Глава 3
Гарри начал свою лекцию еще на полпути от бара. В руке его позвякивали две бутылки.
– Много лет Скуилл был простым лейтенантом, который перекладывал бумажки в Отделе преступлений против собственности, бездельником с единственным талантом: связи с общественностью. Он выступал в школах, на собраниях местных общин, на открытиях торговых центров, на церковных мероприятиях… – Гарри поставил пиво на стол и сел. – Он шлифовал свои навыки, пока стал в участке человеком для общения с прессой, так сказать, по умолчанию. Большинство людей подобная ситуация не устраивает…
Я кивнул.
– Это отодвигает старших начальников с первого плана и, как правило, бесит их. – В колледже я не раз наблюдал, как из-за зависти карьера преподавателя рушится буквально накануне подписания с ним бессрочного контракта.
– Но только не для Скуилла. Этот ублюдок точно знал, когда делать ставку на начальство. Более того: когда на участке случался какой-нибудь конфуз и руководство пыталось уйти в тень, Скуилл старался стать центром внимания и вызывал огонь на себя.
– Скуилл? – удивился я. – Грудью под пули?
– Пресса любила его, зная, что он всегда будет кающимся, раздраженным и колоритным, – то, что он продолжает продавать и сегодня. «Капитан полиции Мобила говорит, что ошибочный арест очень обеспокоил весь участок; новости, вечерний выпуск…», «Высокопоставленный офицер полиции называет критику Американского союза защиты гражданских свобод «хныканьем испорченных младенцев»; наш обзор на четвертой странице…». И так далее, и тому подобное.
Гарри взял спички из пепельницы и принялся вертеть их в руках.
– Затем начал свои шалости Джоел Эдриан. Тесса Рамирес… Джимми Нэрли… После гибели Портеров ситуация стала взрывоопасной. Но следствие зашло в тупик. Ты не представляешь, как хреново все тогда было…
– А кто обнаружил Тессу, Гарри? Кто стоял в кишащем крысами канализационном коллекторе и смотрел на ее тело?
Он покачал головой.
– Я не это имел в виду, дружище. Мы сейчас говорим о политике. Звонки с требованием отставки. Люди, открыто оскорбляющие шефа полиции в продуктовом отделе супермаркета. Пресса трамбует нас, как хочет. Каждый старается ткнуть обличающим перстом в другого, и тут внезапно появляется этот ненормальный коп в форме – Малыш Карсон.
– У меня действительно была пара идей. Ты мне только мешал.
– За это они готовы были мочиться нам на головы, – сказал Гарри. – До тех пор, пока другого выхода уже не оставалось.
Оборванцы за бильярдным столом затеяли пьяный спор по поводу места битка. Это на некоторое время нас отвлекло.
– Мне просто повезло, Гарри. И ничего больше.
Гарри прищурил один глаз.
– То есть удача сама знает, на кого ей обратить внимание, да?
Это усыпило мою бдительность.
– О чем ты?
– Судьба не просто вытаскивает карту: она знает, кто на что ставил.
– Да нет. Возможно, здесь, я думаю, интуиция, но только…
Гарри какое-то мгновение с любопытством смотрел на меня, а потом остановил жестом.
– После того как ты выдвинул эту несуразную теорию и раскрыл дело, началась политическая возня, все пытались превратить операцию Одинокого Патрульного Рейнджера Райдера в свою личную победу. И кто больше всех подходил для этой роли?
– Скуилл?
Гарри вырвал бумажную спичку из пачки и принялся ее изучать.
– В пору испытаний он держал нефтепровод прессы полностью заполненным, а потом принялся качать оттуда уже очищенную нефть лично для себя. Ты когда-нибудь задумывался, почему так быстро исчез твой ореол героя?
Я задумался. Я был человеком, остановившим сумасшедшего Эдриана, ровно два дня. На третий день это превратилось в триумф всего участка, а я стал его доверенным исполнителем. На пятый день осталось только мое с ошибкой напечатанное имя в последних строчках скромной газетной статьи. Гарри продолжал:
– Закон Скуилла гласит: все почести – наверх, все дерьмо – вниз. Он стащил тебя с коня, чтобы на него могло сесть начальство, к которому относился и он сам. На нем же он и въехал на пост шефа Отдела расследований.
Я пожал плачами.
– Значит, я свалял дурака. Хотя, когда дым рассеялся, я оказался детективом. Жаловаться нечего.
Спор у бильярдного стола набирал обороты. Один из игроков поставил шар для удара, второй сбил его в сторону. Взглянув на этот колоритный дуэт, Гарри закатил глаза, а потом зажег спичку – просто чтобы посмотреть, как она горит. Пламя от спички отбрасывало на его лицо золотистые блики.
– Ты получил жетон детектива. Но Скуилл отхватил то, к чему стремился долгие годы, – место в кресле за большим столом. И именно ты усадил его туда, Карс.
Я нахмурился.
– Подумаешь, большое дело. Не вижу в этом ничего такого…
– Ты не видишь общей картины. Скуилл любит думать о себе как о человеке, который всего добился самостоятельно. Но когда он видит тебя… – Гарри сделал вид, что сейчас сползет со стула, – это путает его карты.
– Он может просто не обращать на меня внимания.
– Может. Целый год ты был для него всего лишь именем в списке нарядов на дежурство. А ПСИ – только словом, написанным на бумаге. Но если ПСИ активизируется…
Я мысленно развил его мысль: активизация ПСИ выводит нас с Гарри из тени, ведь именно мы координируем все предпринимаемые усилия, подписываем рапорты, встречаемся с начальством.
– И я опять появляюсь, причем прямо у него под носом.
Гарри бросил догорающую спичку в пепельницу.
– Именно. Только поставь себя на его место.
Шум у бильярдного стола усилился. Один из игроков настоял на своем, двинув другого кием в ухо. Тот громко застонал и упал. Бармен посмотрел на эту парочку, потом перевел взгляд на Гарри.
– Ты ведь коп. Не собираешься предпринять что-нибудь по этому поводу?
Гарри приложил свой здоровенный кулак ко лбу и принялся попеременно сжимать и разжимать его.
– Это еще что за фигня? – спросил бармен.
– Специальная мигалка, когда я не при исполнении. Мы поднялись и в липкой темноте летней ночи направились к машинам.
– Спасибо за урок истории, профессор Наутилус, – сказал я.
– Перечитывай и все учитывай, артист, – ответил Гарри.
Я ехал на свой остров медленно, опустив стекла, позволяя ночным запахам болота и морской воды промыть мои мысли, словно прибоем, но человек без головы постоянно всплывал в памяти. Дома я зажег несколько свечей, уселся на диван, скрестив ноги, и выполнил несколько дыхательных упражнений, рекомендованных моим хорошим другом и специалистом по боевым искусствам Акини Тебризом. Акини и сам выполнял множество глубоких вдохов, прежде чем разбивать лбом бруски льда размером с брикет сена. Что касается меня, то я при этом делал мало глубоких дыхательных упражнений и пользовался кувалдой.
Я выдохнул всю свою злость на Скуилла и Барлью и визуализировал то, что видел убийца, когда встретил жертву, – вероятно, на дорожке. Уличный фонарь неподалеку. Они проскользнули в кусты… Скуилл, похоже, прав: секс был если не главным мотиватором, то, по крайней мере, средством заманить жертву. Жертва умирает – возможно, от выстрела или сильного удара. Если голова является существенным моментом в маниакальных устремлениях убийцы, она должна была быть отделена в глубокой темноте, где лезвие быстро выполнило бы свою задачу. Но по непонятной причине убийца вытаскивает тело в полосу света от фонаря, осыпав при этом лепестки цветов с куста. Он опускается рядом с ним на колени, выполняет свою гротескную хирургическую операцию и скрывается.
Мое сознание многократно воспроизводило эту сцену, пока в 2:45 не зазвонил телефон. Я решил, что это Гарри. Наверное, тоже пытается смоделировать происшедшее, в освещенной комнате, под звуки «джаза для раздумий», льющихся из его стереоустановки, – возможно, это Телониус Монк, под соло которого, прорывающееся сквозь мембраны динамиков, Гарри в одиночестве улетает, подхваченный свежим ветром музыки.
Но вместо Гарри я услышал в трубке дрожащий голос старой женщины.
– Алло? Алло? Кто здесь? Слышит меня кто-нибудь? – Затем он словно помолодел, и я услышал голос тридцатилетней женщины, голос моей матери. – Карсон? Это я, твоя мамочка. Ты не голоден? Может, тебе приготовить что-нибудь, сынок? Может, хороший бутерброд с плавленым сырком? Или домашние булочки? А как насчет БОЛЬШОЙ МИСКИ СВЕЖЕНЬКИХ СЛЮНЕЙ?
– КАРСОН! – пронзительно завопил чей-то голос, уже не женский. – Поговори со мной, братишка. Мне необходимо немного НАШЕГО СЕМЕЙНОГО ТЕПЛА!
Я закрыл глаза и прислонился к стене. Как он мог мне звонить?
Звонивший стукнул трубкой обо что-то твердое и заорал:
– Я что, НЕ ВОВРЕМЯ, братишка? Может, у тебя там ЖЕНЩИНА? ЗНОЙНАЯ, надеюсь? Я слыхал, когда женщина знойная, сок ПЛЕЩЕТ из нее ЧЕРЕЗ КРАЙ. Привет, ребята, познакомьтесь с моей подружкой по прозвищу Джонстаунское наводнение.[3] КОГДА БУДЕШЬ ЕЕ ТРАХАТЬ, НЕ ЗАБУДЬ НАДЕТЬ САПОГИ!
– Джереми, – прошептал я, скорее про себя, чем в трубку.
– Жила-была одна девушка из города НАНТАКЕТ, и каждый раз, когда ты ТРАХАЛ ЕЕ, ты должен был надевать сапоги…
– Джереми, какого черта…
– Но потом все мужчины в этом городе потонули один за другим, захлебнувшись в яде, который выливался из-под их ПОРШНЕЙ! – Он снова переключился и заговорил заботливым голосом моей матери. – Все в порядке, Карсон, твоя мамочка с тобой. Ты уже управился с миской слюней? Что, остыли? Может быть, мне их снова разогреть для тебя? – Он издал кашляющий звук.
– Джереми, прекрати, прошу тебя…
Я услышал в трубке, как на другом конце провода открывается дверь, после чего последовали звуки борьбы и чья-то ругань. Звонивший отчаянно закричал:
– НЕТ! УБИРАЙСЯ! Это ЛИЧНЫЙ ЗВОНОК! Я разговариваю СО СВОИМ ПРОШЛЫМ!
Громкий треск сменился сплошным тарахтеньем, как будто телефон бросили на пол и принялись пинать ногами. Добавились и другие голоса, которые ворчали и ругались, затем опять послышались звуки борьбы. Я стоял и, затаив дыхание, вслушивался во все это, а по спине, несмотря на прохладу в комнате, струился пот.
Теперь голос его стал удаляться, и я представил, как люди в белых халатах тащат его по полу.
– УБИЙЦА, КАРСОН! Расскажи мне об этом. Там должно быть что-то еще, помимо ОТСУТСТВИЯ ГОЛОВЫ, так всегда бывает. А он не взял их ЧЛЕНЫ? Он не РАЗДАВЛИВАЛ ИХ ТОЛСТЫЕ СОСИСКИ В ДВЕРНОМ КОСЯКЕ, ПОКА ОНИ НЕ ВЫКРИЧАЛИ ВЕСЬ СВОЙ ГОЛОС? Позвони мне! Я СНОВА НУ-У-У-У-ЖЕН тебе…
Снова какое-то бормотание, затем тишина.
Филиал «Канала 14» в Монтгомери, должно быть, подхватил эту историю с трупом без головы в парке и прокрутил ее в ночных новостях. Просмотр телевизора – одно из немногих удовольствий, которые были разрешены Джереми, и он, видимо, изучил сюжет с рвением школьника. Я задул свечи и улегся на диван лицом в подушку. Но сон, когда он все-таки одолел меня, был тонким, как папиросная бумага; мне снились крысы и запах паленого шелка.
Будильник сработал, как только рассвело. Я в каком-то оцепенении доковылял до залива и поплыл в открытое море; где-то через полмили я развернулся и потащился обратно. За этим последовала четырехмильная пробежка по берегу, от которой я полностью взмок и чуть не довел себя до судорог. После упражнений с отягощениями, выполненных неистово и почти со злостью, я стал смотреть на происходящее спокойнее и приписал звонок Джереми помутнению его рассудка; он проявил пугающую изобретательность и каким-то непонятным образом дорвался до телефона.
Но я ведь сам слышал, что телефон у него забрали. Больше этого не повторится; все, эпизод завершен.
Я принял душ и позавтракал сосисками и овсяной кашей с сыром на гарнир. Настроение постепенно улучшалось, и я отправился на работу. Гарри бросил монетку, и выпавшая решка принесла мне поход к патологоанатомам. До вскрытия еще было время, и я пошел к криминалистам, офис которых напоминал научную лабораторию, устроенную в компьютерном магазине. Двое экспертов в белых куртках рассматривали поплавок из туалетного бачка, словно это была чаша Грааля. Еще один стучал кончиком карандаша по банке с крышкой, полной беспокойно бегающих жуков. Хембри сидел за микроскопом и пил кофе.
– Нам повезло с отпечатками этого парня без головы, – сказал он, поднимая со стола лист бумаги.
Я воспроизвел языком звук торжественной барабанной дроби.
– И кто же он, наш победитель?
Хембри сымитировал удар тарелок.
– Некто Джерролд Элтон Нельсон, он же Л'ил Джерри, он же Джерри Элтон, он же Нельсон Джеральд, он же Элтон Джелсон.
– Приличный список имен.
– Есть еще незначительный список приводов в полицию, – сказал Хембри, продолжая зачитывать с листа. – Двадцать два года. Глаза голубые, волосы каштановые – где бы они сейчас ни находились. Мелкие обвинения от города и округа в воровстве из магазинов, мужской проституции, хранении ворованных вещей, пару раз – в хранении марихуаны. В марте одна женщина обвинила его в том, что он взял в долг одиннадцать тысяч и не возвращает, но позднее обвинение было снято.
– Парень-проститутка и аферист-жиголо? Похоже, его привлекали как девочки, так и мальчики, – сказал я и развернулся, чтобы уйти. Хотя до вскрытия был еще час, я планировал зайти в офис медэкспертов.
– Да, чуть не забыл, – сказал Хембри, когда я был уже на полпути к двери. – Этот фокус, Карсон, с лепестками и светом от фонаря прошлой ночью был исполнен очень вдохновенно. Шерлок Холмс просто отдыхает. Скуилл слишком задается, хотя сам ни в чем ни хрена не разбирается. Мне очень понравилось, как ты ему об этом намекнул.
За столом при входе в морг никого не было, и на шум моих шагов по коридору к дверям своего кабинета подошел Уилл Линди. Его обновленное учреждение было официально открыто всего несколько дней назад, но Линди до сих пор выглядел полностью погруженным в организационные вопросы: на столе пачками лежали какие-то формы, на полках в алфавитном порядке были расставлены справочники, на стенах висели календарные планы и графики работ.
– Доброе утро, детектив Райдер.
– Здравствуйте, Уилл. Я здесь за заключением по Нельсону. Клэр уже пришла?
Я, видимо, был единственным человеком во вселенной, который называл доктора Пелтье по ее первому имени; я делал это с первого момента, когда нас познакомили, а она до сих пор меня так и не поправила. В свою очередь, она отвечала мне тем, что использовала только мою фамилию, тогда как ко всем остальным обращалась по имени или по званию. Линди взглянул на часы.
– Она должна быть в девять, а это значит…
Я тоже посмотрел на свои часы: было 8:58.
– Это значит, что она будет здесь через минуту.
Мы услышали взрыв смеха в конце коридора и увидели пару работников похоронной службы. Они катили укрытое простыней тело, как дети, играющие тележкой в супермаркете, – раскатывая грохочущую каталку от стены к стене. Линди пулей помчался к ним по коридору.
– Эй, парни! – сказал он. – Что вы будете делать у себя в бюро, это ваше дело. Но здесь мы требуем уважения.
Ребята из похоронной службы оцепенели и покраснели. Они пробормотали какие-то извинения и повезли тело дальше медленно и молча.
– Как вы их, Уилл! – сказал я, когда он вернулся.
Линди ответил мне полуулыбкой – забавно, как полуулыбка может выражать печаль.