Помоги проекту - поделись книгой:
В течение двух дней меня — Роберта Мбай Лимана — виртуально посетили еще шесть торговцев, которые были заинтересованы в покупке колтановой руды. Среди них: танзанийский устроитель сафари, австрийская фирма «Трайбахер», которая сама перерабатывает тантал, и гамбургский рыботорговец из товарищества «BHTS Handels und Seafood GmbH». Через пару недель он признал в интервью газете «Tageszeitung», что закупает конголезский тантал через Уганду и сбывает его на внутригерманском рынке: «цены сумасшедшие» (23).
Ободренный живой заинтересованностью, 1 февраля 2001 года я послал свое аморальное предложение в закупочные отделы предприятия «Starck» в Германии, Японии, США и Таиланде. По-английски я сделал запрос, не желает ли концерн «Bayer» осуществить заказ из области, занятой конголезскими повстанцами: «Я могу вам предложить большой груз (около 40 тонн) танталовой руды,: которая в настоящее время находится у меня на складе в Букаву (ДРК). Я могу продать ее по крайне выгодной для вас цене, если сделка осуществится в кратчайшие сроки. С наилучшими пожеланиями — Роберт Мбай Лиман, Аруша, Танзания».
Еще до утра пришел ответ. Юрген Бонье, осуществляющий закупки от лица концерна «Bayer» в Таиланде, писал: «Дорогой господин Лиман, мы в целом заинтересованы в приобретении сырья любого сорта, пригодного для получения тантала. Пожалуйста, предоставьте нам результаты анализов, репрезентативную пробу с 40 тонн и Вашу цену. Как только мы получим эту информацию, мы сразу же вышлем Вам наш ответ. С наилучшими пожеланиями, д-р Бонье».
Я тотчас же выслал по их адресу требуемые данные. Крайне низкую цену я обосновал «своеобразием политической обстановки в регионе». Ответа я не получил. Была ли цена слишком низка? Или д-р Бонье почуял подвох? Или, о чудо, ужаснулся перспективе грязной сделки?
Чтобы выяснить, продают ли посредники свой колтан концерну «Bayer», я попросил их назвать клиентов, чтобы иметь возможность произвести оценку финансовой надежности своих покупателей. Некто доктор Бронзарт из «Bvs Ltd. Germany» ответил: «Покупатель — германское предприятие '‘Starck" со своим отделом оптовых закупок сырья, офис — в Госларе». Кроме того, доктор сослался на то, что концерну показалась подозрительной крайняя дешевизна моего предложения: «Здесь что-то не так».
Я решил перейти в наступление. Я поведал Броизарту, что моим деловым партнером в Конго является фирма «Somigl», которая с ноября 2000 года располагает монополией на экспорт колтана. Эта фирма ежемесячно предоставляет определенное количество руды торговцам вроде меня, которые снова оказывают ей помощь, чтобы задействовать другие известные международные коммерческие предприятия: «Как вы знаете, регион политически нестабилен, и тут неизменно требуются внешне и внутриторговые операции, которые не могут совершаться официальным путем. Пожалуйста, примите к сведению, что здесь Африка и что здешний бизнес осуществляется несколько иначе, не так, как в Европе».
Фирма «Somigl» — это название расшифровывается как «Общество рудников Больших озер» — действительно существует. Мы упомянули вовсе не вымышленное предприятие. Оно возникло по инициативе самой крупной повстанческой группы — поддерживаемого Руандой Конголезского объединения за демократию (RCD) — и стремится монополизировать торговлю колтаном и гарантировать себе тем самым ежемесячный налоговый сбор в миллион долларов США;
В роли главы этого бизнеса RCD выставило даму, прославившуюся по всему региону: мадам Азизу Гуламали-Кульсум, которая уже в течение многих лет контролирует большую часть торговли вожделенной рудой. Об этой даме говорят, что она играет главную роль в торговле оружием со всеми противоборствующими сторонами. Так, в течение нескольких лет она является главным спонсором повстанцев хуту в Бурунди, которые между тем действуют из соседнего Конго. Мадам Гуламали является «одним из центральных звеньев в цепи торговцев оружием в регионе, в котором она сплела гигантскую сеть контрабанды (сигареты, золото, слоновая кость, оружие и так далее)» (24). Она должна поддерживать наилучшие отношения не только с повстанцами, но и с их противниками. Тем самым вооруженные противоборствующие стороны с разных фронтов этой ужасной войны осуществляют деловые отношения друг с другом через мафиозоподобную структуру.
Согласно сообщению ООН, «мадам Гуламали царит не только в сфере торговли колтаном, но она также известна подделкой банкнот и.таможенных деклараций, прежде всего экспортируемой ею продукции». Как-то раз, когда недавно были оспорены фальшивые налоговые декларации, в которых колтан был заявлен как оловосодержащая руда, мадам ответила:
— В этом бизнесе так поступает почти каждый (25).
Доктор Бронзарт из «Bvs Ltd. Germany» вовсе не испугался, когда я сослался на «известные прочие коммерческие дела с фирмой "Somigl"». Напротив, он поблагодарил меня и заверил, что «сохранение тайны есть один из наших принципов». Он обсудил случай с клиентом — концерном «Bayer», который по-прежнему был крайне заинтересован в этом деле. Только «чудо-цена» все еще смущает концерн, «Несмотря на то, что шеф отдела закупок сырья очень заинтересован в закупке материала, который вы предлагаете — прежде всего в отношении регулярных поставок в будущем, — и несмотря на то, что его обрадовали условия поставки, которую вы предлагаете, он хотел бы кое-что прояснить», — сообщил Бронзарт в электронном письме от б февраля 2001 года, Но успокоил меня: «Вы можете положиться на предприятие "Starck" как на сильного и надежного партнера».
Чтобы еще раз прояснить вопрос с ценой — я в самом деле затребовал слишком мало и сердился, что дело может из-за этого сорваться, — я попытался внушить своему клиенту, что могу продать предложенное количество столь дешево лишь потому, что оно у меня под рукой, и, кроме того, испытываю настоятельную потребность в валюте для «известных иных международных коммерческих предприятий». Аргументация слабая! Но ничего лучшего мне в голову не пришло. Бронзарт все-таки отписал в ответ: «Большое спасибо. Это кое-что проясняет». Теперь я осмелел и потребовал официального подтверждения от «Bayer» относительно намерений концерна на бланке и с подписью. Но я явно зашел слишком далеко. Доктор Бронзарт написал мне 7 февраля, не вступая в дальнейшие объяснения, что концерн более не заинтересован в совершении этой сделки: «Препятствием была цена, которую вы назвали».
Тем временем вновь объявился и мой «долгосрочный контракт». С. Банержи попросил меня связаться с клиентом напрямую. Тот, конечно, был всего лишь перекупщиком — «Born International Sourcing Service» с представительством в ФРГ. Менеджер — специалист по торговле сырьем Рольф Борн. И этому Борну я сообщил, что могу предложить колтан по столь низкой цене лишь из-за особых отношений с фирмой «Somigl». И то, что для этого потребуется особая санкция повстанцев, с которыми у меня хорошие контакты. Но для этого мне необходимы имя и адрес возможного конечного клиента в посреднической цепочке.
«Фабрики, с которыми у нас договор, представляют двух самых крупных переработчиков сырья», — обтекаемо ответил Р. Борн, Не успел я упомянуть главу офиса фирмы «Somigl» Азизу Гулама-ли-Кульсум, как он написал: «Мы можем предоставить вам банковскую гарантию какого-нибудь германского банка, ее вам будет вполне достаточно. Она предназначена и для госпожи Азизы Куль-сум. Пожалуйста, примите к сведению, что мы близко знакомы с прошлой и нынешней ситуацией в Конго, в которой воюющие силы одновременно являются партнерами по бизнесу». Видно, что люди хорошо информированы. Заключал ли уже Р. Борн соглашения о поставках с мадам Гуламали?
Я еще раз затребовал фамилии своих клиентов. Вместо них Р. Борн прислал проект договора и предложил мне благоприятный партнерский бизнес с горными приборами — вместе с обстоятельным перечнем цен на приборы, которые, по его мнению, я мог бы предложить и фирме «Somigl» (26). После пары дюжин писем, полных намёков, я перешел в наступление и изъявил желание знать, готов ли Р. Борн осуществить прямые поставки предприятию «Starck». Ведь это был желанный партнер властей предержащих от повстанцев. Он удивился и обратил мое внимание на то, что «такие фирмы, как "Starck", должны проявлять осторожность, так как образ "Somigl" в немецкой прессе несколько мрачен». Но если я постараюсь прочесть между строк, то тогда увижу, что он уже назвал местонахождения концерна в Азии, который выступит покупателем: «Дорогой господин Лиман, там работает "Starck"». 8 февраля Р. Борн сообщил мне, наконец, что клиент по телефону дал знать о своей заинтересованности в приобретении сырья. «Как всегда»,— добавил он.
Вопреки сведениям газеты «Tageszeitung», двумя месяцами позже Р. Борн сказался невинным агнцем. Он заявил, что «не покупает колтан в Конго».
— Мне просто плохо стало! Это же повстанческое правительство. Ужасно! Страну обескровливают! (27)
О моем «долгосрочном соглашении» с Борном газета в тот момент ничего не знала.
9 февраля я прервал все контакты с клиентами: «Из-за неотложных дел мне необходимо срочно отбыть в Арушу, Роберт Мбай Лиман». Между тем я вылетел не в Арушу, а в Кигали, столицу Руанды. Там я вместе с двенадцатью местными жителями и несколькими связками бананов втиснулся в микроавтобус и поехал по холмистой руандийской равнине к границе с Конго. Там, сразу за пограничной чертой, и лежит Гома, столица повстанцев.
Доктор Нгабо спешит из комнаты в комнату, он открывает все : дверцы шкафов и помещений, словно хочет собрать недостающее на внутреннем дворе к «Аппелю»: в аптечном шкафчике пара полупустых упаковок. В операционной — что-то вроде складного кресла с парой ламп над ним, больше ничего. Два туалета, два душа в одной деревянной кабинке. В больнице «Charite Maternelle» в Гоме, в которой доктор Нгабо вместе с двумя врачами лечит сотню пациентов, нет ни автоклавов, ни даже умывальника. В темной комнате сидит Фаида Мугангу, которая несколько недель назад лишилась своей семьи и теперь неподвижно смотрит на стену.
Адольф Оносумба Йемба — тоже врач. Когда-то у него была неплохая практика в Йоханнесбурге. Но с ноября 2000 года у Оносум-бы другая профессия: он — предводитель повстанцев RCD на востоке Конго, область влияния которых простирается в регионе величиной с Центральную Европу. При этом тридцатичетырехлетний доктор в душе отнюдь не борец. Я понял это, когда пришел к нему в его роскошную резиденцию, окруженную охраной, на окраине Гомы. «Не думаю, что вы здесь найдете других повстанцев при галстуке и с дорогим компьютером», — улыбается вежливый молодой человек и задергивает гардины, когда мы входим в офис, По причинам безопасности. Кто знает, возможно, при открытых занавесях мы бы стали хорошей мишенью для снайпера (28).
Менее чем в полукилометре находятся трущобы, сколоченные из подручных; материалов, где живет большинство людей. У домов в центре города валяется отбитый гипсобетон, большинство магазинов пусты, их двери забаррикадированы, а окна разбиты. Пыльные улицы патрулируют подростки-солдаты, завербованные повстанцами. «Waloto» («дети») по радио мобилизуют сражаться за RCD. Но большинство приходит не по своей воле, считает Международная организация помощи беженцам «Refugees International», которая в апреле 2001 года проводила беседу с одним из таких бойцов:
— Марку — пятнадцать, два месяца назад его вместе с пятью его одноклассниками тайно увезли из школы четыре солдата RCD. Он и его друзья были доставлены к аэропорту, посажены в самолет и переправлены в военный тренировочный лагерь. Трое из hits там умерли. Марк не знает, как они умирали. Возможно, причиной было то, что их заставляли спать на улице, под дождем. Или из-за дурного обращения и палочного режима.
— Нас принуждали трудиться, как рабов, — рассказывает Марк, которому удалось бежать из военного лагеря (29),
Многих из этих детей обрабатывали наркотиками в военных целях. Вечером после моего прибытия в Гому ко мне подошли три подростка в форме. Один, лет четырнадцати, направил ствол своего «Калашникова» мне в грудь и вежливо попросил дать ему пару долларов и сигареты. Его глаза блестят желтоватым блеском, зрачки расширены. Мысленно задаюсь вопросом, как долго он может удерживать палец на спусковом крючке. На следующий вечер я вновь прохожу мимо: он меня радостно приветствует, словно мы старые знакомые,
Кого ни спроси на улицах города, всякий видит главную причину катастрофы в повстанцах и их приспешниках из Руанды. «Но не только они ответственны за несчастье», — скажет безработный учитель, который на главной площади Гомы продает традиционные маски тем редким иностранцам, которые здесь работают — в основном в благотворительных организациях и ООН:
— Это европейцы и американцы, которые продают колтан и привозят оружие. Они эксплуатируют ресурсы нашей страны и оставляют умирать наших детей за свои прибыли прямо в копях.
Учитель указывает на горизонт. Там возвышаются горы Масиси, где расположены крупнейшие залежи колтана:
— Там наши дети. Их посылают на смерть.
Мальчик рядом с ним сам однажды попытал счастья в копях:
— Сидишь в грязи и боишься, боишься, что земля на тебя обрушится. Постоянно где-то стреляют. Ты под охраной солдат и милиции, где бы ты ни был. Одни гонят других, но нам это безразлично. Они отнимут у тебя инструмент... Если тебе повезет, то за это ты получишь пару сотен конголезских франков. В Гоме получают в десять раз больше, но, если они тебя застукают здесь с колтаном, то тогда... — Он кладет мне на лоб указательный и средний пальцы: «Чпок!»
Три недели спустя после этого разговора, 21 марта 2001 года, в 50 километрах к северо-западу от Гомы почти 100 человек погибли в колтановом шурфе: обрушился свод над входом в туннель.
Почти все мои собеседники настаивают, чтобы я не называл их имен. Слишком многих уже подвергли аресту или даже навсегда «убрали» после того, как они поговорили с иностранцами. Страх перед повстанцами велик.
Незнакомка рассказывает мне, что в копях работают, прежде всего, руандийские хуту. По сообщению ООН о нелегальном разграблении сырьевых ресурсов Конго, большинство пленных — из Руанды. Их обвиняют в истреблении целого народа тутси в 1994 году, теперь в наказание они ведут добычу колтана, которая финансирует снабжение руандийской армии.
— Кроме того, там трудятся гражданские из Конго, которых заманили посулами в места разработок этих руд, — говорит лидер одной женской группы. — Как рабы, под охраной вооруженных повстанцев, которые скупают у них руду по смехотворной цене. Если кто-то недоволен — его расстреливают.
Глава повстанцев Оносумба знает, что в его армии доходит и до превышения полномочий. Но это, по его словам, исключения, с которыми борются:
— К сожалению, многие приходящие к нам на службу в войско не имеют никаких понятий о нравственности, — сокрушается он. — Армия для них — это место, где можно делать что хочешь. Поэтому сегодня при наборе рекрутов мы уговариваем родителей, чтобы; те отдавали нам самых воспитанных сыновей. Это единственный путь, лишь так можно побороть нарушения человеческих прав (30).
При этом речь чаще всего не о морали, а скорее о чистоте ощущений: «Эта мешанина войн приводит к появлению очень большого числа изголодавшихся людей, которые сражаются ради пропитания и добычи снаряжения», — сообщает ООН. Благодаря этому в регионе царит «ужасающий масштаб насилия», включая «систематические изнасилования девочек школьного возраста». В этих бесчинствах участвуют руандийские воинские подразделения» (31).
Если дело пойдет так, как рассказывает глава повстанцев, то торговля колтаном поможет улучшить ситуацию.
— Экспортом колтана мы финансируем наш социальный план, —утверждает Оносумба. Прежде всего, налоговые поступления с экспорта колтана должны гарантировать стабильную зарплату наемным работникам.
— Фирма «Somigl» — один из самых важных источников наших поступлений, — уточняет представитель повстанцев по связям с общественностью, высокопоставленный господин в темных солнечных очках, с золотым «ролексом» и в костюме от Армани.— Монополия «Somigl» на колтан приносит нам миллион 300 тысяч долларов США в месяц; из них мы платим зарплату своим гражданским служащим, остаток уходит на социальные проекты. Но и нашим солдатам надо что-то есть (32).
— Здесь никто никогда не видел ни одного конголезского франка из этих сумм, — сетует руководитель одного из социальных учреждений. — Все больницы, школы и социальные проекты оплачиваются населением, конфессиональными приходами и благотворительными организациями. Или не оплачиваются вовсе. Тогда все уходит по каналам теневой экономики.
Кроме того, мадам Гуламали не оправдала ожиданий. Пока что фирма «Somigl» перечислила лишь один процент из того миллиона долларов, на который надеялись повстанцы. Через неделю после моего визита в Гому, 28 февраля 2001 года, повстанцы отменили монополию на колтан.
С тех пор экспорт — вновь в частных руках. В Гоме я узнал, кто является самым важным частным торговцем искомого материала: немец Карл-Хайнц Альберс, геолог из окрестностей Нюрнберга. К.-Х. Альберс руководит конголезской фирмой «Somikivu», которая принадлежит нюрнбергскому «Электрометаллургическому обществу» (70%) (33). «Somikivu» обладает правами на копи Луэше на севере Гомы. Завод по переработке сырья с этих копей был основан в 1993 году, а летом 2000 года восстановлен К.-Х. Альберсом (34). Там добывают металл ниобий — аналог тантала. «Somiltivu» отчисляет, согласно данным RCD, по 300 тысяч долларов США ежемесячно повстанцам, которые охраняют копи.
Сразу по возвращении в Германию я позвонил Карлу-Хайнцу Альберсу в Нюрнберг. После всего, что я услышал, я ожидал, что он будет так же скрытен, что и представитель концерна из «Starck». Но во время наших многочасовых бесед геолог предоставил мне информацию о своей обширной деятельности в мировой торговле сырьем и, прежде всего, рассказал о своем интересе в Конго (35).
Карл-Хайнц Альберс — важнейший поставщик колтана на внешнем рынке среди частных экспортеров. Он значительно превосходит своих конкурентов. Он сам гордо рассказал мне об этом. Четыре самых крупных региональных торговых склада, по его словам, поставляют свой материал исключительно ему. Правовое обеспечение торговли колтаном осуществляется через фирму Альберса «Masingiro» (36), которая в докладе ООН о нелегальной эксплуатации сырьевых ресурсов в Конго приведена как пример того, чем пахнут прибыли «нескольких иностранных фирм, которые готовы осуществлять сделки, несмотря на противоречивость законодательства и отсутствие четких правил».
— В целом из региона экспортируется примерно 200 тони руды в месяц (37), — рассказал мне Альберс по телефону. Это то же число, которое мне уже назвали в начале моих исследований (38). При среднестатистической (по отчету ООН) цене в 200 долларов за один килограмм сырья в 2000 году (39) получается сумма, превышающая 520 миллионов евро в год.
— Сколько идет на счета самого Альберса?
— Мы поставляем от 100 до 150 тонн концентрата в месяц.
— Итак, от половины до трех четвертей совокупного экспорта! А кому?
— Большую часть поставок мы направляем в «Starck».
Я промолчал. Конечно, я знал уже из своих тайных розысков в Интернете, что своими закупками тантала концерн открыта финансирует войну в Конго. Немного позднее, в апреле 2001 года, ООН тоже обвинило «Starck» в незаконном присвоении конголезского сырья, причислив предприятие к клиентам Азизы Гуламали, которая в прошлом торговала оружием, а ныне — колтаном. Но то, что знаменитый германский геолог бесстрастно рассказал мне, означало лишь то, что дочернее предприятие концерна «Bayer» является ведущим скупщиком сырья, о котором ведется наибольшее число дискуссий, в регионе, охваченном кризисом (40).
— Как долго уже дела идут подобным образом?
— Они все время говорят, что «покупают все меньше, меньше,..» — говорит К.-X. Альберс, — но вообще-то, за те шесть-семь лет, которые мы здесь работаем, удалось хорошо наладить снабжение (41).
Все это немец поведал мне с раздражением, присущим экспертам, которые устали от вопросов дилетанта. Альберс был и знатоком вопроса, и практиком. Я понял это, когда спросил, каковы его впечатления от Конго.
— Я же часто бываю в Конго, — произнес он. Я спросил (между прочим), бушует ли там война.
— Ага.
Не знаю, смогу ли я передать это «ага». Альберс же не знает, что я лишь за неделю до нашего разговора был в Конго.
— А как вы относитесь к повстанческому правительству, о котором пишут в газетах?
— Является ли оно повстанческим или нет, не знаю, — сказал К.-Х. Альберс об основных своих партнерах в тамошнем бизнесе.—Мне это неважно..
Вместо ответа он заговорил о «методах Дикого Запада», по которым строили свою работу другие, более мелкие фирмы в колтановом бизнесе.
— Вплоть до нарушений прав человека?
Мой вопрос явно изумил его:
— Что же у вас считается нарушением прав человека? Нам следует хоть раз дать определение!
— Ну как же: принудительный труд, эксплуатация, наем детей на работу...
— Понятно. Вот детский труд — в Африке с ним сове-е-ершен-но другая история. Наем детей на работу. Здесь. В Африке. Это конституционно. — Последнее слово он произнес почти по слогам. — Но ведь дети же все равно будут работать и на полях — вот причина...
— Заняты ли дети на добыче колтана?
— Я их там не видел. Но исключать такую возможность я бы не стал. Хотя... дети слишком слабы для подобной работы. Их труд ничего не даст.
В этом я не сомневался. И, вероятно, жители Гомы тоже (те, что сообщили мне о мальчиках и девочках в возрасте восьми-девяти лет, которые трудились в районах разработок руды),
— Горное дело все еще обеспечивает там занятость, — говорит К.-Х.Альберс. — Десять тысяч человек добывают там колтан. Этим людям — поверьте мне — хорошо! — Он почти умоляет меня.— Полагаю, они все работают на себя.
— А сколько они зарабатывают?
Этот вопрос ставит немца в тупик.
— У африканцев все не так, как у нас, европейцев. И зарплата тоже. Африканец может не иметь при себе денег, он их тотчас тратит. Понятия не имею куда. Если вы дадите африканцу в руки сто тысяч долларов, то он их промотает через пару дней. И тогда он снова беден, как церковная мышь. Но у меня такое впечатление, что тогда он почувствует себя большим здоровяком. Если у этих господ есть их пиво и чуть-чуть музыки, чтобы танцевать, тогда они довольны — поверьте мне.
По самой своей сути эта картина мира объясняет систему, о которой мы пытаемся рассказать в этой книге. Система, которая видит в человеке только один из «локальных факторов» производства, а в его нравственных устоях — проявление дерзкого самомнения. Система, которая низводит свои жертвы до уровня существ второго сорта, чьи потребности определяются совершенно другими критериями, нежели наши. Африканец с охотой даст эксплуатировать себя, ему достаточно потанцевать, легко покачивая бедрами, и, надо думать, умрет он тоже охоты о. Эта философия достигает кульминации в Гоме, где человек вроде Альберса противостоит Фаиде Мутангу, женщине, потерявшей на войне всю семью. На войне, само существование которой мой собеседник ставит под вопрос, хотя сам является шахматным конем на доске конфликта. А игроки сидят в Госларе, в Германии и в других местах мира, где можно было бы сделать так, чтобы взор Фаиды Мугангу на серую госпитальную стену смягчился.
«Starck» — не единственный победитель в этой ужасной игре. И не концерн « Bayer » стал причиной танталового бума, который к концу 2000 года стремительно обрушил рынок. В один голос с прочими экспертами горного дела К.-Х. Альберс рассказал мне, что концерны, специализирующиеся на производстве мобильных телефонов и компьютеров, все настойчивее пытаются напрямую закупить свое сырье — тантал, что привело к истерии на рынке:
— Благодаря этому возникло впечатление, что потребность в колтане чудовищно возросла, возникает дефицит товара.
Профессиональные издания по горнодобывающей промышленности, говоря об «ажиотажном спросе на тантал, порожденном бумом мобильных телефонов», то же подтверждают это.
Поделиться книгой: