На краю земли

— Да ведь в тайге изорвешь, замараешь…

— Замарать красный галстук можно только плохими делами. Ты участвуешь в таком важном походе — и одет не по форме. Через пять минут быть здесь, и в галстуке!

Пашка свалил в мешок свое имущество и убежал.

— Ну-с, товарищ ученый секретарь экспедиции, — сказал мне дядя Миша, — ты, я вижу, хорошо снарядился — сумка, компас… Попробуем пустить его в ход.

Мы вышли на улицу.

— На твоей обязанности — маршрутная съемка. Это значит вести счет пройденным расстояниям, определять местоположение этапов, поворотов, чертить карту пути. С чего нужно начать?

— Не знаю.

— Наш исходный пункт — деревня. Но это слишком обширно. Наметим какую-либо опорную точку повиднее. Ну, например, кузницу. (Кузница стояла почти рядом.) Куда мы пойдем дальше?

— Направо, к выгону, а там по речке…

— Направо? А как ты это «направо» изобразишь на карте? Для того чтобы установить направление и идти по нему, нужно определить азимут. Смотри: стрелка компаса показывает на север, а нам нужно идти на северо-северо-восток — вон к той ели, что стоит на берегу, возле дороги. Если провести прямую черту от той ели к центру компаса, она со стрелкой образует угол в тридцать градусов. Это и есть наш первый азимут. Нужно идти так, чтобы все время сохранять это направление под углом в тридцать градусов к магнитной стрелке.

— А как мерить расстояние?

— У нас нет приборов, поэтому будем определять другим способом… Ну-ка, иди через дорогу своим обыкновенным шагом и считай шаги.

Я перешел дорогу:

— Сорок три.

— Иди обратно и опять считай… Сколько теперь?

— Сорок два.

— Начинай сначала!.. Теперь сорок три? Будем считать, что правильнее всего сорок три… Катя, бери ленту рулетки и беги через дорогу… Ну вот: твои сорок три шага равняются семнадцати метрам; значит, каждый шаг равен сорока сантиметрам. Ты будешь считать шаги от одного приметного пункта или поворота до следующего и записывать.

Тут прибежал Пашка и уложил свои оставшиеся пожитки в мешок.

— Теперь все в порядке. Забирайте снаряжение — и к Ивану Потаповичу.

Все деревенские ребята двинулись за нами следом.

По дороге Геннадий едва не сцепился с Васькой Щербатым. Васька с дружками — Фимкой Рябковым и Сенькой Федотовым — стоял у своей избы и, когда мы поравнялись с ними, сплюнул и крикнул:

— Глянь, ребята: идут ученые-крученые, в воде намоченные!..

Генька сорвался было с места, но дядя Миша поймал его за руку:

— Ты куда?

— Я ему сейчас дам!..

— Опять драться?

— Он же сам всегда задирается.

— А чего вы не ладите?

— С ним поладишь, как же!

Васька и правда никогда не упускал случая задеть кого-либо из нас, и между нами постоянно происходили стычки. Когда-то было совсем не так: мы учились в одном классе и жили очень дружно. Потом он долго болел, отстал, не смог нагнать упущенное и остался на второй год в пятом, а мы перешли в шестой. И вот с тех пор как-то так получилось, что мы разошлись и рассорились. У него подобралась своя компания — Фимка и Сенька: они меньше его и во всем слушаются, как атамана. И все деревенские ребята разделились на два лагеря: одни тяготели к нам и признавали главенство Геньки, другие стояли за Ваську. Мы их называли «дикими», а они дразнили нас «рябчиками». Кличка совсем непонятная и даже глупая, но мы почему-то обижались.

Вот и теперь Васька, должно быть, из зависти, что мы идем в экспедицию, а его не берут, сморозил эту глупость про «ученых», а дружки его засмеялись…

Иван Потапович уже ждал нас вместе с кладовщиком. Крупу, соль и сахар, насыпанные в мешочки, уложили в большой мешок, туда же положили котел и большой чайник. Геннадий привел из конюшни Звездочку, ее навьючили.

— Стать смирно! — скомандовал дядя Миша. — Экспедиция готова к походу, Иван Потапович. Разрешите отправляться?

— Счастливо! — Он пожал дяде Мише руку. — Уж ты, Михаил Александрыч, на нас не обижайся: рад бы отпустить с тобой Захара Васильевича, да время такое, что каждая пара рук дороже золота. И ноги у него… того — видно, подтоптались…

— Ничего, мы своей командой тоже немало сделаем.

— Да уж команда… — Иван Потапович обернулся к нам: — Смотрите, ребята, без баловства! Человек вас на серьезное дело берет — будьте ему настоящими помощниками.

— Всегда готовы! — закричали мы и по сигналу дяди Миши тронулись в путь.

ПЕРВАЯ НАХОДКА

Впереди всех, задрав хвост, бежал лохматый Дружок — Пашкин щенок, потом шел я, за мной Пашка вел в поводу Звездочку, а дальше — Генька и дядя Миша. Катеринка не могла идти спокойно. Она то забегала вперед и крутилась под ногами, то подбегала к Звездочке, вроде чего-то поправляла у вьюка, то шла рядом с дядей Мишей.

Так мы шли через всю деревню, и вся деревня смотрела на нас, потому что ведь не каждый день бывает, чтобы уходила научная экспедиция и в ней участвовали пионеры.

Васька Щербатый хотел напоследок испортить нам настроение, но у него ничего не вышло. Он пропустил мимо себя всю процессию, а потом крикнул вслед:

— Эй, бычки на веревочке! Идите шибче, а то я вас обгоню…

Это было уж совсем глупое бахвальство, и мы не обратили на него внимания.

Иван Потапович, дядя Федя и Захар Васильевич проводили нас до околицы.

Всем другим ребятам было до смерти завидно: их не берут, а берут нас, так как они еще маленькие, а мы уже большие и можем проводить исследования. Взрослым, наверно, тоже было завидно, только они не показывали виду и смотрели будто просто так. Малыши сначала шли поодаль, потом окружили нас плотным кольцом.

Пашка шел надутый от важности, дядя Миша улыбался, а Генька и Катеринка, конечно, задавались. Только мне некогда было особенно глазеть по сторонам и задаваться: надо было считать шаги и следить за азимутом, чтобы он не потерялся. Конечно, можно было просто идти к ели, что растет на берегу реки, потому что туда вела прямая дорога, но это было бы не по-научному и не так интересно. А это совсем не просто следить за азимутом на ходу — стрелка все время танцует и не хочет стоять на одном месте. Потом очень мешали ребятишки: всем хотелось узнать, почему я смотрю на сумку и что за штука компас. Но мне некогда было отвечать на вопросы — я боялся сбиться со счету. И едва не сбился: Катеринка подбежала ко мне и начала что-то говорить, но я сказал, чтобы она не приставала со всякой ерундой, я и так боюсь сбиться.

— Подумаешь! — сказала она. — Попрошу у дяди Миши, и он даст мне немножко понести компас. У него тоже есть, и нечего задирать нос!..

Я вовсе не задирал нос, а просто был занят и потому ужасно рассердился. И как только рассердился, так сразу и сбился со счету.

Я прямо возненавидел Катеринку и, наверно, стукнул бы ее, чтобы она знала, но тут мы подошли к самой ели на берегу Тыжи.

— Ну, ребята, — повернулся дядя Миша к малышам, — спасибо, что проводили. Дальше мы пойдем сами. До свиданья… Коля, засекай азимут на излучину Тыжи.

— Дядя Миша, — сказал я, как только мы отошли от ребят, — скажите Катеринке, чтобы она не приставала, а то сбила меня со счету, и теперь хоть беги назад и считай заново.

— Нет, бежать, пожалуй не стоит… Мы вот что сделаем: чтобы счет был вернее, пусть Катя тоже считает. Тогда вы сможете друг друга проверять.

Катеринка, конечно, обрадовалась, а мне это показалось немножко обидным: будто я и сам не сумею сосчитать! Но пусть уж лучше считает, чем приставать со своими разговорами…

Ребята остались у ели и смотрели нам вслед, пока мы не свернули за скалу у излучины.

За излучиной Тыжа течет почти прямо между пологими гривами, поросшими ельником вперемежку с пихтой. Дальше возвышается огромный бом Батырган. Наши поля кончались у излучины; орешничать, по грибы и по ягоды мы ходили к северу и на восток от деревни, а за Батырган никто из деревенских не ходил — места там были совсем дикие, труднопроходимые. Это уже на самом деле начиналась неисследованная область, которая, может быть, сулила нам необыкновенные открытия. При мысли об этом у меня перехватывало дыхание и я ускорял шаги.

— Коля, не торопись, иди равномерно! — окликал меня дядя Миша

Он шел спокойно и даже что-то насвистывал, будто мы шли не в экспедицию, а гулять; смотрел по сторонам, останавливался, подходил к самой Тыже, шел по щебню и гальке и вовсе не собирался начинать научную работу. Геннадий неотступно шел за ним по пятам и старался делать все, как дядя Миша.

Пашка шел опустив голову и глядя под ноги, будто сокровища должны лежать прямо под ногами и нужно только нагнуться, чтобы их поднять. Потом у него, наверно, заболела шея или он потерял надежду что-нибудь найти, и он уже просто глазел по сторонам. Катеринка была теперь так занята, что ни к кому не приставала — она даже шевелила губами, считая шаги.

Мы шли, шли… Батырган поднимался все выше, но никак не приближался, только из синего постепенно становился зеленым. Я думал, что мы сразу дойдем до него, но вдруг дядя Миша посмотрел на часы и скомандовал:

— Стоп! Привал и завтрак.

— Да еще ж рано! И совсем мало прошли! — запротестовали мы.

— Сейчас двенадцать, шли мы пять часов и прошли не так уж мало. Переутомляться нельзя: нам нужно идти и сегодня и завтра. И вообще с начальником не спорят… Геннадий — за хворостом!.. Павел — развьючивай лошадь!.. Катя — по воду, а Николай — кончай записи.

Дядя Миша помог Пашке развьючить Звездочку, ее пустили пастись. Катеринка схватила чайник и убежала к реке, а я, кончив записи, пошел помочь Геньке. Пока я собирал валежник, на привале уже запылал костер и над ним на рогульке повис чайник. Мы быстро позавтракали, и дядя Миша заставил нас лечь и положить ноги повыше, чтобы от них отливала кровь — тогда быстро проходит усталость. Мы совсем не устали, но протесты не помогли, и нам пришлось лежать.

Через час мы поднялись, навьючили Звездочку и тронулись дальше.

Батырган теперь занял почти четверть неба впереди нас. Кустарник становился гуще, и пробираться через него было все труднее. Звездочка то и дело цеплялась вьюком за сучья; тогда ее приходилось толкать назад и вести в обход. Скоро на склоне Батыргана уже можно было различить отдельные деревья, кое-где зажелтели проплешины обнаженного камня. Тыжа, стиснутая с одной стороны Батырганом и с другой — скалой, шумела все сильнее, сердито пенилась и клокотала…

Дядя Миша шел все время по берегу и внимательно приглядывался к камням. Мы тоже смотрели во все глаза, но камни были как камни: серые, желтоватые или темно-зеленого цвета.

У самой подошвы Батыргана лес расступился, и мы очутились на невысоком пригорке, густо заросшем травой.

— Вот и место для ночевки, — сказал дядя Миша. — Снимать амуницию, готовить костер и ночлег!

Звездочку стреножили и пустили пастись, натаскали ворох сухостоя для костра. Катеринка села чистить картошку для супа. Дядя Миша сказал, что погода, по-видимому, предстоит хорошая и потому строить шалаш не будем, а сделаем навес. Он и Генька вырубили длинные лесины, забили два кола с развилками, на них положили лесину, а к ней наклонно прислонили другие.

Я и Пашка таскали лапник и переплетали лесины ветками, пока не образовалась настоящая односкатная крыша. Потом мы нарубили много лапника, уложили его под навес, и у нас получилась высокая, пышная постель.

Катеринка повесила котел с супом над костром, а сама побежала искать дикий лук. Уже и суп был готов, а ее все нет и нет. Дядя Миша начал беспокоиться, как вдруг Катеринка примчалась сломя голову. Косички у нее растрепались, она исцарапалась, запыхалась и долго ничего не могла сказать, а потом выпалила, что нашла «ископаемое».

— Ну-у? — удивился дядя Миша. — Хорошо! Только прежде пообедаем, а потом пойдем смотреть твое ископаемое.

Мне стало немного обидно: вот Катеринка уже сделала научное открытие, а я должен, как пришитый, идти по маршруту и считать шаги — много так сделаешь открытий! Мне даже есть расхотелось, хотя суп был очень вкусный. Он, правда, отдавал дымом, но все-таки казался куда лучше всех домашних супов.

После обеда пошли смотреть «ископаемое». Катеринка, гордая и довольная, шла впереди. Мы пробрались через подлесок и вышли к небольшой полянке.

У поваленной бурей трухлявой пихты лежало несколько костей и широкий череп.

Катеринка, торжествуя, оглядела нас, и меня кольнула острая зависть: находка была налицо.

Дядя Миша посмотрел на кости, и вдруг на него напал такой же сильный кашель, как при первой нашей встрече. Генька все время морщился, вертел носом и наконец не выдержал:

— Ну и воняет твое ископаемое!

И правда, от костей нестерпимо несло падалью.

— Да… — сказал дядя Миша. — Боюсь, Катя, что ты ошиблась. Это не ископаемое, а совершенно современное животное, к тому же домашнее. Судя по черепу, это обыкновенный теленок.

Катеринка покраснела:

— Откуда же здесь теленок? Они ведь в деревне…

— Не знаю. Как-нибудь забрел, ну… и сдох. И, должно быть, не очень давно, если до сих пор не выветрился запах.

В кустах послышались возня, рычанье, и на лужайку вылетел Дружок. В зубах у него торчало что-то вроде мохнатой палки. Он трепал ее из стороны в сторону, бросал, с рычаньем отскакивал, потом снова хватал и начинал трепать.

Пашка подбежал и вырвал у него палку. Это был чей-то пегий хвост с пучком черных волос на конце.

— Ой, я знаю! — закричала Катеринка. — Это же тетки Егорьевны телка! Она же недавно пропала, и у нее был такой хвост…

Мы все подтвердили, что хвост у пропавшей Лыски был точно такой.

— Очень может быть, что это и она, — согласился дядя Миша.

— А отчего она сдохла?

— Ее, наверно, задрал медведь, — предположил Генька.

Нам стало не по себе. Что, если он где-нибудь поблизости и вдруг нападет на нас? Ну, будь еще у всех ружья — другое дело, а то на всех одно ружье дяди Миши и то осталось в лагере.

Мы сразу притихли и поскучнели, а Пашка вдруг побежал по кругу, и круг становился все шире. Дружок, вывалив на сторону язык, усердно бежал следом. Дядя Миша сразу догадался:

— Молодец, Павел! Только здесь трудно найти — трава…

Но Пашка уже нашел то, что искал. Там, где он остановился, травы не было, и на мелком песке четко отпечатались чьи-то следы.

— Вот, — сказал Пашка, придерживая Дружка, который порывался бежать дальше. — Видите? Это он…

Таинственный след был без пятки, сдвоенный — отпечаток находил на отпечаток — и короткий: всего каких-нибудь десять сантиметров длиной.

От овальных отпечатков пальцев вперед шли длинные, тонкие борозды — след когтей. Несомненно, это были следы зверя, только какого?

Пашка сказал, что медвежий куда больше. Но, может, это след медвежонка, а медведица прошла рядом по траве? Однако дядя Миша сказал, что у медведя и у медвежонка ступня отпечатывается полностью и они не ступают след в след. Это след зверя значительно меньшего, чем медведь. И, хотя все это очень интересно, пора возвращаться в лагерь, где остались без присмотра Звездочка и костер.

Нам очень не хотелось уходить, не выяснив, что за таинственный зверь ходил возле Катеринкиного «ископаемого» теленка, но пришлось идти.

Вернувшись, мы с Генькой немного повертелись в лагере, потом пошли к Тыже. Генька попробовал было «печь блины», но Тыжа бурлила, и камешки сразу же зарывались во вспененную воду.