Помоги проекту - поделись книгой:
— Я… я полагаю, они должны работать, — неуверенно ответил Тибодо.
Лиссен знал правду, так мне показалось при взгляде на его хмурое лицо, однако промолчал.
— Что с этими камерами, они в порядке? — обратилась я к нему.
— Насколько я знаю, в тех, что находятся в подвале, одна и та же пленка крутится уже год как минимум.
— Как и в тех чертовых банкоматах, — сказал Чепмен, обернувшись ко мне.
Чепмен как-то расследовал дело об убийстве молодого полицейского, подстреленного при ограблении одного из банкоматов. Бандит смотрел прямо в объектив камеры, но пленку эту уже столько раз использовали, что изображение стало совершенно бесполезным для опознания преступника. В результате всем банковским учреждениям было предписано производить регулярную замену пленок в камерах наблюдения. Музеев это постановление не коснулось.
— Мистер Лиссен, если вы не возражаете, мы прямо сегодня начали бы осмотр помещения, разумеется, при вашем участии. Но сначала позвольте воспользоваться вашим телефоном, — обратилась я к Тибодо. — Надо доложить боссу, что личность убитой установлена.
— Конечно, мисс Купер. Мой телефон к вашим услугам. А я тем временем из кабинета мисс Дрекслер свяжусь с человеком, который отвечает за Клойстерс. У него личное дело мисс Грутен.
Я набрала номер Пола Батальи, и трубку взяла Роуз Малоун. Почему-то в ее голосе мне послышалась напряженность. Она попыталась связать меня с окружным прокурором, но через несколько секунд сообщила, что шеф не может сейчас говорить со мной. Такого со мной почти не случалось.
— Хорошо, тогда передай ему, что мы опознали убитую. Это Катрина Грутен, она работала в Клойстерс, филиале Метрополитен. Судебный медик выдвинул предположение, что причина смерти — отравление ядом. Узнаю что-нибудь еще, сообщу.
После я уступила трубку Чепмену.
— Привет. Слушай внимательно. Пока удалось узнать не так много. Эта повернутая на искусстве дамочка работала в одном из здешних музеев. Сама из Южной Африки, здесь по визе. Мы с Куп завтра наведаемся в Клойстерс — и правда, когда бы мы еще сюда попали? — и попытаемся собрать более подробную информацию.
Повесив трубку, Майк взял со стола Тибодо фотографию в рамке. Со снимка улыбалась красивая, элегантно одетая женщина, за спиной у которой сверкала стеклянная пирамида во дворе Лувра.
— Миссис Т.?
Ева Дрекслер кивнула.
— Она имела непосредственное отношение к музею?
— Нет, мистер Чепмен. Она погибла. Разбилась во время спуска на горнолыжном курорте Шамони, позапрошлой зимой. А здесь, в Метрополитен, они пробыли вместе чуть больше года. Я была как раз в этом кабинете, когда Пьер получил…
Дрекслер замерла на полуслове, увидев на пороге своего босса.
— Гирам Беллинджер, директор Клойстерс, примет вас завтра в любое удобное вам время. Он поднимет личное дело мисс Грутен и ответит на все ваши вопросы.
Чепмен склонился ко мне и шепнул на ухо:
— Давай так: остаток дня знакомимся с музеем в сопровождении этого олуха, завтра утром встречаемся в морге, выпытываем у Кестенбаума свежие новости, дальше двигаем в Клойстерс и до упора опрашиваем тех, кто знал ее по работе.
— Идет.
Майк вернулся к столу и взял свой блокнот.
— Скажите Беллинджеру, что мы будем к двенадцати. А он не мог бы передать какие-нибудь документы по факсу уже сегодня?
— Основные данные о мисс Грутен можно взять из базы данных, даже если полный файл с ее личным делом уже в архиве. Думаю, я смогу узнать ее адрес и дату рождения. Что еще вас интересует?
— Хорошо бы выяснить, кто ее ближайшие родственники. По-моему, лучше сообщить им о гибели Катрины до того, как новость подхватят телеканалы. Возможно, у нее тут кто-то из семьи, кто мог бы помочь в расследовании.
— Давайте поступим так, — предложил Тибодо. — Пока вы с Мори будете осматривать хранилище, мисс Дрекслер дождется запрошенной вами информации и потом вам ее передаст.
— Беллинджеру не показалось странным исчезновение мисс Грутен? — спросил Чепмен.
— Да нет, детектив. То есть он ничего об этом не сказал, — уточнил Тибодо. — Лишь упомянул, что в конце декабря он подписал ее заявление об уходе, хотя ничего не знает о причинах этого ее решения. Беллинджер еще сказал, что Катрина хотела на время уехать из города. Она сильно изменилась с того дня, когда — как это по-вашему? — подверглась насилию в парке недалеко от Клойстерс, возвращаясь поздним вечером с работы.
9
Покинув кабинет Тибодо, мы оказались в приемной, где нас уже ждала мисс Дрекслер, чтобы проводить в хранилище.
— Простите, вы не могли бы нас оставить на короткое время? Мне надо сделать конфиденциальный звонок, — попросил ее Чепмен.
Та молча выполнила его просьбу.
Я увидела, что Майк набирает номер моего спецотдела.
— Привет, Джоуи. Скажи-ка, работает ли сегодня Мерсер Уоллас? — Поглядывая на часы, Чепмен подождал, пока детектив проверит график дежурств. — Когда он появится, скажи, чтобы перезвонил мне на сотовый. Я хочу, чтобы он проверил одно старое дело. Нет, спасибо, тебе не стоит этим заниматься.
И повесил трубку.
— Теряешь хватку, Блондиночка. Как же ты не вспомнила о том нападении в парке?
— А ты будто не помнишь, что это дело замяли. Нас к нему даже не подпустили.
— Напрашивается вывод, что тут не обошлось без вмешательства какой-нибудь шишки, которой ты не нравишься, или даже доноса. Ты действительно ничего не помнишь?
— Помню, что дала Лауре задание ознакомиться с протоколами по этому происшествию, но потом набежало столько разных дел, что я о нем почти забыла.
В нашем отделе велся доскональный учет случаев сексуального насилия, и по каждому инциденту составлялся протокол вне зависимости от того, имел ли место арест, передавалось ли дело в суд. Мы с Сарой привыкли думать, что эта система работает бесперебойно, хотя полицейский департамент время от времени ухитрялся скрывать от нас отдельные происшествия.
— Катрина — иностранка, а это может сильно осложнить дело. Городские власти вообще довольно болезненно относятся к криминальной статистике, а уж новости о нападениях на приезжих моментально оказывались на первых полосах газет. Подобные события могут вызвать сокращение числа туристов и падение прибылей отельного и ресторанного бизнеса. Сотрудница Музея искусств была изнасилована в парке. Грязная история. К четырем придет Мерсер, и уж он все обшарит, лишь бы найти то дело.
Мерсер Уоллас был третьим человеком в нашей, как мы привыкли считать, команде. Ему исполнился сорок один год, он был на пять лет старше нас с Майком, и сейчас они с женой ожидали появления первенца. В прошлые новогодние праздники он во второй раз женился на своей бывшей супруге. Вики вернулась к Мерсеру, чтобы выходить его после тяжелейшего огнестрельного ранения в грудь, которое он получил во время очередного расследования.
Благодаря исполинскому росту и очень темному цвету кожи Мерсер в любой компании привлекал к себе всеобщее внимание. Из-за своей основательности в работе и умения с сочувствием обращаться с потерпевшими он был моим любимым детективом из спецотдела по расследованию сексуальных преступлений против женщин и детей. Через его руки проходили буквально все дела о сексуальных нападениях и случаях жестокого обращения с детьми, происшедших в нашем округе. Сын овдовевшего авиамеханика, который трудился на нескольких работах, лишь бы дать Мерсеру высшее образование, в самый последний момент отказался от футбольной стипендии Мичиганского университета в пользу Полицейской академии.
Майк и Мерсер несколько лет работали вместе в отделе по расследованию убийств в Северном Манхэттене, пока Мерсер не решил, что ему больше нравится иметь дело с живыми, чем с трупами. И он полностью оправдывал надежды попавших в беду людей, ревностно заступаясь за чужую честь и добиваясь справедливой кары обидчикам. И все же деятельность наших отделов пересекалась довольно часто, потому что жертвы сексуального насилия нередко становились объектами расследования дел об убийстве.
Ева Дрекслер терпеливо дожидалась нас в коридоре. Мы спустились в подвальный этаж, и она показала нужную дверь, на которой была прикреплена табличка с именем Лиссена. Когда же кабина лифта уже двинулась вверх, я вспомнила, что хотела расспросить Еву о том, что было после того, как Тибодо известили по телефону о гибели его жены. Я попросила Майка, чтобы он занес этот вопрос в свой список.
Небольшое помещение, служившее кабинетом управляющего отделом погрузки, было лишено всех атрибутов роскоши директорских апартаментов. Репродукции известных полотен без всяких рамок были прикреплены кнопками к стенам, вдоль стен стояли картотечные шкафы, на компьютере лежал такой толстый слой пыли, что его, наверно, не протирали с того самого дня, как сюда занесли, а стол был завален кипами документов.
Последовав приглашающему жесту Лиссена, мы вошли и сели на стулья перед столом.
— Мистер Тибодо попросил нескольких сотрудников спуститься к нам, поскольку без их разрешения я фактически не имею права осматривать вверенные им площади хранения.
— А мы не могли бы перейти в другое место, чтобы я мог делать записи по ходу беседы? — спросил Майк, оглядывая неказистое помещение.
— У нас тут мало пригодных для этого комнат, детектив.
В коридоре раздались шаги, и на пороге комнаты появились двое мужчин и женщина. Я сразу узнала высокого лысого мужчину, который вместе с мистером Лиссеном был в порту прошлой ночью.
— Меня зовут Тимоти Гейлорд. К сожалению, именно в моем ведении находится отдел египетского искусства, — сказал он, протягивая руку.
Мы с Майком поднялись в нашем тесном закутке и поздоровались с пришедшими. Второй мужчина представился как Эрик Пост, заведующий отделом изобразительного искусства Европы, а Анна Фридрих возглавляла отдел стран Африки, Океании и обеих Америк.
Гейлорд взял на себя инициативу.
— Мори, почему бы нам не перебраться в нашу кладовку? — Он повернулся к нам с Майком. — Здесь есть одна комната, в которой хоть можно работать. Она гораздо удобнее, чем это помещение.
— А тем временем можно просмотреть ваши файлы на компьютере? — обратилась я к Лиссену.
— Если только тут найдется хотя бы один файл. — Он махнул в сторону запыленного монитора. — Наше подразделение самое отсталое в техническом плане. Все каталоги хранятся наверху, а мы — обыкновенные мускулы. Нам сообщают, что и куда надо переместить, а мы исполняем. Времени на учебу, на обращение с умной техникой у нас, поверьте, просто нет. Рано или поздно кто-то наверняка возьмется за эти бумажные завалы и наведет порядок. Хотя за все время работы я потерял разве что две африканские маски и несколько поддельных статуэток. Ну, может, еще немножко низкопробных картин, которые стыдно и на стенку-то повесить.
Лиссен закрыл кабинет, и мы последовали за Тимоти Гейлордом. Из юго-восточного крыла подвала мы двинулись по длинному коридору без единого окна, двери или лестницы и несколько минут шли вдоль унылых цементных стен.
— А что за этими стенами? — поинтересовался Чепмен, дыша чуть ли не в спину Гейлорда.
Тот обернулся и спросил с улыбкой:
— Хотите знать, детектив, где самое доходное место в музее?
Никаких догадок ни у кого из нас не возникло.
— Там за стенами подземная автостоянка. Основную прибыль музей получает именно от нее. А город, в отличие от всего прочего, с этих денег не получает ни цента.
— Это общественная стоянка? — уточнил Майк.
— Да, здесь оставляют машины посетители музея и обитатели соседних элитных зданий. Мне, как истинному ценителю искусства, горько признавать, что гаражи, как видно, являются самым существенным источником доходов великого Метрополитен.
Услышав такую информацию, Майк, наверно, поморщился. Неожиданно появилась очередная головная боль. Тот факт, что кто-то мог надолго оставлять машину в непосредственной близости от музея, приводило к тому, что надо было проверить еще один громадный объект.
Мы завернули за угол и двигались к северной части здания. Теперь в коридоре появились двери, каждая с номерным указателем. Гейлорд остановился перед третьей и повернул ручку. В большой квадратной комнате по обе стороны стола сидели две молодые женщины. У обеих на голове были обручи с пристегнутым увеличительным стеклом, с помощью которых они рассматривали модель древнего судна.
— Нам это помещение нужно примерно на час, — обратился к ним Гейлорд. — Вы не могли бы ненадолго прервать свои занятия?
Женщины разом сняли обручи и уверили нас, что нисколько не возражают против небольшого перерыва в работе.
Мы сели за стол.
— Пьер только что сообщил мне по телефону имя жертвы, и мне ужасно жаль. Я знал Катрину Грутен. — Гейлорд помолчал, словно отдавая дань памяти погибшей коллеги. — Катрина была многообещающим ученым. И я осознаю свою личную ответственность за то, что мисс Грутен нашли в саркофаге, который принадлежит моему отделу. Эрика с Анной я позвал потому, что их сведения тоже могут быть полезными. Они оба ее довольно хорошо знали. Вы с чего бы хотели начать?
Я хотела знать о жертве все. Каким она была человеком, с кем общалась, как относилась к работе и как привыкла отдыхать и, наконец, есть ли у ее близких какие-нибудь предположения по поводу того, что с ней произошло. Чтобы воссоздать события, приведшие к смерти Катрины Грутен, мне нужен был ее развернутый портрет, я хотела представить ее жизнь как можно полнее.
Майк, напротив, не хотел знать об убитой ничего, кроме точных фактов. Таким образом он берег свою психику, абстрагируясь от личности жертвы. И хотя он, как настоящая ищейка, будет с дотошностью узнавать любую мелочь о жизни Катрины, внутрь себя он ничего не пустит, чтобы не относиться к ней и ее образу жизни предвзято. Его не интересовало, хорошо или плохо к ней относились ее знакомые, имела ли она многочисленных интимных партнеров или жила затворницей. Единственное, что имело значение для него, это то, что смерти она не заслужила, и Майк будет упорно искать мерзавца, который подвел ее к столь ужасному концу.
— Предполагаю, каждому из вас есть что рассказать о Катрине, какой вы ее помните по работе и в личном общении. Нам важна любая деталь.
Начали с Гейлорда.
— Наверное, я с ней знаком меньше всех остальных, — начал он. — Вы слышали о совместном проекте, который мы готовим с Музеем естествознания?
— Да, нам известно, что в следующем году откроется грандиозная выставка и что по этому поводу вчера состоялась торжественная церемония. Но ни я, ни детектив Чепмен в детали не посвящены.
— Вот уже более ста лет между нашими двумя музеями идет достаточно жесткое соперничество. Их основали в 1870 году, причем учредители как того, так и другого собирались возвести их, по сути, на одном и том же участке у западной окраины парка. Только позже Метрополитен переехал в свою нынешнюю резиденцию, на участок между 79-й и 84-й улицей на Верхнем Ист-Сайде,[23] известный ранее как Олений парк. Первый камень в фундамент Музея естествознания заложил президент Грант,[24] тогда как Метрополитен освятил президент Хейс.[25]
— Ну а конфликт-то из-за чего? — поинтересовался Чепмен. — Неужели трудно забыть о старых претензиях и договориться о мирном житье?
— Музей Метрополитен учредили одни из самых богатых коммерсантов и бизнесменов того времени, ставившие перед собой воистину далеко идущие цели. Они стремились достичь уровня известнейших музеев Европы, многие из которых стали великими за счет вывезенных из колоний богатств или благодаря покровительству знати, в том числе венценосной. Оба этих метода прекрасно годятся для расширения коллекций, но не в Америке. Наши отцы-основатели предполагали с помощью искусства просвещать и улучшать нравы американского народа, предоставляя ему возможность знакомиться с историей и искусством цивилизованных наций.
— Но разве Музей естествознания не ставит перед собой те же цели?
— Но это трудно назвать
— Они, конечно, считают себя центром науки, но многие мои коллеги считают, что им нечем гордиться, кроме скелетов древних ископаемых да всяких заспиртованных диковин в банках, — подытожил Эрик Пост.
— Однако поставьте лучшие из экспонатов музеев естествознания рядом с картинами Делакруа или Вермеера или даже с фаянсовой фигурой Сфинкса Аменхотепа III, и увидите, сколь нелепы будут любые сравнения, — в тон ему произнес Гейлорд. — А музеи искусств не склад каких-то реликтов и химер. Это хранилища произведений человеческого гения, центр культуры, способствующий росту духовности нации, чего никак не скажешь о нашем соседе по парку.
— Ну и зачем тогда эта совместная выставка? — удивился Майк.
— Партнерство на взаимовыгодной основе, детектив, затеянное ради прибыли, как нетрудно догадаться. В этом году национальная экономика переживает явный спад, и попечители музея были вынуждены попросить Тибодо затянуть ремень потуже.
— Почему его?
— Потому что он большой мот. Собственно, поэтому его три года назад и пригласили на это место. У попечителей тогда водились большие деньги, их щедрость в ту пору практически не имела границ, и его предприимчивость была им на руку. Не думайте, что я обсуждаю директора у него за спиной. То, что именно он возглавляет музей, мы приветствуем уже хотя бы потому, что к нам непрерывным потоком идут действительно ценные экспонаты. Коллекционеры знают, что у нас богатые спонсоры, готовые, не торгуясь, щедро платить за их шедевры.
После Гейлорда Эрик Пост снова взял слово:
— Идея совместной выставки рождалась больше года. Именно Тибодо предложил сделать нашим партнером Музей естествознания. Ничего подобного прежде не было, и Тибодо не без основания считает, что выставка может стать настоящим финансовым успехом.
— Тему уже выбрали? — поинтересовалась я.
— Название пока что рабочее. «Современный бестиарий».
— Что-то не впечатляет, — заметил Майк.
— Не волнуйтесь. Наши голливудские коллеги до ее начала наверняка придумают броское название. Мы уже отбросили вариант вроде «Сатиры, сирены и сапиенсы». Тут нужно придумать что-то более заманчивое. Суть выставки в том, чтобы на ней каждый нашел себе то, что ему интересно, именно за это Тибодо и считается настоящим деловым гением. Он и та женщина, которая стоит во главе Музея естествознания, Хелен Распен, она тоже просто бесподобна.
— А что такое бестиарий?
— Изначально, мистер Чепмен, так назывались средневековые книги, — объяснил Эрик Пост. — Книги, содержавшие описания и изображения всех животных мира, в дополнение к которым в соответствии со средневековой логикой приводились человеческие качества, которые каждое из этих животных символизировало.
— Животные, наделенные человеческими свойствами? — удивился Майк.
— Бестиарии породили множество мифических существ, и художники веками пользовались этими книгами в качестве энциклопедий символов. Взять, к примеру, единорога. Это великолепное белоснежное животное с единственным рогом во лбу. Долгое время он считался символом целомудрия.
— А для меня им всегда был наш белобрысый прокурор, — еле слышно пробубнил Чепмен.
Поделиться книгой: