Старая мельница

Джулия Витерс

Старая мельница

Пролог

На узкой полке мигал керосиновый фонарь. В его неровном свете по стенам мельницы метались огромные бесформенные тени больших зубчатых колес, длинных перекладин и тяжелых жерновов… и тень высокого, крупного человека. Тяжелым молотком Лютер Уэйтли аккуратно вбивал железные клинья в каменную стену. Крупные капли пота выступили у него на лбу, дыхание было хриплым. Лязг металла эхом отдавался в сводчатой комнате, потом, ослабев, замирал над мельничным прудом в удивительно тихой ночи.

Лютер закончил со вторым клином, опустил молоток и вытер тыльной стороной ладони пот со лба. Затем пристально, как будто в раздумье, посмотрел на две одинаковой длины цепи, свисавшие с болтов, глубоко сидевших в камне. Из темного угла донеслось нечто похожее на хныканье ребенка. Лютер поморщился.

Жилистыми руками он рванул цепи, проверяя, крепко ли сидят клинья. Они не дрогнули. Лютер попробовал еще раз и только тогда успокоился. Он поднял молоток и направился к деревянной лестнице в противоположном конце комнаты, прихватив с собой фонарь. Его свет на мгновение проник в тот угол, откуда доносилось хныканье. Если бы Лютер оглянулся, он увидел бы цепи, протянувшиеся к огромному деревянному механизму… и к неуклюжему свертку, дрожавшему в темноте и издававшему слабые испуганные звуки.

Но Лютер не смотрел назад. Он слишком хорошо знал, что это было; знал все, что можно было об этом знать, и поклялся больше не глядеть на это. Как только он ступил на лестницу, цепи загрохотали. Лютер на мгновение замер, но двинулся дальше. Наверху в неверном свете фонаря показалась тяжелая дверь. На ней болтался массивный замок с ключом. Лютер повернул его, снял замок и открыл дверь. Внизу за его спиной послышался лязг цепей, как будто некий зверь неудержимо пытался вырваться из пут. Плач тоже был слышен, порой он становился громче, резче и перекрывал страшный звон цепей. Он все рос и вскоре превратился в вой — этот звук нельзя было назвать человеческим криком, не было это и воем животного, — от него, казалось, содрогнулись даже стены.

Лютер закрыл за собой дверь, облегченно вздохнул и опустил ключ в карман. Он находился в комнате-кладовой, заваленной старыми ящиками, тряпками, кипами газет. Посредине стояли большой обитый железом сундук и старая кровать на позеленевших от времени бронзовых ножках. Он перебрался через всю эту рухлядь и, открыв другую дверь из твердого дуба, укрепленную железной рамой, вышел в узкий коридор. Откуда-то из темноты послышались всхлипывания женщины. Все ближе, ближе…

Лютер ждал.

Показалась Сара. Ее лицо было в слезах, углы губ опущены. Роскошные светлые волосы разметались по спине. Она была босиком, под тонкой тканью ночной рубашки угадывались контуры ее молодого полного тела.

Лютер преградил ей дорогу. Его глаза вспыхнули гневом.

Она накинулась на него, осыпая ударами его широкую твердую грудь.

— Пусти меня! — пронзительно кричала она. — Пожалуйста, ради Бога… Ты не можешь этого сделать!

Неожиданным резким движением руки Лютер легко отшвырнул ее и повернулся, чтобы закрыть дверь. Его жена, ударившись о стену, метнулась обратно и с отчаянной силой вцепилась в него ногтями. Лютер пришел в ярость от нового нападения. Он мгновенно повернулся к ней и уже занес было руку, но, увидев ее искаженное истерикой лицо, сдержался. Внезапно его взгляд прояснился. Он кивнул, соглашаясь сам с собой: «Да, пусть так и будет. Правильно».

Он схватил Сару, немного приподняв ее над полом, развернулся и резко отбросил в комнату, из которой только что вышел. Она покатилась по полу, ночная рубашка задралась, обнажив белые ноги. Он смотрел на свою жену в последний раз. С усилием надавив на массивную дверь, он захлопнул ее, задвинул засов и, подняв тяжелую стальную планку, вставил ее в пазы по обеим сторонам двери.

Вытерев руки о рубаху, он пошел прочь, не обращая внимания на приглушенные крики и слабый стук с той стороны двери.

Не прошло и двух мгновений, как Сара поняла, что Лютер не вернется. Когда ее дыхание стало ровным, она поднялась с пола и, держась одной рукой за стену, обошла комнату, пытаясь сориентироваться в темноте. Дважды она натыкалась на что-то и стала двигаться медленнее, пробираясь между горами рухляди. Наконец она добралась до занавешенного окна и, крепко ухватившись за пыльные шторы, раздернула их.

Та же темнота.

Окно оказалось заколоченным тяжелыми досками. Сара попыталась оторвать их, но тщетно. Отчаяние стало наполнять ее так же бесшумно и безжалостно, как песок наполняет чашу песочных часов. Вдруг неожиданно из-за двери, ведущей на мельницу, раздались жуткие крики, мало похожие на человеческие. Сара рванулась на звук, споткнулась посредине комнаты, упала и, не имея сил подняться, поползла на коленях. Изо всех сил она дергала запертую дверь. Наконец, обессилев, она села на грубый деревянный пол, и тяжелые рыдания сотрясли ее тело.

Лютер спустился по лестнице в жилую часть дома. Путь ему освещал все тот же керосиновый фонарь — плывущее белое облако чистого света. Он прошел через тихую спальню, гостиную, еще один коридор, вышел из дома и, не расставаясь с фонарем, пересек залитый луной двор. Он немного постоял около нового, мерцавшего в лунном свете грузовика, груженного мешками с зерном, и двинулся дальше, медленно огибая мельничный пруд. Его бледное лицо ничего не выражало. Он еще раз остановился, на этот раз около огромного мельничного колеса, и взглянул наверх — на заколоченное окно.

Оттуда доносились едва слышные всхлипывания Сары, а из помещения мельницы более четко слышались звуки, похожие на плач ребенка. Лютер поставил фонарь около воды и погасил его.

Медленно над мелкой рябью пруда, дробившей лунный свет на маленькие блестящие черепки, стали подниматься ночные звуки — кваканье лягушек, трескотня сверчков, тревожные крики ночных птиц — и, заглушая всхлипы и плач, превратились в неровное биение пульса Вселенной…

Сменялись времена года, сменялись безжалостно и неумолимо, принося ледяной холод зимой, дожди весной, горячее белесое солнце летом и пронизывающие сухие ветры осенью. Краска некоторое время еще держалась на стенах мельницы, но потом, как будто устав бороться с природой, облупилась и облетела. Гвозди покрылись ржавчиной. Дерево дало трещины, кое-где сгнило, развалилось. Ветви деревьев, росших вплотную к дому, хлестали в окна и вскоре разбили все стекла.

Сменялись времена года, сменялись безжалостно и неумолимо.

Глава первая

Красный MG[1] с плотно пригнанным верхом от дождя, пробуксовывая, пробирался по грязи. В машине за рулем сидел Майк Кельтон — худощавый, приятной наружности мужчина с сединой на висках. Он пытался справиться с управлением, поскольку MG, выбираясь из колдобины, чуть не перевернулся. Ему удалось выровнять машину, и кровь снова прилила к его рукам, как только он чуть ослабил напряжение.

Он прищурился и стал вглядываться в дорогу через полукружия, оставляемые дворниками на лобовом стекле. Сюзанна рядом с ним делала то же самое.

— Да… — протянул Майк. — Ты уверена, что родилась в этих местах? Я имею в виду, ты действительно уверена?

— Конечно, — удивилась она. — А почему нет?

— Я просто подумал, что они, наверное, отправили тебе уведомление с голубиной почтой. Держу пари, ни одна машина не могла безопасно проехать по этой дороге последние двадцать с лишним лет.

Сюзанна хихикнула:

— Никаких почтовых голубей, дорогой. Простая телепатия. Вспомни — это Новая Англия. Не Нью-Йорк. У нас здесь давние ведьмовские традиции и все такое прочее.

Майк плавно затормозил около дорожного знака, опустил окно со своей стороны и прочитал: «Данвич — одна миля».

— Мы должны успеть на паром. Он где-то здесь, в нескольких сотнях метров.

— Только не говори мне, что ты хорошо это помнишь.

— Ну, не буду обманывать: я всю ночь изучала карту.

Данвич находился на узкой косе, но широкие, медлительные, шипящие приливно-отливные болота затопили перешеек и сделали его практически островом.

Вскоре MG остановился около грубой баржи, стоявшей у самого берега.

— Справа по борту! — сообщил Майк.

Сюзанна улыбнулась.

Он опустил окно и крикнул в сторону видневшейся темной лачуги на причале:

— Эй вы, там! Есть кто-нибудь? — Не получив ответа, он два раза коротко просигналил. — Эй, на судне! — крикнул он еще раз.

Ответа не последовало. Майк вздохнул и со смирением взглянул на Сюзанну. Она, пожав плечами, подняла воротник его куртки, как бы защищая от дождя.

— О, нет! Ты не выгонишь меня под этот ливень.

Сюзанна шутливо подтолкнула его к дверце. Майк выразительно покачал головой, но не смог удержать улыбку. Сюзанна прижалась к нему своим молодым чутким телом. Ее длинные белокурые волосы струились по плечам. У него дрогнуло сердце при взгляде на овал ее лица, светлую кожу, огромные темные глаза, высокие скулы… Она подставила губы для поцелуя.

— Ни за что на свете!

Сюзанна погладила его по щеке и произнесла тоном капризного ребенка:

— Пожалуйста, Майк, ну пожалуйста!

Он поколебался еще мгновение, потом, рассмеявшись, поцеловал ее, открыл дверь и выпрыгнул в дождь. Ноги сразу увязли в грязи. Ветра не было, дождь лил с поразительным упорством. Майк не прошел и пары ярдов, как его волосы уже прилипли к голове, а одежда промокла насквозь.

Наклонив голову, он бросился к лачуге, намереваясь быстро добежать до укрытия, и не заметил одетого по погоде пожилого человека, вышедшего ему навстречу. Майк едва не столкнулся с ним.

— Оп! Извините! Я не… — Он немного задыхался от быстрой ходьбы и чувствовал себя очень глупо, торча под дождем.

Лицо старика осталось безразличным:

— Ну?

— Очень приятно, что вы здесь. А я уже начал думать, что нам придется перебираться вплавь.

— Чего вы хотите?

— Попасть в Данвич, — ответил Майк, удивляясь, что ему приходится объяснять столь очевидные вещи. — У нас там дело. Вы могли бы нас перевезти?

Паромщик пробурчал нечто нечленораздельное и пошел к барже. Майка эта сцена немного озадачила, но в целом развлекла. Он жестами объяснил Сюзанне, что есть еще кой-какие трудности, и последовал за паромщиком.

Старик, тяжело ступая по грязи, подошел к машине, взглянул через окно на Сюзанну, затем, остановившись, в упор стал смотреть на нее, наморщив лоб, как будто пытаясь вспомнить, где он мог видеть ее раньше. Постепенно лицо его оживилось, и он двинулся дальше: Майк быстро сел в машину и завел двигатель.

— Странный человек, — сказал Майк. — Что ему от тебя было нужно?

— Может, он нашел меня привлекательной. Ревнуешь?

— Ужасно, — улыбнулся Майк.

Паромщик опустил борт, открывая путь машине. Следуя его указаниям, Майк медленно поехал вперед. Паром опасно качнулся под тяжестью MG.

— Ого! — сказал Майк. — Только подумай, что бы произошло, будь у нас «кадиллак».

Старик поднял бортик, подложил подпорки под колеса машины и покосился на Сюзанну, как будто стараясь запомнить ее получше. Затем отвернулся, чтобы завести старый паромный двигатель.

Тем временем разведрилось. Несколько последних капель шлепнулись на грязное ветровое стекло, и дождь перестал. Старый мотор чихнул, и паром оторвался от берега.

Майк потянулся к дверце:

— Ну что, давайте выйдем, миссис Кельтон?

— Конечно, мистер Кельтон. Нас будут торжественно встречать, как вы думаете?

— Сомневаюсь.

Майк вышел из машины и открыл дверь Сюзанне. Паром медленно двигался по водной глади навстречу серому берегу. Они подошли к паромщику.

— Интересные болота, не правда ли? — произнес Майк.

Несколько мгновений тишины, потом старик выговорил:

— Ага… — и повернулся к ним спиной.

Немного смущенный, Майк взял Сюзанну за руку и отвел на несколько шагов в сторону:

— Разговорчивый тип, да?

— Он просто не привык к незнакомым людям, вот и все.

— Может быть, может быть. Но он уж точно знает, как оказать человеку радушный прием.

— Здесь совсем другие люди, Майк. Это суровая страна с тяжелым климатом, и они должны быть такими же твердыми и суровыми, чтобы выжить здесь. Они видят немного «иностранцев», особенно из больших городов. — Но в голосе Сюзанны не было особой уверенности. Ее тоже неприятно поразило почти враждебное отношение старика.

Майк обнял ее.

— Ты права, — успокаивающе сказал он. — Они сразу оттают и подобреют, как только выглянет солнце.

Незаметно для них паромщик долго и тяжело глядел на Сюзанну. Через некоторое время он кивнул сам себе, по-видимому, убедившись в чем-то.

Сюзанна теснее прижалась к Майку. Солнце тускло светило, едва проглядывая сквозь мрачную пелену облаков. Всепроникающий липкий туман поднимался с болота, и редкий рассеянный свет, теряясь в нем, заставлял его светиться как бы изнутри. Пейзаж вокруг был совершенно неестественный. Тяжелый скрип мотора зловеще отдавался эхом в плотном зловонном воздухе над болотами. Заросли камыша и густые испарения раздвигались перед паромом, пропуская его вперед, и смыкались за ним опять, будто стараясь стереть из памяти то, что было, во что верилось раньше, — все то, что осталось позади.

Сюзанна, будучи более впечатлительной и восприимчивой, чем Майк, внезапно почувствовала смутный страх из-за своего возвращения домой. Она невольно вздрогнула. Майк крепче обнял ее.

— Это просто болота…

Она взяла его руку и сжала ее:

— Да, просто болота. Я глупая.

Что-то шлепнулось в воду справа от них. Они резко обернулись. В двух футах от них быстро уплывал прочь, лишь голова виднелась на поверхности, маленький зверек. Они следили за ним, пока он не доплыл до ближайшей кочки. Зверек выбрался на сушу. С его гладкой коричневой шкурки и безволосого хвоста капала вода. То была водяная крыса. Она быстро скрылась из виду.

Сюзанна содрогнулась. Майк похлопал ее по плечу, но промолчал. Не было ни ветерка, и ядовитый болотный туман, казалось, висел неподвижно, сгущаясь вокруг них. Они проплыли мимо каких-то обломков, покрытых липкой грязью и грязно-зеленым мхом. На одном островке они заметили дохлую, полуразложившуюся болотную птицу.

— Мы натыкаемся на самое интересное, да? — спокойно отреагировал Майк.

— Мне не нравится это место.

Майк ничего не ответил ей.

Они были уже на середине пути. Туман еще больше сгустился. Оба берега скрылись из виду. Шум мотора тонул в тяжелой мгле. А из-за того, что не было видно берегов, создавалось впечатление, что паром стоит на одном месте.

— Знаешь, что мне это напоминает? — спросила Сюзанна. — Из греческой мифологии. Реку Стикс, которая разделяет земли живых и умерших. И я почти верю, что этот старик — Харон, перевозчик мертвых душ в подземный мир.

Майк погладил ее по голове:

— Успокойся. Ты слишком даешь волю дурному воображению.

Она молча кивнула.

Тут они увидели едва различимую полоску противоположного берега. Она становилась все шире и отчетливее по мере того, как паром продвигался вперед.

— Ну, что же, — сказал Майк, стараясь придать побольше бодрости своему голосу, — немного мрачновато, но это, точно, не подземный мир.

Пристань в Данвиче выглядела мало сказать неэстетично, она вообще непонятно как держалась. Доски поросли зеленым мхом, а настил уже наполовину сгнил.

Майк с сомнением посмотрел на то, что называлось пристанью, потом взглянул на паромщика. Старик промолчал. Майк рассердился, но решил больше не задавать ему вопросов. Он рассудил, что, если старик не высадил их с самого начала, то можно надеяться, что пристань выдержит машину. Он сунул паромщику плату за провоз, сел вместе с Сюзанной в замызганный MG, завел мотор и стремительно съехал с парома, как только старик опустил борт. Но сразу же сбавил скорость и отругал себя за то, что позволил раздражению руководить своими поступками.

Позади них на краю парома стоял старик и, засунув руки в карманы, с неприязнью следил за удалявшейся машиной.