Ира, полураздетая, стояла на коленях перед безжизненным телом своего несостоявшегося любовника. Окно было разбито крупным градом. За окном лупил бешеный ливень…
— Ма-ама-а! — Ирина увидела меня и бросилась ко мне, вцепилась и зарыдала в голос:- мамочка-а!
Я обнимаю ее, глажу по голове как когда-то в детстве. И молчу.
Молчу.
Сотни и тысячи женщин погибают от насилия. Их уничтожают все, кому не лень — маньяки, пьяная шпана, менты, собственные мужья… Десятки тысяч женщин в год погибают только от так называемого домашнего насилия!
А вот моей Иринке это не грозит. И пусть она никогда не сможет родить своего ребенка, — что поделаешь, за все в этом жутком мире надо платить. Да и не такая уж это страшная плата, если вдуматься.
Зато ни один скот не причинит ей боли. А ребенка из детдома взять можно, вон отказников сколько, в Великую Отечественную их столько не было, как сейчас… Зато ни один маньяк не сможет изнасиловать мою кровиночку! Ни один. Никогда!
Никогда и ни за что.
Ведь она — дочь града.