Дочь короля Эльфландии

- Ха! - отозвалась Зирундерель. - Мне-то что?

Ночь сгущалась, в воздухе и над болотами разливалась непроглядная мгла, подобная черному плащу ведьмы. Ведьма расхохоталась и отступила в темноту. Очень скоро ночь превратилась в сосредоточие мрака и смеха; ведьмы же Алверик больше не видел.

Тогда Алверик повернул к лагерю на каменистой равнине, на свет одинокого костра.

И едва над пустошью засияло утро, и отблеск заиграл на никчемных каменных глыбах, Алверик взял в руки поддельную гирю и осторожно провел ею по лезвию меча с обоих сторон, снимая чары с клинка от острия до рукояти. Проделал он это в шатре, пока остальные спали:

Алверик надеялся скрыть от своих спутников, что ищет помощи, которая берет начало не в бредовых пророчествах Нива и не в откровениях, до-веренных Зенду луною.

Однако беспокойный сон безумца не столь глубок, чтобы одержимый Нив не проследил за Алвериком краем хитрого глаза, заслышав, как ти-хо скребет по лезвию поддельная гиря.

Когда же Алверик втайне проделал это, и втайне же был уличен, он окликнул своих спутников, и те явились, и свернули изорванный шатер, и подхватили длинный шест, и подвесили на него свои жалкие пожитки, и Алверик двинулся дальше вдоль края ведомых нам полей, и не терпе-лось ему оказаться, наконец, в той земле, что ускользала от него столь долго. Нив и Зенд брели вслед за ним, неся промеж себя шест: с шеста свисали тюки, и лохмотья развевались по ветру.

Они прошли немного вглубь земли, к домам людей, дабы закупить съестные припасы; и после полудня приобрели они необходимое у селя-нина, живущего в одинокой хижине столь близко от границы ведомых нам полей, что, должно быть, его дом был в видимом мире самым крайним. Там закупили странники хлеба, и овсяной муки, и сыра, и копченой ветчины, и другие тому подобные вещи, и сложили еду в мешки, и под-весили мешки на шест; и распрощались с селянином, и двинулись прочь и от его полей, и от прочих полей людей. И едва сгустился вечер, увидели они, как прямо над изгородью, освещая землю мягким нездешним заревом, что этой земле явно не принадлежало, раскинулась сумеречная преграда, заветная граница Эльфландии.

- Лиразель! - воскликнул Алверик, обнажил меч, и решительно сту-пил в сумерки. Нив и Зенд последовали за ним: все их подозрения вспыхнули пламенем ревности - ревности к озарению и магии, им не принадлежащим.

Алверик позвал Лиразель; затем, не полагаясь на силу голоса в этой бескрайней, непонятной земле, он взял в руки охотничий рог, что висел на ремне у пояса, поднес его к губам и, измученный годами странствий, устало затрубил. Алверик стоял в завесе сумерек; рог сиял в свете Эльфландии.

Но Нив и Зенд выронили шест в эти неземные сумерки, где он и остался лежать, словно обломок кораблекрушения в каком-нибудь не отмеченном на карте море, и крепко вцепились в своего господина.

- Земля грез! - объявил Нив. - Разве моих грез недостаточно?

- Там нет луны! - закричал Зенд.

Алверик ударил Зенда мечом по плечу, но клинок был расколдован и туп, и почти не повредил ему. Тогда оба безумца схватились за меч и потащили Алверика назад. Кто бы мог поверить, что помешанный наделен подобною силой? Безумцы снова вытолкнули Алверика в ведомые нам по-ля, где эти двое оставались непонятными чужаками, и ревновали ко всему непонятному и чужому; и увели его прочь от бледно-голубых гор. Так и не довелось ему вступить в Эльфландию.

Но охотничий рог Алверика пронзил край сумеречной преграды, и растревожил воздух Эльфландии, и в сонном покое волшебной страны прозвучала долгая, скорбная земная нота: зов этого рога и услышала Лиразель, говоря с отцом.

Глава 27.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ЛУРУЛУ.

Над деревушкой Эрл и над замком прошествовала Весна; во всякий уголок и во всякую трещину заглянула она: ласковое благословение ос-вятило даже воздух и выманило на свет каждую живую тварь, не обойдя даже крохотные растения, поселившиеся в самых укромных местах, под стрехами крыш, в щелях старых бочек или вдоль прослоек штукатурки, что удерживали древние ряды камней. На протяжении этих месяцев Орион не охотился на единорогов; разумеется, он понятия не имел о том, в какое время года единороги в Эльфландии обзаводятся потомством, ибо в волшебной стране ход времени иной, нежели здесь; однако от бесс-четных поколений земных своих предков юноша унаследовал некое внут-реннее убеждение, запрещающее ему охотиться за кем бы то ни было в дивную пору цветов и песен. Потому Орион обхаживал своих гончих, и то и дело поглядывал в сторону холмов, всякий день поджидая возвращения Лурулу.

Но вот миновала Весна, и распустились цветы лета, но по-прежнему о тролле не было ни слуху ни духу, ибо над лощинами Эльфландии время идет не так, как над полями людей. Орион долго вглядывался в угасающие вечерние сумерки, пока очертания холмов не терялись во мраке, но так и не довелось ему увидеть круглые головки троллей, резво скачу-щих через холмы.

И вот от холодных земель налетели, стеная, долгие осенние ветра. Орион же по-прежнему высматривал троллей; и вот туман и хоровод листьев листья воззвали к сердцу охотника. Гончие скулили, тоскуя по открытым равнинам и по росчерку следа, что, словно таинственная тропа, пересекает широкий мир, однако Орион упрямо не желал охотиться ни на кого, кроме единорогов, и все поджидал Лурулу.

В один из этих земных дней, когда в воздухе ощущалось угрожающее дыхание мороза и на небе пылало алое закатное зарево, беседа Лурулу с троллями подошла в лесу к концу, и маленькие резвые создания, за которыми не угнаться и зайцам, в два счета добрались до сумеречной преграды. Те обитатели наших полей, что глядели (нечасто случалось это с ними!) в сторону таинственной границы, где заканчивалась Земля, могли бы увидеть причудливые силуэты проворных троллей, что серой тенью шмыгнули сквозь вечерние сумерки. Тролли появлялись один за одним: они перелетали через границу сумерек в головокружительном прыжке и с размаху шлепались на землю. Приземлившись столь бесцеремонно в наших полях, они устремлялись дальше, весело подскакивая, кувыркаясь в воздухе, порою переходя на бег, и то и дело разражаясь нахальным хохотом, ибо полагали, что именно так и следует вступать на планету никак не из самых малых.

Тролли прошелестели мимо хижин, словно ветер сквозь солому, и никто из заслышавших легкий шорох не ведал, сколь необычны промчав-шиеся чужаки: никто, кроме собак, конечно, дело которых - сторожить; уж собаки-то знают, насколько чужд человеку тот или иной проходящий мимо. На цыган, бродяг и на всех тех, у кого нет своего дома, собаки лают, едва завидев; диких обитателей леса псы облаивают с еще боль-шим отвращением, ибо отлично ведомо псам дерзкое презрение, с кото-рым эти твари относятся к человеку; на окруженного ореолом тайны ли-са, любителя дальних странствий, собаки лают не в пример яростнее. Однако никогда не лаяли псы с таким отвращением и яростью, как в ту ночь; многим селянам подумалось, что собака их захлебнулась лаем.

Резво скача через поля, и не задержавшись ни на мгновение, дабы посмеяться над удирающими в испуге неуклюжими овцами, ибо тролли приберегали смех свой для человека, собратья Лурулу очень скоро доб-рались до меловых холмов над долиной Эрл. Внизу, в долине, ночь и дым человеческого жилья сливались в единую серую массу. И не ведая, сколь пустяковые причины порождают дым: там - селянка кипятит чай-ник, тут кто-то высушивает одежду ребенка, либо несколько стариков согревают вечером руки, - не ведая всего этого, тролли воздержались от смеха, хотя намеревались похохотать всласть, едва столкнутся с созданиями рук человеческих. Может быть, даже тролли, чьи самые серьезные мысли отделены от смеха самой что ни на есть тонкою прег-радой, - может быть, даже они слегка преисполнились благоговения: столь близок и непонятен был человек, уснувший там в своей деревуш-ке, со всех сторон окутанный дымом. Однако благоговение в легкомыс-ленных этих головах задерживалось не дольше, чем белка - на конце тонкой веточки.

Но вот, вдоволь налюбовавшись на долину, тролли подняли глаза: небо на западе все еще сияло над последними отблесками сумерек, словно узкая полоска красок и меркнущего света, - полоска столь див-ная, что подумалось троллям, будто по другую сторону долины раскинулась еще одна Эльфландия, и целых две матово-прозрачных магических эльфийских земли окаймляют долину и примыкающие к ней поля людей. Тролли расселись на склоне холма и поглядели на запад, и следующее, что они увидели, была звезда: у самого западного горизонта сияла Ве-нера, до краев наполненная синевой. Тролли все как один поклонились прекрасному бледно-голубому незнакомцу бессчетное количество раз; ибо, хотя учтивостью тролли не отличались, они видели, что Вечерняя Звезда Земле не принадлежит, и к делам людей отношения не имеет, и решили, что Венера явилась из неведомых им эльфийских угодьев в за-падной части мира. А тем временем зажигались все новые и новые звез-ды, - пока тролли не испугались, ибо ничего не знали они об этих сверкающих странниках, что крадучись выбирались из тьмы и вспыхивали огнем. Сперва сородичи Лурулу объявили:"Троллей на свете куда больше, чем звезд", и утешились, ибо весьма доверяли численному превосходству. Но очень скоро звезд оказалось больше, чем троллей, и тролли, рассевшиеся в темноте под этими бесчисленными сонмами, почувс-твовали себя неуютно. Однако гости из волшебной страны тут же нап-рочь позабыли о своих нелепых страхах, ибо никакая мысль не задержи-валась в маленьких головах надолго. Вместо того тролли обратили свое непостоянное внимание на желтые огоньки, что светились там и тут между ними и серой завесой: там, совсем близко к троллям, стояло несколько человеческих хижин, сосредоточия тепла и уюта. Мимо проле-тел жук; тролли прикусили языки, прислушиваясь, не скажет ли чего; но жук с гудением пронесся мимо, направляясь домой; и языка его тролли не поняли. Вдалеке, не умолкая, гавкала собака, тревожная но-та будила глубокое безмолвие ночи. Троллей собачий лай весьма разоз-лил, ибо они почувствовали: пес готов встать между ними и человеком. Потом из мрака выскользнуло мягкое белое облачко и опустилось на ветку дерева, и склонило голову налево, и поглядело на троллей, за-тем склонило голову направо и поглядела на них с нового ракурса, а затем снова налево, потому что чужаки внушали явное подозрение. "Сова", - сообщил Лурулу; но многим помимо Лурулу уже доводилось видеть эту птицу, иб сова частенько летает вдоль границы Эльфландии. Скоро сова упорхнула, и тролли услышали, как птица охотится над холмами и лощинами; а затем все звуки смолкли, кроме голосов людей, резких криков детей и лая пса, что упреждал людей о приходе троллей. "Ра-зумная тварь", - сказали тролли о сове, ибо им по душе пришелся совиный клич; голоса же людей и лай собаки показались маленьким созданиям утомительной бессмыслицей.

То и дело тролли замечали огонек запоздалого путника, что шагал через холмы, направляясь в Эрл, а порою слышали песню: так подбадри-вали себя в ночном безмолвии те, у кого фонаря не было. А Вечерняя Звезда тем временем разгоралась все ярче, и вековые деревья делались все темнее.

Затем из-под завесы дыма и тумана над ручьем, из самых недр во-царившейся в долине ночи загремел вдруг бронзовый колокол Фриара. Ночь, и склоны Эрла, и темные холмы отозвались эхом; эхо докатилось до троллей, словно бы бросая вызов и им, и прочим проклятым тварям, и разгуливающим по свету духам, и телам, Фриаром не благословленным.

Торжественный отзвук эха, что разносился в ночи с каждым тяжелым ударом священного колокола, подбодрил отряд троллей, затерянный сре-ди непонятных земных угодьев, ибо все торжественное неизменно приво-дит троллей в настроение крайне легкомысленное. Они развеселились и захихикали промеж себя.

А пока тролли следили звездное воинство, гадая, дружелюбно ли оно настроено, небо приобрело синеватый стальной оттенок, восточные звезды померкли, туман и дым людских жилищ побелели, и лучистое за-рево коснулось противоположного края долины: над холмами за спиною у троллей вставала луна. Тогда в священной обители Фриара запели голо-са, повторяя слова лунной заутрени; так полагалось петь ночами пол-ной луны, пока луна стояла совсем низко у горизонта: обряд этот на-зывался утром луны. Колокол стих, случайные голоса более не слыша-лись, бдительного пса в долине хозяева заставили умолкнуть; одино-кая, торжественная и печальная песнь воспарила над свечами в квад-ратной и тесной обители, сложенной из серого камня людьми, что дав-ным-давно ушли в небытие. Луна поднималась все выше, и вместе с нею нарастала бесконечно-торжественная песнь: печальная, словно ночь, загадочная, словно полная луна, исполненная глубокого смысла, что самые серьезные раздумья троллей охватить не в силах. И тролли, все как один, вскочили на ноги, подпрыгнули над заиндевелой травою хол-мов, и толпою хлынули в долину посмеяться над повадками людей, поиз-деваться над священными их реликвиями, и поглядеть, устоит ли их пе-ние против тролльего легкомыслия.

Вспугнутые кролики удирали во все лопатки перед их стремительным натиском; собратья Лурулу провожали робких зверьков взрывами смеха. С востока на запад пронесся сверкающий метеор, догоняя солнце: не то знамением, упреждая деревушку Эрл, что к домам людей приближается народ из-за земных пределов, не то повинуясь некоему закону природы. Троллям же показалось, что упала одна из надменных звезд, и возлико-вали они с типично эльфийским легкомыслием.

Так, хихикая, тролли выскочили из темноты и промчались по дере-венской улице: невидимые, подобно диким обитателям лесов и полей, что рыщут во мраке. Лурулу привел сородичей к голубятне, и все они шумной толпою вскарабкались туда. По деревне прошел слух, будто в голубятню запрыгнула лиса, однако слухи улеглись, едва голуби возв-ратились к своим домам, и народ Эрла до самого утра не подозревал, что в деревню явилось нечто из-за пределов Земли.

Теснясь и толкаясь, словно поросята вдоль края корыта, тролли бурою массой затопили пол голубятни. И вот над ними потекло время, ровно так же, как над всеми обитателями земли. Тролли отлично знали (хоть ум им был дан невеликий), что, пересекая границу сумерек, они навлекают на себя разрушительное влияние Времени. Всяк, кто живет у самого края какой бы то ни было опасности, не остается в неведении относительно нависшей угрозы; как кролики в высоких скалах осознают, сколь опасен отвесный утес, так и те, кто обитает у самых границ Земли, отлично знают, сколь опасно время. Однако же тролли явились. Чудеса Земли оказались для них слишком соблазнительною приманкой. Разве не растрачивают юноши молодость точно так же, как тролли про-матывали бессмертие?

Лурулу показал собратьям, как ненадолго задержать время, что иначе воспользуется каждым мгновением, чтобы их состарить, и закру-жит в беспокойном вихре, и не отпустит до утра - таков уж неугомонный нрав Земли. Затем Лурулу подтянул к себе колени, и закрыл глаза, и улегся неподвижно. Это сон, сообщил он троллям; и упредив их, что дышать желательно не переставать, хотя во всех прочих отношениях по-лагается оставаться неподвижным, он заснул всерьез: и, после нес-кольких неудачных попыток, бурые тролли последовали его примеру.

Когда же взошло солнце, разбудив всех обитателей земли, долгие лучи хлынули в тридцать окошек, и птицы и тролли разом проснулись. Тролли толпою устремились к окнам - полюбоваться на Землю, а голуби вспорхнули к балкам и оттуда принялись искоса поглядывать на чужа-ков. Там тролли бы и остались: сбившись в беспорядочную кучу, они взбирались друг другу на плечи и загораживали окна, жадно изучая разнообразие и беспокойную круговерть Земли, и находя, что воистину не лгут самые невероятные байки, принесенные странниками из наших полей; и, хотя Лурулу не раз и не два напомнил собратьям о деле, те напрочь позабыли о заносчивых единорогах, на которых им предстояло охотиться с собаками.

Однако очень скоро Лурулу заставил собратьев спуститься с чердака, и повел на псарню. Тролли вскарабкались на высокий забор и сверху оглядели собак.

Едва псы приметили невиданные головы, торчавшие из-за частокола, они разразились оглушительным лаем. И люди немедленно подоспели пог-лядеть, что встревожило гончих. И увидели селяне рассевшихся на за-боре троллей, и сказали селяне друг другу, и то же повторили все, кто слышал: "В Эрл пришла магия".

ГЛАВА 28.

ГЛАВА ОБ ОХОТЕ ЗА ЕДИНОРОГАМИ.

Никому в Эрле важные дела не помешали в то утро пойти и погля-деть своими глазами на только что прибывшую из Эльфландии магию, и сравнить живых троллей с тем, что рассказывали про них соседи. Долго глазели селяне Эрла на троллей, а тролли - на селян Эрла, и всласть повеселились и те, и другие; ибо, как это часто случается с умами неравноценного объема, немало позабавили они друг друга. И обитатели долины нашли нахальные ужимки бурых троллей, проворных и нагих, ни-чуть не более нелепыми, ничуть не более достойными насмешки, нежели троллям показались респектабельные высокие шляпы, невиданные одежды и важный вид поселян.

Очень скоро явился и Орион, и жители деревни почтительно сняли высокие узкие шляпы; и хотя тролли готовы были посмеяться и над правителем Эрла, Лурулу отыскал свой хлыст и с его помощью заставил толпу непутевых собратьев оказать Ориону подобающие почести, - так, как принято в Эльфландии приветствовать владык королевского дома.

Когда же наступил полдень, то есть час обеда, селяне покинули псарню и разошлись по домам, хором превознося до небес магию, что наконец-то явилась в Эрл.

В последующие дни гончие Ориона убедились, что гоняться за трол-лем труд напрасный, а рычать на тролля неразумно. Ибо, в придачу к их чисто эльфийской резвости, тролли умеют высоко подскакивать в воздух, прямо над головами собак; а когда каждому троллю выдали по хлысту, маленькие создания получили возможность отплатить за рычание метким ударом. Ни один обитатель Земли не мог похвастаться подобною меткостью, кроме тех, чьи предки на протяжении многих поколений приставлены были к гончим доезжачими.

И вот однажды утром Орион явился к голубятне спозаранку, и ок-ликнул Лурулу, и тот выгнал собратьев за порог, и они поспешили на псарню, и Орион распахнул двери и всех повел на восток через меловые холмы. Гончие держались вместе, а тролли, вооруженные хлыс-тами, бежали рядом, - так несколько колли пасут стадо овец. Отряд отправился к границе Эльфландии, дабы подстеречь единорогов, когда те выйдут из сумерек попастись вечером на земной траве. И едва зем-ной вечер смягчил очертания ведомых нам полей, охотники добрались до опаловой границы, что отгораживает те поля от Эльфландии. Там затаи-лись они, поджидая могучих единорогов, пока над Землею сгущалась ть-ма. Подле каждой гончей стоял тролль, правая рука тролля лежала на загривке либо на боку пса, успокаивая его и унимая, и удерживая на месте, в то время как левая рука крепко сжимала хлыст. Необычный от-ряд замер у плетня; по мере того как угасали последние отблески све-та, неподвижные силуэты казались все темнее. Когда же земные угодья померкли и стихли достаточно на придирчивый единорожий вкус, статные создания тихо проскользнули сквозь сумеречную преграду и далеко заш-ли в земные поля, прежде чем тролли позволили своим гончим тронуться с места. Потому, когда Орион подал сигнал, охотники с легкостью от-секли одного из единорогов от его эльфийского дома, и погнали всхра-пывающую добычу через те поля, что отданы в удел людям. И вот над магическим галопом гордого зверя, и над гончими, опъяненными волшеб-ным запахом, и над подпрыгивающими, едва ли не парящими в воздухе троллями сомкнулась ночь.

Когда же галки, что расселись на самых высоких башнях Эрла, при-метили над заиндевелыми полями алый ободок солнца, Орион спустился с холмов вместе со своими гончими и троллями, неся превосходную голо-ву, лучше которой охотнику за единорогами и желать нечего. Очень скоро гончие, усталые, но довольные, свернулись в своих конурах, а Орион улегся в постель; тролли же на своей голубятне понемногу нача-ли ощущать то, что ни один из них, кроме Лурулу, доселе не чувство-вал, - тягостное, изнуряющее бремя времени.

Орион проспал весь день, а вместе с ним и гончие; ни одному псу не было дела, с какой стати он спит и как именно. Троллей же одолевало беспокойство: они изо всех сил старались заснуть как можно быстрее, в надежде защититься хотя бы отчасти от яростного натиска времени, - гости из Эльфландии опасались, что время уже угрожающе подступило к ним. А вечером, пока все они спали, - гончие, тролли и Орион, - в кузнице Нарла снова сошелся парламент Эрла.

Из кузницы во внутренние покои прошествовали, потирая руки и улыбаясь, двенадцать стариков, - пышущие здоровьем, разрумянившиеся от резкого северного ветра и собственных развеселых предчувствий: очень довольные тем, что правитель их наконец-то проявил себя чаро-деем, они предвидели великие события, что грядут в Эрл.

- Народ, - обратился Нарл ко всем собравшимся, называя их так по древнему обычаю, - разве не наступили для нас и для нашей долины отрадные дни? Глядите: все сбывается, что замыслили мы встарь. Ибо правитель наш воистину наделен магией, как мы того и желали, и волшебные твари явились к нему из нездешних угодьев, и все они повинуются его воле.

- Воистину так, - подтвердили все, кроме Гасика, торговца скотом.

Деревушка Эрл, маленькая и древняя, лежала вдали от наезженных путей, запертая в глубокой долине; ни малейшего следа не довелось ей оставить в истории; но двенадцать парламентариев всей душою любили свое село и мечтали его прославить. Теперь же возликовали они, внимая словам Нарла.

- Какая другая деревня, - молвил кузнец, - сносится с нездешним миром?

Но Гасик, хотя и разделял радость односельчан, все-таки поднялся на ноги, едва общее ликование слегка поутихло.

- Немало невиданных тварей, - молвил он, - нагрянуло в нашу деревню из нездешних угодьев. Может статься, люди и обычаи ведомых нам полей все-таки лучше.

Однако От и Трель с презрением отнеслись к подобным речам.

- Магия не в пример лучше, - объявили все.

И Гасик снова замолчал, и более не поднимал голоса против столь многих; и по кругу заходили чаши с медом, и все принялись толковать о славе Эрла; и Гасик позабыл о своем дурном настроении, и о страхах, дурным настроением подсказанных.

До глубокой ночи веселились парламентарии: они пили мед, и с его безыскусной помощью заглядывали в грядущие года так далеко, как только может проникнуть взор человеческий. Однако радовались и лико-вали они с оглядкой, осмотрительно понизив голос, дабы не услышал их бдительный Фриар; ибо радость пришла к селянам из тех краев, которым самая мысль о спасении была заказана, и надежды свои возложили селя-не встарь на магию, противу которой (как превосходно они знали), гневно гудела по вечерам каждая нота фриарова колокола. Парламентарии разошлись поздно, восхваляя магию приглушенными голосами, и возвратились к домам своим, постаравшись остаться незамеченными, ибо опасались проклятия, что Фриар обрушил на головы единорогов, и боя-лись, как бы их, парламентариев, собственные имена не оказались вплетены в одно из проклятий, призванных сим достойным на созданий магических.

На следующий день Орион дал своим гончим отдых, а тролли и оби-татели Эрла глазели друг на друга. Но день спустя Орион взял в руки меч, собрал отряд троллей и свору псов, и все они снова отправились далеко за холмы, к туманной опаловой границе, дабы подстеречь едино-рогов, что выходят из сумерек вечерами.

Они приблизились к границе достаточно далеко от того места, где вспугнули добычу только тремя вечерами раньше. Болтливые тролли ука-зывали Ориону путь: уж они-то отлично знали излюбленные пастбища не-общительных единорогов. И вот наступил земной вечер, бескрайний и безмолвный, и все вокруг поблекло, сливаясь с сумерками; но не услы-шали охотники поступи единорогов, и не приметили ослепительно-белого отблеска. Однако же тролли хорошо знали свое дело: когда Орион уже отчаялся было поохотиться этой ночью, и показалось ему, что в вечер-ней мгле нет ни души, на земном краю сумерек, где только мгновение назад не было ровным счетом ничего, возник единорог. Очень скоро зверь медленно двинулся вперед сквозь земную траву и удалился в поля людей на несколько ярдов.

За ним последовал другой, и тоже отошел на несколько ярдов; и оба замерли, словно статуи, на пятнадцать наших земных минут: двига-лись только уши. Все это время тролли успокаивали гончих, что затаились под плетнем ведомых нам полей. Тьма почти скрыла их, когда единороги, наконец, стронулись с места. И, как только самый крупный удалился от границы на достаточное расстояние, тролли спустили гон-чих со своры, и с пронзительными насмешливыми воплями помчались вместе с псами вдогонку за единорогом, ничуть не сомневаясь, что надменная голова зверя у них уже почти что в руках.

Но хотя цепкие, крохотные умы троллей узнали о Земле уже немало, они еще не успели постичь изменчивость луны. Темнота оказалась для троллей внове, и собак они очень скоро растеряли. Одержимый охотой Орион выбрал неподходящую ночь: мгла стояла непроглядная, луна вышла только под утро. Очень скоро отстал и он.

Ориону не составило труда собрать троллей: в ночи тут и там слы-шались их легкомысленные вопли. Собратья Лурулу послушно явились на рог, но ни одна из гончих не оставила бы пряного магического следа ради охотничьего рога какого-то там смертного. Усталые псы добрели домой на следующий день: единорога они упустили.

И в то время как вечером после охоты каждый тролль обхаживал и кормил свою гончую, и раскладывал для нее охапку соломы, и расчесы-вал шерсть, и вынимал из лап колючки, и выпутывал из ушей репьи, Лу-рулу сидел в одиночестве, на протяжении целых часов напрягая свой крохотный сметливый ум, подобный маленькой яркой искре зажигательного стекла, над одним вопросом. Вопрос, над которым размышлял Лурулу поздней ночью, заключался в том, как охотиться на единорогов с гончими в полной темноте. И к полуночи в эльфийском уме тролля созрел ясный план.

Глава 29.

О ТОМ, КАК ЗАМАНИЛИ НАРОД БОЛОТ.

На закате следующего дня возможно было бы при желании заметить одинокого путника, направляющегося к болотам, что раскинулись вдоль хуторских окраин на юго-востоке, в некотором отдалении от Эрла: жут-кая пустошь протянулась до самого горизонта, и даже через границу, в угодья Эльфландии. Свет над землею медленно угасал; трясины зловеще поблескивали.

Столь черны были благопристойные одежды и высокая степенная шля-па путника, что издалека заметили бы его на фоне поблекшей зелени полей, пока спускался он в вечерних сумерках к самому краю болот. Только некому было заметить его в такой час близ нехоженого сего места, ибо в полях ощущалось уже угрожающее приближение темноты, все до одной коровы давно вернулись в хлев, а селяне - в теплые дома; и путник шагал в полном одиночестве. Очень скоро дошел он неверными тропами до тростников и хрупких камышей: ветер рассказывал им преда-ния, что для человека - не более чем пустой звук, бесконечные исто-рии холода и древние легенды дождей. Темнеющие нагорья остались да-леко позади: путник видел, как в той стороне, где возвышались дома, замерцали огни. Он шагал с видом сосредоточенным и серьезным, как и подобает тому, у кого к людям неотложное дело; однако дома людей ос-тавил он за спиною, и направлялся туда, куда не забредал никто из смертных; путь его лежал отнюдь не к деревне и не к одинокой хижине, ибо болото уводило прямо в Эльфландию. Между ним и туманной грани-цей, что отделяет Землю от Эльфландии, не было ни души, и однако путник шел все вперед и вперед, словно обремененный поручением край-ней важности. При каждом степенном шаге вздрагивали яркие мхи, и бо-лото, казалось, вот-вот готово было поглотить чужака, и респекта-бельный его посох глубоко погружался в ил, не давая ему ни малейшей поддержки; однако же путника, казалось, не заботило ничего, кроме собственной торжественной поступи. Так шествовал он через смертонос-ную трясину столь церемонно, как то подобает разве что медленной процессии, когда по праздничным дням старейшины открывают ярмарку, и самый уважаемый благословляет торговлю, и все селяне стекаются к прилавкам и обмениваются товаром.

Порхая в воздухе вверх-вниз, вверх-вниз, певчие птицы возвраща-лись к гнездам, огибая болото по пути к родным изгородям; в сторону твердой земли пролетели голуби, спеша устроиться на ночлег в кронах высоких темных дерев; даже отставшие от стаи грачи унеслись прочь; небо казалось пустынным.

И вот новости о появлении чужака разнеслись по болоту от края до края, и бескрайние трясины замерли в предвкушении. Едва путник сте-пенно ступил на сверкающие мхи, что обрамляют омуты, дрожь пробежала по корням их, и передалась стеблям камыша, и пронеслась у самой по-верхности воды, словно блик света, словно отзвук песни, и затрепета-ла над дальними топями, и, пульсируя, достигла границы колдовских сумерек, что отделяют Эльфландию от Земли; однако не задержалась и там, но потревожила саму границу, и проникла за нее, и дала о себе знать в Эльфландии: ибо там, где великие болота подступают к краю Земли, сумеречная преграда тоньше, и не в пример более зыбкая, неже-ли в других местах.

И едва распространилась дрожь эта до самого дна, от глубинных своих обителей поднялись к поверхности блуждающие огни, и замерцал их неверный свет над подрагивающими мхами, маня путника за собою, в час, когда на ночлег стаями слетаются утки. И под ликующий, неисто-вый шум и гул утиных крыльев путник последовал за колеблющимися иск-рами в глубь болот, все дальше и дальше. Однако же то и дело он сво-рачивал с намеченной для него дороги, так что какое-то время болот-ные огни следовали за незнакомцем, а вовсе не направляли его шаги, как водится у болотных огней, - пока не удавалось им обойти путника кругом, и снова оказаться впереди, и опять поманить за собою. Посто-ронний наблюдатель, если бы таковой оказался в столь гибельном месте в столь темное время суток, очень скоро заметил бы в манерах почтен-ного путника странное сходство с движениями зеленой курочки-ржанки, когда Весною она уводит за собою чужака прочь от мшистого берега, где, открытые взору, лежат ее яйца. Впрочем, может статься, подобное сходство явилось лишь причудою разыгравшегося воображения, и посто-ронний наблюдатель не заметил бы ничего подобного. Как бы то ни бы-ло, в ту ночь в пустынном сем месте никаких наблюдателей и в помине не было.

Путник же следовал своим прихотливым путем, сворачивая то в сто-рону смертоносных мхов, то в сторону спасительной зеленой земли; не-изменно степенною поступью шествовал он, с неизменно важным видом; блуждающие огни роем собрались вокруг него. Но по-прежнему глубинная дрожь, упреждающая болота о чужаке, пульсировала в иле под корнями камыша; и не замирала, как это обычно происходит, едва погибнет нез-ваный гость, но пронизывала топи, словно эхо некоей музыки, увекове-ченной магией; и вот даже в пределах Эльфландии всполошились блужда-ющие огни.

В мои намерения отнюдь не входит задеть достоинство блуждающих огней, написав нечто, что возможно было бы истолковать как явное не-уважение к ним; не следует усматривать в моих писаниях ничего подоб-ного. Однако отлично известно, что народ болот заманивает путников к верной гибели, и предается сему развлечению испокон веков; да позво-лено мне будет помянуть сей факт безо всякого осуждения.

Тогда болотные огни, что собрались вокруг странника, удвоили свои яростные усилия; когда же чужак снова не поддался на их ухищре-ния и ускользнул, оказавшись уже у самого края опаснейших топей, и, живехонький, безмятежно продолжал путь, и все болото об этом знало, - тогда блуждающие огни более крупные, те, что живут в Эльфландии, поднялись со дна магических трясин и хлынули за сумеречную преграду. Все болото взволновалось.

Словно крохотные луны, что набрались вдруг проворства и дерзос-ти, народ болот замерцал перед почтенным путником, направляя его степенную поступь прямо к краю гибели для того только, чтобы снова повернуть назад ни с чем и поманить за собою вспять. А затем, невзи-рая на исключительную высоту путниковой шляпы и длину его темного плаща, беспечное племя стало понемногу подмечать: под ногою незна-комца не прогибались даже те мхи, что отродясь не выдерживали ни од-ного путника. И от этого ярость блуждающих огней разгорелась еще сильнее, и все они метнулись к нему; все теснее и теснее окружали они чужака, куда бы тот не направился; и, ослепленные гневом, забы-вали о хитрости, и лукавые их уловки теряли силу.

А теперь посторонний наблюдатель, затаившийся среди болот (ежели бы он и в самом деле там затаился), увидел бы нечто большее, чем просто путника в окружении блуждающих огней; он заметил бы, что не блуждающие огни манят путника, но сам путник едва ли не ведет их за собой. И в нетерпении покончить с чужаком обитатели болот не отдава-ли себе отчета, что оказываются все ближе и ближе к твердой земле.

Когда же все, кроме воды, стемнело, жители топей вдруг обнаружи-ли, что вокруг - не болота, а поросшее травою поле, и ступают они по жесткому, колючему дерну; путник же уселся на землю, подтянув колени к подбородку и разглядывая блуждающие огни из-под полей своей высо-кой черной шляпы. Никогда прежде не случалось такого, чтобы путнику удалось выманить на твердую почву хотя бы одного из обитателей тря-син, а в ту ночь среди них оказались старейшие и мудрейшие, что яви-лись со своими подобными луне огнями из-за сумеречной преграды, пря-миком из Эльфландии. Жители топей в тревожном изумлении поглядели друг на друга, и безвольно рухнули в траву, ибо тем, кто привык к зыбким трясинам, тяжело давался каждый шаг на твердой земле. Но вот они заметили, что почтенный путник, чьи блестящие глаза зорко следи-ли за ними из черной массы одежд, - путник этот едва ли крупнее их самих, несмотря на весь свой до крайности благопристойный вид. И в самом деле, хотя незнакомец казался упитаннее и плотнее, ростом он явно не вышел. Кто же это такой, забормотали они, кто же одурачил блуждающие огни? И несколько огней-старейшин из самой Эльфландии приблизились к нему, дабы спросить, как посмел дерзкий заманить на землю таких, как они. Но в этот миг путник заговорил. Не поднимаясь и даже не повернув головы, он воззвал с того самого места, где сидел.

- Народ болот, - вопросил он, - по душе ли вам единороги?

При слове "единороги" в каждом крохотном сердце среди фривольного сего сборища забурлил презрительный смех, вытесняя все прочие чувства, так что обманутые жители топей напрочь позабыли о досаде; хотя приманить блуждающие огни означает нанести им величайшее из оскорблений, и ни в жизнь не простили бы они ничего подобного, не будь память у них столь коротка. При слове "единороги" все обитатели тря син безмолвно захихикали. Это проделали они, заколыхавшись вверх-вниз, словно отблеск маленького зеркальца, направленного дерзкой ручонкой. Единороги! Заносчивые создания не внушали блуждающим огням ни малейшей любви. Пусть-ка усвоят, что с народом болот пристало перемолвиться хотя бы словом, ежели приходишь напиться к их заводям! Пусть-ка научатся относиться с должным почтением к великим огням Эльфландии, и к огням меньшим, что освещают трясины Земли!

- Нет, - подвел итог старейшина болотных огней, - никому не по душе надменные единороги.

- Тогда пойдемте со мною, - предложил путник, - ужо мы на них поохотимся! Вы посветите нам в ночи своими огнями, когда мы с собаками погоним их через поля людей.

- Почтенный путник, - начал было старейшина; но при этих словах путник подбросил вверх шляпу и выскочил из длинного черного плаща, и предстал перед болотными огнями нагишом. И народ болот увидел, что провел их никто иной как тролль.

И не слишком-то разгневались при этом обитатели топей; ибо и на-роду болот не раз случалось одурачить троллей, и троллям не раз слу-чалось одурачить народ болот; и те и другие проделывали это на про-тяжении веков бессчетное количество раз, и одни только мудрые ведали, кто кого в этом деле обставил и на сколько. Блуждающие огни немедленно утешились, припомнив все те случаи, когда троллей удалось выставить в нелепом свете, и согласились отправиться вместе со свои-ми огнями на охоту за единорогами, ибо воля жителей трясин слабела, когда оказывались они на твердой земле, и с легкостью соглашались они на любое предложение, и слушались кого угодно.

Никто иной как Лурулу обвел народ топей вокруг пальца, зная, как любят они заманивать путников; раздобыв самую высокую шляпу и самый солидный плащ, что только удалось стащить, тролль выступил в путь, притворяясь, так сказать, наживкой, что непременно должна была прив-лечь блуждающие огни со всего болота. Теперь же, собрав обитателей трясин на твердой земле вокруг себя и заручившись их обещанием по-мочь своим светом в охоте на единорогов (что особого труда не соста-вило, ибо заносчивых единорогов блуждающие огни терпеть не могут), Лурулу повел их к деревне Эрл, поначалу медленно, чтобы те попривык-ли ступать по твердой земле. Так через поля дохромали они до Эрла.

И теперь в болотах от края до края не осталось никого и ничего, что имело бы отдаленное сходство с человеком; и гуси, наконец, сни-зились, оглушительно шумя крыльями. Маленький быстрый чирок стрелой промчался домой; и темный воздух загудел, как струна, вторя полету уток.

Глава 30.

МАГИИ СЛИШКОМ МНОГО.

В Эрле, что некогда вздыхал по магии, теперь магии оказалось хоть отбавляй. Голубятня и старые дровяные склады над конюшней были битком набиты троллями; шутовские их выходки просто-таки никому не давали проходу; а поздними ночами, когда стихала деревенская сутолока, на улицах дрожали и метались вверх-вниз яркие искры. То болотные огни взяли за моду разгуливать, приплясывая, вдоль канав: они поселились на топких берегах утиных прудов и в черно-зеленых прослойках мха, что затянул самые старые соломенные крыши. Казалось, что все в деревне идет не так, как прежде.

И среди этого волшебного племени магическая суть Ориона, та волшебная половина его души, что дремала прежде, пока общался он с земными людьми, всякий день внимая разговорам заурядным, - суть эта очнулась от сна и пробудила в его голове давно уснувшие мысли. И перезвоны эльфийских рогов, что часто слышал Орион вечерами, ныне преисполнились для юноши скрытого смысла, и зазвучали гораздо громче, словно теперь играли не в пример ближе.

Жители деревни, наблюдая за своим правителем днем, видели, что взор его обращен в сторону Эльфландии, видели, что дела ему нет до разумных земных забот; ночи же приносили с собою невиданные огни и бессмысленную скороговорку троллей. В Эрле воцарился страх.

В ту пору парламент сошелся снова: двенадцать седобородых, перепуганных мужей собрались в доме Нарла, - вечером, когда окончены были дневные труды. Благодаря всей этой новообретенной магии, что пожаловала из Эльфландии, в дыхании вечера ощущалось нечто нездешнее. Все до одного парламентарии, пока бежали они сломя голову от собственных натопленных хижин к кузнице Нарла, видели непоседливые огни и слышали невнятные голоса, что земле христианской никоим образом не принадлежали. Неясные тени, происхождения явно неземного, крались в сумерках: кое-кто приметил и их; и опасались селяне, что существа самые разнообразные пробрались за границу Эльфландии, дабы навестить троллей.

Парламентарии вели дебаты, понизив голос: всяк говорил одно и то же, всяк пересказывал одну и ту же повесть, повесть перепуганных детей, повесть женщин, что требовали возврата к прежним обычаям. Переговариваясь, селяне не спускали глаз с окон и щелей, ибо никто не ведал, что может появиться нежданно-негаданно.

И молвил От:

- Давайте ж, народ, отправимся к Лорду Ориону, как некогда явились мы к его деду в просторный, отделанный в алых тонах зал. Давайте скажем так: встарь жаждали мы магии, и ло! - ныне обрели ее с избытком; пусть более не занимается колдовством и тем, что от смертных скрыто.

Окруженный притихшими приятелями-односельчанами, От напряженно прислушался. Не голоса ли гоблинов передразнивают его, или всего-навсего эхо? Кто знает? Почти тотчас же все умолкло в ночи.

И молвил Трель:

- Нет. Слишком поздно.

Как-то вечером Трелю довелось увидеть правителя Эрла: один-одинешенек, тот стоял на холме, не двигаясь, и, обратив взор свой к востоку, прислушивался к чему-то, что доносилось из Эльфландии. Ни звука не раздавалось в тиши; все вокруг безмолвствовало; однако Орион стоял там, внимая зову, недоступному слуху смертных.

- Слишком поздно, - повторил Трель.

Этого-то все и боялись.

Тогда с места медленно поднялся Гук, и встал у стола. Тролли, оглашали голубятню бессвязной тарабарщиной, словно летучие мыши; поблескивали бледные болотные огни;, во мраке рыскали нездешние твари: топоток их лап то и дело доносился до двенадцати парламентариев, что собрались во внутренних покоях. И объявил Гук:

- Что до магии, мы просили самую малость, не более.

И со стороны троллей отчетливо донесся новый взрыв невнятного лепета. Парламентарии пообсуждали немного, сколько именно магии просили они в былые времена, когда Эрлом правил дед Ориона. Когда же селяне пришли-таки к определенному плану, план этот принадлежал Гуку.