– Ну и славненько, сами все и порешат, а то прям бандюг развелось – плюнуть некуда!
Драку остановил только наряд милиции. Причем с милицией вышла некоторая заминка. На вызов прибыли полная, здоровенная тетка в милицейской форме, которая на ней едва не лопалась, да два щупленьких молодца.
– А ну пр-р-рек-р-р-ратить!!! – раскатисто взревела тетка и отшвырнула драчунов в разные стороны.
И тут она как-то странно уставилась на господина Бабенко, который под ее взглядом чуть не сросся с Аниным пушистым ковриком.
– А это что? – тихим удивленным голосом спросила она у хозяйки и ткнула сарделечным пальцем прямо в брюшко Толика.
– Это… вот он и ворвался ко мне в дом! – срывающимся голосом доложила Аня. – Еще обниматься лез, губошлеп!! И даже, знаете, и даже пытался целовать! Мерзость какая!
– Да что вы? – вежливо удивилась тетка в форме и неожиданным ударом въехала Толику в челюсть.
– Что вы себе позволяете?! – подбросило Сонечку. – Да врет она!!! Это он ко мне шел!!! Он двери попутал!! Милый! Ну вставай… ой и харя у тебя!
– Ах, милый… – не переставала удивляться милиционерша. – К тебе, говоришь, шел?
– Да!! Мы с ним близки уже около года!! – гордо дернула Сонечка головой, не слыша, как тяжко застонал Толик.
– Близки-и-и? Ну это серьезно… – И тетка въехала бедолаге Толику в зубы.
Изо рта показалась кровь, а Сонечка чуть с ума не сошла от ужаса:
– Что вы творите! Я вас посажу!.. Толик! Счастье мое!..
– Да в самом деле, чем вам не понравилось, когда я его лупил? – не выдержал уже и Данил.
– А ты не имеешь права, – грозно зыркнула на Савушкина дама в погонах.
– А вы имеете? – вскинулась Аня.
– Миленький мо-о-о-ой! Сейчас позовем понятых, они скажу-у-ут… – точно над покойником, выла над Толиком Сонечка. – Любимый! Ну где болит? Где? Дай поцелую!
– Уйди на хрен… – рычал Толик.
– А у него везде болит, – со скорбной физиономией сообщила тетка. И повернулась к Ане: – Говоришь, я не имею права? Не имею. Но у меня есть смягчающее обстоятельство: он мой зять!
Сонечка поперхнулась на полуслове, Данька уткнулся в ладошки, и у него только плечи тряслись. А Аня взглянула на бедолагу с легким сочувствием:
– Ну ладно… чего уж… мы ж не знали, что на вызов твоя теща приедет.
– Да пошли вы все, – бурчал Толик, отворачиваясь к стене, – подниматься с пола он на всякий случай остерегался.
Но вдруг Сонечка подскочила и, пуская петуха, звонко выкрикнула:
– Да!! Он мой любовник!! А потому что… потому что он вашу дочь, может быть, и не любит!!! Он со мной хочет!!
– А чего молчал? – чуть погрустнев, спросила у Сонечки тетка. – Моей-то тоже не больно охота такой горб на себе тащить! Уходишь, так и вещи свои забирай! Нечего от одной бабы к другой скакать, точно блоха какая!!
– Да! – еще раз тонким голоском воскликнула Сонечка, ухватила Толика под руку и потащила к себе.
Теперь Бабенко не упирался – он зайчиком проскочил мимо суровой родственницы, и дверь соседней квартиры с грохотом захлопнулась.
Даня сидел за столом, а Аня дрожащими руками разливала чай.
– Сейчас, потерпи маленько… – голос у нее тоже дрожал. Она так перепугалась за него! – Я только… только корвалолу немножко нам обоим…
– Да ты его вместо водки пьешь, что ли, корвалол этот? – тихо усмехнулся он и неожиданно притянул ее к себе.
Она оказалась между его колен, уткнулась ему в густые, чуть волнистые волосы и… и задохнулась. А он… он медленно целовал каждую пуговичку на ее кофте, и не было сил его остановить. Аня боялась, что сейчас ее собственное сердце даст сбой и остановится в самый неподходящий момент. В голове шумело, в глазах плыл туман, а тепло Данькиных рук передавалось сквозь тонкую материю, будто ее и не было вовсе.
– Аня… Анечка… я таким дураком был! Тогда… узнал, что ты вышла… Эта женитьба!
– Я все знаю, – счастливо шептала Аня. – Ты женился мне назло, так ведь?
– Ну что ты говоришь, Аня! Ну на какое зло! Тебе! Я женился на Соне, потому что… вы подругами были, а значит… значит, могли бы встретиться. И я бы смог тебя видеть. Знать о тебе все! Иногда встречать. Пусть с мужем, пусть с детьми, но только чтоб видеть!
Она прикрыла его губы ладонью и прошептала:
– Данька… я никогда, слышишь? Никогда никуда не выходила… я не была замужем…
Его глаза полыхнули, а губы прижались к Аниной ладошке. Он еще сильнее притянул ее к себе.
– Дань… Даня… ну что ты… господи! Да у тебя кровь!!
Со лба Савушкина текла тоненькая струйка.
– Ну брось ты, какая кровь… – шептал Данил.
– Ну как же, ну вот же!.. – Аня собралась с силами и отстранилась.
Так, что там говорили… черт, кто же ей говорил? Неважно. Важно, что Даньке нельзя… ой, господи, да ему ничего нельзя!! Ужас-то какой!! И это ж целый месяц еще терпеть!!!
– Погоди! – отстранилась она от него. – Я тебе перевяжу голову.
– Ага, и еще глаз. Как у Кутузова. Шлепни лейкопластырь, если крови боишься. Давай я сам, где у тебя аптечка?
– Ты не найдешь, я сама…
Она выскользнула из теплых рук, кинулась в комнату, к шкафчику, схватила лейкопластырь и на минутку прижалась лбом к полированной дверце.
– Где б силы взять… – вздохнула Аня и снова рванулась к Савушкину.
– Ну вот… – расправила она на его лбу аккуратный квадратик. – Теперь ты как новенький.
– Теперь нравится? – спросил он, усмехнувшись.
Она смотрела в повзрослевшие родные глаза, разглядывала его брови, нос, губы…
– Ты даже не представляешь – как!
Он медленно-медленно наклонился к ее губам, и Аня почувствовала его поцелуй – такой нежный, такой невесомый, будто он губами проверял – настоящая она или мираж. Неведомая волна подхватила ее, закружила и захлестнула всю! С головой! Дыхание сбилось – то вздымало грудь высоко и часто, а то и вовсе пропадало, голова шла кругом, а сердце… сердце билось так, что Аня боялась, что отлетят пуговицы от ее новой кофты. И он! И его сердце билось рядом! И точно так же! И у него не хватало дыхания, Аня это чувствовала, да и как же по-другому – сейчас они были одним целым! И дыхание одно, и голова – одна на двоих, и сердце…
Но если Анино здоровое сердце ныло и стонало от истомы, что творится с больным Данькиным?!! А если сейчас… и все?! И…
– Нет!! – выкрикнула она и слабеющими руками оттолкнула его от себя. – Нет…
Он шумно выдохнул, на мгновение замер, потом отошел к окну и вытащил сигарету.
В комнате уже минут пять надрывался телефон, но к нему и не думал никто подходить.
– Что на сей раз? – не оборачиваясь, спросил он.
– Даня… – тяжело дыша и с трудом подбирая слова, заговорила Аня. – Понимаешь… нельзя… ну как тебе сказать… У нас с тобой… фу ты, черт… у нас с тобой разные жизни… у тебя… как ее… у тебя Соня, у меня…
– Какая Соня? – устало обернулся к ней Данил. – Ты до сих пор думаешь, что Соня У МЕНЯ? Даже сегодняшнее тебя не смутило?
– Нет, ну как бы сказать-то… у тебя… не Соня, у тебя… а у меня…
– Этот, что ли? – мотнул головой Данька на телефон. – Твой урод?
– Он… он не урод, – терпеливо поправила Аня. – Это Гриша…
– Гоша, – поправил Данил.
– Ну да, Гоша… Жора… да какая разница… да, о чем это я? То есть…
– Я все понял, Аня, не объясняй.
– Да что ты понял? – Аня ужасно испугалась, что вот сейчас он возьмет и уйдет. – Ну что ты можешь понять?! Я же… господи!! Да я… Мне Сонечка сказала, что у тебя сердце! Больное! Тебя волновать нельзя! Вот я и…
Данил вдруг поднял бровь, повернулся всем телом и медленно качнул головой:
– Вот оно что-о-о… Сонечка сказала, что у меня черт-те что с сердцем, с почками, с селезенкой…
– Только с сердцем, – подсказала Аня.
– Ну да, и попросила тебя, значит, за мной присмотреть. Ну, пока она будет окучивать этого брюхана… Тьфу ты, Толика! То есть, чтоб я под ногами не крутился, и ты при деле, и она при развлечениях… А я все думаю: что это ты мне в нос корвалол тычешь… Значит… получается, что у тебя здесь акт доброй воли, ты и старалась, чтоб заботиться, потому как у меня с организмом беда… Так?
– Так, – подтвердила Аня, завороженно глядя на него распахнутыми глазами. – Ой, Даня, нет!.. Ты меня запутал совсем… ну что ты такое говоришь?!! Не так все!! И вообще… я… я такая… я – дрянь! Ой, не то… тебе же ничего нельзя знать!! Ты не должен!..
Она вдруг опустилась на стул, прикрыла ладонью глаза и опустошенно проговорила:
– Господи, что я несу, ну кто меня тянет за язык? Не слушай меня…
– Ну почему же! Столько новостей!
– Уходи, Даня… Так будет лучше… для обоих.
Он умолк, потом усмехнулся, подошел к Ане, поднял ее за локти, поцеловал, теперь уже совсем по-другому – сильно и отчаянно, как в последний раз. Так люди прощаются.
– Хорошо, Аня, я уйду. Ну что ты, не плачь, тебе нельзя волноваться… Сонечка сказала… – Усмехнулся и вышел.
Она слышала, как за ним захлопнулась дверь, какое-то время глупо надеялась, что он дверью хлопнул просто так, а вот сейчас возьмет и войдет! Но… всему есть предел, и его терпению тоже.
И только трель телефона назойливо лезла не в уши, а прямо в мозг.
– Да? – устало проговорила она в трубку и тут же оглохла от нескончаемого потока слов.
– Нюсенька!! Доченька моя! Что там у тебя стряслось? Ты сказала, что перезвонишь, я сижу у телефона уже черт знает сколько, ой боже, как я выражаюсь! Да и черт с ними, с выражениями… Нюся! Не слушай свою неправильную мать! Лучше скажи, что у тебя за дебош?! Я волнуюсь!! На тебя кто-то покушался?! Нюся! Не скрывай от мамы правду?! Кто это был?! Маньяк? Грабитель? Вор? Пьяница?
– Мам… это было недоразумение…
– Правильно! Я так и думала! Я же прекрасно слышала голоса наших соседей! Скажи, это были они?! Нюся, дочь моя, ну когда уже ты поставишь их на место!! И Сонечку, и ее мужа. Кстати, давно тебе хотела сказать, что его место возле тебя, я о муже Сонечке, о Даньке. Ты помнишь, он когда-то за тобой ухаживал. Такого парня упустила! Красавец!! Умница! Но… Сонька его совсем не ценит!
– Мама!
– Да, мое сокровище? Ты как?
– Я… хреново, мама. Ты тоже не слушай свою неправильную дочь.
– Можно подумать, я когда-то тебя слушала! – фыркнула Зося Никодимовна и снова закудахтала: – Доченька, Нюсенька, что стряслось? Почему у тебя все хреново?
– Потому что я… мам, я столько ошибок навертела! – всхлипнула Аня.
– Так… спокойно… – пролепетала Зося Никодимовна. – Ошибок… я все поняла – ты беременна!
– Да нет же, мама! Я про то еще, когда молодая была! Ну, помнишь, мы с Данькой поссорились, а потом ты еще меня на экзамены водила! А он… он хотел поговорить! А я… я дура! Я его даже не слушала! А потом… потом с этим Бабенко!! Он-то только меня любил, а я с Толиком дружила!!
– Погоди… Васенька, принеси мне… да не коньяк! Принеси мне капли! Корвалол!
– О боже, мама!!! И у тебя корвалол?!!
– Нет-нет, это… это за мной так Василий ухаживает. Не бери в голову. И что?
– И то! А Данька… а я… строила из себя какую-то гордячку! А сама… а он теперь… мам… ну почему я у тебя такая стерва, а?
– Васенька, убери эту гадость… Нюсенька, – мягко заговорила Зося Никодимовна, – ты еще не доросла до стервы. К счастью… а может, и к сожалению. Нашла за что корить себя! Да ты ж еще глупенькая была. И влюбчивая. Ну кто по юности не влюблялся? Все это нормально. Сначала любила мальчика-одноклассника, потом однокурсника, ну не сложилось, бывает. Но ты же и сама рада, что у тебя с этим… Толиком ничего не получилось. А теперь ты стала взрослой, встретила мужчину, полюбила, и что страшного, что этот мужчина оказался тебе уже знаком? Ведь ты не былого Даньку любишь, ты в него сейчас влюбилась. Честно говоря, будь я помоложе, я б тоже не устояла. Просто пришло время… знаешь, как у Пушкина: «Пора пришла, она влюбилась».
– Ни фига себе – пора! Выходит, дождалась, пока он женится?
– А разве ты ждала? – удивилась мать. – Просто так сложилось. Кстати, можешь утешать себя тем, что в твоем паспорте нет никакой печати, тогда как в его…
– И это ты называешь утешением, – вздохнула Аня. – И потом… это ж нечестно! Он и женатый любил только меня, а я…
– А ты полюбишь и сразу выйдешь замуж! За него! – невозмутимо ответила мать.