Все или ничего

Брайони сделала несколько маленьких глотков.

— Очень приятное.

— Значит, тебе понравилось? — Грант Гудман откинулся назад. — Скажи мне, о чем ты думаешь.

Брайони начертила чистой вилкой какую-то фигурку на скатерти и сейчас разглядывала ее.

— Почему бы вам просто не принять мою отставку и не отпустить меня? — Она бросила вилку, кинула на Гранта Гудмана беглый взгляд и откинула со лба волосы.

— По ряду причин. Найти сочетание менеджерского опыта со знанием здешних условий не так-то просто…

— Но и не так трудно, — парировала Брайони. — Когда я впервые приехала сюда, я ничего здесь не знала.

— Да, но ты приехала с твердым намерением похоронить себя в этой глуши, к тому же ты была ничем не обременена, если не считать воспоминаний. Находить людей для работы в отдаленных местах, а тем более удерживать их там всегда не просто, — заметил Грант Гудман, — особенно, если у них есть мужья, жены или дети.

— Ну, не такая уж тут глушь, — сказала Брайони, но чувство у нее было такое, что она как утопающий хватается за соломинку. — Всего-то час езды до Лонсестона.

— Пусть так, но ведь Лонсестон и Хобарт далеко не центры цивилизации, а уж здесь-то совершенная глушь, и думаю, немногие придут в восторг от мысли поселиться здесь постоянно.

Брайони вновь принялась чертить вилкой по скатерти.

— Продолжайте.

— И потом я не хотел бы оставить тебя без работы.

Брайони улыбнулась.

— В это трудно поверить.

— Не понимаю почему. Я предложил тебе отличные условия и не тащу в постель под дулом пистолета. Почему бы тебе просто не расслабиться и не предоставить все судьбе?

Брайони подскочила на стуле и сказала с чувством:

— Нет! Потому что дуло пистолета не исключается!

Грант Гудман засунул руки в карманы и задумчиво посмотрел на нее.

— Я не знаю, чего ты боишься. Ты боишься не справиться с собой…

— Нет, справлюсь!

Он пожал плечами и усмехнулся.

— Как раньше?

Брайони покраснела, взяла в руки свой бокал и уставилась в его рубиновые глубины. — Вы… вы просто…

— А тебя невозможно не целовать, — проговорил он нежно. К тому же тебе это понравилось…

— Вы же сами говорили, что я, видимо, изголодалась…

— Стало быть, любой мог бы рассчитывать на то, что ты ответишь ему взаимностью? Моя дорогая Брайони, я прекрасно понимаю твое желание оскорбить меня, но ты напрасно теряешь время. Этим ты прежде всего оскорбляешь себя.

— Ах, вот как? — Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. — А может, я такая же, как ваша жена, и у меня тоже душа потаскушки? Может, вас только к ним и тянет?

Пауза затянулась, и Брайони со злорадством отметила, что Грант Гудман помрачнел.

— А может, — сказал он изменившимся голосом, — ты просто привыкла помыкать людьми? Смотри, Брайони, — с холодной дерзостью предупредил ее он, — в один прекрасный день ты поймешь, что переусердствовала.

Она задохнулась от негодования, побелела и хотела было что-то сказать, но Грант Гудман холодно проговорил:

— Ты можешь идти. Увидимся утром.

Когда Брайони вернулась к себе в номер, она буквально валилась с ног от усталости и эмоционального напряжения; она поняла, что у нее есть лишь два варианта: уснуть или сойти с ума. И хотя физически она почувствовала себя намного лучше утром, об ее эмоциональном состоянии этого нельзя было сказать, не помогла и Линда, пребывающая в болтливом настроении, с которой они вместе присели в офисе после завтрака.

— Вчера вечером я позвонила своей приятельнице в Сидней, Брайони, — начала она, умышленно обходя то, что видела накануне в домике Гранта Гудмана, а может, Брайони это только показалось.

— Очень хорошо.

— Она тоже занята в гостиничном бизнесе, и к тому же — кладезь информации. По всей видимости, ни для кого уже не секрет, что Грант Гудман занялся курортным бизнесом. А ты знала, — Линда вопросительно взглянула на Брайони, — что он долгие годы стоял за спиной Семплей?

— Пожалуй, я была единственной, кто этого не знал, Линда, — сухо ответила Брайони и протянула руку за меню на следующую неделю. — Обо мне тоже заодно посплетничала?

— Нет, — решительно ответила Линда. — Я в курсе этой истории, но у меня есть собственное мнение на этот счет. К тому же ты моя подруга, как же я могу о тебе сплетничать?

Брайони взглянула на нее с улыбкой.

— Ты — прелесть, Линда, не знаю даже, за что ты меня терпишь.

Линда склонила голову набок и состроила гримаску.

— Так поступают друзья. Я еще кое-что сделала. Я собрала для тебя всю информацию о Гранте Гудмане.

Брайони замерла, улыбка исчезла с ее лица.

— Что ты имеешь в виду?

— Его брак. Я подумала, может, это будет тебе полезно знать.

Брайони уставилась на Линду, не зная что сказать.

— Он был неудачным во всех отношениях. Знаешь, на ком он был женат? Нет?.. На Лизе Бернсдейл.

— Да ты что…

— Да. — Линда кивнула с важным видом. — На той самой Лизе Бернсдейл. Сама понимаешь, такая кому угодно вскружит голову. Ты видела ее в последнем фильме? Хороша, правда? Но поговаривают, что у нее были связи, — деликатно добавила Линда, — буквально по всему свету, отец ужасно избаловал ее — он был угольным магнатом…

— Я знаю, — ответила Брайони.

— И один раз Лиза призналась, — Линда понизила голос и оглянулась, — что единственным настоящим мужчиной в ее жизни был Грант Гудман, потому что он единственный мог говорить ей "нет".

Брайони невольно прижала ладони к губам.

— Что ж, — вдруг торопливо заговорила она, — спасибо, Линда, но откуда у твоей подруги эта информация… о них?

— Синтия — поклонница Лизы Бернсдейл. И еще, — многозначительно добавила Линда, — Грант Гудман получил опекунство на детей, значит, он хороший отец. Вдобавок он ревностно оберегает их жизнь от пристального внимания публики.

— Не сомневаюсь, только вот не пойму, к чему все это, — медленно проговорила Брайони.

— Он сам-то тебе хоть что-нибудь рассказывал?

— Нет, во всяком случае без каких-либо деталей.

Линда многозначительно покачала головой.

— Это помогает лучше узнать человека, не так ли? Например, если бы я знала, что Люсьен, наш непревзойденный гид, к тому же непревзойденный бабник, я бы…

Линда замолчала. Брайони слабо улыбнулась.

— А ты считаешь, Грант Гудман… не такой?

— Считаю. Иначе ему бы не видеть опекунства. — Позади Линды зазвонил телефон, и, сняв трубку, она проговорила: — Администрация, чем могу служить… Да, мистер Гудман, она как раз здесь. Хорошо, я передам ей.

Брайони вопросительно посмотрела на нее.

— Он хочет, чтобы ты прямо сейчас подошла туда, где будет стройка. У него не очень-то веселый голос, случилось что-нибудь?

— Я, видимо, задела его самолюбие, Линда, вот и все, — ответила Брайони вставая. — Уверена, он не останется в долгу.

Погода выдалась прекрасная, хотя земля была еще влажной, но все вокруг искрилось, и сильный запах лимонника наполнял воздух. Грант Гудман был не один и представил Брайони двум мужчинам, архитектору и строителю, которые прилетели по его вызову и которых он лично встретил в аэропорту. Он ничем не выдал своего настроения, был оживленным и деловитым и подробно расспрашивал Брайони о местных сезонных особенностях, о преобладающих ветрах в разное время года и проблемах дренажа, которые могли возникнуть при строительстве. Затем он отпустил ее и сказал, что они увидятся в офисе в два часа, чтобы вместе посмотреть заказы на продукты и алкоголь.

— Сотрудники это уже сделали, — не подумав, сказала Брайони.

— Я предпочитаю проверять такие вещи лично, — холодно отреагировал Грант Гудман и отвернулся.

Единственным светлым пятном за весь день оказался отъезд Дуайта, Доры и их друзей. Брайони проводила гостей, и ее буквально закидали приглашениями приехать в Чикаго, а когда им по дороге встретился Грант Гудман, который собирался отвозить архитектора и строителя обратно в аэропорт, Дуайт взял его за пуговицу и произнес маленькую речь:

— Я хочу пожелать вам всяческих успехов с Хит-Хаусом, Грант, очень приятно было с вами познакомиться. Спасибо, что сказали нам, что вы новый владелец, и рассказали о своих планах, а уж мы, со своей стороны, обязательно расскажем о Хит-Хаусе у нас дома, в Штатах! Только не забудьте, о чем я вам однажды сказал: эта леди, — при этих словах он с чувством приобнял Брайони, — самое лучшее, что здесь есть. Так что уж вы, пожалуйста, позаботьтесь о ней — без нее это место потеряет свое очарование!

— Я собрала для вас все записи, все счета вплоть до сегодняшнего дня, — бесстрастно сказала Брайони, когда Грант Гудман ровно в два часа открыл дверь офиса.

— Спасибо, — коротко поблагодарил он ее и уселся на противоположном конце стола. — Ты ведь не принимаешь никаких подношений, Брайони?

Она с удивлением уставилась на него.

— Если вы хотите сказать, что я беру взятки от поставщиков, то нет, не принимаю.

Грант Гудман проигнорировал ее слова.

— И не снимаешь никаких сливок в виде бутылочки шотландского виски, пачки сигарет, рулона туалетной бумаги, коробочки с салфетками или чего-либо другого?

Она стиснула зубы.

— А также не прихватываешь время от времени какую-нибудь простынку, наволочку, одеяло, полотенце или скатерть?

— Да как вы смеете? — вспыхнула Брайони.

— Смею, — Грант Гудман откинулся назад, — потому что такое здесь случается, к тому же не так редко, и ты об этом прекрасно знаешь. Что же ты тогда так расстроилась? Потому что я обращаюсь с тобой как с рядовым сотрудником? — Он насмешливо приподнял бровь. — Или, может, тебе запала в душу маленькая речь Дуайта?

— Нет, — ответила Брайони побелевшими губами. — А если вы так разговариваете с сотрудниками, то найти их будет еще труднее, чем вы предполагаете…

— Как бы то ни было, вещи пропадают, — спокойно сказал Грант Гудман. — Полотенца, пепельницы…

— И более странные вещи исчезают, мистер Гудман. Одна супружеская пара вывернула все лампочки в своем домике. Если бы вы стали обыскивать чемоданы отъезжающих, вы были бы поражены количеством наших полотенец, но подобное не может быть новостью для вас, а в нашем комплексе это происходит не чаще, чем в других местах.

— Ладно. Поскольку гости воруют или, как говорится, берут "сувениры" и все об этом знают, вряд ли мы что-нибудь можем с этим поделать. Однако если на этом попадется кто-нибудь из персонала, то каким бы несправедливым тебе это ни показалось, твоим долгом будет сообщить об этом в полицию и тем самым преподать хороший урок.

— Пожалуйста, обыскивайте мои комнаты, мистер Гудман!

— Спасибо за разрешение, но я поверю тебе на слово, Брайони.

Она ни за что на свете не могла больше этого терпеть.

— Я знаю, у мужчин болезненное самолюбие, — с горечью сказала Брайони, — но ваше поведение просто выбивает у меня почву из-под ног.

— А-а, — он в задумчивости поиграл ручкой, а затем поднял на нее свои карие глаза. — Я так понимаю, ты имеешь в виду нашу последнюю словесную перепалку. Ты не гордость мою уязвила, я просто сделал открытие, что ты не только упряма, что не так уж страшно, но ты лгунья, что уже серьезней, и…

— Прекратите. Должна предупредить вас, что моему терпению есть предел! Мне наплевать, что вы считаете меня упрямой, но называть меня лгуньей, это уж слишком!

— А разве это не так? — спросил Грант Гудман. — Тогда почему ты не хочешь признать, что возникшее между нами чувство совершенно не похоже на то, как ты его пытаешься трактовать?

Брайони судорожно вздохнула.

— А что вы хотите, чтобы я признала? Что это любовь? Что меня ждет, кроме боли, если я решу, что это так? — Она резко замолчала, спохватившись, что выдала себя, а затем, чтобы скрыть неловкость, спросила: — Почему вы не сказали мне, что вашей женой были Лиза Бернсдейл?

Его глаза сузились.

— Не понимаю, какое это имеет значение, — сухо ответил Грант Гудман.

— Я не то хотела сказать, — неуверенно начала Брайони.

— Тогда что же?