Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Дневники вампира. Дневники Стефана. Книга 1. Начало - Лиза Джейн Смит на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

— Вы не читаете! — вдруг сказала Катерина, отрываясь от «Тайн Мистик-Фоллз».

— Да, я не читаю.

— Почему же? Вы так расстроены? — Катерина встала и протянула тонкие руки вверх, чтобы вернуть книгу обратно на полку. Она поставила ее не на старое место, а рядом с отцовскими справочниками по мировой географии.

— Сюда, — пробормотал я, подойдя сзади, чтобы взять книгу и поставить ее на прежнее место на верхней полке. Меня тотчас же окружил запах имбиря и лимона, вызывая слабость и головокружение.

Катерина обернулась ко мне. Наши губы оказались в нескольких дюймах друг от друга, и внезапно ее запах показался мне почти невыносимым. Умом я понимал, что поступаю неправильно, но сердце мое кричало, что я никогда не стану самим собой, если не поцелую Катерину. Закрыв глаза, я потянулся к ней, и наши губы соприкоснулись.

В тот же миг я почувствовал, что все в моей жизни встало на свои места. Я увидел, как босая Катерина бежит по полю за гостевым домиком, как я ее догоняю, а наш маленький сын сидит у меня на плече.

Внезапно в моем сознании всплыл непрошеный образ Пенни, собачки с разорванным горлом. Я в ужасе отпрянул, будто пораженный молнией. Бормоча извинения, я наклонился и споткнулся о маленький столик, заваленный отцовскими книгами. Они упали на пол, восточный ковер приглушил звук падения. Во рту у меня был привкус железа. Что я наделал? Что, если бы сюда вошел отец, намереваясь открыть хьюмидор[4] и выкурить по сигаре с мистером Картрайтом? Меня охватили смятение и ужас.

— Я должен… я должен идти. Я должен найти свою невесту. — Даже не взглянув на Катерину и не увидев ошеломленного выражения, которое, должно быть, появилось у нее на лице, я выбежал из кабинета и помчался через пустую оранжерею в сад.

Сумерки только начинали сгущаться. Матери с маленькими детьми и осторожные гуляки, опасавшиеся нападений диких зверей, рассаживались по каретам. Настало то время, когда наливают ликер, оркестр играет громче, а девушки старательно вальсируют, изо всех сил пытаясь привлечь внимание какого-нибудь солдатика из ближайшего лагеря. Я почувствовал, что мое дыхание успокаивается. Никто не догадался о том, где я был, и тем более о том, что я делал.

Я намеренно прошел в центр зала, будто бы для того чтобы наполнить очередной стакан в баре. Я увидел, что Дамон сидит на веранде вместе с другими солдатами, разыгрывая партию в покер. Там же громко разговаривали и хихикали пять девушек, втиснувшиеся на качели. Отец с мистером Картрайтом направлялись к лабиринту со стаканами виски в руке. Их оживленная жестикуляция не оставляла сомнений в том, что идет разговор о выгоде от слияния семейств Картрайтов и Сальваторе.

— Стефан! — Кто-то хлопнул меня по спине. — А мы все гадаем, где же наши виновники торжества. Никакого уважения к старшим! — весело проговорил Роберт.

— Розалин все еще нет? — спросил я.

— Вы же знаете, как это бывает у девушек. Они должны выглядеть безукоризненно, особенно если празднуют помолвку, — сказал Роберт.

Его слова звучали убедительно, однако я почувствовал необъяснимую дрожь страха в позвоночнике.

Было ли дело во мне или причиной стало солнце, садившееся слишком быстро? За те пять минут, что я пробыл в доме, гости на лужайке превратились в темные силуэты, и я уже не мог различить Дамона среди других людей, сидевших в глубине веранды.

Покинув Роберта, я пробрался мимо многочисленных гостей к выходу. Странно, когда девушка не является на вечеринку в свою честь. Что, если она случайно зашла в дом и увидела…

Но это невозможно! Дверь была закрыта, окна занавешены. Я поспешил к пруду, где слуги организовали собственную вечеринку, чтобы узнать, там ли кучер Розалин.

Луна отражалась в воде, отбрасывая на скалы и окрестные ивы неестественный зеленоватый отблеск. Трава была влажной от росы и все еще притоптанной с тех пор, как мы с Дамоном играли здесь в футбол. Передвигаясь по колено в тумане, я пожалел, что не сменил бальные туфли на сапоги.

Я прищурился. На земле, у подножия ивы, на которую мы с Дамоном любили забираться в детстве, лежало что-то темное, похожее на большой изогнутый корень. Только я не помнил на этом месте никакого корня. Я присмотрелся повнимательней. На какое-то мгновение я решил, что вижу переплетенные тела любовников, скрывавшихся от любопытных глаз, и через силу улыбнулся. Хоть кто-то смог обрести любовь на этой вечеринке!

В эту минуту облака разошлись, лунный свет озарил дерево — и нечто, лежавшее под ним. В глубочайшем потрясении я понял, что это нечто не было обнявшейся парочкой любовников. Под деревом лежала моя невеста Розалин с разорванным горлом; ее полуоткрытые глаза глядели вверх, сквозь ивовые ветви, будто доверяя свой секрет Вселенной, к которой она уже не принадлежала.

9

Трудно описать, что происходило потом.

Я помню звуки шагов и пронзительные крики, помню, как молились слуги возле своего дома. Помню, как я стоял на коленях, крича от ужаса, жалости и страха. Помню, как мистер Картрайт оттаскивал меня, а миссис Картрайт, рухнув на землю, выла, как раненый зверь.

Еще я помню, что видел полицейский экипаж. Помню, как шептались отец с Дамоном, сжимая руки, единые в своем стремлении позаботиться обо мне. Я пытался заговорить с ними, сказать им, что я в порядке — я жив, в конце концов; но не мог вымолвить ни слова. Подошел доктор Джейнс, подхватил меня под мышки и поставил на ноги. Потом какие-то незнакомые люди медленно повели меня на веранду дома для прислуги. Там я опять хотел что-то сказать, но язык заплетался, и послали за Корделией.

— Я… со мной все в порядке, — наконец, сказал я, смущенный тем, что мне уделяют так много внимания, ведь убит не я, а Розалин.

— Ш-ш, успокойтесь, Стефан, — сказала Корделия, и тревога исказила ее жесткое лицо. Бормоча молитву, она прижала руки к моей груди, а затем вынула из широких складок юбки крошечный пузырек.

— Пейте, пейте, — уговаривала она, пока лакричная жидкость текла по моему горлу.

— Катерина! — простонал я. Затем поскорее закрыл рот рукой, но не раньше, чем на лице Корделии мелькнуло озадаченное выражение. Она быстро налила мне еще пахнущей лакрицей жидкости. Я снова рухнул на твердые ступени веранды, слишком уставший, чтобы о чем-то думать.

— Его брат где-то поблизости, — сказала Корделия, и ее голос прозвучал как из-под воды. — Пойдите приведите его.

Я услышал звук шагов и, открыв глаза, увидел стоящего надо мной Дамона. Лицо его было белым от шока.

— Он поправится? — спросил Дамон, обращаясь к Корделии.

— Я думаю… — начал доктор Джейнс.

— Ему нужен покой. Тишина. Темная комната, — авторитетно заявила Корделия.

Дамон кивнул.

— Я… Розалин… мне следовало… — начал я, даже не зная, как закончить свою мысль. Следовало что? Начать искать ее раньше, вместо того чтобы проводить время за поцелуями с Катериной? Настоять на том, чтобы самому сопровождать ее на прием?

— Ш-ш, — прошептал Дамон, помогая мне подняться. Мне удалось неуверенно встать рядом с ним. Будто бы ниоткуда возник отец и подхватил меня под другую руку. Спотыкаясь, я сошел с веранды и поплелся к дому.

Гости на лужайке жались поближе друг к другу, а шериф Форбс собирал отряд добровольцев, чтобы прочесать лес.

Я чувствовал, как Дамон ведет меня через заднюю дверь дома и дальше, вверх по ступенькам. Потом я рухнул на кровать. Я упал на хлопчатобумажные простыни, и сразу наступила темнота.

На следующее утро меня разбудили солнечные лучи, плясавшие по половицам вишневого дерева в моей спальне.

— Доброе утро, братишка. — Дамон сидел в углу в кресле-качалке, принадлежавшем еще нашему прадеду. Когда мы были детьми, наша мама качала нас в нем, убаюкивая перед сном. У Дамона были красные воспаленные глаза, и я подумал, не просидел ли он вот так, наблюдая за мной, всю ночь.

— Розалин мертва? — Это прозвучало как вопрос, хотя ответ был очевиден.

— Да, — Дамон поднялся и потянулся к хрустальному кувшину, стоявшему на туалетном столике орехового дерева. Налив стакан воды, он протянул его мне. Я попытался сесть.

— Нет, подожди, — скомандовал Дамон с уверенностью армейского офицера. Никогда прежде я не слышал, чтобы он так разговаривал. Я снова откинулся на набитые гусиным пухом подушки и позволил Дамону, как в детстве, поднести стакан к моим губам. Прохладная чистая жидкость потекла в мое горло, и я опять подумал о прошедшей ночи.

— Она мучилась? — спросил я, и в моем мозгу пронеслась череда образов. Пока я декламировал Шекспира, Розалин, должно быть, готовила свое эффектное появление. Она наверняка была очень взволнованна и мечтала показать новое платье, услышать изумленные возгласы молоденьких девушек по поводу кольца, выслушать наставления старших матрон по поводу предстоящей брачной ночи… Я представлял, как она мчится через лужайку, слышит звуки шагов позади и оборачивается, только для того чтобы увидеть, как сверкнули в лунном свете белые зубы. Я содрогнулся.

Дамон подошел к кровати, положил руку мне на плечо, и внезапно бег ужасающих картин завершился.

— Смерть обычно приходит меньше чем за секунду. Так было на войне, и я уверен, так было и с твоей Розалин. — Он снова сел в кресло и потер висок. — Думаю, это был койот. Война уводит людей на восток, а звери, как известно, идут по кровавому следу.

— Койот, — мой голос споткнулся на втором слоге. Я никогда не слышал этого слова раньше. Еще одно слово — из разряда убита или вдовец — обогатило мой словарный запас.

— Конечно, найдутся люди, и отец в том числе, которые будут считать, что это происки нечистой силы. — Дамон повращал темными глазами. — Как раз то, что нужно нашему городу. Эпидемия массовой истерии. Когда люди убеждены, что город находится во власти неких дьявольских сил, они забывают о том, что вся наша страна расколота на части войной — и это самое страшное. Мне непонятна их страусиная манера прятать голову в песок.

Я кивал, не вникая в то, что говорил Дамон, я не мог видеть в смерти Розалин еще один аргумент против войны. Пока Дамон продолжал разглагольствовать, я лег на спину и закрыл глаза. Я вспоминал лицо Розалин таким, каким оно было, когда я нашел ее. Там, в темноте, оно выглядело необычно. Глаза были большими и светились. Будто бы она увидела что-то ужасное. Будто бы она очень страдала.

10

4 сентября 1864 года

Полночь. Слишком поздно, чтобы ложиться спать, слишком рано, чтобы просыпаться. На тумбочке горит свеча, колеблющиеся тени предвещают дурное… Меня посещают призраки. Смогу ли я когда-нибудь простить себя за то, что нашел Розалин слишком поздно? И почему та, которую я поклялся забыть, все еще живет в моей думе?

Сердце мое тяжело бьется. Корделия всегда где-то неподалеку, приносит напитки, травяные порошки и лепешки. Я принимаю их, как ребенок, который хочет выздороветь. Отец с Дамоном смотрят на меня, когда думают, что я сплю. Догадываются ли они о моих ночных кошмарах?

Я думал, что женитьба хуже смерти. Я ошибался. Я так часто ошибался, слишком часто, и теперь мне остается только молиться о прощении и надеяться, что когда-нибудь, где-нибудь я смогу призвать все силы из глубины своего естества, чтобы снова твердо встать на путь правды. Я сделаю это. Я должен. Ради Розалин.

И вместо нее.

Сейчас я погашу свечу и буду надеяться, что сон, подобно сну смертному, тотчас поглотит меня…

— Стефан! Пора вставать! — прокричал отец, хлопая дверью спальни.

— Что? — Я попытался сесть, не зная, который сейчас час, какой день и сколько времени прошло со смерти Розалин. Дни сменялись ночами, а я так ни разу и не смог уснуть по-настоящему, лишь забывался в ужасающих кошмарах. Я не ел ничего, кроме той стряпни, что приносила мне в комнату Корделия. Она кормила меня с ложечки, чтобы убедиться, что все съедено. Корделия готовила жареную курицу, и окру, и густое пюре, которое она называла блюдом страдальца, и обещала, что оно обязательно поможет.

— Давай же, — нетерпеливо сказал отец, когда Альфред принес белую рубашку из хлопка и черный двубортный костюм. Я побледнел. Это был тот самый костюм, который я должен был надеть на свадьбу, и церковь, в которой будут отпевать Розалин, — та самая, в которой должны были скрепить наш союз. Тем не менее через час мне удалось переодеться в костюм, побриться с помощью Альфреда (мои руки все еще тряслись) и приготовиться к тому, что я должен сделать.

Не поднимая глаз, я шел следом за отцом и братом к экипажу. Отец сел впереди, рядом с Альфредом, мы с Дамоном устроились сзади.

— Как ты, братишка? — спросил Дамон под знакомое цоканье копыт Дюка и Джейка, которые везли нас вниз по дороге Виллоу Крик к церкви.

— Не очень хорошо, — сухо ответил я, чувствуя ком в горле.

Дамон положил руку мне на плечо. Трещали сороки, жужжали пчелы, солнце бросало золотистый отблеск на деревья. В экипаже пахло имбирем, и я чувствовал, как мой желудок переворачивается. Этот запах вызывал во мне чувство вины за желание обладать женщиной, которая не должна была — и никогда не смогла бы — стать моей женой.

— Первая смерть, которую ты видишь, меняет тебя самого, — сказал наконец Дамон, когда экипаж уже подъехал к белой деревянной церкви. Звонили колокола, все заведения в городе были закрыты. — Но бывает, что эти перемены к лучшему.

— Бывает, — проговорил я, выходя из кареты. Хоть и не представлял себе, как такое может быть.

Мы подходили к дверям, когда в церковь, прихрамывая, вошел доктор Джейнс, с тростью в одной руке и флягой виски в другой. Перл и Анна сидели вместе, за ними сел Джонатан Гилберт, поставив локти на спинку скамьи Перл, всего в нескольких дюймах от ее плеча.

Шериф Форбс восседал на своем обычном месте во втором ряду и не сводил глаз со стайки нарумяненных женщин из таверны, которые тоже пришли отдать Розалин последнюю дань. Среди них была и Элис, барменша, она стояла с краю, обмахиваясь шелковым веером.

Кэлвин Бейли, органист, исполнял «Реквием» Моцарта, но, казалось, фальшивил в каждом аккорде. На передней скамье, глядя прямо перед собой, сидел мистер Картрайт; миссис Картрайт рядом с ним рыдала и поминутно сморкалась в шелковый носовой платок. Перед алтарем стоял закрытый дубовый гроб, утопавший в цветах. Я молча подошел к нему и встал на колени.

— Прости меня, — шептал я, прикасаясь к гробу, холодному и жесткому на ощупь. Помимо моей воли в голове пронеслась череда воспоминаний: Розалин, хихикающая над своим новым щенком, Розалин, весело щебечущая о букетах для свадьбы, Розалин, тайно целующая меня в щеку в конце одного из визитов, рискуя вызвать гнев служанки. Я отвел руки от гроба и сложил их вместе, как в молитве.

— Надеюсь, что вы с Пенни встретились в раю. — Я наклонился и слегка коснулся гроба губами. Я хотел, чтобы Розалин, где бы она ни была сейчас, знала: я старался полюбить ее. — Прощай.

Я собрался было занять свое место, но замер: прямо позади меня стояла Катерина. На ней было темно-синее хлопковое платье, резко выделявшееся на фоне царившего в церкви черного траурного крепа.

— Соболезную вашей утрате, — сказала Катерина, касаясь моей руки. Я отступил и убрал руку. Как смеет она так фамильярно прикасаться ко мне на людях? Разве она не понимает, что, если бы мы не были так сильно увлечены друг другом во время барбекю, трагедии могло бы не произойти?

В ее глазах я заметил обеспокоенность.

— Поверьте, я знаю, как вам тяжело, — сказала она. — Дайте мне знать, если вам что-нибудь понадобится.

Меня тотчас же накрыло волной стыда: как мог я предположить, что ею движет что-либо, кроме сочувствия? В конце концов, ее родители умерли, а она была всего лишь молоденькой девушкой, протягивающей мне руку с предложением помощи. Она выглядела такой печальной, что на один короткий миг я почувствовал искушение пересечь проход между рядами и утешить ее.

— Благодарю вас, — вместо этого сказал я и, задержав дыхание, вернулся на скамью. Я сел рядом с Дамоном, который набожно скрестил руки над Библией. От меня не укрылось мимолетное движение его глаз, когда Катерина ненадолго опустилась на колени у гроба. Проследив за его взглядом, я заметил, что несколько завитков выбились из-под ее шляпки и обвились вокруг вычурной застежки голубого ожерелья.

Спустя несколько минут «Реквием» закончился, и к кафедре шагнул пастор Коллинз.

— Мы собрались здесь, чтобы почтить память о жизни, оборвавшейся слишком рано. Зло поселилось среди нас, и мы не только оплакиваем эту кончину, но и черпаем в ней силы… — нараспев проповедовал он. Я украдкой посмотрел через проход на Катерину. Она сидела рядом со служанкой Эмили по одну сторону и с Перл — по другую. Ее руки были молитвенно сложены. Она слегка обернулась, словно желая взглянуть на меня. Я заставил себя отвернуться, прежде чем наши взгляды встретятся. Я не обесчещу Розалин мыслями о Катерине.

Я смотрел на грубо обработанный, прошитый железными скобами свод церкви. Прости меня, думал я, посылая сообщение вверх в надежде, что Розалин, где бы она ни была, услышит его.

11

Я шел к старой иве, и мои ноги окутывал туман. Солнце быстро садилось, но я все еще мог видеть темный силуэт, угнездившийся меж корнями.

Я присмотрелся. Это была Розалин; в слабом свете мерцало ее вечернее платье. Я ощутил привкус желчи во рту. Каким образом она могла оказаться здесь? Она похоронена, и тело ее покоится на глубине шести футов на церковном кладбище.

Собрав все свое мужество и сжав в кармане нож, я подошел поближе и заглянул в ее безжизненные глаза, в которых отражалась зеленеющая листва. Ее локоны прилипли к влажному лбу, а шея вовсе не была разорвана.

На ней виднелись лишь две аккуратные маленькие дырочки размером не более обувных гвоздей. Словно движимый невидимой рукой, я упал на колени перед ее телом.

— Прости, — прошептал я, глядя на потрескавшуюся землю. И вдруг я поднял глаза и застыл в ужасе, потому что тело уже не было телом Розалин.

Это было тело Катерины.

Ее розовые губы слегка улыбались, будто во сне.

Я едва не закричал. Я не позволю Катерине умереть! Нo, едва я коснулся ее ран, она села. Еe лицо изменилось до неузнаваемости, темные волосы вылиняли до бесцветных, а глаза запылали красным.

Я отшатнулся.

— Это ты виноват! — Ее слова, произнесенные гулким потусторонним голосом, разорвали ночную тишину. Голос ее принадлежал ни Катерине, ни Розалин — это был голос самого дьявола.

Я закричал, крепко сжал нож и несколько раз рассек им ночной воздух. Дьявол бросился ко мне и схватил меня за шею. И перед тем, как погрузиться во тьму, я почувствовал, что в мою кожу впиваются его острые клыки…

Проснувшись, я увидел, что сижу в кровати весь в холодном поту. Снаружи каркала ворона, еще я слышал, как вдалеке играют дети. Белое покрывало на моей кровати казалось пестрым из-за солнечных лучей, а на столе меня ждал обед на подносе. Был день, и я был в своей постели.

Сон. Я помнил похороны, помнил, как мы возвращались домой из церкви, как я едва смог в изнеможении вскарабкаться по ступеням в свою спальню. Это был просто сон, результат слишком сильных эмоций минувшего дня. Просто сон, напоминал я себе, уговаривая сердце биться ровнее.

Я сделал большой глоток воды прямо из стоявшего на тумбочке кувшина. Мой мозг постепенно успокаивался, но сердце продолжало бешено стучать, а руки все еще были влажными. И все же это был не сон, во всяком случае, он был не из тех снов, что я привык видеть раньше. Мой мозг, казалось, был захвачен демонами, и я уже не различал границ реальности и не мог доверять самому себе.

Пытаясь избавиться от наваждения, я поднялся и побрел вниз. Я спускался по черной лестнице, чтобы не встретиться на кухне с Корделией. Она хорошо заботилась обо мне, так же как в детстве, когда умерла мама, но ее пристальный взгляд заставлял меня нервничать. Я знал, что она слышала, как я звал Катерину, и горячо надеялся, что она не сплетничает об этом с остальными слугами.

Войдя в кабинет отца, я посмотрел на полки, ловя себя на мысли, что снова ищу томик Шекспира. Казалось, с минувшей субботы прошла целая жизнь. Однако серебряный подсвечник стоял точно там, где мы с Катериной оставили его, а «Тайны Мистик-Фоллз» все еще лежали в кресле. И если бы я закрыл глаза, то наверняка уловил бы запах лимона.

Я отогнал эти мысли и поспешно взял с полки «Макбет», пьесу о любви и ревности, о предательстве и смерти, идеально подходившую к моему настроению.

Сидя в кресле, я заставлял себя смотреть на текст, заставлял себя переворачивать страницы. Может быть, это то, что необходимо, чтобы продолжать жить. Если я буду все время заставлять себя выполнять какие-то действия, то, возможно, я в конце концов избавлюсь от чувства вины, печали и страха, которые ношу в себе с тех пор, как умерла Розалин.

В дверь постучали.

— Отца здесь нет! — крикнул я в надежде, что, кто бы это ни был, он уберется прочь.

— Мистер Стефан, — услышал я голос Альфреда, — к вам посетитель.

— Нет, благодарю, — ответил я. Наверное, это опять шериф Форбс. Он уже заходил к нам четыре или пять раз, разговаривал с Дамоном и отцом. До сих пор мне удавалось избегать встречи с ним. Я не мог себе представить, что скажу ему, да и кому угодно о том, где я был во время нападения.

— Посетитель очень настойчив, — сказал Альфред.

— Как и ты, — буркнул я себе под нос, направляясь к двери.



Поделиться книгой:

На главную
Назад