Случится же с человеком такое!.. (сборник)

Виктор Колупаев

Случится же с человеком такое!.. (сборник)

Одухотворенные люди

(Предисловие)

Я убежден: перевернув последнюю страницу этой книги, вы испытаете удивительное пробуждение дремлющих в вас чувств. И пробуждение это будет таким же пронзительным, бескомпромиссным и светлым, как бескомпромиссна и светла подлинная доброта.

Каждому, кто прикоснется к фантастическому миру Виктора Колупаева, жить станет чуть труднее и чуть радостнее. Но это «чуть» может подчас перевернуть всю жизнь. И да будет так с теми, кому не хватало этого маленького толчка в минуту выбора.

Если быть точным, Виктор Колупаев не фантаст, он сказочник. Потому что в отличие от многих фантастов его мечта всегда и в первую очередь поэтична. И еще потому, что его фантастика — это трепетное удивление реальной жизнью и человеком. Той самой жизнью, которой мы живем изо дня в день и которой привыкаем не удивляться. Сначала не удивляться, а потом… А потом обходиться без того, без чего обойтись, в сущности, нельзя, — пристрастного поиска ответа на вопросы: в чем счастье? Что такое счастье? Как быть счастливым?

Вот уж поистине: привычка свыше нам дана, замена счастию она! Но ведь замены-то быть не может. Не может быть замены, если вы хотите когда-то, когда никто и не расслышит слетевших с ваших губ слов, сказать себе: «Я прожил настоящую жизнь».

Виктор Колупаев рассказывает именно об этом — о настоящей жизни, такой, какая может и должна быть уже сегодня и у каждого человека. Понимаете? Уже сегодня и у каждого человека!

Наверное, поэтому вы не встретите в его рассказах прекрасных, но, увы, недосягаемых в своем сверкающем совершенстве сказочных героев. Зато в них живут, думают, мечтают и ищут люди, с которыми вам непременно захочется потолковать. Такие же люди, как вы да я и многие наши знакомые.

Такие же и не совсем такие. Потому что видим мы их в те лучшие мгновения жизни, когда отброшено все мелкое, ничтожное, недостойное и в человеке раскрывается подлинное его богатство: бескорыстие, мужество, ум, доброта.

Виктор Колупаев умеет раздвинуть эти мгновения истины, вместить в них целую жизнь, от чего она, словно по волшебству, приобретает тот смысл, по которому томятся искатели счастья.

Да, все мы в принципе люди достойные и хорошие. Но всегда ли? Изо дня в день, в большом и малом — всегда ли мы до конца верны тому, что в нас есть? А между тем именно такая верность вопреки «здравому смыслу», в противоречие «трезвому расчету» в конечном итоге объединяет знаком равенства жизнь и подвиг.

Почему герой рассказа «Газетный киоск» стремится туда, где ему совсем необязательно быть и где его ждет гибель? Почему герой другого рассказа — «Зачем жил человек?», — обреченный на безвестность, продолжает вдохновенно творить? Почему? Да потому, что, как любят писать в подобных случаях газеты, каждый из них «просто не мог поступить иначе».

Ох уж эта потертая, заведомо обреченная не быть услышанной сентенция! К счастью, в рассказах В. Колупаева вы не встретите ее. Но (вот чудеса!) вы вспомните ее сами, вы сами произнесете ее для себя как собственный вывод из прочитанного и, быть может, впервые, постигнете огромную моральную цену этих обесцененных расточительным употреблением слов. Ибо вам станет яснее ясного, что, конечно же, существуют десятки вариантов того, как поступить по-иному, тысячи возможностей отступить, уступить, но… Но в чем же все-таки счастье? Что такое счастье? Как быть счастливым?

Виктор Колупаев создает бесчисленные вариации на тему прекрасного в жизни и человеке, доказывая ее многогранность, опровергая живучее мнение о положительном герое как о чем-то однозначном, а потому неинтересном для писательского исследования и убеждая, убеждая настойчиво, с выдумкой, я бы сказал, с какой-то одержимой яростью и вместе с тем деликатной, мягкой влюбленностью в то, что счастье человеческое — в верности идеалу, в мужестве честных решений, в постоянной неуспокоенности, в неутолимой жажде «коснуться неба».

«Случится же с человеком такое!..» Не правда ли, какое по-домашнему доброе название повести, будто оброненное в разговоре аккуратных старушек, что сумерничают на лавочках летними вечерами. А повесть о том, как в спокойную, размеренную, благополучную жизнь заурядного человека ворвалось счастье и словно вихрь закрутило, всколыхнуло угасшие было чувства, заполнило до краев пустовавшую леность будней, обрушило страдание, отчаяние, боль и… пробудило талант. Настоящий талант, которого, казалось, никогда и не было, о котором никто и не подозревал.

Я сразу же хочу предостеречь вас от поверхностного прочтения этой повести, поскольку на поверхности — история несчастной любви. Но попробуйте обратиться к чувствам, которые она вам сообщит, попробуйте прислушаться к ответному движению своей души, и вы обнаружите не сострадание к герою, а зависть к его судьбе.

В чем загадка этого ощущения? В нас самих, наверное. И еще — в умении автора противопоставить мещанскому представлению о счастье открытую всем ветрам и бурям жизнь, которая не позволяет быть трусом, в которой нельзя быть равнодушным и черствым, нельзя изменить своим убеждениям и идеалам.

Не бегите от такой жизни! Трудная, ответственная, беспокойная, она словно искру высекает из человека то прекрасное, единственное и неповторимое, что называют талантом.

В фантастическом рассказе-притче «Зачем жил человек?», построенном на контрасте двух противоборствующих, взаимно исключающих личностей и судеб, В. Колупаев наиболее открыто говорит, какой выбор предпочитает он сам. Однако, словно боясь быть навязчивым, словно опасаясь, что за явной привлекательностью самоотверженной жизни кое-кто может не разглядеть, какого мужества она требует, ставит своего героя в исключительно трудные условия: знайте цену подвигу. Она высока. Очень.

Как мало все это похоже на фантастику, в которой мы привыкли видеть более или менее удачные попытки представить будущее, в которой превыше всего ценим дар пророчества! И как удивительно превращение былей в сказку, которая оказывается тем прекраснее, чем глубже удается автору раскрыть мир современника, его представление о смысле жизни, его идеалы, его борьбу.

При этом Виктор Колупаев вовсе не отказывается от решений, искони присущих фантастической литературе. Более того, здесь он традиционен, чтобы не сказать — старомоден, и всевозможные машины времени, межгалактические перелеты, встречи с инопланетянами часто присутствуют в его сюжетах. Но все эти элементы фантастики служат лишь своеобразным катализатором, помогающим с наибольшей полнотой выявить замысел автора, его интерес к моральным, нравственным, этическим проблемам жизни. Вот почему собственно фантастика В. Колупаева приобретает в вашем сознании ту степень само собой разумеющейся реальности, вне которой невозможно и представить реальных с головы до ног героев повествования, оценить их отношения и поступки.

Фантастический сюжет рассказа «Вдохновение» исчерпывается довольно широко использованным в фантастике приемом, когда в произведении художника каждый видит фрагмент собственной жизни, тот «пик» собственной жизни, в котором наиболее полно отразилась сущность данного человека.

Можно спорить о правомерности такого допущения, можно спорить об этом, если видеть в эксплуатации фантастического приема цель рассказа. Но что стоят эти споры перед эмоциональным воздействием истории о мальчишках военных лет, в каторжном напряжении недетского труда постигающих и постигших его великий гражданский, патриотический, человеческий смысл.

Выбрать правдивую ситуацию, раскрыть характеры людей, действующих за гранью человеческих возможностей и умеющих не просто одолеть в борьбе, но и обрести необоримую силу вдохновения, — это уже не чье-нибудь. Это колупаевское. Равно как и живая, подчас грустная, подчас озорная, романтически возвышенная или реалистически строгая манера письма, доставляющая удовольствие соприкосновения с образным и чистым языком.

Все это делает фантастику В. Колупаева настолько достоверной, что вы сами обретаете вдруг ту непосредственность, тот счастливый дар доверчивости, ту неосознанную смелость мышления, которые живут в нашем детстве и досадно утрачиваются с годами.

А может, и не утрачиваются? Может, в каждом человеке всю долгую жизнь его, лишь затаившись, живет детство? И ждет, ждет своего часа, чтобы удивить поэзией, чистотой мечты?

Я не знаю, что скажете на сей счет вы, но мне кажется, стоит вступить в «Поющий лес» Виктора Колупаева и, слившись с героем рассказа, вернуть приумолкнувшему миру все его песни, стоит встретиться с чудесным стариком из рассказа «Настройщик роялей», с ребятишками, что от имени человечества дали кров и приют пришельцам из космоса («На асфальте города»), с юной парой, украсившей новогоднюю елку звездой из далекой галактики («Жемчужина»), с космонавтом, чья любовь к родной Земле заставила ожить мертвую планету («Весна света»)… Так вот, стоит встретиться с ними — бескорыстными, романтичными, мужественными, добрыми, — чтобы почувствовать: жизнь прекрасна!

Я не стану повторять содержание произведений, собранных в первой книге Виктора Колупаева, для подтверждения сказанного. Вы их прочтете сами и сами решите, по пути ли вам с автором. И наверное, откроете многое такое, чем не удалось обогатиться мне.

А. Нодия

Поющий лес

«Громовержец» — старый грузовой корабль, похожий на приплюснутую консервную банку, — вторую неделю шел с такой непостижимой для него скоростью, что уже на сутки опережал график выхода из гиперпространства в окрестностях Земли.

Игорь — капитан корабля и единственный член экипажа — немало потрудился, чтобы «Громовержец» с такой скоростью поглощал парсеки, и теперь, сидя в своем командирском кресле, ласково поглаживал панель пульта управления, вслушиваясь в многоголосую симфонию корабельных двигателей. Настроение у капитана было превосходное, и лишь одна мысль несколько удручала его. Он знал наверняка, что этот лишний день зря пропадет в блужданиях среди контор и складов земного космодрома.

Можно было, конечно, на несколько часов выйти в трехмерное пространство в окрестностях какой-нибудь планеты, побродить по непохожему на земной лесу, подышать странно пахнущим воздухом или, надев скафандр высшей защиты, взять бластер и поохотиться на диковинных чудовищ. Правилами такие остановки не запрещались, был бы выдержан график.

Игорь достал из ящичка пульта управления звездный атлас и раскрыл его на нужной странице. Палец капитана медленно полз по гладкому толстому листу, останавливаясь на мгновение возле черных точек с надписями на галактическом языке. Тоббус, Цинта, Бугиламия, Гревтеч, Адерс… Игорь попытался припомнить какие-нибудь сведения об этих звездах и их планетах, но ничего не вспомнил и махнул рукой. Где уж ему было в предыдущих рейсах заниматься этим, когда старый грузовой корабль все время отставал от графика, и прийти в порт назначения стоило многих бессонных ночей.

Капитан попробовал извлечь какую-нибудь информацию из названий, но скоро был вынужден признать, что это невозможно. Тогда он закрыл глаза и ткнул пальцем в атлас. Потом осторожно открыл глаза, оторвал палец от страницы и прочитал: Карамбуния.

Карамбуния так Карамбуния! Он ввел ее координаты в кибернетического пилота. Для выхода в трехмерное пространство оставалось только нажать кнопку, но Игорь поборол искушение сделать это немедленно и сначала прошел в грузовой отсек и проверил там крепления небольших коробочек с лепестками роз с планеты Цидия. Через несколько дней этими лепестками девчонки Земли будут украшать свои волосы.

Крепления были в образцовом состоянии. Игорь вернулся в командирский отсек, окинул приборы быстрым взглядом и нажал кнопку выхода в трехмерное пространство.

А через полчаса он уже подписывал анкету на космодроме города Асхи — столицы Карамбунии. Вскоре все формальности были закончены, и предупредительные карамбунийские киберы предложили Игорю шикарный экипаж для поездки в столицу, но он отказался и пошел неторопливым шагом к видневшимся невдалеке горам, покрытым густым зеленым лесом.

Игорь легко ступал по траве, вдыхая незнакомые ароматы, иногда останавливаясь, чтобы полежать в тени деревьев. Потом он вскочил на замшелый пенек, посмотрел в ту сторону, откуда пришел. Внизу, в долине, сквозь розоватую дымку колеблющегося воздуха и нежные, полупрозрачные верхушки кустарника еще можно было различить смутные очертания космопорта. Игорь прикинул в уме, сколько километров он уже отмахал. Пожалуй, километров пять. Но в ногах не чувствовалось никакой усталости. Он нисколько не жалел, что отказался от услуг предупредительных киберов и не воспользовался ни одним из видов транспорта, который бы за несколько минут доставил его в Асху.

До Асхи оставалось еще километров пять. Десять километров пешком в такой ясный солнечный день! По яркой, сочной траве! А этот лес, который стометровыми колоннами уходит в медленно поднимающуюся гору! Нет, он правильно сделал, что пошел пешком. На Карамбунию стоило завернуть хотя бы для того, чтобы увидеть этот гигантский, могучий и в то же время странно нежный и задумчивый лес, послушать его прозрачную стеклянную тишину. Игорь уже заметил, что если долго вслушиваться в тишину леса, то в голове возникают мимолетные звуки незнакомой музыки. Даже лучи света тихонько позванивают. Но стоило хрустнуть ветке… Все пропало, снова тишина.

Игорь с шумом спрыгнул с пенька, упал на спину, раскинул руки и рассмеялся. Просто так, без всякой видимой причины. И сразу стало тихо. Это было очень странно. Чем больше шумишь, тем глубже тишина. Игорь смотрел на облака, летящие над головой, не мигая, не шевелясь, затаив дыхание. И в лесу снова зазвенела странная незнакомая музыка. Игорю на мгновение показалось, что он знает эту мелодию. Да нет же! Откуда? И, сам того не замечая, Игорь запел. Запел одним голосом, без слов.

— Извините, — раздался совсем рядом бесстрастный голос.

Игорь вскочил. В нескольких шагах от него на четырех суставчатых металлических ножках, подняв голову вверх, стоял кибер.

— Извините, — повторил он, — это была новая песенка.

— Ну и что же? — недовольно спросил Игорь. Уж очень не вовремя появился этот кибер.

— Это была новая песенка, — снова повторил кибер, и в его голосе капитану «Громовержца» почудилось недоумение. Словно фраза, сказанная кибером, имела однозначный и всем известный смысл, а он, Игорь, почему-то его не понял. — Я выдам вам патент. Это была новая песенка.

— Мне не нужен патент, — сказал Игорь, чтобы только отделаться от назойливого собеседника. — Я не изобрел ее. Это пели деревья.

— Никто не поверит, что деревья могут петь. Это ваша песенка.

Кибер ткнул паучьей лапкой себя в грудь, и из нее на колесиках выкатился печатающий механизм. Кибер ловко застучал по клавишам металлическими пальцами и через несколько секунд протянул человеку узкую карточку с водяными знаками. В ней удостоверялось, что Игорь запатентовал песенку.

— Для чего это нужно? — спросил Игорь.

В лесу снова стояла мертвая тишина.

— Таков порядок, — бесстрастно ответил кибер.

— Чей порядок? Кто его ввел?

— Я не отвечаю на бессмысленные вопросы, — ответил кибер.

Игорю послышалась в его голосе издевка. Кибер не без изящества спрятал в своей груди печатающий механизм.

— Все равно. Песню нельзя запатентовать! Это бессмысленно, — убежденно произнес Игорь.

Кибер замер на несколько секунд, словно пытаясь что-то вспомнить. Коленки его медленно подрагивали. Левый глаз слегка косил.

— Извините. Это был новый афоризм. Вы получите патент, — и кибер, быстро выкатив из себя машинку, снова лихо застучал по клавишам. — Вот ваш патент.

— Это уже настолько бессмысленно, что становится интересным.

Раздалась барабанная дробь, и кибер молча протянул Игорю третью карточку с водяными знаками.

— Я снова сказал афоризм? — спросил Игорь, вконец ошеломленный.

— Да, — коротко ответил кибер, спрятал печатающий механизм и смешно, по-собачьи, зашевелил ушками.

— Пасик! — раздалось за деревьями.

Кибер несколько раз нетерпеливо подпрыгнул на месте и стремглав кинулся на голос.

— Пасик, куда ты пропал? — капризно сказал звонкий женский голос. — Ты нехороший, Пасик… Оставил меня одну.

Из-за деревьев показалась невысокая загорелая девушка в ярком красном платье и с пышной копной пепельных волос. Похожая на диковинный цветок, она неторопливо шла вниз по бугру босиком. Кибер, подпрыгивая в высоту метра на полтора, старался лизнуть ее в нос. Девушка рассерженно отмахивалась от него. Заметив незнакомого человека, она на мгновение остановилась, затем решительно подошла к нему и спросила:

— Конечно, беседовали?

— Да, — сказал кибер и понурил голову.

— Очень интересно побеседовали, — ответил Игорь, поглядывая на кибера слегка неприязненно.

— Пасик у меня очень любопытный. И везде любит совать свой нос. Впрочем, для этого они и созданы. — И без всякого перехода вдруг выпалила: — Здравствуйте! Меня зовут Арика. У меня четыре патента и два дополнительных.

— Очень приятно, — вежливо раскланялся капитан «Громовержца», пряча в карман карточки с водяными знаками и косо поглядывая на членистоногого кибера, сновавшего возле ног. — Игорь. Капитан одной консервной коробки… А у меня, кажется, три патента. Впрочем, вашему Пасику это лучше знать.

— Три патента?! — удивилась девушка. — О! Это порядочно.

Но в ее голосе, когда она говорила о своих четырех патентах и двух дополнительных, было столько гордости и превосходства, что Игорю стало стыдно за свои три, да еще полученные неизвестно за что.

— Свой второй дополнительный я получила три месяца назад за зеленую корову.

— За зеленую корову? — переспросил Игорь.

— Да. Это пришло мне в голову внезапно, как какое-то озарение. Мэр нашего города запатентовал картину «Корова на пяти ногах».

— На пяти ногах! — воскликнул капитан «Громовержца».

— Да. А я изменила цвет.

— У вас коровы имеют пять ног? — спросил Игорь.

— Какие еще пять ног? Конечно, четыре. Но на четырехногую корову патент ведь уже не получишь. Он очень умный, этот Жажога.

— Жажога?..

— Да. Это мэр нашего города. Разве вы не знаете?

— Нет. А для чего он нарисовал корову с пятью ногами?

— Ну как вы не поймете! Ведь патент выдается только в том случае, если есть существенная новизна. Вот он и нарисовал пятиногую.

— А на самом деле пятиногнх коров нет?

— Откуда они могут взяться? Все коровы четырехногие.

— Угу… — пробормотал Игорь. — Теперь все понятно. Только вот зачем он нарисовал пятиногую?

— Я же вам говорила. Какой вы бестолковый! И за что только вам дали три патента?

— Я и сам не знаю.

— Чтобы получить патент, нужно что-нибудь изобрести. Понятно?

Игорь согласно кивнул головой.

— А изобретением признается отличающееся существенной новизной решение эстетической задачи в любой области искусства, дающее положительный эффект.

Игорь растерянно опустился на траву и, глядя снизу вверх, спросил:

— Только искусства?

Арика недоуменно пожала плечами:

— А где же еще можно что-нибудь изобрести?

— А наука, техника?

Арика присела рядом с Игорем и осторожно положила ему на лоб свою руку.

— Пасик, он, кажется, болен.