Искательница приключений

Маркиз находился в глубокой депрессии, меньше всего на свете ему хотелось присутствовать на подобном грандиозном приеме, и внезапно у него возникло желание развернуть экипаж, а Друзилле и всем тем, кто, движимый непреодолимым любопытством, пришел поглазеть на выбранную им невесту, сказать, чтобы они убирались ко всем чертям.

Он слишком хорошо знал, какой вопрос ему будут непрестанно задавать — «почему?». Почему он выбрал в жены такую девушку — унылую, непривлекательную, бедную, не имеющую никакого положения в обществе — если с тех пор, как он окончил Итон, за ним гонялись все честолюбивые мамаши со всей Англии.

А что он сможет объяснить тем замужним красавицам, с которыми он был так тесно связан, которые так часто с такой беспечностью и с таким искусством дарили ему свою любовь?

Он флиртовал со многими женщинами, и даже если некоторых из них он и оставил с разбитым сердцем, он гордился тем, что они все же оставались друзьями, и что после первой горечи разлуки они не стремились навредить ему.

Но они не потерпят, чтобы их место в сердце маркиза заняла какая-то девчонка, о которой даже сказать-то нечего, кроме как то, что она его дальняя родственница.

При одной только мысли о том, что ему предстоит, маркизу страшно хотелось ругаться самыми грязными словами, как это было в присутствии Друзиллы после отъезда из дома герцога.

Должно быть, в попытке обрести контроль над своими эмоциями он плотно сцепил руки и на какое то время прикрыл глаза, так как внезапно обнаружил, что лошади уже стоят перед освещенной дверью, а сэр Энтони уже выходит из экипажа на красный ковер.

Маркиз последовал за ним и увидел, что мраморный холл заполнен до предела. Слышался шорох шелков, атласа и бархата; везде можно было заметит всплески тончайшего газа и мерцание драгоценностей; в воздухе витал аромат самых разнообразных духов — и весь этот блеск сопровождался гулом голосов и смехом, который, как показалось маркизу, был полон любопытства, как будто все только и спрашивали друг друга: «Почему?», «Почему такой убежденный холостяк решил расстаться со своей свободой, которой он столько хвастался?»

Какое-то время он так и стоял, ошеломленный увиденным, не замечая обращенных к нему любопытных взглядов и улыбок. Наконец сэр Энтони коснулся его руки.

— Тебе лучше бы подняться по другой лестнице, — предложил он.

Две лестницы образовывали очень красивую арку. По левой поднимались гости, в то время как правая была пуста.

Маркиз покорно начал подниматься по правой лестнице, и, постепенно замедляя шаги, приблизился к широкой галерее, украшенной цветами, через которые он смог разглядеть свою бабушку со сверкающей в седых волосах диадемой. Маркиза приветствовала гостей, о прибытии которых торжественно объявлял мажордом, одетый в ливрею с гербом Линчей.

— Его светлость герцог Девонширский и ее светлость герцогиня.

— Его превосходительство посол России и княгиня Елена.

— Виконтесса Ньюбертонская.

У маркиза возникло ощущение, что громкий голос мажордома, — это глас судьбы. Затем он усилием воли заставил себя перевести взгляд на девушку, которая стояла рядом с маркизой.

На мгновение ему показалось, что она ему не знакома! Действительно, он никогда раньше ее не видел — или видел?

Повинуясь какому-то необъяснимому порыву, он вытянул шею и услышал голос маркизы.

— Позвольте представить мою внучатую племянницу, Друзиллу Морли, она помолвлена с моим внуком. Друзилла, — его светлость — мой очень близкий друг.

Так это Друзилла! Маркиз не верил своим глазам. Друзилла, которую последний раз он видел одетой в уродливое коричневое платье и похожей на бедную горничную, полностью преобразилась, превратившись в красавицу, в которой, как он обнаружил, трудно было узнать ту непривлекательную девушку.

Первое, что он заметил, были ее волосы. Он помнил, что раньше они были рыжими — но в них не было столь ценимого венецианскими художникам живого мерцающего огня, который образовывал ореол вокруг изящного личика с красивыми большими глазами, и маркиз подумал, что он никогда в жизни не видел таких изумительных глаз.

Да, действительно, глаза были зелеными — казалось, они мерцали каким-то таинственным светом, с которым не мог соперничать даже блеск изумрудов в волосах и в великолепном ожерелье, обвивавшем стройную шейку.

Маркиз смутно помнил эти фамильные изумруды: его матери всегда казалось, что они слишком эффектны для нее, поэтому она их не носила. На Друзилле же они выглядели совершенно изумительно, и он сразу же заметил, что она как-то необычно выделяется среди блистательных красавиц в великолепных драгоценностях.

Он был достаточно опытен в оценке женской красоты, чтобы понять, насколько смелым было платье Друзиллы. Ни одна незамужняя женщина не решилась бы появиться в подобном туалете, да и мало кто из замужних отважился бы на такое. Платье из тончайшего газа было изумрудно-зеленым, оно сверкало и переливалось, будто расшитое множеством драгоценных камешков, и ни один мужчина, будь он стар или молод, не мог не обратить на него внимание.

Ошеломленный маркиз довольно долго стоял за цветами и разглядывал Друзиллу, но вдруг раздался голос маркизы, которая, обернувшись и заметив его, протянула ему руку:

— Вальдо, мой дорогой, — воскликнула она, — как я рада тебя видеть!

Он подошел к ней и, встав перед гостем, ожидавшим, когда же его наконец представят, склонился к руке маркизы. Через мгновение он обнаружил, что держит в своей руке ручку Друзиллы.

— Милорд, мы беспокоились о вас, — проговорила она звонким голосом, а потом слышным только ему шепотом она резко добавила: — Придумай какие-нибудь удобоваримые оправдания своему опозданию.

— Должен извиниться, — послушно начал маркиз, — за свое опоздание, но на дороге из Ньюмаркета случилась авария. Перевернулся дилижанс. Не правда ли, Энтони?

Сэр Энтони Хедли, стоявший за спиной маркиза, галантно выступил вперед.

— Да, действительно, мэм, — обратился он к вдовствующей маркизе. — По всей дороге… э-э… был разбросан багаж, женщины кричали. Не могли же мы проехать мимо и не предложить нашу помощь.

— Как вы добры, — заметила Друзилла, бросая на маркиза взгляд, полный, как показалось всем окружающим, обожания. — Искренне надеюсь, что они все были красавицами.

Среди стоявших вокруг них гостей пробежал смешок

— Ну, а теперь, когда ты, Вальдо, наконец явился, — сухо сказала маркиза, — предложи Друзилла руку и представь ее своим друзьям. Все сгорают от любопытства и очень хотят с ней познакомиться.

Друзилла кончиками пальцев прикоснулась к руке маркиза, и он повел ее в гостиную, освещенную тоненькими свечками в огромных хрустальных канделябрах. Пламя шевелил легкий ветерок, пробиравшийся в дом через высокие стеклянные двери, распахнутые в сад, разбитый позади дома.

В гостиной было уже довольно много гостей. В одном конце комнаты стояла буфетная стойка с шампанским и с самыми разнообразными деликатесами, приготовленными великолепным поваром-французом, служившим у маркизы, — он считался одним из лучших в Лондоне.

Маркиз был слишком ошарашен преображением Друзиллы, чтобы о чем-то говорить, он только представлял ее гостям. Однако он был страшно поражен тем, что его молчания так никто и не заметил.

Говорила Друзилла — весело, живо, и теперь при свете канделябров он понял, что не только ее туалет, но и ее изумительная кожа завораживающе действовали на всех, с кем они разговаривали. Дерзкий вырез платья открывал ослепительной белизны кожу, чистую и безупречную, подобно лепестку камелии. В отличие от Друзиллы все женщины были нарумянены. Макияж Друзиллы представлял собой только тонкий слой пудры на лице.

Однако губы ее были вызывающе ярки, что лишний раз подчеркивало красоту и блеск ее глаз.

Они переходили от одной группы гостей к другой, и внезапно маркиз заметил герцогиню Уиндлгэм, которая, очень грациозно двигаясь по комнате, направлялась к ним.

Должно быть, маркиз инстинктивно напрягся, так как Друзилла моментально повернулась в ее сторону, но, в отличие от маркиза, увиденное не удивило ее — она знала, что, несмотря на ее протесты, герцогу и герцогине были отосланы приглашения.

— Не глупи, детка, — убеждала ее маркиза. — Если я не приглашу их, пойдут сплетни. Я пошлю им билеты и надеюсь, что у них хватит здравого смысла не прийти.

Именно здравого смысла герцогине и не доставало. Герцог не сопровождал ее, вместо него она повисла на одном титулованном красавце, который, несмотря на то, что его место в сердце герцогини было занято соперником, причем не одним, все еще оставался ее верным рабом.

Герцогиня выглядела великолепно — Друзилла могла не признать этого. На ней было нежно-голубое атласное платье, подчеркивающее все ее достоинства: светлые золотистые волосы и синие глаза.

И в то же время, подумала Друзилла, этот туалет старит ее, так как делает ее похожей на «молодящуюся старушку». «Но ведь, — добавила она про себя, это только мое впечатление».

Она была уверена, что маркиз смотрит на свою потерянную любовь безумным взглядом.

Герцогиня подошла поближе, и Друзилла заметила, как сузились ее глаза, когда она оглядела присланное из Парижа платье Друзиллы и ее великолепные изумруды. Потом она перевела наполненные слезами глаза на маркиза.

— О, милорд! — вскричала она трепетным голосом, — примите мои наилучшие пожелания счастья. Не могу выразить, как много это значит для меня.

Маркиз склонился к ее руке и, осознав, что все вокруг наблюдают за ними, с усилием проговорил:

— Позвольте представить вам мою невесту, мисс Друзиллу Морли. Ее светлость герцогиня Уиндлгэм.

Герцогиня не протянула руку для приветствия. Она едва заметно кивнула Друзилле и опять повернулась к маркизу.

— Какой сюрприз, — вкрадчиво промолвила она, — а где и когда вы повстречались с мисс… э-э… мисс… с этой молодой… женщиной.

Слова звучали грубо и оскорбительно, и все свидетели этой сцены прекрасно поняли, что герцогиня публично заявила, будто невеста маркиза не произвела на нее никакого впечатления.

Все знали, на кого было направлено внимание ее светлости в течение последних трех месяцев, и тот факт, что ей удалось пленить неуловимого маркиза Линча, было предметом бесконечных пересудов.

— Я впервые встретилась с Вальдо, — громко начала Друзилла прежде, чем маркиз успел ответить, — еще когда была в колыбели. Он тогда пытался забрать у меня рожок с молоком.

Эти слова вызвали всеобщий смех. Друзилла подождала, когда все успокоятся, и добавила:

— Полагаю, молоко ему понадобилось для его любимой морской свинки, и с тех пор у него всегда были любимцы.

У всех на мгновение перехватило дыхание, потом раздался взрыв хохота. Герцогиня с перекошенным от ярости лицом отвернулась.

Друзилле было известно, что в гневе маркиз очень груб, но она мысленно пожала плечами, решив не обращать внимания на его бешенство. Если он не защищает ее, она будет защищать себя сама.

С этого мгновения надобность в защитнике отпала, Успех ей был обеспечен.

Всего несколькими словами ей удалось завоевать самую привередливую, самую трудную в мире аудиторию — пресыщенный, испорченный, скучающий бомонд, только и желавший, чтобы кто-то развеял его скуку.

— Поздравляем!

Почти все друзья маркиза говорили эти слова неподдельной искренностью. Даже члены Клуба Холостяков сказали, что при сложившихся обстоятельствах они прощают ему нарушение холостяцкой клятвы.

— Прощая тебя, мы подаем пример, не так ли молодые люди? — спросил один из старейших членов клуба, тыча маркиза в ребра и глядя с неподдельным восхищением на Друзиллу. — Да, будь я помоложе, я бы постарался обставить тебя!

Была почти полночь, когда, предшествуемый обычным в подобных случаях шумом сопровождавшего его придворных, в гостиную вошел принц Уэльский.

Он был один и уже успел извиниться перед маркизой за отсутствие госпожи Фицхерберт, с которой он возобновил отношения, и для которой опять открылись двери всех салонов.

Однако не только отсутствие госпожи Фицхерберт заставляло хмуриться его королевское высочество, сделало его появление на приеме еще более помпезным, чем обычно. Еще по дороге на Керзон-стрит сэр Энтони Хедли спросил маркиза:

— Что там с принцем? Как мне кажется, он недоволен, что ты не сообщил ему о своем намерении жениться.

Маркиз не ответил, но он знал, что сэр Энтони говорит правду. Он был слишком близок к принцу, чтобы не понять — его королевское высочество сочтет подобную скрытность оскорблением со стороны одного из тех избранных молодых щеголей, кому он щедро дарил свою дружбу.

Наконец маркизе удалось добраться до принца, который, успев перемолвиться несколькими словами с гостями, с ноткой явного неудовольствия и гнева в голосе воскликнул:

— Почему мне не сказали? Ты ни разу не упомянул о помолвке.

Маркизу показалось, что все затаили дыхание в ожидании его ответа. Но прежде чем он успел что-то сказать, Друзилла взяла дело в свои руки. Очень грациозно присев перед принцем в реверансе, она подняла на него глаза, в которых отражался неровный отблеск свечей.

— Молю вас не сердиться на бедного Вальдо, сир, это все моя вина. Я, вопреки его самым благим намерениям, настояла на том, что надобно следовать великолепному правилу, высказанному вашим королевским высочеством: «Неожиданность — наилучшее оружие в битве».

— В битве? — переспросил принц

Друзилла бросила на него озорной взгляд, на щеках у нее появились ямочки.

— Да, сир, в битве за то, чтобы получить одобрение нашего королевского высочества.

Ответ был дерзким, и он понравился принцу. Он откинул голову и рассмеялся, потом поднес руку Друзиллы к губам.

Он никогда не мог устоять против лести, а когда же лесть касалась сражений, в которых он никогда не участвовал, но в чем считал себя большим знатоком, он был не в силах сопротивляться.

— Позвольте проводить вас к столу, мисс Морли, — проговорил он. — Мне кажется, вы должны рассказать мне, какие из моих высказываний заинтересовали вас в наибольшей степени.

— У меня не хватит времени, сир, — ответ Друзилла, — если, конечно, вы не останетесь до завтрака.

И опять она заставила его рассмеяться, а маркиз изумленно смотрел им вслед, наблюдая за тем, как они, живо обсуждая что-то, направляются в столовую. Выражение полного непонимания исчезло с его лица только тогда, когда маркиза резко окликнула его, недовольная тем, что он не предложил руку герцогине Девонширской.

Теперь каждая шутка Друзиллы вызывала всеобщее веселье и смех — не тот презрительный, циничный смех, которого так боялся маркиз, а настоящий веселый смех, сопровождающийся доброжелательным вниманием.

Принц отбыл только в два часа ночи, что свидетельствовало о большой чести, так как еще ни разу в отсутствие госпожи Фицхерберт он так поздно не задерживался на приемах.

Пожелав доброй ночи маркизе, он добавил:

— Вечер мне понравился гораздо больше, чем я мог предположить, сударыня. Я действительно очень рад — чего я совсем не ожидал от себя, — что ваш внук и мой друг готов наконец связать себя узами брака. Позволю себе высказать пожелание, чтобы он и эта очаровательная молодая дама — если это возможно — обвенчались до того, как госпожа Фицхерберт и я отправимся в Брайтон. А отпраздновать бракосочетание можно было бы в Карлтон-Хаусе.

— Это большая честь, сир, — пробормотала маркиза.

— Так обвенчаетесь ли вы до нашего отъезда? — спросил принц, взглянув на Друзиллу.

— Только вторжение французов может помешать нам, сир, — с улыбкой ответила Друзилла.

Она почувствовала, как он пожал ей руку, и в сопровождении маркиза и еще десятка своих близких друзей, следовавших за ним, начал спускаться по лестнице к ожидавшей его карете.

Только два часа спустя Друзилла и маркиз смогли остаться вдвоем.

Свечи уже почти оплыли, через окна было видно, как на небе появляются легкие золотые мазки утренней зари, а звезды исчезают одна за другой. Друзилла вздохнула.

— Какой замечательный прием!

— Как тебе это удалось? — спросил маркиз.

Этот вопрос вертелся у него на языке весь вечер, и только теперь, когда гости разошлись, и бабушка отправилась спать, он смог задать его.

Друзилла даже не думала притворяться, что не поняла, о чем говорит маркиз.

— Огромный труд, старина, — улыбнулась она, и, конечно же, помощь твоей бабушки. У нее богатое воображение, к тому же, она отлично поняла — гораздо лучше кого-то бы то ни было, что успех всего предприятия зависит от первого впечатления.

— Но как тебе удалось так преобразиться, — интересовался маркиз, — когда, как мне помнится?..

— Не надо вспоминать об этом, — сухо проговорила она, — давай больше не будем об этом думать. Я твоя кузина, которая спокойно жила в деревне из-за траура в семье, но с которой ты постоянно виделся с самого детства. Такова наша история, и мы должны придерживаться ее.

Во время разговора она все время ходила по комнате, и внезапно маркиз заметил, что под тончайшим слоем газа ее платья скрывается изумительная фигура.

«Черт побери, — подумал он, — она, должно быть так же хороша и без платья», — и ему стало интересно, не ошибается ли он.