Жалоба, оформленная в соответствии с протоколом «61» нью-йоркской полиции, вместе с рапортом детективов ляжет в основу дела о нападении на Катрину Грутен. Если ареста по делу произведено не было, то из этих бумаг мы узнаем почему.
— Ну что, начнем? — спросил Эрик Пост, и мы все покинули комнату. Майк шел рядом с ним, мы с Анной следовали за ними, а замыкал шествие Лиссен.
— У каждого музейного отдела в подвале свое хранилище, это акры и акры подземных помещений.
— Подковерная возня по поводу дележа территории случается?
— Не без этого, детектив… Египетские галереи мистера Гейлорда были всегда на особом счету у публики. И его хранилища занимают огромнейшие площади. Сами посудите, гигантские скульптуры, фрагменты настоящих храмов и мавзолеев. Дендур перевезли сюда из Асуана в виде шестисот восьмидесяти двух громадных фрагментов, пока из них не воссоздали то, что вы теперь видите.
Когда мы остановились перед очередной дверью, Эрик Пост достал связку и отыскал соответствовавший номеру комнаты ключ. Перед нами на стеллажах простирались бесчисленные ряды предметов, связанных с погребальными церемониями. Одни лежали на полках, другие выглядывали из приоткрытых ящиков. Многие экспонаты были обернуты в полиэтилен, но сотни и сотни не были ничем прикрыты и покрылись пылью.
— Насколько я помню, у Гейлорда в музейных залах выставлено около тридцати шести тысяч экспонатов, а сколько находится здесь, остается лишь гадать.
Майк прохаживался по узким проходам, приглядываясь к биркам и этикеткам, прикрепленным к экспонатам, затем обратился к сотрудникам музея:
— Тут вся египетская коллекция?
— Здесь хранится далеко не все, потому что она просто колоссальна, а размеры многих экспонатов требуют более просторных помещений, чем эти.
— И где же они? — уточнил Майк.
— Например, в хранилище исламского искусства. Там не громоздкие экспонаты — древние книги, миниатюра, керамика… То же самое и с коллекцией музыкальных инструментов. В общем, это у нас иногда практикуется — пристраивать в других залах части каких-нибудь объемных коллекций, будь то египетские реликвии или наследие американских индейцев.
— Другие руководители отделов не возражают против того, чтобы Гейлорд использовал их хранилища?
— Нет, конечно. К тому же он не один, кто посягает на чужие владения. В моем собственном отделе тысячи и тысячи картин. А мне еще нужны реставрационные помещения. Вот и идешь к доброму соседу, у которого есть свободные площади, и стараешься внедриться на его территорию.
Майк вернулся к нам.
— Некоторые экспонаты даже не пронумерованы. Просто свалка какая-то.
— Не забудьте, детектив, что в музее стажируются студенты и молодые ученые. Их хлебом не корми, лишь дай покопаться в древних сокровищах в надежде сделать сенсационное открытие. Они-то и помогают нам разбирать этот хаос. К тому же, уверяю вас, абсолютно все экспонаты музея каталогизированы и любой из них можно отыскать. По крайней мере, мы привыкли так думать.
— А тот саркофаг, в котором нашли мисс Грутен, вы о нем знаете?
— Мы о нем узнали от мистера Гейлорда буквально перед вашим приходом, — ответила Фридрих.
— Почему же никто не может сказать, где он хранился все это время? — удивилась я.
— Просто вариантов его местонахождения может быть несколько, мисс Купер. К концу недели их станет меньше, — сказал Эрик Пост, поигрывая связкой ключей. — Мистер Лиссен и мисс Дрекслер обещают просмотреть все документы. Данное хранилище — только один из вариантов.
— Это почти как пытаться найти монету, упавшую на площади Центрального вокзала, — заметил Чепмен, зарисовывая в своем блокноте схему хранилища.
— Я вам покажу и другие залы, где обычно размещают части египетской коллекции. Полагаю, мы должны искать пропавшую мумию, не так ли, детектив? — спросил Эрик, направляясь к выходу.
— Кстати, а вы сам саркофаг хорошо осмотрели? — поинтересовалась Анна. — Если его готовили для бестиария, он какое-то время мог находиться в Музее естествознания, куда его отвозили на экспертизу и фотосъемку.
— На экспертизу? — удивился Майк.
— Чтобы убедиться в его аутентичности. Однажды у нас случился конфуз. Устроили большую выставку, и выяснилось, что известное произведение искусства подделка.
— А зачем вообще выставлять этот гроб?
— Некоторые саркофаги Древнего Египта украшены замечательными изображениями животных, причем не только те, что принадлежали членам царской семьи. Даже на саркофагах попроще встречаются очень интересные сюжеты и образы, например, бабуин, молящийся какому-то богу, гиппопотам, покровитель беременных женщин, или кобра, обвившаяся вокруг солнца, только не помню, что она символизирует. На многих погребальных предметах изображали также соколов, скарабеев и кошек, которые считались у египтян священными животными.
— Сомневаюсь, что кто-то захотел морочить голову перевозкой такого саркофага в Музей естествознания, — заметил Эрик Пост.
— Но туда и обратно каждую неделю перевозилось столько всяких экспонатов, и даже очень массивных, — возразила Анна. — И кто-то из сотрудников музея должен был его внести в список экспонатов, отправляющихся за океан. Я попрошу Мори проверить данные о межмузейном обмене.
Мы снова оказались в длинном мрачном коридоре, по которому прошли где-то с квартал, не меньше, затем свернули за угол и очутились перед следующей дверью. Эрик повторил манипуляции с ключами, открыл дверь и пропустил нас вперед. Стены помещения от пола до потолка занимали полотна в застекленных рамах. Освещение тут было матовым, и ни на одну из сотен картин не падал прямой свет. Мы, без всякого сомнения, попали в хранилище европейской живописи, вотчину Эрика.
— Картины проще хранить. Они, конечно, могут быть разными, но для каждой найдется место на стене. Вести учет в своем хозяйстве мне действительно гораздо легче.
Майк снова стал расхаживать вдоль длинных рядов экспонатов, изучая ярлыки и зарисовывая схему помещения.
— Куда ведет эта дверь? — Голос Чепмена донесся из дальнего угла хранилища.
— Она открыта, детектив. Можете смело входить.
Мы пошли на голос Майка и увидели, что он уже находится в смежной комнате, размером примерно с мой кабинет. Это была столярная мастерская, где на верстаках лежали какие-то доски и незаконченные рамы.
— У каждого отдела в его хранилище есть мастерские. В одних ведутся реставрационные работы, в других — делают рамы или чинят старые, — объяснил Эрик.
— Значит, эта мастерская не единственная? — спросил Майк, очевидно, представив себе количество подсобных помещений в каждом из громадных хранилищ. Слова Пьера Тибодо о нескольких миллионах экспонатов, скрытых в музейных закромах, обретали неумолимую реальность.
— Разумеется, нет, их около дюжины. Часть мастерских расположена в этом здании, другие — в помещениях, которые мы арендуем.
— Никому случайно не жарко? — Майк достал носовой платок и промокнул вспотевший лоб.
Анна улыбнулась.
— Каждый из этих тленных предметов искусства нуждается в особых условиях хранения. Скульптурам, веками стоявшим среди песков пустыни, нужна высокая температура и низкая влажность. В моем отделе, где собраны предметы из Южнотихоокеанского региона и Океании, нужно поддерживать другие условия. Весь музей нашпигован датчиками климатического контроля — их у нас тысячи. Даже просто переходя из галереи в галерею, вы не раз почувствуете перепады температур и влажности.
— Вы, наверное, точнее предсказываете погоду в каждом из ваших отделов, чем те олухи по телевизору?
— Да, разумеется, — ответила Анна, — потому что погоду мы сами и определяем.
Я поняла, что Майк пытается выяснить, где именно в музее могло находиться тело Катрины Грутен, чтобы так прекрасно сохраниться. Интересно, а убийца знал про смену температурных режимов и то, что они могут влиять на состояние трупа? Или же буквально законсервировавшееся тело чистая случайность, сыгравшая с убийцей злую шутку?
— Детектив, вы можете еще раз прийти сюда в любое время и тщательнее осмотреть хранилища, — сказал Эрик, закрывая за нами дверь. — Но тогда, мне кажется, вам стоит прихватить с собой армию.
— Мори, у вас есть список всех ваших сотрудников? — спросил Чепмен, когда мы снова оказались в коридоре. — Имена, даты рождения, номера социального страхования.
— Да, Ева как раз собиралась отпечатать вам копию. Замечу, что у нас очень строгие критерии отбора. Сотрудники в моем отделе как один благонадежные. А все воры, если хотите знать, работают этажом выше, в отделах археологии и антропологии, там все грабят могилы и крадут из них всякие горшки и древние миски. — Лиссен был не первым, кто подвергал критике этичность способов пополнения музейных коллекций.
— А как у вас с обслуживающим персоналом? — поинтересовался Майк.
— У нас столько всяких служб. В подвале расположены мастерские слесарей, водопроводчиков и электриков. Они совершенно свободно расхаживают по всему музею, словно им тут парк какой-то.
Мы снова повернули за угол и оказались у перегородки, разделявшей коридор на две части. Свет стал еще тусклее, а потолок на этом участке был не более восьми футов. Пост и Фридрих вели нас под низким цилиндрическим сводом, который тянулся с севера на юг глубоко под землей и, по всем расчетам, должен был вывести нас на противоположный край здания.
— А что здесь? — полюбопытствовал Майк, остановившись посредине прохода.
— Одна из деталей еще старой конструкции музея, — ответил Пост. — Она уже давно вышла из строя.
— Сооружение построили еще в середине девятнадцатого века, — дополнила Анна. — Водосток, соединенный с резервуаром Центрального парка.
Мы углубились в этот проход и, пока шли по нему минут десять-пятнадцать, ощутили, что температура заметно понизилась. Тут нас встретили похожие на привидения бронзовые фигурки поклонников Вакха и высеченные из камня азиатские драконы, какая-то тяжеловесная мебель и колонны с каннелюрами. Большинство ненужных или малоценных предметов искусства с накинутыми на них пластиковыми чехлами были брошены на произвол судьбы охранять этот бесполезный туннель.
Майк приподнял один из чехлов концом авторучки, пытаясь разглядеть, что под ним скрывалось.
— Даже искусство подчиняется своей моде, мистер Чепмен. Вы видите здесь то, что еще столетие назад вызывало среди коллекционеров ажиотаж. Конечно, что-то по-прежнему востребовано, но…
— Экспонаты египетской коллекции здесь есть, мистер Пост?
— Будет странно, если ничего не найдется. К следующему разу, когда вы снова сюда придете, мы устроим иллюминацию поярче. У нас есть несколько подобных помещений, не первой важности, до ремонта которых просто руки не доходят.
Мы обошли весь подвал музея, заглядывая в каждое хранилище. Эрик Пост был прав: сюда стоило бы прийти еще раз и в расширенном составе. Может, нам удастся убедить шефа полиции выделить курсантов Академии для проверки этого огромного пространства.
Мы оставили наших провожатых в вестибюле, где нас поджидали охранники, чтобы проводить к выходу. Музей закрывался в четверть шестого, а уже пробило семь.
А на Пятой авеню между тем вовсю кипела вечерняя жизнь. При свете месяца на ступенях прогуливалась троица рэперов, жонглер кидал шары, совмещая это с игрой на гармонике, паренек в очках читал вслух «Улисса», а его приятель аккомпанировал ему на гитаре.
Мы вышли у дальней южной стороны улицы и спустились на три лестничных пролета.
— Как думаешь, убийство произошло в самом музее? — спросила я.
— Пускай над этим думает доктор К. Я же с уверенностью могу сказать одно — в таких необъятных подвалах тело можно было так спрятать, что прошел бы не один месяц, и никто бы на нее так и не наткнулся, разве что по чистой случайности. Да этот гроб можно было передвигать хоть сотню раз, и никто ничего не заподозрил бы. Я понятия не имел, какое огромное это хранилище. Вроде айсберга, скрывающегося под выставочными залами.
— Тут миллионы вещей, которым никогда не видать света белого, — сказала я, вынув из сумки сотовый телефон, набрала номер отеля Нины и оставила голосовое сообщение о том, где мы встречаемся за обедом.
Мы с Майком первыми прибыли в ресторан на углу Второй авеню и 64-й улицы.
— Buona sera,[28] синьорина Купер, — приветствовал меня хозяин. — Сегодня вас будет четверо?
— Да, Джулиано. Ты нам не одолжишь на пару минут свой кабинет?
Владелец ресторана засмеялся и подозвал помощника, чтобы тот открыл дверь, расположенную рядом с лестницей. Очутившись внутри, мы сразу включили телевизор и настроили его на канал с ведущим Алексом Требеком. Каждый из нас хотел выиграть «Последний шанс», иначе говоря, ответить на финальный вопрос ежедневной викторины. За десять лет совместной работы Майк везде, где бы мы ни находились — будь то место свершения преступления или полицейский участок, наловчился добираться до телевизора прежде, чем звучал последний вопрос, успевая заключить пари со мной или с Мерсером, поскольку эта игра была нашей общей страстью.
— Сегодня нашей главной темой, леди и джентльмены, будет кино, — объявил Требек.
— Ставлю двадцать долларов, — первой высказалась я.
— А я обед, Куп. На четверых.
— Идет.
— «Последний шанс» выпадет тому, кто ответит, «в каком фильме, снятом на языке эсперанто, сыграл Уильям Шатнер».[29]
Пока двое из троицы участников викторины замерли, уставившись на экран, в студии играла тошнотворно бодрая музыка. Лишь один из игроков рискнул назвать фильм, но ошибся, и я созналась Чепмену, что вариантов у меня нет. Он же, прежде чем Требек огласил правильный ответ, посмотрел на меня с победным видом.
— И бутылку хорошего вина к обеду. Согласна?
— Все, что захочешь, — улыбнулась я.
— Тебе ничего не говорит название «Инкуб»? Шестьдесят пятый год. О человеке, душой которого овладел демон. Единственный фильм Шатнера, где он сыграл еще хуже, чем в «Дурной мамаше», — сказал Майк, выключая телевизор и направляясь к выходу, — кстати, именно в нем в одной из сцен можно увидеть, как он оголяется. Но пора бы и подкрепиться.
— Это ты так стараешься пробудить во мне аппетит, да?
Бармен Фентон приготовил нам напитки и выставил их на стойку. Мерсер с Ниной уже ждали нас.
Майк обнялся с Ниной, с которой они не виделись несколько месяцев. До нашего появления Мерсер развлекал мою подругу рассказами о Вики, ждавшей появления первенца. Майк называл его не иначе как «наш малыш». Мерсер первым из нашей команды завел семью, и мы с Майком принимали близко к сердцу грядущее событие.
— Ну будем здоровы! — Мы подняли бокалы и чокнулись. Затем Майк сделал заказ официанту и стал расспрашивать Мерсера, что тому удалось узнать о Катрине Грутен.
— Я не смог незаметно стащить дело, поэтому сделал только заметки. Светиться не хотелось, а у ксерокса постоянно кто-то торчал.
— Кто вел дело? — поинтересовалась я.
— Кэти Дотри.
— Тогда понятно, почему я об этом ничего не знаю.
Я была недовольна своей сотрудницей и надеялась, что Дотри почувствует это и перейдет в какой-нибудь другой отдел, но напрасно. Она относилась к работе формально и просто не способна была выкладываться до конца, особенно при расследовании сложных дел. Любыми способами она увиливала от контроля с моей стороны, впрочем, и Сару Бреннер она тоже побаивалась, поскольку из-за нас ей приходилось основательно побегать.
— Это произошло почти год назад, практически в такое же самое время. Вечером одиннадцатого июля, в понедельник Катрина Грутен, двадцать девять лет. Работала в Клойстерс, — приступил Мерсер к изложению фактов. — В протоколе «61» указано, что из музея она вышла незадолго до восьми, села на велосипед и покатила домой. Катрина снимала небольшую квартирку на Дикман-стрит. Преступник, по словам потерпевшей, преградил ей путь, оттащил от дорожки к зарослям и изнасиловал, угрожая пистолетом.
— Она его описала?
— Черный мужчина. Высокий, худой.
— И все?
— Его лицо было скрыто лыжной маской. Только шея и руки выдавали цвет кожи. Она потому и не захотела заводить судебное дело, что не разглядела его лица. Только прошла медицинское освидетельствование в больнице. Кэти ее там и допросила. Грутен наотрез отказалась приходить в отделение, чтобы просмотреть картотеку, потому что не могла дать описания его внешности…
— Но как же ДНК? Забыл о «природном» удостоверении личности? — Мне хотелось бы знать, почему я осталась в стороне от этого дела. Наверное, я смогла бы убедить Катрину завести дело.
— У насильника не было эякуляции. Семени не осталось. Значит, и ДНК нет.
— Но ведь что-то подобное в этом парке уже случалось? — попытался припомнить Майк.
— Произошла парочка ограблений с участием парня в лыжной маске, — подтвердил Мерсер. — Но не было ни задержанных, ни подозреваемых.
— А свидетели? Из посетителей или сотрудников музея там поблизости случайно не оказалось?
— По понедельникам Клойстерс закрыт. В тот день в музее работало всего несколько человек. И Катрина утверждала, что она едва ли не последней покинула здание.