. Он поручил мне благодарить Вас и пообещал выслать Вам рассказ* при первой возможности.
Завтра или послезавтра я вышлю Вам корректуру второго тома и теперь еще раз прошу освободить мои рассказы от таких названий*, как «Были и сказки», и оставить общее для всех томов название «Рассказы» и «Повести и рассказы» и «Повести». Мои рассказы с таким названием, как «Были и сказки», не пойдут, потому что все эти книжные названия в последние десять лет устарели, выжили и не представляются интеллигентными. Решение этого вопроса полагаю совершенно на Ваше усмотрение, я больше ничего не буду писать Вам насчет названий моих книг и каждое буду утверждать своею подписью.
Поделиться книгой: