— Ну, зачем нам такие официальности? — улыбнулась девушка. — А к вам уже приходила Габи, я смотрю? Ха, и что тут она вам напредлагала? Излечиться от всех ваших хворей?
— Вы знакомы?
— Еще бы! Так чего она намеревалась вам всучить? Сэконд хэнд третей свежести? Я же хочу предложить возврат молодости — то, что не может дать Габи. Вернее — не хочет. Вы помолодеете, лет этак на сорок, и станете выглядеть на тридцать. Причем в таком сравнительно молодом облике проживете до ста двадцати. А потом — извините уж… да. Так вот — от меня вы получаете первоклассный товар, а не заплесневевшую дешевку с истекшим сроком годности.
— А за это я должен продать душу, скрепив договор кровью? Так что ли?
Брюнетка заразительно засмеялась, показав ослепительно-белые зубы. Как на рекламе зубной пасты.
— Да бросьте вы! Какой договор, вы о чем? Зачем? Если вы согласитесь, то и так будете в моей власти, а все они сразу же отступятся от вас. Но вы не прогадаете! Если вы еще и станете активно сотрудничать со мной, то продлевать вашу жизнь я смогу сколь угодно долго! Ну, а вы, пока продолжите со мной работать, конечно, будете раз в десять лет менять имя, документы, место жительства… а то народ начнет как-то странно смотреть в вашу сторону. Зачем порождать ненужные слухи? Но согласитесь — по сравнению с тем, что вы получаете, цена смехотворна.
— А подумать?
— О, обязательно. Такие решения нельзя принимать второпях. Десять минут — вас устроит? Этого вполне достаточно. В конце концов, мое предложение — это моя добрая воля. Да, и еще. Если мы с вами придем к обоюдному соглашению, я раскрою вам такие кладези знаний, что вам и не снились! Вы получите доступ к самым тайным библиотекам и секретным архивам, о чем не могли и мечтать. Габи никогда не сможет дать вам ничего подобного! А что она вам тут наговорила? Что ваша книга откроет врата Ада? Что наступит Конец Света?
— Ну, не совсем так…
— Ага! Узнаю этот обычный ее приемчик! Рассказать смертному, что от него зависят судьбы Мира и в его руках жизнь Вселенной! Да бросьте вы! Допустим, прочитают вашу книгу несколько человек, или даже несколько тысяч, что невозможно! Ну, станут из них пять процентов на путь истинного знания. И что? Да ничего! Они только и получат, что небольшое преимущество перед своими соплеменниками.
— А как же тысячелетняя война?
— Вам-то какое до этого дело? Это — наша война, и только наша битва.
— Эта война иногда прорывается в наш мир…
— Так вам сказала Габриель? Не берите в голову, это все ее выдумки и фантазии! Ваши войны — ваши дела, и только. Если кто-то когда-то с нашей стороны и помог, то лишь опосредованно. Да и не надо нам этого! Нам нужны новые бойцы! Мы должны найти среди них нужных нам соратников. Воинов! Вы же знаете, я тоже когда-то была смертной девушкой, но это было так давно, что я уже и не помню, когда именно…
— А если я просто откажусь? — произнес профессор. — От обоих ваших предложений? Не люблю я, знаете ли, когда на меня давят и ставят в тупик.
— Вот это уже будет совсем глупо с вашей стороны и недостойно такого ученого. Что вас ждет в ближайшем будущем? Вы знаете, что у вас — аденокарцинома? Третья стадия? Метастазы уже появились. Если даже срочно сделать операцию, то при самом благоприятном исходе вы протянете еще лет пять. Но в вашем возрасте сие весьма проблематично — может сердце не выдержать или тромб оторваться. А если ничего не делать, то год — полтора, если повезет. Не более. Причем я уже не говорю, что в последнее полугодие вы можете забыть о всякой работе.
— Да? — только и мог выдавить из себя профессор.
— Да. А что вам даст Габи? Остановит развитие опухоли и ее метастазов. Затормозит аденому простаты и эмфизему с астмой. Застопорит глаукому с катарактой, и все остальное. Там еще много всего разного: стенокардия, склероз, остеопороз… Артриты, артрозы, нефроптоз, диафрагмальная грыжа, камни в почках и желчном пузыре… Но это уже так, мелочи. Все это она задержит лет на сорок, но не излечит! А я предлагаю вам полноценную здоровую, а главное — молодую и долгую жизнь! Жизнь! И вы еще о чем-то там думаете?
Но профессор не успел подумать. В этот момент раздался звук, боле всего похожий на шум от проткнутой автомобильной камеры. Профессор вздрогнул и обернулся: со стороны кухни двигалась Габриель. Девушка пригнулась, вся как-то собралась, черты лица ее были искажены яростью, а в руках сверкал длинный и яркий меч. Профессор так и не понял, светился меч сам или просто ярко блестел, потому что почти сразу стены тесной прихожей куда-то расступились, разошлись и растаяли. Все втроем оказались на совершенно пустой равнине, идеальной плоскостью уходящей к абсолютно ровному горизонту. Над головами сияло белое однородное небо, без всякого намека на солнце и облака. Обе девушки — блондинка и брюнетка, кажется, совсем забыли об Антоне Михайловиче, сосредоточившись исключительно друг на друге. Габриель поигрывала мечом, а у Ли-Ли в руках появился длинный и хлесткий черный кнут.
— Ты предлагаешь мне драться? — насмешливо спросила Лилит, поигрывая кнутом.
— У меня нет выбора, Ли. Ты используешь запрещенные приемы, а в ответ я могу применить только силу.
— А силенок-то у тебя хватит, Габи? — язвительно осведомилась брюнетка. — Я же перебью этот клинок одним взмахом!
В качестве подтверждения своих слов Лилит ударила хлыстом, по которому побежала волна, закончившимся громким сухим хлопком, похожим на пистолетный выстрел. В ответ Габриэль крест-накрест взмахнула мечом, со свистом разрубая воздух.
— А ты попробуй! — насмешливо сказала она. — Это я перерублю твою плетку единым ударом. Ты бы еще мухобойку взяла! Или твой любовник ничего лучшего тебе не доверяет? А может, опасается, что ты ненароком ему отрубишь что-нибудь важное?
— Заткнись швабра дранная! Иначе шею скручу тебе так, что будешь видеть только свою собственную задницу! Я ж тебя сейчас до хребта перешибу!
— Ха! А тебя, стервочка, я порежу на ломтики! Нашинкую!
— Сука! — сквозь зубы процедила Лилит. — Что-то за последние шесть тысяч лет это еще никому не удавалось. Зато кто-то крылышки терял? Сколько уже раз?
— Кто бы говорил! — парировала Габриель. — У кого-то проблемы с памятью? Или этот кто-то уже позабыл, как ему отрубали хвост? Уже не отращивается? Или боишься? А может, вместо него ты теперь ходишь с этой плеточкой?
— А ты без своего ножичка вообще ничто! Детка, ты же скоро прыщами от зависти покроешься!
— И не мечтай, это лишь твоя прерогатива.
— Нет, моя дорогая, — нехорошо усмехнулась брюнетка. — На меня серная кислота не действует, зато твоя рожа покраснеет и покроется волдырями. Вот тогда я и повеселюсь.
— Засунь свое мнение глубоко в собственную задницу! — рявкнула блондинка. — Пока это еще не сделала я.
— Детка, да что ты собой представляешь без своего ножика? Полный ноль. У тебя напрочь отсутствует внешность, и какие либо достоинства, ты даже нормально постоять за себя не можешь!
— А у тебя нет ни своего вкуса, ни стиля, — сразу же среагировала Габриель. — Так, некое подобие чего-то, старающееся косить хоть подо что-нибудь.
В ответ Лилит зашипела, как загнанная в угол кошка, и резко ударила хлыстом. Профессор даже не увидел взмаха, услышал только звук. Габриель издала возглас и молниеносно рубанула своим мечом, удар которого был тут же парирован кнутом Лилит.
И тут произошла странная вещь: меч вместе с обмотавшимся вокруг него кнутом, отлетел в сторону от дерущихся и упал в шаге от Антона Михайловича. Повинуясь скорее инстинкту, чем разуму, профессор шагнул и наступил на эту связку, встав одной ногой на кнутовище, а другой на эфес меча. Тогда же прозвучал двойной крик — голоса брюнетки и блондинки слились в один общий вопль.
— Вот что красавицы, — вдруг проговорил необыкновенно твердым голосом Антон Михайлович, когда совместный вопль утих. Откуда только что взялось? — Вы сейчас доставляете меня домой, и я внимательно рассматриваю оба ваши предложения. И не десять минут, а сутки. Время, как я понял, вполне терпит. Вот завтра и поговорим на свежие головы. А вы за двадцать четыре часа приведете себя в порядок, и мы спокойно все обсудим. Только без этих ваших спецэффектов, душераздирающих сцен и каскадерских трюков. Не надо!
4. Тонкости мастерства
…Туман рассеялся, и профессор увидел себя стоящим в прихожей собственной квартиры. Одной ногой он по-прежнему попирал рукоять кнута, а другой — эфес меча. Меч уже не светился — это было очень красивое оружие, но вполне материальное, и ничего сверхъестественного в нем не наблюдалось. Рядом с мечом лежал длинный, чуть больше полутора метров, черный хлыст, сделанный из какого-то эластичного высокопрочного материала. Не меньше пяти сантиметров в окружности, он далее сужался, постепенно сходя на нет.
Только сейчас Антон Михайлович заметил, что так и не снял пальто. Первое что он сделал, это подобрал с пола кнут, аккуратно взял меч, как будто боялся упустить его, и отнес их в свою спальню, бережно положив на кровать. Потом он, наконец, разделся, кое-как запихнул в холодильник продукты, все еще лежавшие в пакете перед кухонной дверью, и только тогда рухнул в кресло…
Вопреки ожиданиям, спал профессор крепко и хорошо. Даже не просыпался ночью, чего не наблюдалось за ним уже лет, наверное, тридцать. Прошедшие события казались бы бредом и галлюцинацией, если б не наличие вполне реальных трофеев в качестве доказательств. Хотя — может и кнут с мечом ему мерещатся? До сих пор?
Тогда профессор позвонил своему другу и коллеге, которого беспокоил сравнительно редко. Тоже историку, но прекрасному специалисту по старинному и современному холодному оружию — Ираклию Петровичу Бараташвили. Антон Михайлович попросив его бросить все дела и срочно приехать. Тот долго отнекивался, приезжать не хотел, задавал разные вопросы, ссылался на занятость, самочувствие и домашние дела. Но Антон Михайлович убедил его, не вдаваясь, впрочем, в тонкости и детали. На конкретные вопросы он старался не отвечать: был тверд, обещая все разъяснить при личной встрече.
Заинтригованный оружейник приехал через час.
Ираклий Петрович был высоким плотным мужчиной, к которому никак не подходил эпитет — «старик», хотя он давно уже разменял седьмой десяток: грузинские прародители, гены горцев давали о себе знать. К тому же оружейник держал форму — летом бегал, зимой ходил на лыжах, да и с прекрасным полом отношения никогда не прерывал. Несмотря на грузинское имя и фамилию, Ираклий был коренным москвичом, как и несколько поколений его предков жил в России и практически не говорил по-грузински. Он долго и с интересом вертел в руках меч, показанный Антоном Михайловичем. Рассматривал в мощную лупу, как-то странно поворачивал, близко подносил к свету, щелкал ногтем, слушал…
— Слушай, откуда ты взял это чудо, Антон?! — наконец спросил Ираклий Петрович восторженным голосом.
— Знакомая принесла на сутки. Для консультации. Одна девушка. Сегодня вечером заберет.
— Какие у тебя, однако, знакомые! Познакомь, а? А если серьезно — то это вне моей компетенции. Стыдно признаться, но я — пас! Это что-то ненормальное, но точно не антиквариат. Ты видишь? Тут нет никаких следов: ни окисления, ни повреждений не видно, даже микроцарапин нет! А какая полировка! При увеличении видно, что у клинка очень тонкая и удивительная поверхность. Он словно сплетен из множества тончайших металлических нитей, посмотри! Смотри, как переливается! И потом… По виду тут ручная работа, но я абсолютно не представляю, как это могло быть изготовлено. Технология мне совершенно незнакома. Или хорошая подделка, или очень качественная копия… не знаю… Лазерная обработка что ли… И металл я не узнаю… это точно не сталь, но вот что? Возможно, какой-нибудь сплав? Надо бы его исследовать, анализ провести, рентгенограммы снять… Но самое главное, я не имею понятия, какой традиции принадлежит этот меч! Все гармонично так, пропорционально, и балансировка прекрасная… Эта филигранная структура меня просто убивает! Я абсолютно не знаю таких технологий! Наверное, все-таки современный, но сделан потрясающем мастером. Уникальным! А значит — я должен его знать. Но я не знаю! Это вообще-то неправильно. Познакомь меня с этой девушкой! Мне просто необходимо все узнать об этом мече!
— Извини, Ираклий, я готов выполнить любую твою просьбу, ты же меня знаешь. Но тут — нет. Она просила никому не показывать этот меч, и я обещал. — Профессор импровизировал на ходу, стараясь казаться убедительным и естественным. — Обманул, как видишь. Но вот если она еще чего принесет — точно вас познакомлю. Веришь мне?
— Ладно, как скажешь… но о чем-то ты не договариваешь. Темнишь что-то! Мы же с тобой столько лет уже знакомы! Ладно, я понимаю, это не твоя тайна, и ты ничего не можешь сделать, я прав? Прав, конечно, по твоей хитрющей физиономии вижу. Сфотографировать, конечно, тоже нельзя?
— Извини… — разведя руками, снова повторил Антон Михайлович. — Я еще вот что хотел у тебя спросить. Ты же собираешь сведения о дуэльных правилах разных эпох?
— В какой-то мере, — скромно подтвердил оружейник. — Знаешь, это трудно себе представить, но в течение восемнадцатого и начала девятнадцатого веков дуэльные правила нигде никем не записывались, и тем более не издавались. Они целиком принадлежали исключительно устной традиции, поэтому до нас мало что дошло. В основном из художественной литературы. Правила поединка определялись самими дуэлянтами и щепетильными в вопросах чести секундантами. А появившийся потом французский кодекс Шатовильяра и многие другие писаные правила так и не прижились. Дуэли, обычно, были повсеместно запрещены и преследовались законом, поэтому проводились, чаще всего, на природе, в спокойных местах, где противникам никто не мог помешать. Так в чем вопрос?
— В каких случаях осуществлялась дуэль с разным оружием у противников?
— По-моему ни в каких. Не помню таких случаев. Только поединки гладиаторов в Древнем Риме, но это не совсем то…
— А когда у одного противника был меч, а у другого кнут? Такое было возможно?
— Один только кнут? Одного кнута мало, еще нужен кинжал или что-то типа того.
— Зачем? — удивился профессор. Все-таки он был специалистом в другой области, и оружейные тематики, тактики сражений, никогда серьезно не интересовали его.
— В одну руку брали кнут, а в другую — кинжал. Ведь как использовался боевой кнут? Нападавший взмахивал им, захлестывал врага, часто всадника, а когда хлыст обматывался, то нападавший дергал на себя и насаживал противника на кинжал. Для этого надо быть большим мастером своего дела, знать массу тонкостей, чтобы вот так владеть кнутом.
— А я не в курсе. Вот ведь как оно бывает… Занятная штука жизнь!
— Ладно, пойду я, спасибо за чай — мне еще надо с внуком погулять. А ты — позвони, если для меня будет что интересное! Обязательно!
Проводив своего друга, Антон Михайлович включил компьютер и полез в Интернет. Пришла куча писем, но профессор даже не стал на них смотреть.
В ближайшие сутки его интересовало не это.
5. Свобода внутреннего прокурора
Отвоеванные им сутки заканчивались. Двадцать четыре часа уже на исходе, и скоро должна была прийти Габриель. Или Лилит. Или они обе. Но профессор не испытывал никакой нерешительности или неловкости, вот только ожидание утомило его. Он принял решение.
Когда в прихожей раздался звонок, Антон Михайлович испытал заметное облегчение. Он вообще терпеть не мог чего-либо ждать, и не важно чего: хорошего, плохого или эмоционально нейтрального. Ожидание раздражало и выматывало, причем так было всегда, еще с юности. Он отпер замок и открыл дверь. На площадке стояла Габриель. Ее вид совершенно не изменился — выглядела она точно так же, как в их первую встречу. Накануне, у лифта.
— Отдайте мое оружие! — заявила она с порога.
— Идите и забирайте. Дверь открыта.
— Отдайте! — повторила она.
— Вы что, не можете взять его сами? — удивился Антон Михайлович.
— Вы должны мне вернуть его.
— Почему?
— Отдайте, это мой меч! — в этот момент Габриель на секунду стала похожа на маленькую девочку, у которой мальчишки в песочнице отобрали любимый совочек.
— А, так я могу и не отдавать? — удивился своей запоздалой догадке профессор. — Мне этот клинок очень нравится, знаете ли. Дорог, как память. Мне приятно на него смотреть. С вашей силой и возможностями так ли уж трудно справиться со стариком? И потом, что-то мне подсказывает, что вы всегда сможете найти себе замену.
Зная, с кем он разговаривает, Антон Михайлович уже ничему не доверял, а своим ощущениям в особенности. Габриель казалась расстроенной. Или только делала вид?
— Все не так просто, — ответила она. — Я потеряла свое оружие в бою, и теперь это ваш трофей, и забрать его я могу только путем битвы. А сражаться со смертными нам запрещают.
— Но я же не дрался с вами. Я просто наступил на рукоятки, когда вы обе потеряли свои игрушки.
— Это неважно. Мы потеряли наше оружие во время схватки. А вы захватили его. Кстати, Ли в таком же положении, что и я.
— Тогда не отдам, — с неожиданным для себя самого упрямством заявил Антон Михайлович. — Была такая детская игра: «Цап — моё».
— Вы… да вы отдаете себе отчет…
— Вполне. Я видел вас в схватке и отлично понимаю, с кем сейчас разговариваю. Если я потеряю жизнь — то хоть доставлю вам немного проблем, а это уже приятно. Порадуюсь напоследок. Как я понял из ваших слов, вы и вам подобные существа не могут напрямую вмешиваться в дела нашего мира.
— Ну, что ж… пусть будет так, — неожиданно быстро и легко согласилась Габриель: профессор уже настроился на долгий и утомительный спор. — Оставляйте. Но прежде чем нам расстаться навсегда, я хочу сказать одну вещь… Только одну. Раскрою маленький секрет.
— Да? Что вы имеете в виду? Секрет важный?
— Для вас важный. Очень. Ли хочет вас обмануть.
— Она мне не даст того, что обещает?
— Даст, но ненадолго. Дело в том, что вас и вашего аспиранта хотят уничтожить. Причем — обоих. Она это знает, и на это очень рассчитывает — при таком ходе событий ей меньше хлопот.
— И кто же эти злоумышленники? И причем тут мой аспирант?
— Ну, уж нет! Вы отказались от моей помощи, продались этой дьяволице, потом забрали мое оружие, вот сами и выпутывайтесь. Вам будут доступны все данные, и вы получите все возможности, чтобы разобраться в происходящем. С вашим умом задача вполне осуществима, а я ухожу. Прощайте.
Когда она ушла, Антон Михайлович так и остался стоять посреди прихожей.
Очаровательная брюнетка появилась сразу после ухода Габриель. Не прошло и пяти минут.
— Отдайте мой хлыст. — Жестко не то сказала, не то приказала Лилит вместо приветствия.
— Черный кнут? — зачем-то уточнил профессор. — Не хочу.
— Как не хотите? — удивилась девушка.
— Никак не хочу. Наше соглашение в силе? Вот и действуйте. А кнут — это мой трофей. Хоть и случайный, но трофей, и он останется у меня, он мне нравится, знаете ли. Мне с ним спокойнее как-то.
— Это Габи так вас подговорила?
— Меня? Вы что? Она ушла и, как я понял, уже навсегда. Напоследок пугала меня всякими страшными карами и требовала свой меч. Я его тоже не отдал.
— Похоже на нее, — согласилась Лилит. — это она умеет. Пугать. Нет, чтобы сделать что-то полезное, а вот запугивать… еще обвиняет нас… Ладно, мы-то с вами не раз встретимся, я от вас уже не отстану! Теперь по нашему делу. Нам потребуется здоровый молодой человек, как донор.
— Донор чего? Не понимаю…
— Мозга, вернее — тела. Мне вполне походит ваш ученик. Я его видела — молодой еще, и голова свежая. Здоров, не болеет ничем. Есть у него правда некоторые странные чудачества и дурные привычки, но это так, мелочи. К тому же всегда можно сказать, что вы завещали ему свои незаконченные работы, да и вообще все свое… Квартиру, например. Вот его и возьмем.
— Погодите, то есть как это — «возьмем»? Для чего?