Необычная невеста

— Кто же эта… везучая девочка, которая станет женой… самого… соблазнительного человека… в мире?

— Именно этот вопрос я долго задавал себе сам, — ответил маркиз. — Не боюсь признаться вам, Сафайра, каких трудов мне стоило найти на него ответ.

Он засмеялся.

— Как-никак, тот образ жизни, который я веду, не предполагает близкого знакомства с молодыми девушками на выданье, но только с очаровательными созданиями, такими, как вы!

Говоря эти слова, он смотрел на леди Карстэйрс, и, словно поддавшись ее чарам, его жесткий взгляд на мгновение потеплел.

— Вы очень красивы, Сафайра! — промолвил он. — И я понимал всю тщетность попыток найти женщину, обладающую хотя бы отчасти теми достоинствами, что есть у вас.

— О Олстон, если б я сама могла выйти за вас замуж! Возможно…

Она колебалась, продолжать ли.

— Я встретил Карстэйрс накануне своего отъезда, — перебил ее маркиз, — и он, похоже, прекрасно себя чувствует. Он к тому же сказал мне, что отправляется на скачки в Донкастер.

— И поэтому вы вернулись! — Леди Карстэйрс вскочила и подошла к маркизу.

Он обнял ее и долго разглядывал прекрасное лицо, обращенное к нему.

Затем привлек ее к себе и стал целовать.

Их поцелуй становился все более страстным, но тут маркиз сделал над собой усилие и, ослабив объятия, осторожно отодвинул молодую женщину от себя.

— Теперь выслушайте меня, Сафайра. Я отсутствовал в Лондоне в течение трех дней, и у меня накопилось очень много важных дел.

— Но мы пообедаем вместе завтра вечером? — спросила она.

— Да, конечно.

— О Олстон, это будет так не скоро!

— Я знаю, но вы должны быть очень осмотрительны, чтобы о нас не распускали сплетни. Вы же знаете, как много вокруг недоброжелателей! А мне совсем не хочется, чтобы про нас судачили ни в Букингемском дворце, ни в графстве.

— Я буду очень, очень осторожна, — пообещала леди Карстэйрс, — но я люблю вас, и когда вы где-то рядом, кроме вас, для меня никого больше не существует, мне трудно думать о чем-нибудь еще!

Все это маркиз уже слышал, и неоднократно.

Пожалуй, даже слишком часто, чтобы придавать этому большое значение, а потому он просто еще раз поцеловал леди Карстэйрс.

— Я вынужден оставить вас. Думаю, скоро вернется ваш муж, а сейчас неподходящий момент для шумного скандала.

— Ручаюсь, он никогда не устроит ничего подобного! — негодующе запротестовала леди Карстэйрс.

Но маркиз не слушал ее.

— Берегите себя, — сказал он. — Жду вас завтра вечером в половине восьмого.

Внезапно он задумался, а затем произнес:

— Полагаю, с моей стороны будет разумно пригласить еще кого-нибудь на обед.

— О нет, Олстон! — воскликнула леди Карстэйрс. — Нет! Нет! Я хочу побыть с вами наедине!

— Ну что ж, надеюсь, в дальнейшем у нас будет возможность как-нибудь по-другому устраивать наши встречи, — заключил маркиз, словно отвечая самому себе.

Сафайра прижалась к нему, он на мгновение задержал ее в своих объятиях и собрался покинуть комнату.

Но тут она сумела прийти в себя и, переведя дух, взмолилась:

— Вы должны поклясться мне, Олстон, самым святым для вас, что не позволите этому вашему ужасному браку ничего… изменить… между… нами!

В ее голосе зазвучали высокие ноты.

— Я не могу потерять вас! Я не способна перенести разлуку с вами! О, дорогой, любимый, замечательный мой Олстон, такого идеального возлюбленного, как вы, не было ни у одной женщины. Я скорее умру, чем останусь жить без вас!

Но и подобные речи маркиз слышал слишком часто, чтобы они хоть как-то затронули его чувства. Поэтому он просто сказал:

— Мы поговорим об этом завтра ночью.

И лишь когда маркиз сделал первый шаг к двери, леди Карстэйрс вдруг спросила:

— Но, Олстон, вы еще не сказали мне, на ком решили жениться! Я ее знаю?

— Возможно, встречали ее на каком-нибудь балу, из тех, что вы посещаете, — ответил он неопределенно. — Это дочь графа Уорнборо, его поместье граничит с моими землями.

Леди Карстэйрс озадаченно посмотрела на него.

— Не могу припомнить, чтобы я когда-либо встречала девушку по имени Уорнборо!

— Уорн! — поправил маркиз. — Говорят, она очень мила!

— Говорят?.. Вы хотите сказать, что вы с ней не знакомы?

— Насколько я знаю, нет. Я бы уже познакомился с ней на этой неделе, если б не получил ваше письмо, в котором вы сообщили, что будете одна.

— Да, мой дорогой, я совсем одна, если бы не вы… но я знаю, нам будет замечательно вдвоем!

Маркиз одарил ее улыбкой, но тут же заторопился.

— Мне действительно надо идти. В любом случае я уже опаздываю, и это плохо!

— Куда вы идете? — полюбопытствовала леди Карстэйрс.

— Во дворец, — ответил маркиз. — Но сначала мне надо повидать Рассела на Даунинг-стрит, я должен объявить ему, что теперь в полной мере отвечаю требованиям королевы и могу стать шталмейстером.

Не дожидаясь, пока леди Карстэйрс еще что-нибудь скажет или остановит его своими объятиями, он поспешил удалиться из комнаты.

Он спускался по лестнице с чувством удовлетворения: их беседа прошла значительно спокойнее, чем можно было ожидать.

Он прекрасно видел, как быстро любая женщина, на которую он обращал внимание, становилась собственницей по отношению к нему.

Это ему претило, но, к сожалению, ничего изменить он не мог.

Обычно все начиналось в тот момент, когда они узнавали или начинали подозревать, будто на горизонте появилась другая. Тогда встречам начинали сопутствовать слезы, упреки и дикие угрозы покончить с собой, если потеряют его любовь.

Поскольку ни одна из них никогда ничего подобного даже не пыталась совершить, а угрозы повторялись раз за разом, маркиз, таивший в себе циничное предубеждение, знал лишь одно: какой бы сильной и безграничной ни казалась любовь красавиц, с которыми он проводил время, все они по-настоящему любили только себя.

Так или иначе, для него не было ничего противнее сцен, подобных той, какую сейчас он избежал с завидной ловкостью.

«Это был гениальный ход, — довольно усмехнулся он, — сказать Сафайре, что я еще не встречался с девушкой, на которой собирался жениться; ведь даже ей окажется не под силу ревновать к некоему фантому».

Он часто думал, что женщинам, находившим его столь привлекательным, дабы вступать с ним в интимную связь, невероятно повезло, что он еще не был женат.

Многие молодые мужчины из высшего общества оказывались перед алтарем в результате непрерывного давления со стороны родителей, прежде чем им доставало здравого смысла, или воли, или желания постоять за себя.

Он же получил титул, едва ему исполнилось девятнадцать, и с того дня был сам себе хозяин — ему не приходилось ни перед кем отчитываться в своих действиях.

И свобода в отношениях с женщинами казалась ему поистине восхитительной — до сегодняшнего дня он не имел ни малейшего намерения вступить в брак, хотя бывали ситуации, когда ему приходилось оказывать упорное сопротивление, чтобы остаться холостяком.

Но такое случалось, разумеется, лишь когда речь шла о вдовах, поскольку ему хватало ума не проявлять интереса к девицам на выданье.

Он прекрасно понимал — подобное внимание расценили бы как серьезные намерения или по крайней мере увидели в нем надежду на возможность заключения брака.

Однако же, когда лорд Джон Рассел известил его о желании королевы, маркиз решил, что должность королевского шталмейстера могла бы компенсировать невыносимую тоску, сопровождавшую существование женатого человека.

Его супругой станет неопытная, неловкая и стеснительная молодая особа, с которой у него не будет ничего общего, разве что она родит ему наследника.

А впрочем, здравый смысл подсказывал маркизу, что рано или поздно ему все равно придется жениться, и если пилюля окажется подслащенной лошадьми из королевских конюшен, ее значительно легче будет проглотить.

Поэтому он стал рыться в памяти, дабы вспомнить, не встречал ли он каких-нибудь симпатичных

молодых девушек на балах и вечерах, которые посещал с завидной регулярностью.

И вдруг обнаружил, что единственными незамужними девушками, которых он мог вспомнить, оказались камеристки юной королевы.

Если даже не учитывать то обстоятельство, что они казались маркизу необычайно блеклыми и пресными, у него не было никакого желания слишком тесно сближаться с окружением королевы и принца-консорта.

Вечера, которые маркиз проводил в Букингемском дворце, где он старался бывать как можно реже, всегда вызывали у него страшное уныние, а статус будущей жены при дворе превратил бы их в основное времяпрепровождение.

«Одного придворного в семье вполне достаточно», — сказал себе Фалькон.

Он всегда где-то в подсознании лелеял мечту, чтобы его жена (если он решит обзавестись семьей) не покидала поместье, а в Лондоне бывала только по острой необходимости.

Отчаявшись самостоятельно найти решение, он посвятил в свою проблему самого близкого своего друга, майора Чарлза Мэрриотта, служившего в конной гвардии.

Тот сразу же отметил, что вряд ли во всем королевстве найдется более подходящая кандидатура на место шталмейстера Ее Величества, но добавил, что сам факт вынужденной женитьбы ради получения этой должности ужасает его.

— Ты постоянно испытывал крайнюю неприязнь к брачным узам, Олстон, — сказал он, — и не хуже меня знаешь, как уже через месяц или около того тебе надоедают даже самые блистательные красавицы. Неужели ты смог бы терпеть одну-единственную женщину всю оставшуюся жизнь?

— У меня нет иного выбора, — отрезал маркиз. — И хватит об этом, Чарлз, давай перейдем к делу! Ты должен посоветовать кого-нибудь из девушек на выданье!

— Если б я мог! — воскликнул майор. — Хотя нет— постой-ка…

Он потер лоб, словно это могло помочь мыслительному процессу, и вдруг промолвил:

— В прошлом сезоне я приметил одну довольно симпатичную девочку. Кстати, мне кажется, она немного похожа на Сафайру Карстэйрс.

— Ты хочешь сказать, внешне эта девочка похожа на Сафайру?

— Бледная копия.

— Кто она?

— Попробую вспомнить… О да! Это дочь Уорнборо, которого мы часто видим в Уайте. Ну, знаешь, у него еще такое красное лицо. Кажется, ты говорил, будто он твой сосед.

— Граф Уорнборо! — вскричал маркиз. — Его земли граничат с моими.

— Именно то, что тебе и нужно, — воодушевился Чарлз Мэрриотт, — лучше не придумаешь! По крайней мере ты точно знаешь, из какой она конюшни, без всяких там неприятных сюрпризов, вы ползающих наружу после свадьбы.

— Это, безусловно, хорошая мысль, — согласился Фалькон. — Могу признаться, мне даже импонирует Уорнборо. Он хороший наездник, а если честно — очень хороший, у него отличные гончие, иногда я охочусь с его сворой, когда нет желания куда-нибудь уезжать ради охоты.

— Значит, проблема решена! — подытожил Чарлз Мэрриотт. — Полагаю, нам следует выпить за это!

Несколькими днями позже маркиз увидел графа Уорнборо в клубе Уайта и не упустил возможности предложить ему породниться, раз уж их земли оказались по соседству.

На его взгляд, он облек свое предложение в весьма деликатную и изящную форму, так как граф улыбался и кивал ему в знак согласия.

Но прошло целых два дня, прежде чем он вспомнил, что должен также подтвердить свое предложение письмом.

Ответ графа, с которым нарочный возвратился из Уорн-парка, оправдал его ожидания.

А посему маркиз послал графу другое письмо, выражавшее сожаление по поводу своего вынужденного незамедлительного отъезда в Лондон.

Он также написал, что с удовольствием отобедает в Уорн-парке, когда вернется в поместье через две недели, и, в свою очередь, приглашал графа вместе с женой и дочерьми на обед в Фалькон несколькими днями позже.

Он возвращался в Лондон с чувством выполненного долга.

Теперь ничто не могло помешать королеве назначить его шталмейстером незамедлительно.

Ему и в голову не пришло подумать о Сафайре Карстэйрс, которую могли огорчить новости, пока он не увидел ее записку, ожидавшую его в Фалькон-Хаус на Парк-Лэйн!

Маркиз понял, что ему предстоит взять еще один барьер, прежде чем он выйдет на финишную прямую и позволит себе пуститься в галоп.

Но вот теперь, когда результаты превзошли все его надежды, Фалькон с чувством глубокого удовлетворения отправился на встречу с премьер-министром, по дороге уже размышляя над тем, сколько средств будет выделено ему на улучшение королевских конюшен, давно требующих немедленной перестройки.

Кроме того, он хотел бы увеличить число их обитателей.