Санкт-Петербург, 15 мая 1999 года. Сегодня в Тронном Зале Зимнего Дворца Государь Император Всероссийский Его Величество Николай III произвели награждение героического экипажа космического корабля «Император», впервые в истории Человечества совершившего пилотируемый полет на планету Марс.
Его Императорское Величество пожаловали за беспримерный подвиг, проявленный героизм во имя Бога, Царя и Отечества высшую награду России — орден Святого Апостола Андрея Первозванного капитану корабля «Император», капитану I ранга Императорского Космического Флота Вотчицеву Максиму Андреевичу.
Орденами Святого Равноапостольского Князя Владимира I степени Его Императорским Величеством были пожалованы все прочие герои-звездопроходцы: капитан II ранга Вороненко Сергей Валентинович, старший лейтенант Ярчук Олег Борисович, старший лейтенант Николаев Михаил Анатольевич.
Капитан славного «Императора» Максим Андреевич Вотчицев в ответном благодарственном слове сказал:
«Великая Россия доверила нам стать ее первыми представителями на далекой Красной Планете. Мы с честью оправдали это доверие, выйдя победителями из смертельно опасного поединка с Космосом и укрепив еще более величие Империи. Иначе не могло и быть: ведь наш могучий корабль нес на своем борту славное имя — «Император». Государь Император отметили наш поступок высочайшими наградами. Я с гордостью и трепетом ощущаю на своей груди благородную тяжесть почетнейшего ордена! Но это не только моя награда — это награда всех тех, кто сделал наш поход реальностью. Девиз ордена — «За веру и верность» — относится ко всем, взметнувшим величие России до самых звезд. Святой Апостол Андрей Первозванный всю жизнь провел в странствиях, его считают покровителем мореплавателей. Теперь он стал и покровителем странствующих по звездным морям!
Слава Великой России! Боже, Царя храни!»
Но и это было еще не все. Газетную заметку дополняла фотография. Отсканированная с газетного листа, она своим качеством оставляла желать, конечно, лучшего. Однако и на ней я вполне смог различить, как высокий, статный мужчина в военной форме незнакомого фасона, украшенной всевозможными лентами, позументами и прочая, и прочая, навешивает прикрепленный к вычурной цепи орденский знак с Андреевским крестом на фоне двуглавого орла на шею одетого в похожий на военно-морской парадный китель человека, на котором сияла уже восьмиконечная звезда. И этим человеком был... я.
12
И все-таки я упал в обморок. Сказать, что это было стыдно — это ничего не сказать.
Очнулся я оттого, что в лицо мне брызнули чем-то холодным и мокрым. Я даже не сразу смог вспомнить, как это называется. Потом все же вспомнил. Водой.
Это сделали милые мои, но, увы, не очень юные коллеги — Валя и Юля. Кстати, они и сами находились в состоянии, мало чем лучшим моего. Во всяком случае, цвет их лиц почти не отличался от цвета светло-серых стен нашего кабинета.
— Ма-а-аксим, как ты нас напуга-а-ал! — завыла Валя, увидев, что я пришел в себя.
— Я вызову врача! — бросилась к телефону Юля.
— Стой! — подал я голос, пытаясь приподняться с пола, на котором, оказывается и лежал во время своего позорного обморока.
И тут — конечно же, разумеется, ну как же без этого! — в кабинет влетела, ворвалась, вторглась, так сказать, наша вездесущая Гена. Каким-то образом она уже знала о произошедшем, хотя, как клялись потом мне Валя и Юля, они ей не звонили.
— Ох! Ох! Ох! — Забегала вокруг меня Геша, охлопывая себя по бокам подобно встревоженной курице. — Как же?! Что же?! Врача! Срочно! Вам плохо? Максим Андреевич, вам плохо?!
«Нет, мне хорошо, — хотелось ответить мне. — Очень удобно лежать на таком ровном, гладком и почти чистом полу!» — Но вместо этого я сказал, становясь сначала на четвереньки, а затем распрямившись и в полный рост: — Генриетта Тихоновна, не нужно врача! Мне уже лучше. Все в порядке! Немного голова закружилась...
— Это от переутомления! — заметалась по кабинету Гена. — Я так и знала! Это все я! Я вас... Я на вас... Нагрузка... Вы такой безотказный! Все тащите на себе! Безропотно! Надо было послать меня к какой-нибудь матери! Надо было сказать: я устал, Генриетта Тихоновна! — Геша неожиданно остановилась почти вплотную со мной и бросилась вдруг на меня, растопырив руки. Честно говоря, я очень испугался и даже пожалел, что поднялся с пола, но Генриетта Тихоновна просто-напросто сгребла меня в свои объятия, прижалась к моей широкой груди и затряслась в рыданиях.
— Это... это... все я... все я... ви-но-ва-а-ата... — раздавалось между отчаянными всхлипами. — Про-о-ости-те! Ваш труд... ваш вклад... такое самопоже-е-ертвование-е-е... о-о-о!!!
— Генриетта Тихоновна! — взмолился я. — Ну, зачем вы так?! Я уже в порядке, в норме! Вы ни в чем не виноваты!
— Не надо меня выгораживать! — оттолкнувшись от моей груди двумя руками, отпрыгнула Геша. — Дайте мне ваш ремень — я пойду повешусь в туалете!
У Вали с Юлей от всего увиденного и услышанного давно уже отвисли и мелко дрожали челюсти, а после последней Гешиной фразы обе они, как по выстрелу стартового пистолета, сорвались с места и бросились за дверь. Наверняка опять в туалет. Надеюсь, что не вешаться. Боюсь, что скоро им придется носить с собой на работу сменку! Я не обувь имею в виду.
Геша же вновь приобняла меня, на сей раз — как бы полуофициально и заговорила уже более спокойно и как бы даже строго, как и подобает, видимо, по ее мнению, начальнице:
— Максим Андреевич! Ну, так нельзя! Ну, зачем? Да, работа важна! Но не такой ценой! Жертвы нам не нужны! Я очень вас ценю, как работника, как... это самое... человека, как специалиста даже в какой-то мере! Я и сама такая: работа, работа, работа! Я уже задыхаюсь, я вся горю, а иначе не могу... А как же! А как без меня? Все же встанет! Ну! И вот сама, и вот и вас... — Гена отстранилась, наконец, от меня и совершила по периметру кабинета три небольшие пробежки. Снова остановилась, прямо напротив меня, приложила руку к сердцу, как американец во время исполнения гимна, и сказала проникновенно-торжественно: — Я прошу у вас прощения! Я благодарю вас за самоотверженный труд! Вы заслужили отдых! Даю вам два... нет, три дня отгулов! Вы их заработали! Вы уже столько переработали, что и не три, а и все четыре... но не могу! Четыре — не могу... Без вас, сами понимаете... Кто что тут без нас с вами? Да-а-а... Как Стаханов, как этот... Павка Корчагин... Но, не то время, Максим Андреевич, не те идеалы... Молодежь... Что там! — махнула досадливо Геша. — Вот вы — тоже молоды, а как вот можете! Как можете! Как я всем там, — ткнула Генриетта Тихоновна указательным пальцем в потолок с многозначительным видом. — Всем ведь говорю, говорю: мол, вот — Вотчицев! Вот, мол, да! Так что вот... — Геша, похоже, забыла, о чем говорила, потеряла, так сказать, нить, потому что замолчала и стала усиленно хмуриться, раскачиваясь с носков на пятки. Затем вдруг присела, отпрыгнула в сторону и затрясла пальцем угрожающе.
— Так что три дня, Максим Андреевич! — завопила она так, словно я целился в нее из базуки. — Чтобы три дня я здесь вас не видела!!! Пейте коньяк, гуляйте, отдыхайте! О работе — забыть! Обо мне — не вспоминать! И... благодарю вас за службу!
На мои глаза накатились вдруг слезы. Какой все-таки человек наша Гена! Какой души человечище! Стоило пять минут поваляться на полу — заработал три отгула и личную благодарность самой Геши. А если бы я еще при этом, скажем, нос себе разбил при падении со стула? Небось, меньше, чем о неделе, и речи бы не шло!
— Спасибо, Генриетта Тихоновна, — склонил я в полупоклоне голову. И еще с моих губ едва не сорвалось: «Боже, Царя храни!»
Домой я прибрел в совершенной прострации. Уже открывая дверь, раза с пятого попав ключом в личинку замка, я заметил, что сжимаю в левой руке бутылку коньяка. Как и где я ее купил — так и не смог вспомнить.
Дверь открылась еще до того, как я успел повернуть в замке ключ. На пороге стояла встревоженная Катька.
— Что случилось? — принялась ощупывать она меня глазами. Увидев бутылку, глаза ее округлились. — Ты что, пьян?!
— Пока нет, — вяло ответил я. — Но скоро буду.
— Да что же, наконец, случилось?! — крикнула Катька, пропуская меня в квартиру. — Тебя что — уволили?!
— Наоборот, наградили, — честно ответил я, впрочем, совсем безрадостно. — Тремя отгулами.
— Перестань дурачится! — набросилась на меня Катюха. — Вечно ты...
— Что «вечно я»?! — взбрыкнул, наконец, и я. — Почему ты никогда мне не веришь?! Ты бы хоть выслушала меня сначала!
— Так ты же ничего не говоришь! Каждое слово из тебя клещами приходится вытягивать!
— Я тебе сказал: мне дали три отгула за хорошую работу...
— Еще скажи, что Гена, по собственной инициативе!
— Именно так! Именно она и именно по собственной! Правда, я перед этим свалился в обморок...
Катюха ойкнула и по-бабьи зажала рот ладонью. Потом схватила меня за руку и потащила в комнату, приговаривая:
— Иди ложись скорей! Ты и правда совсем бледный! Что же это? Ложись-ложись, сейчас я вызову врача!
— Да не надо мне никакого врача! — насилу вырвался я из Катькиной железной хватки. — Мне коньяку сейчас выпить надо! Мне Геша так и сказала: «Пейте коньяк и отдыхайте!»
— Значит, что-то все же случилось? — прищурилась Катька. — Так ведь?
— Случилось, — ответил я, доставая из кармана сложенный вчетверо листок с письмом Людмилы и копией газетной статьи. — Меня Государь Император орденом наградил!
13
Снова мы сидели с Катюхой на кухне и пили коньяк. Что-то это уже стало входить у нас в традицию. Как бы не спиться.
Когда после пары рюмок способность соображать более-менее вернулась ко мне, я осторожно спросил у отложившей листок с письмом Катьки:
— Ну, что? Там действительно написано, что я летал на Марс и меня за это наградил Царь?
— М-да... — неопределенно ответила Катька.
— Что, нет?! — всполошился я. — Значит, у меня действительно крыша поехала?!
— Да успокойся ты! — поморщилась супруга. — Наградили тебя, наградили...
— Но это же бред! Это полный отстой!
— Где ты только таких слов нахватался? — снова поморщилась Катька.
— А как это еще можно назвать?! — не унимался я. — Других слов я просто не нахожу.
— В чем-то ты прав...
— В чем-то?! Ну, я не знаю! — развел я руками.
Катька принялась грызть кружок лимона, даже не морщясь при этом. По всему было видно, что последнее письмо Люси поставило ее если не в тупик, то порвало напрочь все стройные логические цепочки. Но сдаваться Катюха явно не собиралась.
— Значит так, — сказала она, — девушка продолжает играть в непонятную игру. И правила ее заметно усложняются.
— Нет тут никаких правил! — снова встрял я. — Она точно сумасшедшая!
— Ну, для сумасшедшей все это, мне кажется, сложновато. Одна статья чего стоит!
— При современном-то развитии компьютерных технологий?! Да подобную халтуру Саня в полчаса сваяет! — воскликнул я и сразу прикусил язык... Саня! Снова Саня! Почему я вновь подумал о нем?
— А чего это ты вдруг вспомнил о Сане? — насторожилась Катька. — Думаешь, он все-таки может быть здесь замешан?
— Ну, пусть не Саня, — пошел я на попятный. — Может быть, кто-то другой, кто владеет всякими там компьютерными «рисовалками»... Мало ли!
— А зачем этот «кто-то» будет стараться ради того, чтобы подшутить над тобой? Только знакомому это может быть интересно. Или если в этой дурацкой игре есть нечто такое, что мы не можем с тобой разглядеть! Какая-то выгода, например... Недаром сыщики в детективах говорят: «Ищи, кому это выгодно — найдешь преступника».
— Выгода! — фыркнул я. — Выбить меня из колеи, если только... Но всякой ерундой меня из нее не выбьешь!
— Да? — поглядела на меня Катька с иронией. — А кто в обморок свалился? А кто на три дня выбыл из трудового ритма? И, может быть, это только начало!
— Ты че, хочешь сказать, что меня Геша доводит? Боится конкуренции, как бы я не занял ее кресло? — улыбнулся я.
— А что? Очень даже логично! — неожиданно подхватила Катька. — Геша твоя может только прикидывается дурой, а на самом деле сечет все конкретно!
— Сама-то понахваталась слов, а мне замечания делаешь! — не удержался я.
— Ладно тебе, — отмахнулась Катька и сделала из пальцев «козу». — Я за базар отвечаю! — Но тут же она вновь стала серьезной. — Смотри, что может быть! Допустим... Заметил, я говорю: «Допустим»? Так вот, допустим, что Геша где-то от кого-то краем уха услыхала, что тебя собираются «двигать»! Ведь ты в общем-то не дурак и образование имеешь, да и опыт работы...
— Спасибо! — вставил я, благодарно кивнув.
— Не мешай! — отмахнулась Катька. — Итак, это вполне возможно, да и пора бы уже, кстати! Геша, разумеется, в тихой панике, ведь ее при всем желании ни умной, ни образованной не назовешь...
— Ты только что говорила, что она только прикидывается!
— Я сказала: может быть прикидывается! Но даже если и так, если она по жизни не дура, то ведь как специалист и руководитель, по твоим же словам, она ноль.
— Ну, может я преувеличиваю... — замялся я. Все-таки неприятно за глаза поливать грязью человека, тем более — свою собственную начальницу.
— Ладно тебе, — поняла мое состояние Катька, — здесь все свои! Давай называть вещи своими именами! Руководство вашей конторы наконец-то заметило, что филиалом руководит... м-м... бездарь и стало думать: кого бы на это место поставить. Ну а кого, если говорить откровенно? Вот скажи, ты ведь всех у себя знаешь, кто подходит на Гешино место лучше всего?
Я задумался. По правде говоря, подобные мысли и раньше посещали меня, но как бы так, мимоходом... Поэтому я думал недолго:
— Ну-у, пара человек может и есть, только они уже на пенсию собираются...
— Вот видишь! А тебе до пенсии — как до Марса твоего! Поэтому, вполне логично, что тебя и правда «примеряют» к Гешиному креслу. А она вполне могла это услышать, ведь в головном офисе наверняка тоже есть любители «посекретничать»... И вот представь теперь Гешины действия. По работе ей тебя дураком не выставить, вот она и решила сделать тебя просто дураком. В самом, что ни на есть, натуральном смысле!
— Какой-то уж очень изощренный способ, тебе не кажется? Тем более, если предположить, что это придумала Генриетта Тихоновна...
— А что? Чем тебе не нравится способ? Ты ведь и так уже потихонечку с ума сходишь, да и я вместе с тобой! И потом, не обязательно всю «технику» самой Геше изобретать — она это могла заказать кому-нибудь. Тому же Сане...
— Ты Саню не трожь! — рассердился я. — Он на такое не способен!
— Ты
— Знаю... Чего ради он будет делать гадости по просьбе какой-то там Геши?
— А если не по просьбе? А если вопрос поставлен ребром: или — или? Может быть, какой-то грешок за Саней водится, вот его Гена и подцепила? Элементарно шантажирует! Ведь в нашем городке не так уж и много приличных мест, куда можно легко устроиться! А у вас, согласись, и «не пыльно», и платят довольно прилично! А если Геша и «прикупила» вдобавок Саню слегка...
— И все-таки я Сане доверяю, — пробормотал я, уже не столь уверенно.
— К тому же, — продолжила Катька, — кому, как не Сане все это провернуть? Все в его руках! И потом, вспомни, когда это все началось? Как только Саня поставил тебе почту! Сразу же! И адрес твой, кроме него, никто не знал! Разве не странно? Теперь подумай, что если это Саниных рук дело, то в них, этих руках, собрана сейчас
Мне стало вдруг очень горько. Я понимал, что в словах Катюхи звучит железная логика. Проще всего провернуть всю эту паршивую историю было, конечно же, Сане... Если только Геша не наняла кого-нибудь со стороны, но это выглядит совсем уж абсурдно! А то, что вся затея может принадлежать Геше, мне казалось уже более чем очевидным! Взять даже сегодняшнее письмо, после которого я хлопнулся в обморок — ведь Геша прискакала сразу же, словно специально, чтобы полюбоваться произведенным эффектом!
— М-м-м... — замычал я, как от зубной боли. — Можно я скажу сейчас плохое слово?
— Ну, скажи, — разрешила Катька.
Я тихонечко выматерился, но легче не стало. Тогда я налил еще коньяку и залпом выпил.
— Опять без меня! — покачала головой Катька.
— Прости, — сказал я и наполнил рюмку жены. Свою, впрочем, тоже. Катька снова покачала головой, но промолчала.
14
Уже на второй день вынужденного безделья я понял, что больше так не могу! Я пытался читать, смотреть телевизор, но вся информация проходила мимо. Думать я мог только об одном — о письмах Люси. Или теперь уже не Люси... В принципе, мне теперь даже было все равно — Люси это с ума сходит, или кто-то другой придуривается. Хуже всего было думать, что это делает Саня. То, что он не сам всю эту гнусность затеял — для меня не вызывало сомнений, но даже если и по чьей-то «просьбе» — все равно неприятно и вообще противно. Ну не мог я представить Саню в подобной роли!
В конце концов я не выдержал. Подошел к Катьке, которая валялась на диване с каким-то журналом в руках (судя по всему, она тоже вряд ли активно впитывала информацию, потому что журнал был раскрыт на той же странице, что и полчаса назад) и сказал:
— Я больше так не могу! Я пошел к Сане. Возьму бутылочку, посидим, побеседуем...
Катька, на удивление, поддержала мою идею:
— Пожалуй, это хорошая мысль! Иного пути достучаться до истины я в упор не вижу. Пошли!
— Как «пошли»?! Ты тоже?
— Разумеется! Или ты хочешь, чтобы я извелась тут вся, тебя дожидаясь? Я уже и так на последней ниточке терпения вишу!
— Что, и ты тоже?! — непонятно чему обрадовался я.