Дуновение холода

— Нет, с этими ложными обвинениями мое состояние никак не связано. — Я взяла Дойла за руку. — Объясни им, пожалуйста, что с Таранисом надо быть очень осторожными!

Дойл сжал мою ладонь со словами:

— Я постараюсь, моя принцесса.

Я ему улыбнулась:

— В тебе я уверена.

Холод шагнул ко мне с другой стороны и прикоснулся к щеке.

— Ты бледна. Даже для нашей лунной кожи этот цвет слишком бел.

Аблойк подошел к нам.

— Я слышал, что у принцессы достаточно человеческой крови, чтобы болеть простудой. Но думал, это только злобные сплетни.

— Вы не болеете простудой? — удивилась Нельсон.

— Они не болеют, — ответила я, прижимаясь щекой к ладони Холода и не отпуская руку Дойла. — А я болею. Не часто, но бывало.

Про себя я добавила: «И умереть могу. Первая в истории истинно смертная принцесса фейри». Именно по этой причине — среди прочих — на меня совершали покушения при Неблагом дворе. Некоторые группировки верили, что я, взойдя на трон, заражу смертностью всех бессмертных. Всем принесу смерть. Как прикажете сражаться с такими предрассудками, если там никто даже простуду не может подхватить? А мне предстоит сейчас разговор с самым блестящим из всех сидхе — с королем Таранисом, Повелителем Света и Иллюзий. Да поможет мне Богиня, если он поймет, что я способна поддаться мерзким людским болезням. Это лишний раз покажет ему, насколько я слаба, насколько я человек.

— Король вот-вот с нами свяжется, — сказал Ведуччи, глянув на часы.

— Если у него время совпадает с нашим, — заметил Кортес.

Ведуччи кивнул:

— Верно. Но нам стоило бы принести для всех здесь присутствующих что-нибудь из холодного металла.

— Холодного металла? — переспросила Нельсон.

— Полагаю, какие-нибудь канцелярские принадлежности из офиса наших любезных хозяев помогут нам сохранить трезвую голову при беседе с Его Величеством.

— Канцелярские принадлежности… — сказал Кортес. — Скрепки?

— К примеру, — согласился Ведуччи и повернулся ко мне. — Как, вы думаете, принцесса, помогут нам скрепки для бумаг?

— Надо посмотреть, из чего они сделаны. Но иметь при себе горсть скрепок — неплохая мысль.

— Мы их испытаем, — предложил Рис.

— Каким образом? — поинтересовался Ведуччи.

— Если нам будет неприятно к ним прикасаться, то они могут вам помочь.

— Я думал, что только малые фейри не могут прикасаться к металлу, — удивился Кортес.

— Кое-кого из малых фейри прикосновение к металлу может сжечь, но даже сидхе не слишком любят прикасаться к металлу, вышедшему из людских кузниц, — ответил Рис, все так же улыбаясь.

— Сгореть от одного прикосновения к металлу? — поразилась Нельсон.

— У нас нет времени на обсуждение фейрийских чудес, — сказал Ведуччи. — Лучше нам позаботиться о скрепках.

Фармер нажал клавишу интеркома, вызвал какого-то секретаря или помощника откуда-то из соседних кабинетов и попросил принести металлические скрепки и зажимы. Я предложила захватить еще перочинные ножи и ножницы.

У Шелби, Гровера и того другого помощника прокурора ножи оказались при себе.

— И все же вы поддались очарованию принцессы, — сказал Ведуччи. — Добавьте еще что-нибудь на всякий случай.

Ведуччи раздал всем канцелярские безделушки. Он взялся командовать, и никто не возражал. Ему полагалось быть нашим противником, но он нам помогал. Сказал ли он правду, что его цель — только правосудие, или солгал? Пока я не узнаю, чего добивается Таранис, верить я никому не смогу.

Ведуччи подошел к моему стулу, кивнул Дойлу и Холоду, стоявшим по обе стороны от меня.

— Не стоит ли ее высочеству взять что-нибудь металлическое?

— При ней есть металлические предметы, как и при всех нас.

— Ваши пистолеты и мечи я вижу. — Взгляд Ведуччи метнулся ко мне. — Вы хотите сказать, что принцесса тоже вооружена?

Вооружена, да. На бедре в специальных ножнах у меня был нож, а на пояснице — пистолет в специальной кобуре. Никто не думал, что мне придется из него стрелять, но так я могла носить на себе немало металла — стали и свинца, — не бросая вызов Таранису. В другом случае он счел бы это оскорблением. Стражам носить металл позволялось, потому что они стражи — они должны быть вооружены.

— У принцессы есть чем себя защитить, — сказал Дойл.

Ведуччи коротко склонил голову:

— Тогда я остальное сложу обратно в коробку.

Протрубили фанфары, мелодично и чисто, будто музыка небесных сфер. Сигнал вызова от короля Тараниса. Проявляя вежливость, он ждал, чтобы кто-нибудь коснулся зеркала с нашей стороны. Все повернулись к ничего не отражающему стеклу, и фанфары пропели еще раз.

Дойл с Холодом подняли меня на ноги. Рядом со мной, как решили заранее, встал Рис; Дойл шагнул вперед, уступая ему место. Рис приобнял меня за талию и прошептал:

— Прости, что потеснил твоего фаворита.

Я удивленно к нему повернулась: ревность, как считается, чувство человеческое. Но Рис дал мне прочитать по его лицу, что он знает, кого выбрало мое сердце, хоть и не тело. Дал понять, что знает о моих чувствах к Дойлу, и что страдает из-за них. Всего один взгляд — и так много сказал.

Дойл тронул зеркало, и Рис шепнул:

— Улыбнись его величеству.

Я улыбнулась — отработанной годами улыбкой. Любезной, но не очень-то радостной. Придворной улыбкой — улыбкой, за которой прячутся, за которой таят совсем-совсем другие мысли.

Глава четвертая

В зеркале вспыхнул свет — и золотистое солнечное сияние хлынуло потоком, заставив всех отвернуться, чтобы не ослепнуть от блеска — блеска Тараниса, Короля Света и Иллюзий. В полумраке сомкнутых век кто-то спросил — я решила, что Шелби:

— Да что ж это такое?!

— Королевская похвальба, — ответила я. Нельзя было так говорить, но я плохо себя чувствовала и злилась. Злилась, что вообще здесь сижу. Злилась и боялась, потому что, зная Тараниса, уверена была, что он второй сапог еще и не снял, не то что не бросил.

— Похвальба? — весело переспросил мужской голос. — Не похвальба это, Мередит, это я, каков я есть.

Он назвал меня только по имени, не добавив никакого титула. Намеренное оскорбление, и оно сойдет ему с рук. Удивительно другое — что он сам не представился по всей форме. Он говорил так вольно, словно мы встретились наедине. Как будто для него присутствующие люди в счет не шли.

В залившем комнату ослепительном свете прозвучал голос Ведуччи:

— Ваше величество, я разговаривал с вами несколько раз, и никогда еще ваше сияние не было столь ослепительно. Не проявите ли вы милосердие к простым смертным и не пригасите ли ваш блеск хоть немного?

— А что ты думаешь о моем блеске, Мередит? — спросил веселый голос, и я невольно улыбнулась от его звука, хоть и щурилась, оберегая глаза.

Холод сжал мне руку, его прикосновение дало мне силы думать. Плоть и секс к талантам Тараниса не относились. Чтобы ему противостоять, надо было использовать ту магию, в которой ты силен — только тогда в присутствии Тараниса хотя бы думать удавалось. Я потянулась к Рису, нащупала рукой его щеку и шею. Прикосновение двух стражей мне помогло.

— Я думаю, что твое сияние восхитительно, дядя Таранис.

Он первый повел себя фамильярно, назвав меня только по имени, так что я решила напомнить ему о наших родственных связях. Напомнить, что я не просто дамочка из Неблагого двора, на которую надо произвести впечатление.

Его поведение не слишком меня задевало — если не считать обращения по имени, точно так же он пытался достать Андаис. Эти двое веками старались один другого переколдовать. Я просто попала в середину игры без надежды на выигрыш. Если уж Андаис не могла унять магию Тараниса при разговорах по зеркалу, что толку стараться мне с моими куда более скромными способностями? Мы со стражами знали, на что идем. Я надеялась, что в присутствии слуг закона Таранис чуть притушит накал магии. Зря надеялась.

— Я себя чувствую стариком, когда ты называешь меня дядей, Мередит. Лучше просто Таранис. — Он говорил так, словно мы старые друзья и он страшно рад меня видеть. От одного его голоса мне хотелось согласиться на все, что только он предложит. Если бы любого другого сидхе поймали на применении голоса и магии к кому-то из собратьев, дело кончилось бы либо дуэлью, либо наказанием от собственного монарха. Но Таранис — король, а значит, к ответу его никто не призовет. В последний раз, когда мы говорили вот так же, мне пришлось его обвинить в нечестной игре. Надо ли теперь начать с той же резкости, на которой я в тот раз закончила?

— Хорошо, дядя… то есть Таранис. Нельзя ли попросить тебя уменьшить 6леск твоего великолепия, чтобы мы смогли на тебя взглянуть?

— Свет вредит твоим глазам?

— Да, — сказала я, и меня поддержал хор голосов. Чистокровным людям, должно быть, приходилось совсем несладко.

— Тогда я приглушу его ради тебя, Мередит. — Он как будто ласкал мое имя языком, перекатывал его как леденец. Сладкий, твердый и долго тающий.

Холод поднес мою руку к губам и поцеловал пальцы — это мне помогло стряхнуть не в меру настойчивое воздействие Тараниса. В последний наш разговор король пробовал то же самое — настолько мощный магический соблазн, что чертовски похоже было на пытку.

Рис прильнул ко мне тесней, уткнулся носом в шею.

— Он не всех без разбору стремится поразить, Мерри, он целит именно в тебя, — прошептал он.

Я повернулась к нему лицом, пусть и с закрытыми от ослепительного света глазами.

— Как и в прошлый раз.

Рис нащупал мой затылок, притянул к себе лицо.

— Не совсем так, Мерри. Сейчас он еще больше старается тебя покорить.

И Рис меня поцеловал. Осторожно поцеловал — скорее из-за яркой помады у меня на губах, чем из соображений приличия. Холод гладил мне ладонь большим пальцем. Их прикосновения не давали мне утонуть в голосе Тараниса, в море света.

Еще не открыв глаз, я почувствовала, что передо мной стоит Дойл. Он поцеловал меня в лоб, добавляя еще и свое касание к прикосновениям Риса и Холода — наверное, догадался, что задумал Таранис. Потом Дойл шагнул влево, и я не поняла поначалу зачем, но тут послышался голос Короля, совсем не такой довольный, как минуту назад.

— Мередит, как смеешь ты появляйся передо мной в окружении чудовищ, напавших на мою подданную? Почему они стоят, как ни в чем не бывало, почему они не в оковах?

Голос у него был все так же красив и звучен, но магии лишился. Негодовать с интонациями искусителя — этого даже Таранис не может.

Свет слегка померк. Дойл несколько загораживал Риса от взора короля и в придачу закрывал мне обзор, но я все равно этот спектакль уже смотрела. Таранис ослаблял свет и одновременно сам словно выплывал из этого сияния. Словно лицо, тело, одежда создавались, лепились из света.

— Мои клиенты невиновны, пока их вина не доказана, ваше величество, — заявил Биггс.

— Ты подвергаешь сомнению слова благородных сидхе Благого двора?

На этот раз возмущение вряд ли было поддельным.

— Я юрист, ваше величество. Я все подвергаю сомнению.

Кажется, Биггс решил смягчить атмосферу шуткой. Если так, он просчитался с аудиторией. Я у Тараниса чувства юмора не замечала. То есть он-то считал, что шутить умеет, но никому не позволялось шутить лучше короля. По последним слухам, Таранис даже придворного шута бросил в темницу за непочтительность.

Я бы осудила короля строже, если бы Андаис своего придворного шута не казнила четыре или пять сотен лет назад.

— Ты шутки шутить задумал?! — Голос короля раскатался по комнате громовым эхом.

Среди прочих имен Тараниса звали еще Громовержцем. Прежде он был богом неба и грозы. Римляне отождествляли его со своим Юпитером, хотя его власть никогда не простиралась так широко, как власть Юпитера.

— Ни в коем случае, — ответил Биггс, стараясь удержать беседу в рамках вежливости.

Таранис наконец показался в зеркале. Его окружало мерцание, словно краски переливались и волновались вокруг него. Ну, хотя бы волосы и борода имели свой истинный цвет — красно-оранжевый цвет роскошного заката. Пряди его вьющихся волос окрасило великолепие раннего заката, а в глазах чередовались зеленые лепестки: нефритовый, травяной, разные оттенки зеленой листвы. Словно вместо радужки у него в глазах были зеленые ромашки. Когда я была маленькой, я считала его очень красивым — пока не поняла, насколько он меня презирает.

— Господи… — задыхаясь, выговорила Нельсон.

Я оглянулась, увидела широко раскрытые глаза, обмякшее лицо.

— Вы видели короля только на фотографиях, где он подражал людям?

— У него были рыжие волосы и зеленые глаза, не такие! — сказала она.

Кортес, ее начальник, взял ее за локоть и усадил в кресло. Кортес был зол и с трудом это скрывал. Интересная реакция с его стороны.

Таранис обратил к женщине зелено-лепестковый взор.

— Не многие смертные женщины за последние годы видели меня во всей славе. Как понравился тебе мой истинный вид, юная красотка?

Я практически уверена, что нельзя стать помощником окружного прокурора Лос-Анджелеса, позволяя мужчинам в глаза называть себя юной красоткой. Но если Нельсон что и не понравилось, она промолчала. Она казалась очарованной королем, опьяненной его вниманием.

К нашей тесной группке присоединился Эйб, следом за ним растерянный Гален. Эйб наклонился и прошептал:

— Он использует не только магию света и иллюзий. Был бы на его месте кто другой, я сказал бы, что он добавил к арсеналу любовные чары.

Дойл притянул Эйба еще ближе и шепнул:

— И чары достаточно сильные, чтобы подчинить миз Нельсон.

Все согласились.